Александр Каренин
Прощаться не будем!
– Командир танка № 112, младший лейтенант Бестужев!
– Заряжающий танка№ 112, сержант Чумак!
– Командир танка № 7, капитан Петровский!
– Заряжающий танка №7 старшина Карасев, и стрелок-радист сержант Столярчук, выйти из строя!
Одним длинным шагом мы тотчас же вышли вперед.
Полковник, посмотрев на нас, вскоре добавил:
– Все те фамилии, которые я назвал! На вас пришли наградные листы. Все вы, несколько лет назад принимали участие, в самой трагической и героической обороне Сталинграда! Поэтому, спустя столько времени, награда все-таки дошла до вас! – сказал Котов, после чего подойдя к каждому бойцу с замполитом, лично закреплял на груди пришедшие медали «За оборону Сталинграда». Остановившись на мне, он добавил:
– А вы, если я не ошибаюсь, Петровский?
–Так точно, товарищ гвардии полковник, командир экипажа номер «7» гвардии капитан Петровский!
– Для вас у меня особое распоряжение! Капитан Ильницкий мне предложил вашу кандидатуру, на должность командира танкового взвода.
– Спасибо, товарищ гвардии полковник! Постараюсь оправдать доверие!
Котов, откинув ворот моей телогрейки, прикалывая медаль, сказал:
– Какой иконостас у тебя на груди! Мальчишка еще совсем, а наград сколько имеешь!
– Так получилось, товарищ гвардии полковник! – скромно опустив глаза вниз, ответил я.
– Сразу видно активный участник боёв. С какого времени на фронте?
– С июля 41-го!
– М-да… Война эта мать её, таких ребятишек молодых перемалывает! Ну да ладно! Видимо мы с руководством не ошиблись на твой счет!
Пожав друг другу руки, он добавил:
– Принимай первый взвод, гвардии капитан! Завтра поведёшь своих товарищей в бой! Головой зря ни рискуй! Наград на твой век хватит!
– Спасибо товарищ гвардии полковник! Только я воюю не за награды, а за Родину!
– Похвально! – похлопав по плечу, отошел вскоре на некоторое расстояние, и отдавая честь, произнес:
– Благодарю за службу товарищи офицеры!
– Служим Советскому союзу! – прозвучал хоровой ответ.
– Вольно, разойтись по экипажам!
***
Познакомившись с моим новым взводом, я выяснил, что в моем подчинении входило всего три танка, и соответственно три экипажа: машины лейтенантов Карякина и Красникова и старшего лейтенанта Суслова. После награждения, мы собрались в общей землянке, и обговаривали предстоящее наступление. Поздно вечером, когда мои подчиненные легли отдыхать, я сел у печурки, снял все свои награды, и завернув их в платочек убрал в вещмешок. Складывая личные вещи, я задумался, что в свои двадцать три года, за все время этой страшной войны, я дослужился до капитана, мою грудь украшают несколько нашивок за ранение, три ордена и три медали.
«Эх, видела бы сейчас меня моя супруга!» – засмотревшись на платочный сверток, подумал я. Вдруг мои мечтания, прервал неимоверный храп Карасева. Он храпел так сильно, что даже мотор нашей «семерки», в сравнении с ним, просто легкий стрёкот. Посмотрев на них на всех, меня немного охватывало чувство страха. До этого я нес ответственность только за свой экипаж, а теперь руководство доверило мне целый взвод. Целых пятнадцать человек за которых я в ответе, поведу завтра на смерть.
Из-за этих переживаний сна конечно же не было, и накинув на плечи телогрейку, вышел из палатки покурить и насладится природой.
Знаете ли вы венгерскую ночь? О, вы не знаете венгерской ночи! В нее нужно всматриваться. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный свод раздвинулся еще необъятнее. Зимняя ночь, наполненная хладными тайнами, накрывает собою город, словно невесомым, но леденящим покрывалом. На земле искрится пушистый снежок, приятно хрустящий под ногами, в воздухе витает морозный аромат зимы и разогретых консервов, раздающийся из соседней палатки. Оголённые и невзрачные деревья от холодного шёпота ветра сковываются белым инеем, постепенно превращаясь в сказочные растения из неведомых миров. Обыденный город перевоплощается в волшебные владения самой царицы Зимы. И вокруг так тихо и спокойно, что ни вольно начинаешь забывать про этот завтрашний бой, да и про войну вообще! Наши сапоги дошли до самой Европы, открыв врата в логово неприятеля, дабы навсегда покончить с этой коричневой чумой.
– Эхе-хе! – произнес я тихим голосом, выдыхая табачный дым папиросы. Простояв еще пару минут, я вскоре вернулся в расположение. В нашей палатке темно. Только маленькая буржуйка, слабо горящая в титановой бочке, своим тусклым светом разгоняет этот мягкий мрак. Тишина. Лишь изредка загадочное безмолвие нарушается неведомыми звуками Карасевского храпа и матершиной, исходящей от Столярчука в адрес старшины. Улыбнувшись этого всему, я прилёг возле печки и закрыв глаза, убыл в мир сновидений.
***
Утро. На улице было еще темно, только белый венгерский снег, простирался по всей передовой. К шести утра, приведя себя в порядок, мы заняли боевые позиции. Позади нас прибыли самоходчики седьмой гвардейской армии, для поддержки огнём стрелковых частей. Включив радиостанции, мы ждали приказа о начале наступления.
– Всем «коробочкам» внимание! – раздался голос в наших шлемофонах, – Держаться строго за пехотой! Следить за окнами и подвалами! Самоходки будут в двухстах метрах от вас. За родину ребята!
Три зеленые сигнальные ракеты, взмыли над нашими позициями. Пехота с криками «Ура!», рванула вперед, и следом двинулись мы.
– Женя заводи! – приказал я мехводу оценивая обстановка в свой триплекс, – Взвод! Делай как я! Вперед!
Наш взвод сорвался с места, догоняя другие экипажи. Картина мне напоминала бои под Киевом. Тот же снег, такая же погода, только другая страна и уже другие люди. Немцы, увидев наши наступающие части, пустили в бой свои танковые подразделения, открывая параллельно огонь из артиллерии.
– Капитан, «пантера» на три часа от нас! – прокричал в шлемофон Яков.
– Карасев! Подкалиберным!
– Есть подкалиберный!
– Яша, угломер 15-25, ближе сорок, правее шестьдесят, беглым под крест!
– Выстрел!
– Есть попадание, товарищ капитан! Откат нормальный!
– Ещё один вылез на дорогу у переезда!
– Боря, бронебойный!
– Яшка, на прямой наводке, под ствол!
Бах! Прозвучал выстрел, казенник откатился, скидывая стреляную гильзу.
– Мажешь, Яша, мажешь давай еще раз!
Карасев загнал еще один снаряд.
– Выстрел!
Вылетевший снаряд попал в башню «пантеры», сместив её с оси танка.
–Ха! Молодцы хлопцы! Впереди пехота противника! Яша есть работенка!
Столярчук, взведя затвор Дегтярёва, открыл меткую стрельбу по бегущему за переправу врагу.
– Карасев, осколочно-фугасный!
– Яков, по бегущему противнику, огонь мать твою!
– Есть, командир! – прозвучал мне в ответ, грузинский акцент.
После удачно проведенного боя, мы захватили все переправы, идущие к Будапешту. Это вынудило немцев, остановить продвижение на столицу, и повернуть свои войска на север. Ночью шестого числа, мы ворвались на окраину Комарно, где заняли оборону.
К нам на соединение, прорывались войска 3-го Украинского фронта. Вскоре, соединившись с 4-й гвардейской армией, 5-й гвардейским кавалерийским, 18-й танковым и 1-й гвардейским механизированным корпусом, мы разгромили основную группировку противника, предпринимавшие контрудар, в западной части Будапешта. После этой железной «мясорубки», вплоть до семнадцатого числа на занятых нами рубежах, были бои местного значения.
К восемнадцатому числу немцы, собрав свои силы в кулак, перебросили пять танковых дивизий и при поддержке авиации, предприняли контрудар из района севернее озера Балатон. Своим превосходством, противник теснил соседей, на 50-60 километров. Нам был отдан приказ, об оказании помощи 3-му Украинскому фронту, и выдвигаться в район Секешфехервар, к озеру Веленце.
К исходу двадцатого января, мы прибыли в полном составе, и заняв оборону на озере, в ожидании противника.
Вдруг, из-за холмистой местности, выплывала вся элита танковых войск СС, в состав которых входили королевские тигры, ягдпантеры, штюги.
Оценив обстановку, я приказал своему взводу, занять оборону по флангам, а сам играл роль приманки.
Перейдя на передачу, я озвучил приказ:
– Экипажи лейтенантов Карякина и Красникова, вы располагаетесь по флангам. Стрелять только с того момента, когда немцы пересекут ваш прицел.
Экипаж Суслова занимает оборону правее от меня на пять часов. Я буду заманивать их в центре! В лоб мы их не возьмем! Броня у них слишком велика, калибр у нас слишком мал!
Экипажи разъехались по местам. Я судорожно наблюдал за тем, как вся эта орда двигалась прямо на нас.
– Спокойно хлопцы, спокойно! Тут главное не мазать! Карасев, бронебойный!
Достав с полки снаряд, Боря дослал его в казенник:
– Есть командир!
– Отлично! Яша, выводи на прямую наводку!
– Капитан, а если не получиться? Это сейчас они нас не видят, а после нашего выстрела, мы раскроем свои позиции, и тогда поминай как звали! – нервно, сказал Матвеев.
– Не бзди, Евгений! Я так уже делал, однажды! – похлопав его по шлемофону, подбадривал я.
– Ну, тогда ладно! – дрожащий голосом, заулыбался Матвеев.
И вот немецкий «зверинец» окончательно выехал из-за холма и двигался прямо на нас.
– Метров триста, капитан уже, когда огонь? – утирая пот, спросил судорожно Гелашвили.
– Тихо Яша, тихо! – держа руку на спусковом крючке, сказал я.
– Вай командир, стреляй же, ну чего же ты ждешь? – вскипела кровь, грузинского наводчика, и он закрыл ладонью своё лицо.
– Еще чуточку… давай, давай сука иди ко мне! (пятисекундная пауза)
– Всем экипажам! Огонь!!! – прокричал я в шлемофон.
Все мои танки открыли шквальный огонь по бортам «железных монстров». Немцы, заметив откуда ведется обстрел, развернули свои машины, и открыли огонь в ответ.
– Маневрировать!!! Маневрировать, иначе погубите себя! – кричал я в эфир экипажам.
Немецкие танки, один за другим, вспыхивали словно спички. От прямого попадания, заживо сгорел экипаж, лейтенанта Красникова. Противник, понимая, что преимущество уже явно не на их стороне, стали отступать. В порыве ярости, я отдал команду на преследование:
– Догнать, сволочей! Не уйдут!
Мы ринулись догонять уходящего противника, как вдруг по рации, матом пытался остановить нас, комполка Котов:
– А ну назад мать твою! Куда ты прешься? Себя и ребят погубишь! Быстро отдай приказ об отступлении, иначе под суд пойдешь!
Выслушав в свой адрес всякие яркие и выразительные слова, я отдал приказ об отходе к исходным рубежам. Возвращаясь на позиции, мы подвели итоги наших боёв. На нашей машине, было насчитано восемнадцать попаданий, на машине Суслова тридцать пять, легко ранен командир «тройки» лейтенант Карякин. Пал смертью храбрых, лейтенант Красников, от прямого попадания в башню. Подойдя к его горящему танку, мы заметили то, что хоронить там было уже некого и нечего. Обугленные тела, рассыпались бы в наших руках при их эвакуации.
Таким образом, мы не дали возможность, противнику соединиться с окруженными частями в Будапеште. После продолжительных и ожесточенных боёв, 13 февраля столица Венгрии была полностью очищена от немецких войск.
Получив дальнейшее распоряжение, мы передислоцировались в город Секешфехервар, где снова войска получали пополнение боеприпасами и людьми. Впереди нас ждал бросок на Австрию!
Эпизод 25: «Судьба непредсказуема!»
К марту 1945 года, наша армия была передана в распоряжение 3-го Украинского фронта. Перед нами стояла задача, измотать группировку противника находящиеся в районе озера Балатон и развивая наступление выйти к городу Шопрон. Ведя упорные бои, советские солдаты безостановочно продвигались к австро-венгерской границе.
***
Апрель. Город Винер – Нойштадт. От командира полка мы узнали, что в наше расположение должен прибыть с инспекцией, член военного совета, генерал-лейтенант Тевченков А.Н., якобы для координирования и слежения за дальнейшим ходом операции.
Чуть позже нам выдали новую форму, приказали надеть ордена и ждать приезда генерала. Разъезжать по фронтам, таким высокопоставленным людям было крайне опасно. Германская разведка скорее всего знала об этом событии, и будет готовиться к ней основательно, чтобы захватить или устранить такого видного деятеля.
Город и его окраины оцепили войска НКВД. Мы же выставили наши машины на дорогах, где должен был следовать кортеж. К полудню, по проселочной дороге, прибыли два мотоцикла из батальона разведки, один бронетранспортер, две фронтовые ГАЗ–М1 и замыкала эту колонну бронемашина БА-10.
Генерал, проехав мимо нашего строя, прибыл в центр города, в штаб армии.
– И шо, это все? – удивленно спросил Столярчук.
– А что ты хотел, это ж сам член военного совета! Ему сейчас не до тебя! – усмехнулся я.
– Нет, ну просто так готовились, даже форму новую выдали!
–Эээ, дорогой, разве тебе плохо? Форма прямо с иголочки, вай! – выглядывая из-за Карасева, сказал Гелашвили.
– Меня интересует только одно, долго ли мы так будем стоять? – спросил я.
Ильницкий стоя рядом, произнес:
– Сейчас они скроются за углом Шлиссштрассе, и разойдемся!
Как только генеральский кортеж завернул на улицу Шлиссштрассе, замполит дал отмашку на отбой.
– Фух, наконец-то! Жарко как то, не правда ли капитан? – снимая пилотку, сказал старшина.
– Да уж! Весна в Европе ни как у нас на родине! И воздух, какой-то другой! – расстегивая пуговицы гимнастерки, произнес я.
– Ты чего, командир? По родине затосковал? – улыбнулся Яша.
– Да есть немного ребятки! Ничего! Осталось немного! Сейчас Вену возьмем, а там и до Берлина рукой подать.
Яков подошел к указателю на дороге, и воскликнул:
– Вот смотрите граждане танкисты, Берлин почти шестьсот километров на север!
– Жалко фотоаппарата нет, сейчас бы сделали групповой снимок, на память! – облокотившись о броню, сказал я, – мы же будем встречаться после войны с вами? – добавил я.
– Конечно командир! Мы с тобой считай, от самого Днепра идем, и слава бабе Норе, пока все хорошо! – ответил Столярчук.
– Ладно! Столярчук и Гелашвили, посылайте за обедом! А то с утра ничего не ели!
– Есть товарищ гвардии капитан! – в голос ответили они, и тотчас же отправились к полевой кухне.
Матвеев повис на люке и о чем-то глубоко задумался. Закуривая трофейные немецкие сигареты, я подошел к нему:
– Жень, ты чего задумался?
– Да так командир, ни о чем! – с тоской в голосе, ответил он.
– Случилось что может? С домашними проблемы?
– Да ну нет!
– Нет, ну я как командир обязан спросить, что случилось? Давай выкладывай! Болит, может что?
Немного промолчав, Матвеев шмыгая носом, ответил:
– Болит, командир… болит!
– Что именно?
– Душа…наваждение какое-то страшное, последнюю неделю настигает… Дай закурить командир?
– Ты же не курил? Ну, на конечно, отравы-то не жалко! – протягивая ему зеленую пачку германских сигарет.
– Хех, боюсь убьют, а я так и не попробую покурить! – усмехнулся он.
– Да перестань ты! Ты просто устал. У всех, наверное, сейчас такое чувство! Война эта все соки из нас выжила! – успокаивал я его.
– Ладно, командир, брось. А вон и ребята идут с обедом! Сейчас поедим, может и настроение поднимется! – выбросив половину выкуренной сигареты на землю, сказал он.
– А вот это по-нашему! – выкинув свой окурок, и приобняв его за плечо, пошли к столу.
Обед у нас был как обычно. То шутки, то анекдоты, то еще что-нибудь. Насытившись до-упаду, ребята развалились на побитых кучах соломы, а я залез в танк, и заняв место Столярчука, начал снова гонять радиостанцию. В эфире проскальзывали немецкие переговоры, с которых я быстро переходил на другие волны, в поисках выступлений знаменитых артистов. Настроение было приподнятое. Наслушавшись вдоволь Лидию Русланову, я отключил радиостанцию и по пояс вылез из танка. Ребята мои до сих пор спали, развалившись на траве у нашей машины, и я наблюдал за ними сверху. Вдруг из-за угла Шлиссштрассе, медленно стал выезжать кортеж генерала, следуя по улице к центральному КПП. Генерал Тевченков высунувшись из окна своего автомобиля, пристально осматривал солдатский быт.
Генерал проехал мимо нашего экипажа и тотчас же остановился в двадцати метрах. Он вышел из машины со всей своей свитой и охраной, оправился и пошел в нашу сторону. Я только и успел спрыгнуть с брони, предупредив ребят, которые тут же проснулись.
– Так, это что такое? Это что за безобразие? Кто командир? – грозно, спросил он.
– Гвардии капитан Петровский, товарищ генерал-лейтенант! – вытянувшись по струнке, ответил я.
– Гвардии говоришь? У нас что, так разве выглядит гвардия? Ты посмотри на своих разгильдяев, на кого они похожи? Война еще не кончилась капитан! Твое счастье, что завтра наступление! А то мигом бы вас на гауптвахту определил!
– Виноват товарищ генерал-полковник! Исправимся!
–Исправятся они! Завтра посмотрим! А сейчас, строгий выговор с занесением в личное дело тебе и твоим оболтусам! Запиши Шиндяпин! (приказал он рядом стоящему адъютанту) И фамилии их запиши, после боя жду у себя! Буду к порядку приучать! Позоришь тут стоишь высокое звание капитана советской армии! Если погоны жмут сейчас мигом уровняю тебя вместе с твоим экипажем! Хочешь войну сержантом закончить? – разорялся он так сильно, что брызгал слюнями на мою гимнастерку.
– Спасибо, товарищ член военного совета, но сержантом, я уже был! – злобно ответил я.
– Да ты щенок еще смеешь пререкаться со мной?
– Никак нет, товарищ генерал! – с призрением глядел на него я.
–В общем так, после боя посмотрим! – разъярённым отправился к машине, после чего напоследок добавил:
– Мальчишка! Поехали Шиндяпин! – хлопнув дверью, они сразу удалились по дороге за горизонт.
Опешившие Кулагин и Ильницкий подбежали ко мне:
– М-да капитан, нарвался! Это ни Зубов! Этот круче! – сказал Кулагин, вертя головой.
– И действительно, генерал очень злопамятный, и крайне мстительный! – добавил замполит.
– Да и хрен с ним! Расстилаться ни перед кем я не собираюсь! Будет он еще моих ребят оскорблять! – ответил я сквозь зубы, и отправился к экипажу.
– Алексей, постой! – воскликнул замполит, ринувшись за мной.
– Ладно, оставь его! – пробормотал Кулагин, – после наступления попробуем успокоить генерала, по своим каналам.
– Ну, ты капитан с нравом конечно! Ты представляешь, что он с тобой сделает! – обалдевшие от происходящего, говорили мои бойцы.
– Поживем, увидим! Дайте пройти! – оттолкнув их, я снова залез в танк, и чтобы как-то успокоится, закурил сигарету, и включил радиостанцию.
Нервно выдыхая дым, я крутил ручку передатчика в поисках частот. Так как я очень остро реагировал на критику в свой адрес, в мыслях мне хотелось пристрелить этого генерала, настолько сильно он меня завел. Я был совершенно спокойным и даже несколько трусливым человеком. Боялся влезать в различные передряги. Был типичным очкастым ботаником, но война сделала своё дело. Война выворачивает всё нутро наружу, показывая все самые мерзкие качества.
Спустя полчаса, я услышал топот по броне. Приятная физиономия Кулагина, появилась в проёме моего командирского люка.
– Ну, чего ты раскис? – спросил он, сверкая фляжкой со спиртом.
– Да нормально все, товарищ полковник, отпустило! – сказал я, сняв шлем.
– Давай дернем по одной? Но не более того! Завтра наступление.
– А давайте!
– Я пока налью, а ты включи, что-нибудь на передатчике, там Орлова или Утесов петь где-то должны!
Подставив стакан, я вытащил гарнитуру и поставил на громкую связь. Мы выпили по одной. Закусили. Подкручивая ручку передатчика, я вдруг вышел на волну, откуда шел призыв о помощи: «…повторяю! Все, кто нас слышит! Мы попали в засаду! Нам нужна помощь! Да есть тут кто-нибудь?»
Кулагин, задержав стакан у рта, нахмурив брови, спросил:
– А кто это может так передавать? Фронт-то не близко от нас!
– Ну так-то да! Рация на большие расстояния не потянет! – недоумевающе, ответил я.
– А ну-ка, переходи на передачу!
Переключив рычаг, я принял сигнал:
– Кто это передает? Как слышите меня?
Голос на приёме: «Говорит Шиндяпин, адъютант Тевченкова! Нам нужна помощь, немцы зажимают нас со всех сторон! Генерал ранен! Ведем бой! Прошу помощи!»
Посмотрев друг на друга, я спросил:
– Сообщите ваши координаты? Где вы находитесь?
После некоторого молчания, по рации была слышна интенсивная стрельба, после чего прекратилась:
– Мы в двух километрах от вас, в районе Золленау!
–Что делать командир? – спросил я.
– Поднимай свой взвод на подмогу! Вы быстрее доберетесь на полном ходу до них, а мы следом! – приказал Кулагин, вылезая из танка.
Я следом за полковником, вылез наружу и созвал свой экипаж к танку. Кулагин побежал за батальоном внутренней охраны НКВД.
– Ребята давайте быстро по машинам! Надо выручить генерала! – приказал я.
– О командир! Есть шанс реабилитироваться! – засмеялся Столярчук.
– Отставить, юмор сержант! – дерзко, ответил я.
– «Первый взвод, за мной! Марш!» – передал по рации, остальным экипажам, после чего сорвавшись с места, мы помчались на выручку к генералу.
– Простите меня ребят, что накричал на вас! – ни с того ни с сего произнес я.
– Да ты чего капитан, успокойся, переживём как-нибудь! – взяв меня за плечо, улыбнулся Карасев.
Улыбнувшись в ответ, я положил свою руку на его ладонь. В эту самую минуту, мне почему-то показалось, что я вижу их последний раз.
Стрельба усиливалась по мере нашего приближения.
–Командир смотри, вон они! – сказал Матвеев, смотря в открытый люк.
–Столярчук, отсекай пехоту! – приказал я.
Тот, схватив пулемет начал косить врага, все ближе подходившего к генеральскому кортежу.
– Осколочный, Боря!
– Яша, по противнику работать как ювелиру! Не зацепи своих!
– Понял командир! Сейчас мы из них чахохбили сделаем! – раскручивая маховики прицеливания, с иронией сказал Гелашвили.
Мы ворвались на переезд, где был разбросан кортеж. Остановившись, ребята из всех стволов открыли огонь.
– Прикройте меня! – приказал я, и прихватив автомат полез наружу.
– Куда ты дурак? Убьют же! – закричал Карасев, останавливая меня, схватившись за сапог.
– Отпусти старшина!
Он отпустил мою ногу, и я мигом ринулся к генералу.
Тевченков спиной прислонился к заднему колесу своей М-ки. Он был ранен в плечо, и пытался прижать рану второй рукой, в которой находился пистолет. Я подбежал к нему, разорвал на себе гимнастерку и убрав его руку, перетянул своим же обрывком место ранения.
Наблюдая за этой картиной, генерал тихо произнес:
– Забери документы, сынок! (протягивая мне портфель, на котором висели наручники) Меня убьют, не допусти, чтоб документы попали к врагу!
– Ничего подобного, товарищ генерал! Я вас вместе с ними вытащу! Только, при одном условии! – пошутил я, пытаясь разрядить обстановку, – вернемся обратно, вы сдержите слово, и сгноите меня на «губе»!
– А вон ты к чему! Ну, да! Кто если ни я, тебя стервеца, к порядку приучит! – засмеялся он, постанывая от боли.
– Вот-вот, товарищ генерал! Давайте обопритесь на меня, сейчас поедем обратно с ветерком! – сказал я, взваливая его на свою спину.
Карасев отстреливаясь из командирского люка, заметил нас и выбежал на помощь. Подхватив его за ноги, мы положили генерала на двигательный отсек.
–Уезжайте в тыл, срочно! У него важные документы! Он умрет если ему помощь не оказать сейчас! – кричал я, махая рукой.
–А ты как же? – крикнул в ответ Карасев.
– За меня не беспокойтесь! Тут раненых полно, я пока им помогу! Мы с ними задержим немцем!
– Не дури капитан, мать твою! Ты тут остаться навечно захотел?
Достав свой пистолет, я сделал пару выстрелов в воздух:
– А ну быстро в тыл спасать генерала, иначе под суд отдам! – накричав на Карасева, я направил на него свой ТТ.
Генерал, поманив меня своей окровавленной рукой, сказал:
– Возьми, сынок мой пистолет. Тебе с ним сподручней будет!
Посмотрев на него, я взял пистолет и ударив по броне, приказал уходить.
– Мы вернемся за тобой, капитан! – воскликнул Матвеев, сдавая назад, и на полном ходу рванул в сторону нашего расположения.
Немцы, действительно зажимали со всех сторон. Видимо это были прорывающиеся части войск СС из окружения. Благо экипаж лейтенанта Карякина подоспел вовремя. Под шквальным огнем противника, я подполз к адъютанту Шиндяпину. Он лежал у бронемашины с перебитыми ногами и автоматом в руках. Стрельбу вели, оставшиеся в живых мотоциклисты, из батальона охраны.
– Ну как ты, Шиндяпин?
– Хреново, капитан! Ног не чувствую совсем! И холодно…
– Погоди родной! Сейчас жгут наложу! – сняв с себя и с него ремни портупеи, что есть силы затянул на обеих нижних конечностях. Обмакнув палец в крови, написал на ремне время наложения. Шиндяпин завизжал от боли, и на некоторое время потерял сознание.
–Все, жить будешь! Ты посиди пока тут, а я других посмотрю! – сказал я, сидевшему без сознания адъютанту.
Переползая с места на место, я вел прицельную стрельбу по окружающему нас противнику. Заметив у мотоцикла раненого пулеметчика, я начал ползти к нему, как вдруг над моей головой просвистела очередь. Уткнувшись лицом в землю, и прикрывая голову руками, я почувствовал резкую боль в локте. Пуля прошла вскользь, а я этого в горячке не заметил. Рука перестала слушаться. Она висела как плеть. Зажав рану рукой, сквозь пальцы начала сочится темная кровь. Нас оставалось все меньше, а немцы вплотную подходили к нам.
Сашка Карякин отстреливался со своим экипажем как могли. Башня его танка была повреждена выстрелом из гранатомета, вдобавок разорвана правая гусеница. Ведение огня из пушки было невозможным. Продолжая отстреливаться из пистолета, от кровопотери я стал терять сознание. Где-то вдали, мне послышался отчетливый лязг гусениц. Прищурив глаза, я увидел своих ребят, несущихся ко мне на выручку. За ними на бронетранспортере мчался и сам Кулагин. Ворвавшись в эпицентр боя, прибывшая подмога, открыла огонь из всех орудий. Матвеев прикрыл меня от пуль остановившись передо мной. Карасев и Столярчук спрыгнули с танка и подхватив меня за руки, взвалили на броню.
– Да, что вы меня как бабу то лапаете? Я в порядке! – пробормотал я.
– Давай командир не глупи! Залезай, и поехали отсюда! – прокричал Матвеев.
Прибывшие на место Кулагин и экипаж Суслова, ликвидировали прорывающийся отряд эсэсовцев. Стрельба прекратилась.
Кулагин, разъяренный, с автоматом в руках, подбежал ко мне, и хватая за грудки не стеснялся в выражениях:
– Ну, ты как? Герой твою мать! Живой? Если не генерал, то я тебя самолично под трибунал отдам! Это что еще за фортель?
– Я должен был остаться, Александр Владимирович! – улыбаясь ему в лицо, говорил я.
– Ты вообще, чем думал, когда решил это? А? Я очень сильно сомневаюсь, что головой! – размахивая руками, возмущался он.
– А там нечем думать, товарищ полковник! –влез в разговор Столярчук.
– Да ну все ж хорошо кончилось? Генерал жив? – спросил я, облокотившись за его плечо.
– Да что с ним будет-то? Генерал он и есть генерал! Они не умирают, им партия запрещает! А ты, дурья твоя башка, ни генерал еще и беспартийный! – перейдя местами на матерные словосочетания, продолжал ругаться Кулагин.
– Да, как на счет моего рапорта о вступлении в партию? – спросил я, отвлекая его от темы.
– Никак! Хрен тебе, а ни вступление в партию! – махнув рукой, он ушел в машину.
– Александр Владимирович? Ну, товарищ полковник, подождите! Видите, я ранен, а вы ругаетесь! Ну, постойте же! – догоняя его, говорил я.
Карасев остановил меня и улыбаясь сказал:
– Да отстань ты от него! Переживает за тебя мужик! Ты ему как сын! Поэтому он и беситься, что ты зря головой рискуешь! И, кстати! Несмотря на чины, мы тебе тоже в отцы годимся между прочим, и тоже по-отечески имеем право тебе задницу надрать!
Я был бесконечно счастлив в это момент, находясь рядом с моими ребятами. Обняв их всех, я забрался на танк и сел на башню свесив ноги.
Кулагин уже тронувшись с места, начал следовать в расположение. Экипажи Карякина и Суслова я пропустил первыми, а сам с ребятами отправился замыкающим. Пристроив свою прострелянную руку на открытый люк танка, я достал пачку сигарет и закуривая любовался просторами Австрии.
Солнце понемногу скрывалось за горизонтом. Позади нас на перекрестке, было много трупов, выходивших из окружения немецких солдат, и догорающая техника генерала Тевченкова. На пути к нашему расположению, ничего ни предвещало беды. Казалось, что противника в нашем округе уже нет, как вдруг из лесного массива, огибавшего дорогу до Винер – Нойштадта, показался вражеский арьергард.
Они тянули противотанковое орудие Pak 40, которое было развернуто в считанные секунды. Повернувшись направо, я слишком поздно заметил орудие противника, и не успев предупредить своих ребят, в правый борт нашего танка, с небывалым визгом, ударил вражеский снаряд. От попадания, танк сразу же загорелся изнутри. Взрывной волной меня смело с танка на дорогу, перебив осколками ноги. Почувствовав нестерпимую боль в ногах, я попытался подобраться к моему танку, но буквально через мгновение детонировал наш оставшийся боекомплект. От взрыва, у нашего танка сорвало башню, да так сорвало, что она подлетела на несколько метров ввысь.
Услышав душераздирающий призыв о помощи мехвода, я попытался доползти до горящей машины, чтобы спасти выбирающегося из переднего люка Женю Матвеева. Показавшись в пол тела, с окутанной пламенем гимнастеркой, он повис на пороге люка. Превозмогая боль, я со звоном в ушах, горящей спиной, и перебитыми ногами, полз к нему. Позвать на помощь я не мог. В тот момент, когда пламя охватило боевое отделение, огонь поразил дыхательное горло.
Остальные экипажи вели бой, подавляя огневые точки противника. Подбежав ко мне, ребята накинули на мою спину плащ-палатку, и после того, как сбили пламя они оттащили меня сусловский танк. Указывая обожженными руками на свою машину, башня которой уже отсутствовала, я пытался промычать ребятам, чтобы спасали остальных. Но в горячности боя и от стоящей перестрелки, они быстро взвалили меня на бронетранспортер Кулагина.
Александр Владимирович, с автоматом в руках отстреливался от засевшего за деревьями противника.
Дав отмашку рукой, он кричал:
– Увозите в тыл! Шевелитесь мать вашу! Мы их задержим!
Бойцы бросили меня в кузов прямо на убитых ребят, и тронувшись с места, бронетранспортер помчался в тыл. Лежа на уже умерших бойцах, я перестал воспринимать мир таким, каков он есть. Лицо было иссечено осколками. Кровь, сочившаяся изо лба, тонкой струйкой заливала глаза. Ноги в рваных и обагренных кровью галифе, висели ни в какую ни слушаясь. Тело окутал невыносимый холод. Торчащая перед моим лицом изуродованная рука неизвестного мне бойца, двоилась в глазах.
– Не довезут, – шептал я, сквозь сочащуюся изо рта кровь, – не довезут… В глазах резко все побелело, и моё дыхание остановилось.
***
Странный холод окутал мое изуродованное тело. Почему так тяжело дышать? Почему я не могу открыть очей своих? И почему я слышу посторонние голоса? И самое страшное то, что я иду на этот голос. Он, будто зомбируя, призывает меня к чему-то. И я не могу с этим ничего поделать. Я все иду и иду. Вдруг я уперся во что-то твердое и холодное, оно ни дает мне вступить и шагу. Как вдруг, откуда ни возьмись прозвучал голос: «Открой глаза!»
