Александр Александрович Интелл
Пиксельный
Я крошил супостатов дробью да пулями. Использовал и пистолет, но для развлечения, выдавая образцовые хэдшоты. Наверное, стоило было поставить сложность на «Hard»…
Легким пехотинцам-ящерам на смену пришли средние, с чешуей серого цвета. Они были покрупнее, и с броней потолще. Убивать таких не просто, то и дело приходилось восполнять здоровье, отсиживаясь за укрытием, терпеть перед глазами красную пульсирующую пелену, которая, к радости, в ту же секунду занималась растворяться.
Автомат стал неэффективен. На одного ящера приходилось выпускать целую обойму, патроны заканчивались. Весь тот хваленый запас, что казался неисчерпаемым, таял на глазах.
Местность сменилась, арены поширели, стало посвободнее; теперь встречалось по два, а то и по три супостата. Приходилось больше думать, не просто жать триггер, выпуская очереди.
Средние пехотинцы имели довольно симпатичный, вызывающий доверие плазмомет. Он выглядел чересчур футуристично, но все-таки имел немало схожести с оружием землян, его-то я и взял на замену автомату.
Я продолжал движение к вокзалу, как назначили в задании, встречая более жесткий напор врагов. Теперь ящуры работали небольшими группами, собирались по трое, а то и по пятеро, охотно использовали гранаты, которые копились у меня с неприличной скоростью. Я решил, что это сильный дисбаланс; попросту не успевал их скидывать. Если бы я раскидывался всеми гранатами на уровне, то наверняка бы не использовал больше ничего другого. Получился бы исключительно гранатный геймплей с кучей взрывов и летающими ящурами.
Начали появляться мини-боссы. Они не отличались ничем от средних пехотинцев в принципе, но чешуя была раскрашена в какой-то совершенно диковинный цвет, нечто среднее между сиреневым и зеленым. А броня была желтоватая.
Надо признать, геймдизайнеры на ящурах откровенно отдыхали. Это стало заметно в каждой детали: лапы представляли пять зеленых сосисок, приделанных к куску-кисти, чешуя отдавала резиной, анимация плоховала. Ящуры походили на пластмассовые игрушки, что продают в киосках.
Я дошел до фонтана, он разительно выделялся на карте, и это предвещало босса покрупнее.
Чуйка не подвела: предстояло сражаться с целым отрядом средних пехотинцев, прибывших десантом на вычурных летательных аппаратах. Среди компании ящеров и он, предводитель, который не отличался от мини-боссов практически ничем, лишь несколько иным цветовым набором брони, она почему-то была скучного темного цвета, ближе к коричневому.
Мир затемнился, ушли краски, детали – я поставил на паузу.
Звуки боя стихают в голове, происходит что-то вроде перенастройки на другую волну, будто тебя вынули из одной колбы и сунули в другую. Я встаю из-за компьютера, подхожу к окну и открываю его.
Утренняя сырость никуда не пропала, видно весь день будет таким. Сырость, которая пробирает в придачу с промозглым холодом. Это два приятеля, работают вместе.
Добираться до вокзала приходится через подземный ход. Не берусь думать, чего эти горе-девелоперы понаделали, но понимаю: решили дать немного мрака.
Я включаю подствольный фонарик на дробовике. Луч скользит по стенам, вырывает очертания каких-то агрегатов.
Я протискиваюсь через них, пока не нахожу дверь в стене. Медленно, протяжно, она распахивается, и я иду по еще более тесному туннелю.
Меня всасывает во тьму, в ней трескаются стены и сыпется потолок, грозя обрушением. На голову падают какие-то камушки, все вокруг неслышно вибрирует. Становится труднее дышать.
Я едва не падаю в этой затягивающейся воронке, в которую сам бреду.
Еще чуть-чуть и словно бы слышу чей-то голос. Он звучит едва слышно, пробивается откуда-то издалека. Луч фонаря все же режет тьму, дает свет, и я ориентируюсь по нему, идя к голосу, лелея неясную цель.
Я нажимаю паузу.
Вот так, посреди довольно средненького, проходного шутана, они включили глюки, дабы разбавить унылость.
* * *
Звонит телефон. На дисплее номер Романа. Я зачем-то беру трубку:
– Да.
– Уже семь. Готов?
– Я никуда не пойду.
– Ты пьяный? Почему не пойдешь?
– Да… в смысле нет. Не хочу никуда идти. Передай всем привет, скажи, что не пришел, потому что болен.
– Слышь, хорош. Давай подъезжай, в чем дело?
– Да машина сломалась, в смысле украли ее… проблемы тут всякие. Не до вечеринок, понимаешь?
– Я всем пообещал, что ты придешь, тебя все хотят видеть. Нахрена так делать?
– Вы там когда успеваете встречаться, а? Такое впечатление, у вас у всех встроен чип в голове, связывающий одноклассников между собой. Вам их на выпускном вшили, да? Ну, признайся. Вы команда киборгов-выпускников по госзаказу для выполнения какой-то важной миссии? Если так, почему мне не вшили? Я же с вами на расстоянии не общаюсь.
– Ой, прекрати это. Короче, приедешь или нет?
– Нет!
– Ладно, я всем скажу, что ты отказался в последний момент.
Короткие гудки.
В какой такой последний момент, а?
Псих.
Реально, они все киборги там, со вживленными чипами-передатчиками. «Я всем пообещал, что ты придешь…», когда это ты успел всем пообещать? Весь день обзванивал что ли? Зачем вообще придумывать эту сходку, если все уже пообщались и успели обменяться новостями с помощью чипов-передатчиков? Может быть, они хотят и мне вживить такой на сходке?
Следующие полчаса я норовлю вернуться к игре, редко пью вино, стараюсь ни о чем не думать. «Я всем скажу, что ты отказался в последний момент». Да чтоб тебя!
* * *
По тому факту, что у клуба не находятся штук двадцать иномарок или хотя бы с десяток отечественных новинок, я заключаю – неудачников в моем классе получилось намного больше, чем предвидел.
В клуб я прошел без проблем. Даже не знаю, чего боялся. Лысого охранника, с которым повстречался в прошлый раз, сегодня не оказалось.
Нашу компанию видно сразу – пьяная толпа у стойки бара и два сдвинутых столика поблизости привлекает внимание посетителей.
Гудя и гогоча, собрание неудачников демонстрирует разноцветные шмотки, купленные специально для вечеринки, смешно закрученные волосы, голые ноги и дешевые украшения, вроде копеечных китайских часов; все с выпивкой. В некоторых я вижу клерков, в других – содержанок, и думается, что догадки мои верны примерно на восемьдесят процентов.
В зале играет музыка, ничего не говорящая мне совершенно. Единственное, что я понимаю – песня без слов заграничного диджеестроения. Тусовщики двигаются с ней в такт, перемещаются, качают головой, как болванчики или неваляшки.
Кажется, все уже бухие.
Я робко подступаю, как бы извиняясь за свое опоздание, да и вообще, за существование в этом мире.
– Привет всем. – говорю я, потирая нос указательным пальцем, шмыгая и создавая впечатление кокаинового торчка.
Сначала я думаю, что это как раз они все наркоманы и поэтому у них такая запоздалая реакция: половина вообще не заметила моего появления, половина уставилась с непонимающим выражением на лицах.
Вскоре до меня доходит: они вообще не помнят кто я такой. А я почему-то помню всех, не смотря на довольно кардинальные преображения неваляшек: Миша, Антон, Вахтанг, Вова, Коля, Даша, Вика, Полина… Всех помню. Ромы почему-то нет.
– Эй! – ко мне подлетает Вахтанг.
Насколько я помню, он сейчас юрист. Только конкретный его род занятий не известен и вызывает сомнения, потому как, будучи юношей и учась в университете, по вечерам Вахтанг промышлял грабежом сотовых телефонов. Нормальный такой юрист. Надеюсь, за это время с ним случилось что-нибудь хорошее, и род занятий сменился, а не увеличил масштабы.
Мы жмем друг другу руки, хлопаем по плечу. Мне немного противно, но по возможности я пытаюсь изобразить улыбку. Хотя, если честно, я уже и забыл, как это делается.
До окружающих постепенно доходит, кто я такой и они оживляются. Начинаются пьяные крики девушек, вроде «Это ты?», «Я тебя не узнала!», «Ты так изменился!», и гоготание парней с последующими братаниями в стиле «чувак, давно не виделись».
Я заказываю виски и мы минут пятнадцать говорим о всякой чепухе: кто где живет, чем занимается, сколько детей, сменил/сменила ли фамилию, почему я продолжаю игнорировать их «вконтакты» и «одноклассники». Я ссылаюсь на занятость, придумываю разные истории в издательстве, хвалюсь несуществующими гонорарами и тиражами. Внезапно появляется легкость, и я чувствую улыбку на лице. Одним словом, веду себя как полный лицемер. Вернее, я он и есть. «Куда ж деваться, раз так принято: не показывать горести и страдания, держать марку» – сам себя оправдываю. Вот занятно, а у них действительно все так хорошо, как рассказывают, или так же, как у меня?
Спустя некоторое время появляется Рома, обладатель двухметрового роста и брутальной внешности, которой так и не научился пользоваться. Мой бывший лучший друг, а ныне – среднестатический клерк в одной из, как он говорит «ведущих компаний Урала, занимающихся ит-технологиями».
– Ну здорово. Все-таки решил прийти? – Рома одет в голубую рубашку, серые брюки, лакированные туфли, на левой руке, вроде бы, дорогие часы – наверное, для образа.
– Ага. Чего-то выпить захотелось. Бухнем? – продолжаю я лицемерить.
– Ну пошли. – он улыбается.
Мы берем выпивку и располагаемся за свободным столиком, подальше от толпы. Роман закуривает, чему глаза отказываются верить.
– Ты… куришь?
– Ага.
– Нафига?
– Нервы успокаивает. Из-за работы все.
– Ну дак брось. Далась тебе эта конторка! Над вами же там издеваются: заставляют петь гимны, спать с боссом, прыгать с парашютом на корпоративах – на мне все та же дебильная улыбка.
– Ха! Ну да, а еще мы пускаем кровь новым сотрудникам и затем мажемся ей, чтобы принять в наши ряды. Ха-ха! – видно, что Роман уважает офисный юмор. – Ну а если серьезно, то просто не могу. Может и бросил бы, но хочу пост коммерческого директора. Если буду в том же темпе работать, то через полгода получу.
И работы станет еще больше, подумал я.
– И чего, будешь терпеть? А если другого поставят, что тогда?
– Ну не могу я все бросить, понимаешь? Квартиру новую хочу, машину, Лерка свадьбу просит… А это, сам знаешь, сколько бабла надо.
На самом деле, когда слышу подобные слова от бывших друзей, становится совсем не по себе. И вроде бы все понятно, закономерно и ничего предрассудительного нет: ну работает человек, трудоголик он, денег хочет, ценности у него такие. Но вот когда слышу слова, вроде «бабло», это очень расстраивает. И постоянно бью себя по голове, говорю, что ничего не случилось, просто у него одни ценности, а у тебя другие. У него любимая девушка, о свадьбе думают, наверное, дети скоро появятся; а ты сидишь, один, брошенный, никому не нужный критик мира тобою не придуманного, гнешь непонятно что, и сам давно запутался. И времени ведь много прошло: пугаться, расстраиваться не нужно, ты уже давно не из тех, кто может повлиять на кого-то или что-то изменить, да и не имеешь право – взрослый человек, сам разберется, как ему жить. Да и нужен тебе этот геморрой? Только хуже наделаешь! Вот сидит он рядом, ну и молчи ты в тряпочку, не лезь, не учи жить, он вообще лучше тебя живет! Ан, нет. Не могу я так… Что-то внутри переворачивается, борется с этой пресловутой неправильностью. Сидят какие-то детские идеалы, и давят… давят, заставляют чего-то не делать, чего-то запрещают, а главное – норовят проповедовать в массы. И никому-никому это в жизни уже не надо, а ты все гнешь и гнешь. Сам страдаешь, но продолжаешь.
– Слушай, я помню, давным-давно спрашивал, пока ты в универе учился, какая у тебя мечта. Раз пять. И ты все пять раз отвечал – квартира, машина. Ну вот, все это у тебя есть. А теперь-то чего делать?
– Пост коммерческого директора получать, – ухмыляется он.
– И все?
– А чего тебе еще надо? – Рома поднял брови.
– Ну, допустим, рано или поздно ты его получишь. И ты что, получается, будешь счастлив?
– Ну да. – в его глазах отражается полная искренность.
– Хм. Слушай, а вот есть у тебя самая прекрасная, самая искренняя, самая лучшая, такая Лучшая Мечта?
– Ну… разве только генеральный директор, или хотя бы зам.
– Точно этого хочешь?
– Да точно! Чего ты прикопался? – Роман добро улыбается и я вижу, что он искренен.
– Да нет, Ром. Я думаю, это хорошо. Твои мечты растут, становятся сложнее и исполняются. Я рад за тебя, правда. – я действительно за него рад.
– Пасиба. Ну а ты как? Тебя вообще не слышно не видно. Новое что-то написал?
– Вот, тружусь. Пока все идет не очень динамично, как хотелось бы.
– Исписался? – острит Ромка.
– Да нет, просто… с духом еще не собрался.
К нам подлетает Миша, одетый в гламурного мальчика: яркая, броская футболка, штанишки со стразами, ботиночки цветастые-цветастые.
Ну Епа Толя!
Его род занятий мне не известен вовсе, но как я знаю, он получил прекрасное военное образование в Москве, скорее всего, там и остался. Я никогда не полагал, что такому меркантильному и транжирному человеку как Мише, необходимо подобное образование. Но потом глянул на других военных, подумал, и твердо заключил: все соответствует и гармонирует.
По сравнению с Ромой-богатырем, Миша выглядит несколько меньше, а если быть точнее, то на Ромином фоне он настоящий шибздик, дрищь. Хотя в казармах его задрачивали прилично, хорошую телесную форму Миша так и не принял. Что поделать – конституция.
– Ох, скока времени прошло. – Миша подсаживается к нам за стол, чему я не рад, как впрочем, и Рома, что понятно по его выражению лица – Столько все успели сделать, афигеть просто. Я смарю, много на дорогих машинах, которые за лям точно. Нишьтяк, всегда хотел, что бы наш класс был таким. Что бы вот так вот тусовались вместе, чтоб среди нас лохов не было, понимаете? – настроение у него приподнятое…
– Нет. Не понимаю я тебя, Миша. И рад, что это так.
Миша улыбается, но в воздухе напряжение, и Рома совсем не весел такому повороту в разговоре.
– А где, кстати, ты там увидел дорогие машины, а? Это случайно не те пять штук, собранных в России бюджетных иномарок, и купленные со скидкой по какой-нибудь мещанской акции в кредит?
– Ххх… Пусть так. Ну а ты че добился? – в словах Михаила чувствуется суровость и легкая рана.
– Судя по твоим словам, я добился гораздо больше.
– Ой, ой, ой! Знаю я, ты же у нас писатель, ха-ха! Да к тому же детский! Хыыы.
Я пропускаю это мимо ушей. Подобную чушь приходится слышать не в первый раз.
– Миш. А о чем ты мечтаешь?
– Мечтаю? Гм. – Миша скорчил гримасу – Ну если ты уж так интересуешься, ну вообще в политику хочу, а че?
– А ты в политику хочешь для пользы общества или из-за личных интересов?
– Ну… вместе все. Не все ж так просто в этой жизни. Ха-ха! – Мише это кажется забавным.
– То есть, воровать будешь. Пополнишь ряды коррупционеров?
– Слы! Я тебе такого не говорил и вообще… ты че мне завидуешь? В этом все дело?
– Нет, дело не в этом. Просто твоя мечта плохая. Вот и все. Но у тебя она хотя бы есть…
– Ой, вот только не надо тут свои лекции читать. – Мои слова действуют острым раздражителем для Миши – Надоело слушать всякие умные мысли. Вас философов таких развелось…. да только нихера вы в жизни не понимаете.
– Еще бы. Вояка ты наш! – я принимаю виски.
– Ты мои погоны не тронь! – скривился Миша.
– Парни – вмешивается Рома – Короче, пойдемте лучше еще чего-нибудь махнем!
– Да я не против, – говорю как бы в сторону – главное, что бы Мишка одобрил. Он у нас тут старший, человек армейский, столько лет в казармах…
– Да. Ну и че?! Чето против имеешь?! – бесится Миша и принимается бычить. Такое чувство, что вот-вот выскочит из-за стола, порвет на груди гламурную футболку, под которой окажутся армейские наколки, и полезет в драку. Только мне этот вариант развития сюжета совершенно не сперся: драться с этим мудаком – глупо.
– Да ниче, ниче Миша. Ты главное, про воинский этикет не забывай.
И со словами «Да че ты ваще про воинский этикет знаешь, сука!» Миша подлетает ко мне, бьет в голову, отчего я подаю на пол вместе со стулом, потерянный, и со звенящей головой.
Под охи-ахи и одобрительные крики толпы Михаил продолжает поединок, мутузя ногами в область живота и правого плеча. Почувствовав резкие болезненные удары, и ничего оригинального не придумав, лежа на полу, я хватаю Мишу за правую ногу, которой он меня продолжает бить, и тяну. Вместо того, чтобы упасть, Миша лишается своего гламурного ботиночка, который теперь оказывается в моих руках и приобретает очертания дешевого кроссовка с вьетнамского рынка. Удары прекращаются.
Ситуация довольно неприятная и унизительная: побежденный в драке и практически избитый, я валяюсь на полу, посреди стольких знакомых с чужой кроссовкой в руках. Не пожелаешь никому, даже Мише. На него я меньше всего держу зла.
Я откладываю кроссовок, – тем временем Мишу уже держат с обеих сторон – встаю, поднимаю стул и как ни в чем не бывало, продолжаю пить виски. Миша уходит в основную толпу, краем глаза я наблюдаю, как он с отвращением на меня смотрит.
