Александр Александрович Интелл
Пиксельный
Я зверею. Меня настолько бесит ублюдок, что не придумываю ничего логичнее, как набить свиную рожу.
Сжимаю правый кулак и пускаю в челюсть твари. Она как-то странно отстраняется, – не похоже, что ей больно – немного пригнувшись, зыркает испуганными свинячьими глазками, медленно наливающимися злобой и роняет сигарету.
Нужно продолжать бить. Снова правой, – левой вообще драться не умею – целюсь пьяной сосиске в нос, но попадаю куда-то в щеку, и она опять демонстрирует стойкость, которой начинаю завидовать. Хотя наверняка боль притуплена алкоголем, а колошматят его так часто, что сделалось привычным.
Набрасываюсь на него и принимаюсь колотить со всей дури, куда попало; кепочка слетает, оголяя грязную лысину, которая даже не блестит. Он вяло отвечает и орет хриплым голосом: «Мужигги!!! Памагите мужигги!!!»
Перспектива быть побитым совершенно не улыбается. Я отступаю, тело живо ныряет в открытую машину, с газом несусь прочь от этого проклятого места.
* * *
Боязно внимая стуки двигателя, я таки добираюсь до названной оператором мастерской. У въезда в бокс, встречает молодой парень в синей форме. На груди белыми буквами нарисована аббревиатура «BWes» – логотип автомастерской.
– Здравствуйте, – он мотает головой, будто отвечая на вопрос.
– Здравствуйте, – я тоже зачем-то мотаю головой, и мы оба походим на болванчиков. – В двигателе сегодня появился стук. Такой глухой, противный. Когда едешь, внутри будто мелодию играют… – этого говорить не стоило. – В общем… был в автомастерской, поменяли масло, стук не прекратился.
– Да… – многозначительно растягивает паренек. Толи намекая на мою автомобильную безграмотность, толи принимая за… – Где чинили-то?
Называю адрес, где работают поганые мрази.
– Охо-хо! С таким-то автомобилем! Ну понятно. Скорее всего – распредвал. Очень может быть – от недостатка масла. Они, вероятно, долили, думали стучать прекратит, и вы не заподозрите, может и развести хотели, кто их знает… А масло либо дрянное, либо суррогат, может резонанс со старым пошел. Так нельзя делать. Масло должно быть…
– О’кей, о’кей! Я понял. Чего делать?
– Посмотрим все, сделаем что надо. Только если это распредвал, или что с подшипниками, то вы ее сегодня не заберете… короче надо смотреть.
Парень отгоняет машину в бокс и опять мучительное ожидание. Я достаю приставку из кармана.
Меня окружают звери, изнутри выпрыгивает темный и дикий страх; грудь в тески, руки в дрожь. Одна тварь кидается, хрипя, зубами клацая. Я бью ногой со всей силы – та отлетает, страшно рычит и голову назад вытягивает.
Я резво достаю свиток с заклинанием и…
Звери вспыхивают, в момент валятся на землю и превращаются в кучки пепла, земля вокруг обугливается, ноздри заполняет едкий запах горелого. Все начинается и заканчивается за считанные секунды. Так неестественно и быстро, будто зверей отключили и быстро поменяли на эти угольные холмики. Настолько сильным было заклинание.
Уйдя прочь и облегченно вздохнув, я продолжаю свой путь по сказочному лесу, манящему и прекрасному, вместе с тем – опасному и сложному для путника: непролазному, густому, с вековыми исполинами и ежистыми кустарниками, с дремучей таинственностью пространства, которое поглощает.
Я нащупываю взором заросшую травой дорогу, которая ведет в сладкую неизвестность.
В пути редко останавливаюсь, смотрю на первозданную, вечную красоту, не в силах наглядеться, насладиться и до конца почувствовать теплоту, которая во мне подымается, как только я оказываюсь в подобных местах.
Радостно посреди неслышных деревьев, излучающих волны спокойствия. Волны невидимы, но стойкие и ясные.
Я продвигаюсь, и туман, незаметно подкрадываясь, густеет, тянется от земли, изгибаясь меж стволов деревьев. Вокруг сумерки, внутри которых меня не будут приветствовать, и тишина, в которой листик не шевельнется, травинка не дрогнет.
Я добираюсь до озера, вода в котором мрачна и таинственна, с отражающимися в ней деревьями. Я пью из озера, немного отдает болотом. Мои жизненные силы восполняются до максимума, spirit power регенерируется.
Я замечаю, как к озеру подходит Gracious Doe. Она смотрит на меня, потом теряет всякий интерес и принимается лакать, оглядывается и куда-то идет. Я расслабляюсь, но решаю следовать за ней.
Мы идем дальше, за озеро, как два зверя, озираемся по сторонам, прислушиваемся. Gracious Doe не против компании, кажется, не видит в незнакомце угрозы. Возможно заскриптована – нельзя победить, а лишь следовать за ней. Во всяком случае, проверять нет желания, я здесь не кровожаден. Хорошая компания, нормально идем, ловлю красоту момента.
Дальше лес дает волнистый рельеф, словно чинит препятствие для незваного путника.
Мы взбираемся на бугры, выходим на прогалины, залитые лунным светом, пробираемся через густые заросли ежистых кустов.
Потом Gracious Doe резко дергается, поворачивает голову в сторону, точно заслышав что-то, и со всех ног устремляется прочь, оставив недолгого знакомого в растерянном состоянии. Я прощаюсь с ней, вздохнув, двигаюсь дальше.
Меня не пугает усталость, риск затеряться в волшебном лесу, и уж точно не пугает опасность. Я знаю, кто я, и где нахожусь. Мое одиночество только украшает этот сказочный мир, не привносит ничего дурного, суматошного, не меняет его.
Возможно, ровно то же состояние испытывала и Gracious Doe, поэтому и убежала, заслышав что-то поинтереснее, чем мои шаги.
Я двигаюсь дальше, старательно повторяя неровности рельефа, я в ожидании, что преподнесет таинственный лес.
Внезапно деревья начинают редеть, и я выхожу на небольшую поляну. Земля на поляне редко покрыта травой, выглядит неестественно, будто ее перерыла дюжина крестьян, а потом так и бросила, ничего не посадив.
Вдруг в недрах земли что-то тревожится. Появляется глухой, еле заметный гул работающего механизма, мощного и большого. Я, готовый ко всему, достаю меч и принимаю боевую стойку.
Земля шевелится, из центра поляны обнажается корпус неведомой машины.
Это робот, ростом в два человека, из гладкого, некогда блестящего материала. С исполина сыпется земля, в голове зажигаются два красных огня, работ вскидывает руку-орудие, я бросаюсь в сторону.
Орудие стреляет красными импульсными разрядами, каждый раз издавая глухой рык.
Я бегу прочь, но робот гонится за мной, не отставая. Позади я слышу неведомые доселе звуки, сильно напоминающие те, что делают сидиромы при считывании данных.
Я виляю, замечая, как впереди неточные разряды обгоняют и вырывают куски земли, ранят деревья, улетают куда-то вдаль и там разрываются негромкими взрывами.
Бежать по неровному рельефу ужасно сложно, и я решаюсь ответить.
Мои фаерболлы врезаются в гладкий корпус и сразу же взрываются, стопорят гиганта, оставляя подпалины на нем. Он отстреливается, заставляя меня танцевать гопак, искусно скрываясь от назойливых разрядов. Несколько из них попадают в меня, вызывая багряную пелену перед глазами и сокращая показатель Health.
– Извините…
Я отпиваюсь фласками, пускаю в ответ фонтаны огня, потом перехожу на ледяные заклинания. Когда получается сильно замедлить супостата, я достаю свиток с мощным заклинанием.
– Извините…
Шарообразный сгусток летит точно в робота, набухает янтарной сферой, и стремительно лопается, ослепляя и заставляя меня на несколько секунд зажмуриться. Когда я открываю глаза, робот лежит возле могучего дерева, а два красных огонька медленно потухают.
– Извините!
Ход времени, все же подвластный контролю, смутно чувствуется, и я вижу автомеханика:
– В общем, это распредвал. Ремонтировать долго. Сегодня не управимся. Если вам не к спеху, то с ремонтом можете погодить. Движок при запуске пару секунд постучит, а потом начнет затухать! Значит – масло растеклось. Так тысяч пятьдесят проездите. Может больше, может меньше. Ну а потом уже кирдык, без ремонта не обойтись.
– Нет, – я нерешительно мотаю головой – к сожалению, ждать не могу. Сколько с меня?
– Да погодите. Эти… «ремонтники», – смеется он, – масло смешали. От старого не избавились, а новое влили! Да еще, неизвестно какое, хех! Ну дак вот, так делать нельзя. Они ж сэкономили, а с тебя-то содрали за полную смену! Нужно фильтр поменять, почистить…
– Делайте что нужно.
– Мы полностью новое зальем, гидрокрекинговое. Идеально подходит для вашей марки. Просто если смешивать, там образуется…
– Сколько ждать?
– Час минимум, если сделать все необходимое. Я номер оставлю, вы позвоните… или здесь подождете?
– О’кей, – я вздыхаю, – Давайте номер. Тут по близости кафе какое-нибудь есть?
* * *
Через двадцать минут я сижу в кафе «Бригантина», что поблизости от автомастерской. Совершенно нелепое название, поскольку ничего общего со стилистикой кораблей шестнадцатого-девятнадцатого века, на которых плавали пираты между Средиземным морем и Тихим океаном, оно не имеет.
Я пью кофе, думаю о пиратах, всей этой романтике, связанной с приключениями на море и жду…
Жду, что хоть кто-то позвонит и бросит пару фраз, типа: «Привет, как дела? Давно не виделись. Мы тут с компанией решили погулять по поводу ежегодного празднования дня английских упаковщиков кукурузы. Идем с нами?»
А я буду отнекиваться, жаловаться на занятость, говорить, что сроки в издательстве поджимают, машина сломалась и все в таком духе. А так… я в принципе не против: заскочить, увидеться со старыми друзьями. И всей интонацией показывать значимость и исключительность, но в то же время желание оттянуться с приятелями, рассказать пару идиотских и совсем несмешных историй, которые бы в тот же час понравились собравшейся тусовке.
Но телефон молчит. Нужен я нынче автослесарю, копающемуся в машине; да и тот вряд ли мне рад. Телефон так противно лежит на столике и ухмыляется, что хочется разбить его к чертовой матери и не покупать новый.
Оказаться бы сейчас в пиратском сообществе, празднующем новую победу или добычу в грязном и душном кабаке. Эдак, в веке восемнадцатом. С ромом, молоденькими шлюхами и верными товарищами.
Сидеть и внимать пиратским байкам, наверняка не происходивших в действительности. Про то, как они ходили с капитаном в такие дальние воды, что мне, сосунку, и не приснится!
Слушать, ржать хором с остальными, когда рассказчик – беззубый старый пират – произносит искрометное замечание по поводу кишок, что выпустил минуту назад в своей басне, хлопать по плечу его в промежутках после доброго глотка ядреного рома и тискать молодую сучку, сидящую у тебя на коленях.
Оценивая помыслы, прихожу к выводу, что мне неймется оказаться в компании гопов. Может я скрытый гопник? То, к чему стремимся, подчас ненавидим. Со мной та же история? Я их так ненавижу, потому что всегда хотел быть с ними?
От подобных доводов тошно и даже смешно. Так и представил себя с бутылкой «Балтики», грызущего семечки и бесконечно гыгыкающего. Такой стандартный поц на районе. Еще почему-то я провожу аналогию между гопами и пиратами, пытаясь их мысленно объединить. У одних Бригантина, у других Балтика. И все связанно с морем. Интересно, гопники мечтают?
Сонная скука и тяжелое одиночество обнимают в дурных объятиях, вынуждают озираться по сторонам, отыскивая вещь, способную зацепить мое внимание.
К сожалению, от моего любопытства предметы вокруг делаются еще бессмысленнее и бесцветнее: однородные столики с белыми столешницами и железными ножками, уставленные по периметру с разнящимся количеством стульев у каждого; барная стойка грязно-красного цвета, – какая-то искусственная, отдает пластмассой – смотрится крайне убого; снующий официант, одетый в беспорядочный микс китайских тряпок – вкривь и вкось.
И никакого упоминания о морской романтике! Зачем было выбирать такое название? «Бригантина»… Владелец мечтает о кораблях, далеких плаваниях?
Туда, где вода синяя-синяя, плещет, играет с кораблем, улыбается, ласкает – аж в трюме отдает; где острова неведомые, берега кисельные, ветра попутные, клады глубокие, а небо голубое-голубое, доброе, с облаками молочными: так и прыгнешь ввысь, и дотянешься до него, и полетишь птицею и счастье тебе будет, растворишься в нем наконец!
Пока я вглядываюсь в посетителей, которые ковыряются в тарелках, и словно лишь делают вид, что едят, в забегаловке распахивается дверь, через порог вваливается блондинка, явно переборщившая с макияжем.
На ней короткий джемпер, открывающий виды на пирсинговый пупок, по-модному рваные джинсы, высокие гламурные сапоги и неотъемлемый атрибут российской молодежи – неестественно большая, сверкающая бляха на ремне. В правой руке черный пакет, на лице улыбка до ушей, во рту усердно переминается жвачка, рот чавкает по-нехорошему, аж в голову этим чавканьем отдает.
Мадам шагает к приготовленному подругами месту: компания расположилась в конце зала. Любительница орбита и черных пакетов топает каблучищами и вот-вот проломит пол, или, чего доброго – вызовет землетрясение.
Она меня ужасно бесит, особенно ее пакет.
Блондинка подлетает к компании улыбающихся до десен подруг. Начинаются «обнимки», чмоки в щечки и прочие чебучечки. Никто не следить за уровнем издаваемых децибелов и уж точно не справляется об окружающих. Глядя на эту колхозную дурость, хочется поскорее убежать в виртуальную реальность и проторчать там подольше.
Я допиваю вторую чашку кофе и иду в туалет. Уже выходя из кабинки, кидаю взгляд на отражение в зеркале: под глазом проявляется здоровенный синяк.
Я умываюсь холодной водой, стараясь прополоскать место проявляющегося синяка, который по законам подлости и психологии теперь принялся саднить. Не нахожу чем вытереть лицо и просто скинув воду, выхожу из туалета. Зову официанта, жалуюсь на отсутствие бумажных полотенец, а он удивленно таращится, толи заметив проявившийся синяк, толи считая подобное замечание ненормальным. Потом я прошу счет, расплачиваюсь и немедля направляюсь в сторону «BWes».
Flux
В клубе три vip-комнаты, – или vip-зоны, я не разбираюсь в этих терминах – центральный зал с диванами по краям периметра, бар в конце и ужасная музыка повсюду.
Интерьер выполнен, надо признать, старательно, и вызывает ассоциации со звездными кораблями из старых голливудских фильмов и дискотек восьмидесятых. Странная дизайнерская смесь, как и все, что связано с клубами и ночной жизнью. Но здесь уютно.
Народу немного. Я берусь думать, что город сегодня вымер, за исключением вечных очередей у банкоматов или картонных коробок с трусами. Похолодание. Холод пробрался и сюда, в уютное клубное помещение, не обремененное вообще никакими заботами из реального мира.
Тем не менее, здесь имеется: девушки, пачек пять, кавалеры к девушкам прилагаются, – вон они, сидят, выпивают и прицениваются, в уме кошельки свои перебирают. Также есть и малолетки, пришедшие потусоваться, но не прочь подсняться.
Провинциальная обстановочка, ничего особенного.
Шагаю к бару заказывать виски. По дороге замечаю, как расположились все эти тусовщики, клубильщики, ночнушники и ночнушки.
В випах скорее всего никого – дорого. В основном они бронируются для всяких вороватых чуваков, которые примерили дорогие костюмы и теперь смело именуют себя бизнесменами. Такие заглядывают нечасто, работают. Приходиться випам пустовать, трудясь лишь на престижность заведения.
В центре тусуется основная масса – за счет кого содержится заведение, кто делает кассу.
На диванах, подальше от всех, засели малолетки. Они усиленно о чем-то шушукаются и представляются мне персонажами из мультиков. Эдакие мини-шпионы, на ненужном задании.
Чуть ближе разместилась компания поддатых мужиков лет сорока. Думаю, зря они напились, ведь сегодня повезло: рядом сидят довольно симпатичные проститутки, возомнившие себя порядочными давалками. На каждого по одной.
У стойки бара я потягиваю виски, пытаясь втыкать, что здесь вообще происходит.
Компания сорокалетних поддатых мужиков и порядочных давалок сильно ржет, подобно табуну лошадей. В сущности, действительно лошади, лишь в человеческом обличии, я охотно представляю, как они трансформируются в истинный облик: лица размягчаются, вытягиваясь и приобретая огромные ноздри распластанного носа; рыльца обрастают коротким, но плотным покровом каштановых волос; зубы увеличиваются, а удлиненные уши лезут на затылок, подрагивая, будто мух отгоняя. Voila! И звук соответствует картинке! Эй, администрация! Лошади в клубе!
Заказываю еще виски. Хочется напиться, ослепнуть, лишь бы не видеть этого дерьма. И чего я сюда вообще приперся?
Вся эта скукота так угнетает, что хочется просто в клозет. Реально, даже если бы приперся не один, испытывал бы не меньшую скуку. Вот почему я предпочитаю играть.
По дороге к туалету на меня странно глазеют малолетки. Я замечаю среди них много эмо. Ухты! Эти придурки ходят в клубы? Я-то думал, они из своих помоек не высовываются совсем. Интересно, а венорезальщики не боятся, что их тут обидят и им захочется покончить с собой? Может, крашеные олени за этим и пришли – источником скорби и плача? От омерзительных эмо-вопросов в клозет хочется только сильнее.
