Александр Елизарэ
Рядовой для Афганистана
Глава VI. Шаг в небо. Каунас. Декабрь, 1984 год
Командир батальона проводил с офицерами оперативное совещание.
– Товарищи офицеры! Ну, что, все идет по плану, «летуны» дают добро на небо! Сейчас думаем и живем, спим и видим только прыжки. Все должны прыгнуть. А не как прошлый курс – двое из трехсот курсантов не прыгнули. Правда, один не прыгнул, отказался значит, второй по болезни не подошел. Парни, личная просьба, ну давайте, поработаем так, чтобы все наши орлята прыгнули! Смогем, а? Гвардейцы! Все свободны, а товарищи лейтенанты и вы, товарищ старший лейтенант, останьтесь!
– Есть, – ответили дружно младшие офицеры.
В канцелярии остались три взводных командира, два совсем еще «зеленых» лейтенанта и старший лейтенант Александр Семенов.
– Вот какое дело, офицеры ВДВ, – медленно начал комбат, – гм… все офицеры должны пройти, так скажем, боевую стажировку! Это требование командующего и честь наших войск. Вы знаете, что из нашего батальона сейчас в Республике Афганистан служат два командира взвода. Я и ротный третьей роты отвоевали уже…
Комбат заметил, что лейтенанты уставились в пол и стали входить в некоторое подобие мозгового штопора. «Совсем еще «зеленые», – задумался гвардейский полковник, – первый год в десантуре, после Рязанского училища связи посылать таких страшно. Черт с ним, доложу в штабе, что офицеров смогу выделить только к следующей осени. Похоже, струхнули летехи малость. А Семенов напротив, держится молодцом, виду не показывает, но напряжение по рукам и желвакам пошло, меня не обманешь. Этот, похоже, созрел – орел».
– Так вот, товарищи, – после недолгой паузы продолжил комбат, – надо готовиться, возможно, не сейчас, но через полгодика точно нужно лететь. В командировку. В Демократическую республику Афганистан! Строить социализм для братского народа. Все, лейтенанты свободны, старший лейтенант, а вас попрошу задержаться, – жестко закончил командир батальона.
– Есть, товарищ гвардии полковник, – ответили молодые офицеры и спешно вышли.
Семенов остался в кабинете. Он смотрит в окно на мягкий снег, падающий словно пух и замедляющий течение времени. Он давно был готов к этому разговору с комбатом и ждал его, как неминуемо ждут весну в марте или гильотину те, кто не смог свергнуть своего короля. Старший лейтенант был офицером десантных войск и даже больше. Он получил все секретные допуски для работы на всевозможных радиостанциях засекреченной связи. Он был невысок, коренаст и упрям с детства и ждал своего назначения, как новую ступень в своей романтической карьере. Он был настоящий профессионал, диверсант шифровального ключа, радиочастот и диапазонов, тумблеров и антенн. Почему был, он и есть.
– Присаживайся, Саша, как известно в ногах правды нет. Как дома дела? Супруга, дочурка – здоровы? – мягко спросил комбат.
– Все нормально, спасибо.
– Чаю сейчас выпьем и поговорим, отказа не услышу, и так редко с тобой видимся. Не засиделся еще во взводных?
– Пока нет, но…
– Знаю, знаю, с твоей-то головой, надо бы и роту принимать, – сказал комбат и поставил на стол китайский сервиз. – Знаешь, откуда фарфор?
– Догадался, с Афгана.
– Да, из Кабула. Чай невероятно вкусный из него. Не знаю, почему так? Наверное, потому, что офицеры подарили мне под дембель. Там есть такая улица, в Кабуле – «Зеленый ряд», купцы со всей Азии торгуют. Чего там только нет, товары со всего мира, красиво, мирно. Район весь в зелени, в смысле богатой растительности. Торгуют за «афошки»57, чеки и наши червонцы. Тебе обязательно понравится. Эх, хорошо там, я бы жить остался, если бы не война. Слушай, а на Панджшере какие красоты. Ладно, все увидишь сам. А домой я его не понесу, здесь люблю почаевничать, – сказал комбат и заварил свежий индийский чай. – Знаешь, не могу я отвыкнуть от Афгана. Вроде бы, отслужил там не сказать, что совсем легко, но по-божески. И ведь тянет назад, что за чертовщина? Горы, пыль, нищета, мрак! Раненые, убитые. Снилась там вот эта природа, снежок наш. Я даже рапорт написал и обратно чуть не полетел. Жена дома такой вой подняла, не вернешься ты, кричит, и на пол падает. Порвал я рапорт и знаешь, правильно. Синдром это, нужно уметь переключаться на мирную жизнь.
Полковник разлил крепкий чай по чашкам и продолжил свой тяжелый монолог.
– В общем, нужно тебе лететь, сам понимаешь в ВДВ и без Афгана нам никак нельзя. Карьера, брат, офицерская, не выбросишь. Служить будешь в Кабуле, в нашем батальоне связи в 103-ей Витебской дивизии, в апреле нужно вылетать, а то должность ротного займут. Куда потом, в Кандагар? – поразмыслил полковник. – Ну его… нам ни к чему, там спецназ работает. Сашок не дай бог, работа для киллеров – «зверобоев», караваны бить. После Афгана примешь учебную роту, а дальше может в радиоразведку или в штаб ВДВ начальником узла спецсвязи, я порекомендую! Смотри сам, но без службы «за речкой» могут квартиру и не дать.
– Я готов, командир, вылететь весной, выпущу свой взвод и могу лететь.
– Отлично, смотри, если есть подходящие орлы, можешь взять с каждой роты. Нужно по десять связистов в Афган. Выбери ребят пошустрее, посмелее и покрепче. Потом вместе покумекаем, кто из них подходит. Вот еще, ты видел, я этих желторотиков отправил, рано им еще… сосунки, в училище поступили после школы. Твое мнение?
– Правильно, слишком «зеленые», «пожелтеть» должны, – пошутил Семенов. – Едва женились, жинки у них беременные. Если их сейчас перед Афганом поставить, они могут с армии вообще свалить. Ну, а если отважатся и полетят, то шансов вернуться у них маловато. Да и прыжков у них совсем ничего, по двадцать… рано им, командир.
– А у тебя, сколько прыжков с парашютом, восемьдесят есть? – поинтересовался комбат.
– Нет, шестьдесят пять, из них с Ил–76 – пятнашка, из вертушки – девять.
– Короче, Александр Анатольевич, если к вылету в Афган у тебя будет сто прыжков, не важно, с каких кораблей, то денежный оклад там, «за речкой», будет приличнее и намного. Лишние ведь не будут? Еще чаю?
Командир батальона остался доволен настроем молодого офицера.
– Чай очень вкусный! Разрешите идти, готовить взвод к прыжкам, – сказал Семенов, встал, козырнул и вышел из кабинета.
Цибулевский ходит хмурый. Никто из курсантов не знаком с укладкой парашюта, а значит, работы сержанту прибавилось и на «дискотеки» по ночам, времени нет. Наш взвод на плацу растянул полотнища для укладки парашютов. Мы разбились по двое. Хозяин парашюта – укладывающий, располагается у нижней кромки купола. Помогающий – лучше, если это будет друг, сидит на одном колене в вершине купола. Купол похож на огромный белый цветок, а у каждого лепестка стропа. Укладываем аккуратно и бережно, начинаем с четырнадцатой стропы, на нее кладем пятнадцатую стропу…
Кроме сержантов и командиров взводов, на плацу офицеры воздушно-десантной службы, они внимательно и зорко следят за нашими действиями, подсказывают и проверяют этапы укладки парашюта. Их пальцы рук распухли от постоянного нахождения на морозном воздухе. Лица красные от ветра. Сейчас я начинаю понимать, почему в десанте не увидишь офицера с сигаретой. Эта привычка и рефлекс выработанная за долгие годы службы. Как же курить, если вокруг шелковые купола, вспыхивающие от любой искры.
Самым сложным и пока непонятным для нас стал пятый этап. Монтаж страхующего прибора принудительного раскрытия парашюта и монтаж двух-конусного замка. Эту сложную операцию выполняют сержанты под присмотром офицеров воздушно-десантной службы. После укладки основных парашютов, мы начинаем укладывать запасные купола. Темнеет, другие роты уже поужинали. Мы не уйдем с плаца, пока каждый десантник не будет стоять в строю в полностью подготовленной подвесной системе с парашютами за спиной и на брюхе. В двадцать три часа все было готово, мы расписались в паспортах парашютов, уложили их в сумки и опечатали. Теперь в холодном складе, на полочке, спит частичка каждого из нас – личный парашютик, вернее два.
Парашюты уложены и ждут нас. Через две, может три недели, наша рота прыгнет с самолета Ан–2, в народе просто – «кукурузника».
Началась прибалтийская зима. Морской ветер с Рижского Залива несет пургу и мокрый снег. На десантном городке ежедневные тренировки. «Цибуля» зверствует и тренирует нас до остервенения. Молодец, правильно делает. Нам нравиться выпрыгивать из «крокодила», и катиться в подвесной системе по стальным желобкам. Мой земляк Костя Дунаев ржет и кричит, что «крокодил» создан для развлечения десантников, а не для выработки смелости. «Крокодил» – огромный стальной тренажер, целый Ил–76, только без крыльев. Такой есть не в каждой десантной части, и мы гордимся нашим поржавевшим «кайманчиком». Мы выпрыгиваем из него бесконечное количество раз и мне кажется, что мы уже прыгнули с настоящего небесного корабля.
В десятке метров от «крокодила», стоит на вечной стоянке железный макет «кукурузника». Он не менее важен для нас. Мы должны правильно расположиться в салоне, согласно весу каждого солдата, тяжеловесы выпрыгивают первые.
Цибулевский в роли сирены и выпускающего.
– Мо-мо! – прокричал он, изображая сирену. – Приготовиться к прыжку!
Мы встали в стойку парашютистов, и вдруг сержант объявил.
– Пролетаем над Антарктидой! Самолет попал в снежную бурю, скорость ветра сто метров в секунду! – выкрикнул он, схватил каждого из нас по очереди и начал трясти, пытаясь сбить с ног.
Мы падаем почти все, куча из солдат и парашютных ранцев.
– Встать, живо приготовиться к прыжку! Боевой задачи никто не отменял! Первый пошел! Второй готов? Пошел! – закричал он, выталкивая нас из ржавого тренажера на опилки.
Мы встаем и по очереди ныряем в дверь, расположенную с правого борта. Нужно оттолкнуться левой ногой, так чтобы отделиться от корабля на два метра. В противном случае неминуема встреча лица десантника с клепками обшивки борта самолета.
– Взвоо-д, смир-на! – прокричал сержант.
На десантном городке появляется командир роты.
– Вольно, продолжать тренировку!
Ротный гвардии майор Падалко внимательно следит за тем, как мы отрабатываем приземление. Но ему важно другое, он сканирует наши чувства, наш настрой на первый прыжок. По взгляду солдата все видно, старого командира не проведешь.
«Удав» делает легкий взмах рукой, и Цибулевский строит взвод в две шеренги. Будучи всегда молчаливым, на этот раз он решил с нами поговорить.
– Орлы! Прыгать все готовы? Только честно, по-мужски.
– Так точно, товарищ гвардии майор! – отрапортовали мы дружно.
– Ну, браво, браво! А кто мне скажет, что главное для десантника перед самым прыжком, вот прямо после команды «приготовиться»?
– Встать и крепко стоять на ногах! Быть готовым выпрыгнуть по команде выпускающего! – доложил курсант Саня Вялых.
В строю раздался легкий смешок.
– В принципе, все это важно, ты хотел сказать, стоять уверенно, чтобы коленки не дрожали, да? Ну ладно, стоять, конечно, надо уверенно и спокойно, не перенапрягая ноги и все туловище, – объяснил нам Падалко. – Нужно чувствовать летящий самолет и амортизировать ступнями ног. Гм… конечно в валенках это не очень удобно, но если есть внутреннее спокойствие, то все в порядке. Но, я хотел услышать, что же самое главное?
– Нужно помолиться и перекреститься, – тихо ответил курсант из второй шеренги.
– Еще мысли есть? – ротный сурово посмотрел на строй.
– Самое главное, перед прыжком проверить визуально, зацеплен ли карабин вытяжного парашюта за трос-удлинитель у впереди стоящего товарища и если нет, и срочно предупредить его об этом! И выпускающего также…
– Фамилия и имя, курсант? – спросил довольным тоном майор.
– Дунаев Константин!
– Ну что, молодец курсант. Ответ отличный. Прыгали на гражданке?
– Успел, три раза, товарищ гвардии майор! – отрапортовал курсант Дунаев.
– Все, все, сержант, – обратился ротный к Цибулевскому, – давайте, ведите на обед взвод. После обеда в классы, получить учебники сержантов и учить, разбирать действия парашютиста в самолете и дальше. Вольно, – ротный отошел в сторону и подозвал к себе сержанта.
– Иди сюда, Цибулевский, что ты «еж-твою», со своей Антарктикой совсем задолбал пацанов. Теорию давай. Ясно? Сегодня хватит их держать на морозе, не дай бог перед прыжками кто-нибудь простынет. Ефрейтором на дембель пойдешь! Ферштейн?
После обеда мы занимаемся теорией, но с поправкой на мировоззрение сержанта. Мы качаемся на кулачках в проходах между рядами учебных радиостанций, и на выдохе выкрикиваем как заклинание: «501, 502, 503, Кольцо! Купол! Есть купол. 501, 502, 503…»
– Ладно, салаги, это все хрен с капустой! Я вам расскажу, как надо делать, чтобы не потерять вытяжное кольцо основного парашюта! Встать, – раскочегарился Цибулевский, – встряхнули клешни и сели за парты. Читаем самую интересную книгу в мире – «Учебник сержанта ВДВ». Внимательно читаем на обложке в правом верхнем углу: «Для служебного пользования, экз. №…» У каждого – свой экземпляр. Это значит, что книжка секретная, из учебного класса выносить строго запрещено! Нас с вами интересует часть вторая. Нашли страницу двадцать пять, и все внимательно читаем! Бляха, читаем, а не спим! – рявкнул на нас Цибулевский. – Все прочитали?
– Так точно, товарищ сержант, – дружно проворчали мы.
На занятиях громко орать и кричать строго запрещается. Ведь мы радисты-диверсанты и должны учиться сохранять режим тишины и секретности. Так нас учит командир взвода и сержант. В случае нарушения получаешь воздушно-десантную «калабаху» от сержанта.
– А вы знаете, что здесь было во время оккупации Литвы фашистами? Ха, не знаете, а я думаю, здесь была школа радистов «Абвера»! – понесло «Цибулю».
– Серьезно, товарищ сержант? – крикнул кто-то смелый.
– А как вы думали, салаги, просто так, что ли мы тут? Слышал я, тут по всей округе склады с немецким оружием и формой… Так вот, что там, в учебнике написано про выдергивание кольца? Гончаров первый, читай.
– Есть! По команде «пошел!» парашютисты, не задерживаясь, энергично, отделяются от самолета. После отделения нужно сгруппироваться и начать отсчет времени: «501, 502, 503…». Отсчитав положенное время, резко выдернуть кольцо и тут же прижать руку к груди, ближе к запасному парашюту. После провала и динамического удара откроется купол. Быстро осматриваем купол и стропы, и заправляем кольцо под резинку запаски! После, необходимо осмотреться вокруг, нет ли опасного сближения с другими парашютами и если нет, то готовиться к приземлению в заданном квадрате! – прокричал Гончаров.
– Не ори! Иди сюда, нагибайся на «калабаху», – шутливо сказал Цибулевский. – Про квадрат там ничего не было!
Курсант получил заслуженный подзатыльник и сел на место.
– А теперь маленький эксперимент, взвод. К доске выйдут братья Гончаровы и Дунаев – отличник блин. Закрыли глаза, курсанты, типа прыгаете ночью или в условиях плохой видимости и тому подобное. Принять стойку парашютиста, приготовились! Первый пошел, второй пошел, третий пошел! Делаем дальше как учили.
Курсанты быстро считают, прыгая на месте и, почти одновременно, рвут воображаемое кольцо парашюта.
– О-о! Стоп, открыли глаза, смирно! Все трое трупы! – неожиданно закричал сержант. – Кто, что понял? Молчите, слушайте «страшного» сержанта Цибулевского и мотайте на ус! Эти трое считали быстро и с разной скоростью, поэтому парашюты открыли раньше, влетели в купола друг друга и, конечно загасили их и разбились! Страшно? Чтобы такого не было, считаем очень спокойно и медленно. И после этого делаем спокойный выдох и дергаем колечко! Дальше по книжке. Вокруг мат приближающихся парашютистов, купола «целуются». После этого многие горе-десантники теряются и выпускают кольцо из рук! Оно улетает в снег, на память лабусам. На площадке приземления наш дорогой прапорщик Закидухин, бегает и матерится, половина колец потеряна. Откуда он каждый раз их только берет? – закончил Цибулевский и выдохнул.
– Что же делать, товарищ сержант? – спросил Костя.
– А ничего не делать. Чтобы в небе избежать схождений, надо просто хладнокровно считать и… и ждать, когда прибор сам откроет купол. Во, но это дело для смельчаков, зато купол выходит ровно через три минуты! Тьфу, на… секунды! Короче, если считали медленно, а он не открылся, считаем во второй раз, и если снова купол не вышел, дергаем себя за яйца! Ха-ха, за кольцо конечно, – засмеялся «Цибуля». – Но такого еще не было, чтобы прибор, не сработал. И не забывайте, что за успешный прыжок – премия в размере трех рублей, но за потерю кольца – штраф шесть рублей! Хоть оно стоит дороже. Короче, кто кольцо проморгает – чмо, а не десантник. Занятие закончено. Вопросы есть, пехотинцы? Я не ошибся, пока не увижу на ваших грудных клетках значки «парашютист СССР», вы для меня пехота, значит пустое место. Вопросы есть?
– Есть, товарищ серж…
– Ну, живее, «слон», – перебил солдата Цибулевский, а то жрать опоздаем.
– За прыжок успешный три рубля премия, а за не успешный, ноль?
– Почему же ноль, так же три рубля! Ха-ха, только посмертно, на звездочку! Выходим строиться на обед! Взво-д! Смир-но! С песней шагом марш! Весело, запевай! – звонко скомандовал сержант.
Мне все нравится в ВДВ. Мы горланим нашу песню и, несмотря на сегодняшний мороз, воротнички наши разглажены под третью пуговицу сверху и под горлышком сверкает треугольник десантного тельника. Нужно прыгнуть, все остальное в прошлом и будущем, то есть этого всего не существует. Только прыжок! Я жду тебя, мой первый учебно-боевой прыжок!
Лишь недавно учились мы в классе десятом,
И часы проверяли по школьным звонкам!
А теперь привыкайте ребята к десантным,
Продуваемым всеми ветрами войскам!
А теперь привыкаем ребята к десантным!
Мы теперь привыкаем ребята к десантным!
Продуваемым всеми ветрами – войскам…
Ночью мы закрепляем усвоенный материал. Качаем мышцы брюшного пресса, уже «на автомате» качаемся на кулачках, отрабатываем элементы прыжка с парашютом, пока с табуреток. Иногда стоим на «гератском мостике»58 или сидим на «электрическом стульчике»59. Ничего, скоро прыгнем, получим десантные береты, значок парашютиста и, оборзеем, наверное.
Звучит долгожданная команда из уст нашего воспитателя «Цибульки».
– Отбой, в ВДВ! Упали в койки и не шевелись! Напра-во! Спокойной ночи, товарищи курсанты.
– Спокойной ночи, товарищ сержант! – громко ответил ввод. – День прошел, да и хрен с ним. Дембель стал на день короче, дембелям спокойной ночи! Пусть приснится дом у речки, баба голая на печке, самогона полный таз и Устинова приказ! Х-р, х-р…
На утреннем осмотре к нам подошел прапорщик Грибанов – старшина нашей роты и вручил почтовые квитанции на получение посылок.
– Так, посылочки пришли дорогие мои «ланцепупы». Мамочки заботятся о своих мальчиках. Одуванчиков, братья Гончаровы, Дунаев, Пушкарев, Иванов, Агафонцев, Бутаков, Соколов… Всего десять посылок. Сегодня надобно получить.
– Товарищ гвардии прапорщик, давайте прямо сейчас пойдем и получим! – вставил смело курсант Соколов.
Строй громко загоготал.
– Прямо сейчас рота идет на завтрак, далее на прыжок с парашютной вышки, – улыбаясь, продолжил Грибанов. – А вот потом, если разрешит командир роты, мы с вами и отправимся на почту. Но содержание посылочек я буду лично проверять. Припоминаю пару случаев, когда в посылках находились вещи, которые были просто опасны. К примеру, когда я служил в молдавской «пьяной дивизии», одному солдатику дагестанцу брат прислал настоящий кинжаль! Зачем он ему понадобился трудно сказать, может в караул хотел с ним ходить? Скорее всего, к смуглянке молдаванке в самоход! В виноградники, ха! А подарок изъял особый отдел и конечно, с концами. Так что, родне скажите, мол, ценные вещи присылать запрещено, тем более холодное оружие! Сало, колбасы, консервы, все в помойку.
Прапорщик Грибанов остался в моей памяти, как настоящий «кусок», в лучшем значении этого слова. Человек от природы мягкий и неконфликтный, он ходил все время в рубашке с галстуком, брюках и парадных ботиночках. Всем своим образом подчеркивающий принадлежность к доблестным прапорщикам – завхозам. Он имел огромный рост, не меньше метра девяноста сантиметров и увесистые кулаки. Рассказывали, что в юности он был чемпионом десантной дивизии по боксу. Предложили остаться на сверхсрочную, он остался и закончил учебный центр прапорщиков. Несколько лет был командиром взвода, начальником радиостанции «Чайка». Недавно наш старшина женился и стал путать нас, курсантов, со своими карапузами. Наверное, поэтому все мы для него стали «ланцепупами». Странное слово, связанное с Литвой, ее жителями – лабусами и чьими-то пупками. Может быть, это, отдыхающие на прибалтийских курортах дети?
Служба нашего старшины вошла в спокойное русло, ограниченное в основном выдачей солдатам мыльных принадлежностей и чистого нательного и постельного белья. Мы были благодарны ему за это, ведь самое страшное, что он мог сделать каждому из нас – взять за ухо и отправить мыть руки с мылом. «Козлы» его побаивались, мягким он был с курсантами, считая нас детьми, сержантов он гонял, прекрасно понимая их нравы и видя в них «лисов». Мы прозвали его просто и ласково «Му-му».
Афганистан не волновал прапорщика Грибанова, и он туда не просился, считая войну делом романтиков и политиков. Какая может быть война для молодого отца двух младенцев, сорокалетнего завхоза, ждущего увольнения в запас и имеющего каждую ночь молоденькую красавицу жену, коренную каунасочку.
Времени до прыжка оставалось совсем мало, неделя. Сегодня будем прыгать с парашютной вышки. Прыжок с нее обязателен, кто не прыгнет, не допускается к прыжку из самолета. Командир взвода остается внизу, на страховке. Сержант поднимается на самый верх и ждет курсантов. Мы по двое выходим на трамплин. Ветер раскачивает двадцати пяти метровую вышку так, что, кажется, она сложится и развалится.
Сержант прицепляет на первого десантника подвесную систему и командует.
– Приготовиться! Готов?
Солдат принимает стойку парашютиста и бойко отвечает.
– Готов!
– Первый! По-шел!
Курсант энергично отталкивается от платформы и группируется. Купол, раскрытый над ним, обеспечивает плавный спуск.
Я забрался на самый верх, реально страшно, вернее не страшно, но почему-то ноги стали слабыми и неуверенными. Мокрый снег летит в глаза, делая очертания горизонта неразличимыми. Сколько под тобой метров не определенно и, в сущности, не важно.
Сержант зацепил на мне подвесную систему, подергал за карабины и заорал в ухо.
– Готов?
Я подтверждаю готовность кивком головы, слышу команду «пошел!», бегу и плавно отрываюсь от края трамплина. В последний миг чувствую сапог сержанта в моих напрягшихся ягодицах.
Приземлился я отлично и, задрав голову в небо, смотрю на летящий вверх купол. Здорово, теперь меня этим не проймешь, быстрей бы в настоящее небо!
Ближе к вечеру, курсанты счастливчики под командой прапорщика Грибанова отправляются в город за посылками. Возвращаемся мы перед самым ужином, складываем посылки в каптерке старшины и бежим к столовой догонять строй.
После ужина нас по одному приглашают в каптерку, я оказываюсь первый.
– Курсант Одуван-чиков! Заходы, дарагой! – весело пошутил прапорщик.
– Товарищ гвардии прапорщик, курсант Одуванчиков по вашему приказанию прибыл! – отчеканил я.
– Я вижу, что прибыл. Давай посмотрим, что у тебя в посылке, – сказал старшина, поставил коробку на стол и вскрыл ее при помощи штык-ножа. – Угу, письмо от родителей, держи курсант. Так, коробка конфет «Белочка», еще одна «Три медведя», еще «Ассорти». Книжка – не положено, оставляем до весны. Банка варенья, понюхаем, чпок! – со своеобразным звуком прапорщик открыл банку. – А, малина, ладно, разрешаю завтра в столовой за ужином. Конфеты карамель, конверты, подшива60, две пачки… нет, три пачки печенья, все парень забирай и позови курсанта Соколова, – сказал Грибанов, пододвигая мне посылку.
– Товарищ прапорщик, это вам от чистого сердца, – я протянул старшине коробку шоколадных конфет «Ассорти».
– Уу-мм! Даже не знаю, ну спасибо, побалую своих домашних «ланцепупов». Слушай, а если не жалко, можно я другую коробочку возьму? – старшина сладко посмотрел на «Белочку».
– Разумеется, берите, эти очень вкусные, с орешками.
– Спасибо, спасибо, ну, позови следующего, – улыбнулся старшина, убирая коробку конфет к себе на полку.
В этот момент в каптерку постучался и сразу вошел наш командир взвода.
– А, Александр Анатольевич, проходи, погрейся, – поприветствовал Грибанов Семенова.
– Гм, товарищ стар-лейтенант, это вам, – четко сказал я, протягивая коробку «Трех медведей» своему командиру.
– К-хм… не нужно, это не обязательно вовсе, – засомневался взводный.
– Товарищ командир, это от души, прошу вас принять.
– Уф, ну спасибо, Одуванчиков.
– Разрешите идти товарищи, товарищ стар-лейтенант…
– Спасибо, конечно идите, – расплылся в доброй улыбке Семенов.
Когда я подошел к своей кровати, чтобы выложить содержимое посылки в тумбочку, ко мне подвалили сержанты во главе с «дорогим замком» Цибулевским.
– Одуванчик, не хочешь угостить непосредственных начальников? – нагло и в тоже время заискивающе спросил он.
– Разумеется, выбирайте, – сказал я, показывая, что «можете брать, что хотите». Мне уже было все равно.
– Вот, коробочку «Ассорти» и пару пачек печенья, спасибо! Отдыхай и готовься к завтрашнему дню, сынок…
Сержанты взяли то, что нужно и ушли по направлению к остальным обладателям посылок. Я молча проглотил незаметную и непрошеную слезу, и принялся читать письмо из дома.
Самое главное, что дома все в порядке. Мама пишет, что все здоровы, отец рисует свои любимые картины и стоит с ними в сквере, на «Площади 1905 года». Иногда по мелочи удается продать некоторые из них, правда хватает только на хлеб. Сестренка хорошо учится в школе и занимается танцами во «Дворце молодежи». Кошка Мурка все та же, вновь ждет котят. Зима стоит необычайно суровая и какая-то угрюмая. Мама жалеет, что не смогла приехать ко мне на присягу, но весной, когда меня направят в линейную войсковую часть, они все ко мне приедут. Обязательно! Отец жмет мне руку, но настоятельно просит, чтобы я не показывал излишнего геройства и не лез «вперед батьки у пекло». Среди простого народа только и разговоров, что все про Афганистан. Много солдат привозят убитых в цинковых ящиках с маленьким окошечком, а то и без него.
Я дочитал письмо до конца и убрал его в конверт. Мне почему-то показалось, что и в часть, после учебки, они ко мне не приедут. Ведь она может быть не в Союзе. А где же тогда?
Курсанту Соколову, родители прислали сало, мед, различные маринады и соленья. Так что осталась у него одна только литровая банка меда, которую, мы решили, есть всем взводом помаленьку на ночь и, растянуть, таким образом, на недельку. Этим же вечером нам удалось попробовать по маленькой ложечке, мед оказался удивительно вкусным.
На следующее утро, прямо с подъема, Соколова увезли в гарнизонный госпиталь с распухшим лицом и заплывшими глазами. Парень всю ночь, под одеялом, на ощупь, ел мед, засовывая свою пятерню в банку и, облизывая лапу на манер медведя, спящего в берлоге. Кроме меда он пожирал шоколадные конфеты, а фантики засовывал под матрац. Наша сладкая неделя, не успев начаться, тут же и завершилась. Прапорщик и сержанты взвода получили выговоры за недосмотр.
– Ро-та! Подьем! – прокричал сбор дневальный. – Учебная тревога! Получить «РД», валенки и зимние комбинезоны, выбегаем строиться на завтрак!
Четыре часа утра. Началось… командиры взводов ставят учебно-боевую задачу на выезд на аэродром и совершение первого прыжка с самолета Ан–2 с оружием в составе нескольких парашютно-десантных батальонов. Сердце прыгает в груди и никак не может угомониться. Роты бегут на завтрак. Надо признать, ракушки по-флотски с большими кусками мяса и жира удались на славу. На завтраке сам комбат и «удав». Приказ сержантам звучит жестко: «Курсантов не торопить, съедать все, обеда не будет точно, на площадке приземления будет не до приема пищи».
В 5:00, мы бежим на склад хранения уложенных парашютов. Прапорщик Закидухин читает списки десантников, мы подхватываем свои сумки с парашютами и грузим их в подъезжающие «Уралы». В пять сорок мы вновь в роте; на этот раз получаем свои АКС–У61 и специальные чехлы, в которые кутаем автоматы, словно младенцев. Приходит прапорщик Грибанов, в руках он несет большую тяжелую сумку. Каждый курсант под роспись получает фантастический нож-стропорез, похожий на маленькую «рыбу-пилу». Кстати, страшный дефицит в войсках.
Теперь у каждого из нас есть двадцать минут на гальюн и полную готовность. В туалете очередь, как в ночном поезде перед прибытием в Сочи или Москву.
В 6:00 третья рота курсантов построилась напротив казармы. Ротный командир майор Падалко принимает доклад от взводных о наличии курсантов в строю. Один в госпитале. Да, видно перенервничал соколик перед прыжком и решил заесть тревогу медом. Роты движутся на построение батальона, на плац.
– Здравствуйте, курсанты-десантники! – пориветсвовал нас комбат.
– Здравия желаем товарищ гвардии полковник!
– Вольно! Солдаты, через несколько часов каждый из вас сдаст свой сложнейший экзамен перед десантными войсками! – строго сказал комбат. – Знаю, что половина курсантов, стоящих в строю уже прыгали с парашютом. Это хорошо, но это не делает ваш первый прыжок в войсках легче. Сегодня все равны, все максимально настроены на прыжок. Уверен, что в нашем строю нет трусов, а есть лишь настоящие десантники! Уволитесь в запас, все красивые женщины будут ваши! Советские десантники, лучшие в мире! Напоминаю о правильном выполнении прыжка и действиях в случае схождения куполов и приземлении на лес. Все еще раз прокрутите в своем мозгу. Желаю всем мягкой посадки! – договорил он, отошел от микрофона и незаметно перекрестился.
«Удав» скомандовал «по машинам!», и мы заняли свои места в «Уралах». Двинулись. Едем по хорошей дороге, видимо по центру Каунаса, тент закрыт, нас не видно. В кузове тепло и темно, ребята кемарят в зимнем обмундировании, как медвежата. Я тоже уснул, снов нет, размышлений о прыжке тоже.
Я и так думал о нем последние две ночи. Снится мне, как я выпрыгиваю из самолета в белое молоко зимнего неба. Купол мой мягко наполняется клеточками неба и раскрывается. Сон повторяется снова и снова как наваждение. Я уверен в своем парашюте, он раскроется, а дальше все зависит от меня и от судьбы. Свернули на грунтовую дорогу, машину раскачивает. Часов у курсантов нет. Примерно едем полтора часа, как вдруг наш «Урал» встал.
– К машинам! – дали команду офицеры.
Мы выпрыгиваем из машин и топаем по тропинкам среди сугробов к грузовикам с парашютами. Ничего не видно, снежная пурга и ветер, не холодно. Курсанты получают сумки с парашютами. Роты располагаются на расчищенных от снега площадках.
