Александр Чиненков
По ту сторону жизни
– Твоё нежелание ровным счётом ничего не значит, – ухмыльнулся Азат. – Здесь выполняются мои приказы и прихоти! Так что «добро пожаловать», дорогая моя!
Алсу закрыла глаза. Ей стало дурно, а кровь отхлынула от лица. Мавлюдов схватил ее за руку и швырнул на пол, но женщина успела схватиться за спинку стула.
– Ну и? – спросил он. – Что говорила твоя соседка перед тем, как подохнуть?
– Я… ты… – Алсу с трудом проглотила слюну. – Я…
– Что она говорила тебе, выкладывай! – закричал вдруг Азат. – Я хочу знать, почему она отравилась и где взяла яд.
– Она ничего не сказала мне про это, – успела пролепетать Алсу, как сильный удар по лицу опрокинул её на пол.
– Врёшь! – взревел в ярости Мавлюдов. – Я хорошо знал эту болтливую стерву, и быть того не может, чтобы она не делилась с тобой своими мыслями! – Он принялся в остервенении избивать несчастную женщину руками и ногами, изрыгая чудовищные проклятия.
Азат истязал Алсу чуточку больше, чем намеревался. А когда запал спал, тяжело дыша, спросил:
– И… чего ты дожидаешься от своего заточения? Может, тоже хочешь подохнуть, как муха, так скажи?
Алсу встрепенулась и приподняла голову. Азат, сам того не желая, не смог подавить внезапно охватившее его волнение. Испуганным движением он провёл пальцами по пуговицам халата и, желая замаскировать замешательство, сказал:
– Не рекомендую демонстрировать мне свою гордыню… Здесь такие, как ты…
Дверь кабинета распахнулась. Вошёл человек в белом халате и с такого же цвета лицом. Едва переступив порог, он сказал:
– Выслушаешь меня, Азат Гумарович?
Лицо Мавлюдова вытянулось, и он сразу же утратил интерес к лежавшей на полу Алсу.
– Ну, выкладывай, что стряслось.
Вошедший, растерянный и подавленный одновременно, едва смог выдавить из себя:
– Умерла мать товарища Дымова…
Мавлюдов подался вперёд и, ничего не понимая, уставился на коллегу.
– Ты хоть сам понимаешь, что говоришь? – побледнев, выкрикнул он.
– Только сейчас подохла старуха.
– И что, нельзя было её спасти?
– Делали всё возможное, но…
В кабинете повисла мёртвая тишина. Мавлюдов выглядел растерянным ребёнком, над которым нависла реальная опасность, и он не знает, как избежать её.
Молчание нарушила заглянувшая в кабинет медсестра.
– Азат Гумарович, к вам на приём просится очень важный товарищ, – сказала она. – Он требует немедленно провести его к вам и ничего не хочет слышать о вашей занятости.
– Хорошо, приведи его, – сказал Мавлюдов и, повернувшись к замершему посреди кабинета коллеге, спросил: – Кто ещё знает про смерть старухи кроме нас с тобой?
– Не знаю, я зашёл в палату и застал её мёртвой, – вздохнул тот, смахивая платочком пот с лица. – Я сразу же запер палату на ключ и бегом к вам.
– От чего она могла умереть? – спросил Мавлюдов. – Она же…
– Ей перелили кровь Сафроновой, – ответил осторожно доктор.
– Так она же подохла, чёрт вас всех подери!
– Она ночью подохла, а днём её кровь перелили старухе.
– Значит, пациентке перелили отравленную кровь?
– Выходит, что так, – лицо доктора сделалось пепельно-серым. – Простите, Азат Гумарович, недоглядели. Кто же предположить мог… У Альбинки ведь уже много раз кровь выбирали.
– Чем отравилась Сафронова, установили? – прорычал злобно Мавлюдов. – Как она раздобыла яд? Кто ей дал его?
– П-понятия не имею, – опустил голову доктор. – Может, она как-то украла яд в лаборатории?
– Как она могла это сделать? – наседал яростно Мавлюдов. – У нас что, проходной двор? Яд повсюду валяется без присмотра и любой может взять его?
– О-она ведь медсестрой у нас работала и знала, где его найти, – попятился к двери доктор. – Но-о-о… я разберусь, Азат Гумарович, обязательно разберусь!
– Стой! – рявкнул Мавлюдов, и доктор замер. – Сколько было лет старухе?
– Девяносто три, – ответил тот трясущимися губами.
– Сколько? – переспроси Мавлюдов, округлив глаза.
– Девяносто три, так в истории болезни записано, – повторил доктор. – Она пережила два инсульта и…
– А вот это замечательно! – вздохнул облегчённо Мавлюдов. – Лично сам вскрой старуху. Причину смерти укажи – кровоизлияние или тромб. В заключении всё вали на её «изношенное» сердце! Учти, если у меня будут неприятности, ты отгребёшь у меня ещё больше!
– Я всё понял, Азат Гумарович, – попятился к выходу доктор. – Всё сделаю как надо. Комар носа не подточит. Я…
– Стой! – остановил его Мавлюдов и кивнул на притихшую на полу Алсу. – Отведи красотку в её «апартаменты» и… Скажи санитарам, чтобы всё там тщательно обшарили. Вдруг Сафронова не весь яд вылакала и что-то там оставила…
Дверь распахнулась, и в кабинет вошёл сурового вида мужчина в форме сотрудника НКВД. Мавлюдов любезно улыбнулся и жестом приказал доктору выйти, а сам поспешил к вошедшему с протянутой для пожатия рукой.
10
– Товарищ Гарин? – Мавлюдов со страхом уставился на гостя. – Вы… вы…
– Чего таращишься? – буркнул тот, усаживаясь на стул. – Непривычно видеть меня в твоём гадюшнике?
Лицо Мавлюдова вытянулось и сделалось плаксивым.
– Ну, зачем вы так, – вздохнул он. – Мы здесь занимаемся научными изысканиями, товарищ старший майор, и ещё людей лечим.
– Все, кого ты здесь лечишь, в большинстве своём гады, – презрительно поджал губы Гарин. – Стало быть, и лаборатория твоя гадюшник!
– Ну… – Мавлюдов заискивающе улыбнулся и развёл руками.
Гарин достал из кармана пачку папирос и, не спрашивая разрешения, закурил.
– Вижу, не рад ты меня видеть, товарищ Рахимов, – сказал он, выпуская в потолок струю дыма. – Твоя морда сама о том говорит.
– Да нет, – проглотив ком слюны, заговорил Азат. – Мне непривычно вас здесь видеть. Обычно мы встречаемся на нейтральной территории, а сегодня…
– Сегодня я решил навестить тебя сам, а не вызывать на конспиративную квартиру, – продолжил майор. – А привело меня к тебе одно очень важное дело, которое не может ждать и требует немедленного решения.
– Дело? Что за дело? – чуть ли не шёпотом поинтересовался Мавлюдов. – Надеюсь, не…
– Нет, пока ты под моей защитой и покровительством, чувствуй себя уверенно и смело, – усмехнулся Гарин. – Но времена нынче неспокойные. Врагов народа много развелось… Мы их отлавливаем, отлавливаем, а троцкисты и всякое другое отребье, как грибы-поганки из земли, всё лезут и лезут!
– Да-а-а, тяжело вам приходится, не позавидуешь, – угодливо поддакнул Мавлюдов. – И я, как патриот и честный советский человек…
– Да будя тебе соловьём заливаться, «честный человек»! – нахмурил лоб майор. – Что-то я давненько не читал твоих докладов, и ты не спешишь писать их.
– Ну так…
Мавлюдов метнулся к сейфу и выложил на стол папку.
– Вот, всё здесь, – сказал он с натянутой улыбкой. – Я как раз собирался…
– Что в ней? – не прикасаясь к папке, спросил Гарин.
– «Откровения» моих пациентов, – поспешил ответить Мавлюдов. – Многие из них имели неосторожность высказать лишнее при разговоре со мной, а я…
– Гляди у меня! – погрозил ему пальцем майор. – Твоё «творчество» я позже прочту у себя в кабинете. Но меня беспокоит другое… Меня настораживает интерес к твоей личности первого секретаря Ленинградского обкома и горкома!
– Товарища Жданова?! – ужаснулся Азат.
– Да, Андрея Александровича, – кивнул Гарин. – Он вызвал меня к себе и долго расспрашивал о тебе.
– А что интересовало товарища Жданова? – забеспокоился Мавлюдов. – Какие вопросы он задавал?
– Их было много, все и не упомнишь, – пожал плечами майор. – Но я дал тебе отличную характеристику, и, кажется, он остался доволен.
– И на том спасибо, – сказал Азат озабоченно. – Может быть, он хочет кого-то из родственников ко мне на лечение устроить?
– Я тоже склонен так считать, – хмыкнул Гарин. – Но всё может быть по-другому.
– По-другому? Это как? – облизнув пересохшие губы, поинтересовался Мавлюдов.
– Как? А то ты не знаешь, – рассмеялся майор. – Арестуют, осудят, и… Если не расстреляют, то отправят в исправтрудлагерь Севвостлага. А там ты пожалеешь, что не расстреляли.
– О Всевышний, всё так серьёзно? – затрепетал от страха Азат. – Так что делать? Чего мне ждать, товарищ Гарин?
– Чего ждать, не знаю, – пожал плечами майор. – А вот что делать… Ты своих доноров пересели куда-нибудь на время.
– Но-о-о… они у меня все оформлены официально, – пролепетал едва живой от страха Мавлюдов. – Пациенты мне переданы из психлечебницы на лечение, и…
– Если вдруг к тебе придут, то не будут расспрашивать про тех, кто оформлен официально, – сузил глаза Гарин. – Дураков не интересует никто! А вот если обнаружат тех, кто содержится в подвале «сверх штата», то не поздоровится не только тебе, но и мне!
На лбу Мавлюдова проступили мелкие капельки пота, а кадык заходил вверх-вниз.
– Кого вы имеете в виду, товарищ майор? – спросил он.
– Того огромного кузнеца Антона Мартынова, – ответил Гарин. – По твоей просьбе я передал его тебе и… Кстати, он и его супруга ещё в добром здравии?
– С ними всё в порядке, – вздохнул Мавлюдов. – Но почему их судьба интересует вас? Мы же договаривались, что-о-о…
– Да, мы договорились, и я сделал всё, чтобы эти люди исчезли раз и навсегда, – сказал Гарин, вставая. – А ты гарантировал, что их никто и никогда не увидит! Ну а если ты их плохо спрятал, и они вдруг выплывут на «свет божий»?
Он снова закурил, убрал в карман пачку папирос и подошел к столу.
– Их никто и никогда не найдёт, уверяю вас, – почувствовав неладное, отпрянул от него Мавлюдов. – Никто и никогда не узнает, что вы помогли мне…
Прямо через стол майор дотянулся руками до горла Азата и сдавил его. Мавлюдов хватал ртом воздух и пытался освободиться, но Гарин приподнял его со стула, подтянул к себе и, жуя папиросу, выпустил в лицо густую струю дыма.
– Ты есть ничтожество, товарищ Рахимов, – ухмыльнулся майор, отпуская Мавлюдова. – Попади ты на допрос в НКВД – расскажешь всё, о чём тебя только «попросят». А я не хочу фигурировать в твоих показаниях, понял?
– Да-да… – прохрипел Азат. – Я…
– Избавься от лишних людей прямо сегодня, после моего ухода, – потребовал Гарин. – Как с ними поступить, решай сам!
– Я вас понял, – закивал напуганный до смерти Мавлюдов. – О-отпустите меня…
– Я рад, что ты понял, – сказал майор, отпуская его. – А теперь я пошёл. Если есть просьбы или пожелания, говори, пока я не покинул кабинет.
– Да вот, – Азат сделал вид, что не решается говорить или промолчать.
– Ну? – обернулся уже коснувшийся двери Гарин.
– Да я вот хотел узнать, как вы относитесь к товарищу Дымову, – сказал Азат смущённо.
– Ничем его не выделяю, – нахмурился Гарин. – Обычный конторщик из Госплана.
– Да я вот… – замялся Мавлюдов. – Уж очень он болтлив. Я несколько страниц написал в своём докладе по этому поводу.
– Что ж, разберёмся и накажем, – глянув на часы, пообещал майор. – А теперь извиняй, эскулап «кровавый». Служебные дела заставляют везде успевать и подолгу не задерживаться на одном месте…
* * *
Кузьма стоял у окна в своей камере, крепко сжимая руками прутья решётки. Глаза его горели. Ему хотелось разнести вдребезги свою крохотную, так называемую «палату», выдрать решётку, раскурочить железную дверь. Всё кипело у него внутри, и он не знал, на что обрушить свой гнев, чтобы хоть чуть-чуть полегчало на душе.
Огромным усилием воли овладев собой, он уселся на свою «лежанку», устремив глаза на дверь. Время от времени Кузьма тяжело вздыхал и снова переводил взгляд на зарешеченное окно.
Он продолжал неподвижно сидеть на кровати, когда дверь с лёгким скрипом распахнулась и в камеру заглянул Мавлюдов. Некоторое время оба молчали.
– И чего тебе? – вымолвил наконец Кузьма. – Чего припёрся, я видеть тебя не хочу!
Мавлюдов промолчал. Холодным взглядом он наблюдал за узником и спустя несколько минут заговорил:
– Хотелось бы знать, как долго ещё ты собираешься испытывать моё терпение? Мне уже надоело любоваться твоими выкрутасами, и… Ты меня понял, верблюд?
Кузьма сказал глухо:
– Я к тебе сюда не напрашивался, ублюдок. И выкачивать из себя кровь не дам, даже не думай.
Мавлюдов издал короткий злобный рык и ухмыльнулся:
– А ты предпочитаешь быть расстрелянным, не так ли? Если ты не одумаешься, то я могу поспособствовать тебе в этом.
– Нет, у тебя в отношении меня другие планы. Ты сам мне уже не раз говорил об этом, – хмыкнул Кузьма.
– Сегодня у меня очень трудный день и нет желания с тобой препираться, – вздохнул Азат.
– Тогда почему ты здесь, «товарищ Рахимов»? – усмехнулся Кузьма. – Не боишься, что я наброшусь на тебя и размажу по стенам камеры?
У Мавлюдова побагровело лицо, а на висках вздулись вены.
– Я пришёл, чтобы посмотреть на тебя и принять решение, – сказал он злобно. – Сейчас передо мной стоит выбор – оставить тебя в живых или уничтожить.
Кузьма, выслушав его, улыбнулся. Какое-то необузданное веселье вдруг захлестнуло его.
– Что, прищемили тебе хвост твои покровители?! – воскликнул он. – Может быть, твоё лечение не слишком-то исцеляет их?
– Мои пациенты мною довольны! – прокричал раздражённо Азат. – Я десятки поставил на ноги, а скоро их будут сотни!
– Как знать, как знать, – Кузьма перестал смеяться и, глядя на Мавлюдова, тяжело задышал. – На моей крови и на крови таких, как я, ты свою карьеру не построишь!
– А вот это не твоё дело! – воскликнул раздраженный Азат. – Это у тебя уже нет будущего, а у меня…
– И у тебя оно, видать, незавидное, – возразил Кузьма запальчиво. – Я по твоей вытянутой морде вижу, что дела твои не так блестящи, как тебе хотелось бы!
Мавлюдов уставился на него, пожал плечами и взглянул на часы.
– Мне пора идти, – сказал он, вздыхая. – А тебя мне жаль, господин судебный пристав. Я так и не решил, как поступить с тобой, но…
– Так чего же ты тянешь, вот прямо сейчас и решай? – остановил его насмешкой Кузьма. – А мне совершенно наплевать, каковым оно будет!
– Что-о-о… – Мавлюдов с багровым лицом уставился на Малова.
– Я сказал, что мне всё равно, как ты решишь расправиться со мной, – сказал Кузьма. Его голос как пламенем опалил Азата. – Тебе долго везло в этой жизни, «товарищ Рахимов», но-о-о… всё когда-нибудь заканчивается.
Мавлюдов вздрогнул. В нём пробудился панический страх перед Маловым, который преследовал его всегда, и он не мог с ним справиться.
– Ты что, пытаешься запугать меня?
– Нисколько.
– Ложь! Я не верю тебе!
– Это твоё дело. Хотя… ты всегда боялся меня.
Лицо Азата снова покраснело, на лбу и на шее вздулись жилы и, чтобы не упасть, он опёрся плечом на дверной косяк.
– Ты ошибаешься, я не… – выдавил он из себя, – я не боялся, а ненавидел тебя!
– Это ты расскажешь кому-нибудь другому, кто раньше не знал тебя. А вот я…
Азата окончательно покинуло самообладание, и он закричал:
– Я всегда ненавидел тебя! Ты всегда становился у меня поперёк дороги! Ты считал меня преступником, а я никогда не был таковым! Я поступал так, как считал нужным. И не желаю, чтобы именно ты попрекал меня этим! Сейчас ты в моей власти! Ты… ты…
Задыхаясь от бешенства, с потемневшим, налитым кровью лицом, Мавлюдов выбежал из камеры, а стоявший в коридоре санитар тут же захлопнул дверь.
– Иди, беги, проваливай, трусливый ублюдок! – закричал, глядя на дверь, Кузьма. – Ты настолько боишься меня, что…
Мавлюдов больше не показался в камере, и Малов, не закончив фразы, замолчал. Он сидел на кровати, положив на колени руки, с лицом, лишённым всякого выражения. Кипя от негодования, он смотрел на дверь. От его обострённого волнением слуха не ускользнул ни один оттенок из высказываемых Мавлюдовым фраз. Кузьма злорадствовал, переживая победу над давним врагом.
Пока он сидел, вся его жизнь вдруг промелькнула в его памяти: скромное начало в должности судебного пристава в Верхнеудинске, метание в годы Гражданской войны, длительные старания быть неузнанным в послевоенные годы, тяжёлый труд на заводе, в который он вкладывал всю душу… И для чего, раз он оказался в руках жалкого негодяя? Он, сжимая кулаки, вскочил с кровати и, полный негодования, снова приблизился к окошечку и ухватился руками за решётку.
Скрипя зубами, он видел перед собой злобное сморщенное личико Мавлюдова, который в то время служил клерком в городском суде Верхнеудинска. Во время революции этот ничтожный человечишка переметнулся к большевикам и раз и навсегда осел в их лагере. Хитрый, изворотливый мерзавец многого достиг с тех пор.
«Почему я не прибил этого слизняка раньше? – с озлоблением думал Кузьма, сжимая руками крепкие прутья. – Я видел его в роли преступника, я знал его в роли “революционера”, я наблюдал этого мерзавца и в других ролях. И он всегда выходил сухим из воды, хотя многие его товарищи давно уже кормят червей в могилах на кладбищах или давят вшей в спецлагерях ГУЛАГа…»
– И почему я не придушил его сегодня? – задал сам себе вопрос шёпотом Кузьма. – Достаточно было одного рывка, достаточно было…
Дверь неожиданно распахнулась, и в камеру вошли четыре здоровенных санитара. Не говоря ни слова, они набросились на Кузьму и повалили на пол. Один из них с каменным лицом вонзил ему в руку иглу шприца…
11
Дон Антонио де Беррио поднял руку и, не сводя глаз с Быстрицкого, сказал:
– Я, пожалуй, соглашусь с вашим предложением, полковник. Меня заинтересовала коммерческая сторона вашего плана, а всё остальное – дерьмо собачье. Война, провокации против СССР – всё дерьмо!
Он отломил от жареной куриной тушки крылышко и обмакнул его в соус.
– У меня в наличии шесть барж, – продолжил он, – но я готов закупить пшеницу только на три. Остальные три мы загрузим за ваш счёт, господа непримиримые контрреволюционеры!
– Мы уже обсудили этот вопрос в прошлый раз и дали согласие, – вежливо напомнил Корней Бадалов.
– И то верно, – кивнул дон Антонио, беря графинчик и наливая в рюмку водку. – Так вы, как я понял, пытаетесь взять реванш с помощью Германии, или…
– Это вас не должно касаться, – поморщился Быстрицкий.
– Как это не должно? – округлил глаза дон Антонио. – Если вы хотите вовлечь меня в игру, то условие моё таково – играем открытыми картами!
Гости переглянулись.
– Что, вам это не нравится, господа? – выпив и закурив папиросу, ухмыльнулся дон Антонио. – Ничего не поделаешь… Я всегда перестаю нравиться тем, кто пытается водить меня за нос. Поэтому я процветаю, – объяснил он гостям. – Раньше я считал себя романтиком, а теперь… А теперь я поумнел, господа, и всё мне осточертело. Было время, когда я согласился бы с вашим предложением, не вникая в его суть, а теперь… – он покачал головой. – А теперь я не такой доверчивый, как в молодые годы и… Я хочу знать всё, что стоит за вашим предложением, господа. И если вас особо не напрягает моё требование, то я готов выслушать вас!
Он снова налил водки и залпом выпил.
– Порядок таков, – заговорил после короткой паузы Быстрицкий. – Мы загружаем все ваши баржи, и этот груз они перевезут в Германию. В этом случае мы платим за аренду ваших судов. После выгрузки в Германии баржи снова загрузят и отправят в Финляндию. И в этом случаем мы тоже платим за аренду судов. Ну а из Финляндии баржи отправятся прямиком в Ленинград за зерном! Вот тогда три из них загружаются за ваш счёт, а три других за наш. Вас это устраивает?
– Вполне, – пожал плечами дон Антонио. – Только хотелось бы знать, что за груз пойдёт в Германию, господин полковник? Вы, видимо, собираетесь хорошо на этом заработать?
Гости переглянулись в очередной раз.
– В Германию мы перевезём нефтепродукты, – сказал Бадалов. – Нефть, бензин и прочее, прочее…
– Что ж, с этим можно согласиться, – улыбнулся дон Антонио. – Только если груз ваш не контрабандный, и…
– На весь груз вы получите документы, – перебил его нетерпеливо Быстрицкий. – Если вы успели заметить, господин де Беррио, мы люди серьёзные и не любим проворачивать всякие сомнительные делишки!
– Резонно, – кивнул дон Антонио. – Тогда я прикажу своим людям подготовить договор. Когда мы этим займёмся, господин полковник?
– Давайте хоть сейчас, – опешил от неожиданности Быстрицкий. – Впрочем, договор нами уже заготовлен. Мы его готовы подписать хоть сейчас.
Дон Антонио сделал вид, будто смутился.
– Но-о-о… Я не готов подписать его прямо сейчас, – сказал он. – До того, как я поставлю в документе свою подпись, мне предстоит его изучить и уладить кое-какие проблемы…
– И что, много их у вас? – округлил глаза Быстрицкий.
– Не так, чтобы очень, но есть.
– Тогда скажите нам, насколько они серьёзны? – вставил вопрос Бадалов.
– Так, пустяк, – уклонился от ответа дон Антонио. – Просто потребуется некоторое время, чтобы их уладить.
Гости снова переглянулись.
– Выкладывайте свои проблемы все начистоту, – потребовал, хмуря лоб, Быстрицкий. – Вы сами предложили нам играть открытыми картами, не так ли? Так вот, мы свой ход сделали, теперь ваша очередь.
– Хорошо, пожалуйста, – пожал плечами дон Антонио. – Во-первых, мне необходимо собрать все свои шесть барж в порту. Они, как вам должно быть известно, не ржавеют на стоянках в доках, а честно трудятся, принося мне, своему хозяину, кое-какой доход.
– И сколько вам понадобится времени, чтобы собрать посудины в одном месте? – поинтересовался угрюмо Быстрицкий.
– Минимум месяц, господа, – ответил дон Антонио.
– Хорошо, срок нас устраивает, – вздохнул с облегчением Быстрицкий.
– Но это ещё не всё, – продолжил дон Антонио. – За это время я должен посетить Ленинград!
– Чтобы заключить договор на закупку зерна? – полюбопытствовал Бадалов.
– Да, и для этого тоже, – кивнул утвердительно дон Антонио, закуривая очередную папиросу. – Обычно договора от моего имени заключают мои доверенные лица, но на этот раз случай особый.
– И для него вам понадобилась помощь наших людей? – подался вперёд Быстрицкий.
– Именно для этого, – нехотя согласился дон Антонио. – Только не уговаривайте меня выкладывать подробности, господа. Это сугубо моё личное дело, и оно никаким боком не касается нашей сделки.
– Итак, на всё про всё вам понадобится месяц, господин де Беррио? – поинтересовался Быстрицкий.
– Да, я собираюсь всё урегулировать за этот срок, – вздохнул дон Антонио.
– Надеюсь, накладок не случится?
– И я на то надеюсь, но пути Господни неисповедимы и нам не дано знать, что может случиться с нами уже через час, не так ли? А вы должны сказать своим людям в России, чтобы берегли меня как бесценную вазу из сокровищницы китайских императоров, так ведь? Случись что со мной в Ленинграде, то сделка не состоится никогда, и это факт, господа махинаторы…
* * *
– Ну, выкладывай, чего накопал? – спросил у Воронцова дон Антонио, когда тот вошёл в кабинет.
– Да ничего особенного, – удручённо ответил Матвей, усаживаясь в удобное кресло. – Господа аферисты – а в этом я твёрдо убеждён – затевают игру на вполне законных основаниях. Фирма, которая будет загружать нефтепродукты в наши танкеры, вполне солидная и уважаемая. Не скажи вам господа «реваншисты», что они готовятся нанести удар по экономике СССР, то тогда…
– Это всё туфта, – покачал с сомнением головой дон Антонио. – С мощным государством, каковым является СССР, каким-то отщепенцам-эмигрантам тягаться бессмысленно. А вот Германия, на которую они возлагают большие надежды, способна на многое. Хоть я и ненавижу большевиков, но… Ещё больше я ненавижу врагов России!
– Но предложенная вам сделка вполне миролюбива? – вскинул брови Матвей. – Вам нужно лишь перевезти нефтепродукты в Германию, которая в настоящее время не находится в состоянии войны с Советским Союзом.
– Пока не находится, – уточнил дон Антонио задумчиво. – А между тем Европу лихорадит. В Германии и Италии правят бал фашисты, и Финляндия как пороховая бочка. О-о-ох, кто бы знал, как мне всё это не нравится!
– Однако приструнить, наказать или ещё как-то их одёрнуть мы с вами не в состоянии, – пожал плечами Матвей. – Мы можем только со стороны наблюдать за разворачивающимися событиями, и… Потом уже делать выводы, так ведь?
– Да-а-а, сам чёрт не разберёт, чего они задумали, – вздохнул дон Антонио, закуривая папиросу. – Пока я обнадёжил их, пообещав подписать контракт через месяц. А дальше будет видно.
– И чему вы решили посвятить этот месяц? – спросил недоумённо Матвей. – Эти господа за это время могут подыскать другого партнёра, и вы упустите значительную выгоду.
– Ничего подобного, – ухмыльнулся дон Антонио. – Эти господа сделали ставку на меня и от своего не отступят. Они собираются использовать меня в какой-то тухлой афере, потом свалить опять же на меня все последствия этой аферы перед мировым сообществом, а самим уйти в тень, умыв руки.
– Если вы в этом уверены, так скажите, что делать мне? – поинтересовался Матвей. – Честное слово, я пока ещё не понимаю ничего, и…
– Ты собирай в порт все наши баржи и готовь их к серьёзной работе, – сказал дон Антонио, с задумчивым видом разминая очередную папиросу. – А сегодня займись тем, что организуй мою поездку в СССР!
– Вы всё-таки решили ехать? – удивился Матвей.
– Да, решил и поеду, – вздохнул дон Антонио. – Не пытайся меня отговаривать, я не изменю своего решения.
– А я, собственно, и не собираюсь пытаться, – усмехнулся Матвей. – Я хочу поехать с вами на забытую Родину. Мало ли чего, а может быть, случится такое, что вам там не на кого будет опереться?
– Нет, ты останешься здесь за меня, – категорически отказался дон Антонио. – Больше мне не на кого положиться.
– Прямо-таки и не на кого? – усомнился Матвей. – Да у вас целая армия под ружьём. Хоть завтра в поход!
– Нет, это всё не то, – вздохнул дон Антонио. – На меня работает много людей, очень много, согласен… Но положиться могу только на тебя одного, соотечественник ты мой ненаглядный! Вот и вверяю тебе всё, что имею, на то время, пока буду в отъезде.
– Хорошо, я вас понял, дон Антонио, – скупо улыбнулся Воронцов. – Но-о-о… Вы ещё хотели поговорить со мной о чём-то?
– Обо всём необговоренном посудачим перед отъездом, – ответил де Беррио. – А теперь ступай и действуй так, как уже обговорили. Только смотри не наломай дров, я на тебя надеюсь и уповаю на твою сообразительность!
* * *
Выйдя из ресторана, Матвей Воронцов прогулялся по пляжу до спасательной лодочной станции и вошёл в домик. Выпроводив лодочника на улицу, он снял трубку с телефонного аппарата и набрал номер.
– Да-да, я вас слушаю, – послышался в наушнике мужской голос.
– Это я, Воронцов, – сказал Матвей. – Вот звоню, как было приказано.
– Да-да, я слушаю вас, господин Воронцов, – заговорил мужчина вкрадчивым голосом. – Надеюсь, у вас есть для меня хорошие новости.
– Мне есть, что сказать вам, но я предпочитаю обсудить это не по телефону, господин Быстрицкий, – глянув на дверь, тихо проговорил в трубку Матвей.
– Хорошо, я вас понимаю, встретимся на прежнем месте, – прозвучал в трубке ответ. – В полночь вас устроит?
– Вполне, я не боюсь темноты, – усмехнулся Воронцов. – К тому же… – он сделал паузу и закончил: – Всё, до встречи, господин Быстрицкий! Я буду на месте ровно в полночь.
* * *
Часы на городском соборе пробили полночь и тут же колокола заиграли церковные мелодии, которые внесли некоторую бодрость в плохое настроение Матвея Воронцова. В это время к скамейке, на которой он сидел, подошли двое.
– Ты один? – поинтересовался один из них, крутя головой из стороны в сторону.
Воронцов, казалось, был нисколько не удивлён их появлением.
– Как видите, господа, я вполне способен обходиться без телохранителей, – сказал он.
– Прекрасно, тогда предлагаю пройтись…
Воронцов пожал плечами и встал со скамейки.
Прогуливаясь по набережной, они говорили о России без большевиков, о том, какую будут строить новую жизнь, и о многом другом, только не о деле, собравшем их воедино. А затем Воронцову было предложено зайти в прибрежный кабачок, и… Он был вынужден согласиться.
Войдя в полупустое небольшое помещение, они уселись за столик в самом тёмном углу. Подскочил официант. Получив заказ, он тут же исчез и пару минут спустя появился с бутылкой шампанского и тремя фужерами.
– А вот и вино! – сказал мужчина, который предложил ему пройтись, и его глаза даже заблестели в темноте от предвкушаемого удовольствия.
Однако Воронцов поморщился, глядя на заполненные шампанским фужеры:
– Вообще-то я не пью ночами, даже в хорошей компании, – сказал он. – Дон Антонио поддержал бы вас, господин Быстрицкий, но только не я.
– Есть вещи, за которые нельзя не выпить, – взяв в руки фужер, сказал тот. – Предлагаю тост за славное прошлое и великое будущее нашей матушки-России!
– За такой тост просто невозможно не выпить, – вздохнул Воронцов. – Хотя я предпочитаю воздерживаться от употребления спиртных напитков. Стыдно признаться, господа, но даже самая малая доза туманит мои мозги, и я становлюсь буйным и неуправляемым.
– Фужер благородного напитка вам не повредит, – настаивал Быстрицкий. – В нашем роду…
– Я хочу знать, сколько мне ещё предстоит находиться подле этого зажравшегося упыря, господа? – не дав ему договорить, обратился к собеседникам Воронцов. – Я не могу больше работать у этого так называемого «дона Антонио». Один только его вид доводит меня до кипения, и я готов…
– Нет-нет-нет, исключено! – отрезал Быстрицкий. – Тебе поручено важное задание «служить» господину де Беррио до тех пор, пока это нам необходимо! А сейчас лучше выпей шампанского и остуди свои чувства.
– Что ж, пусть будет по-вашему…
Они чокнулись и дружно выпили.
– Вчера по телефону разговаривал с Англией, – мечтательно заговорил Быстрицкий и внимательно посмотрел на Воронцова. – Наш центр одобряет все наши действия относительно де Беррио. А тебе по-прежнему можно доверять, так ведь?
Мысли Матвея сразу же приняли другой оборот.
– Ну конечно, господа! – воскликнул он. – Я всецело предан нашему делу душой и телом!
– Тогда выпьем ещё по одной, – подзывая официанта, сказал второй мужчина, пришедший с Быстрицким. – Мы, казаки Бадаловы, бывало…
– А давайте лучше поговорим о деле, – поморщился Воронцов. – Мы, кажется, именно для этого встретились сейчас.
– А кто спорит, для этого, – кивнул Быстрицкий. – Наша цель тебе известна, уважаемый Матвей Захарович, и ты обязан сделать всё, чтобы она была достигнута.
– Я сделаю всё, что было мне поручено, господа, – заверил Воронцов. – Только хотелось бы знать подробнее о наших планах. Перевозка нефтепродуктов в Германию, как я понял, первая часть задуманной акции, а как будет выглядеть вторая?
Быстрицкий и Бадалов переглянулись.
– Дело в том, что мы и сами всего не знаем, – развёл с виноватым видом руками Быстрицкий. – Нас и тебя уполномочили добиться от де Беррио того, чего мы добиваемся. И именно это сейчас мы собираемся обсудить в деталях и с мельчайшими подробностями. Надо проникнуться важностью дела, и… Ставка сделана! Дон Антонио де Беррио не должен вывернуться и ускользнуть от нас…
12
Санитар помог ему встать с кушетки, перевёл в палату, помог раздеться и лечь в постель. Он чувствовал себя дряхлым старцем, со дня на день ожидавшим прихода смерти.
