Александр Блок
Полное собрание стихотворений

«Мы встречались с тобой на закате…»

 
Мы встречались с тобой на закате.
Ты веслом рассекала залив.
Я любил твое белое платье,
Утонченность мечты разлюбив.
 
 
Были странны безмолвные встречи.
Впереди – на песчаной косе
Загорались вечерние свечи.
Кто-то думал о бледной красе.
 
 
Приближений, сближений, стараний —
Не приемлет лазурная тишь…
Мы встречались в вечернем тумане,
Где у берега рябь и камыш.
 
 
Ни тоски, ни любви, ни обиды,
Всё померкло, прошло, отошло…
Белый стан, голоса панихиды
И твое золотое весло.
 

13 мая 1902

«Ты не ушла. Но, может быть…»

 
Ты не ушла. Но, может быть,
В своем непостижимом строе
Могла исчерпать и избыть
Всё мной любимое, земное…
 
 
И нет разлуки тяжелей:
Тебе, как роза, безответной,
Пою я, серый соловей,
В моей темнице многоцветной!
 

28 мая 1902 (Декабрь 1911)

«Тебя скрывали туманы…»

 
Тебя скрывали туманы,
И самый голос был слаб.
Я помню эти обманы,
Я помню, покорный раб.
 
 
Тебя венчала корона
Еще рассветных причуд.
Я помню ступени трона
И первый твой строгий суд.
 
 
Какие бледные платья!
Какая странная тишь!
И лилий полны объятья,
И ты без мысли глядишь…
 
 
Кто знает, где это было?
Куда упала Звезда?
Какие слова говорила,
Говорила ли ты тогда?
 
 
Но разве мог не узнать я
Белый речной цветок,
И эти бледные платья,
И странный, белый намек?
 

Май 1902

«Когда святого забвения…»

 
Когда святого забвения
Кругом недвижная тишь,
Ты смотришь в тихом томлении,
Речной раздвинув камыш.
 
 
Я эти травы зеленые
Люблю и в сонные дни.
Не в них ли мои потаенные,
Мои золотые огни?
 
 
Ты смотришь, тихая, строгая,
В глаза прошедшей мечте.
Избрал иную дорогу я, —
Иду, – и песни не те…
 
 
Вот скоро вечер придвинется,
И ночь – навстречу судьбе:
Тогда мой путь опрокинется,
И я возвращусь к Тебе.
 

Май 1902

«Проходят сны и женственные тени…»

 
Проходят сны и женственные тени,
В зеленый пруд смотрю я, не дыша.
Туда сойдут вечерние ступени,
Забытый сон воспразднует душа.
 
 
Безводный сон мгновенной и короче,
Мой сон продлит зеленая вода.
Настанет ночь – и влажно вскроешь очи
И ты на дне заглохшего пруда.
 
 
Они проходят, женственные тени
Безмирные и сладостные сны.
К ним возведу забытые ступени,
Воспраздную желаний глубины.
 

Май 1902

Ботанический сад

«Поздно. В окошко закрытое…»

 
Поздно. В окошко закрытое
Горькая мудрость стучит.
Всё ликованье забытое
Перелетело в зенит.
 
 
Поздно. Меня не обманешь ты.
Смейся же, светлая тень!
В небе купаться устанешь ты —
Вечером сменится день.
 
 
Сменится мертвенной скукою —
Краски поблекнут твои…
Мудрость моя близорукая!
Темные годы мои!
 

Май 1902

«Сплетались времена, сплетались страны…»

 
Сплетались времена, сплетались страны
Мы из Венеции на север шли.
Мы видели дождливые туманы,
Оторвались, – и к Лидо подошли.
 
 
Но берег пуст, и даль оделась в сети
И долгого и тонкого дождя.
Мы подождем. Мы будем только дети,
В живой игре на север уходя.
 
 
Так началось времен изображенье.
Игра веков! О, как ты дорога!
Бесчисленные развернулись звенья,
Летели брызги, искры, жемчуга.
 
 
Но кто прошел? кто заглянул в туманы?
Игру, мечту – кто видел издали?..
Сплетались времена, сплетались страны,
Мы, не свершив, на север отошли.
 

2 июня 1902

«Брожу в стенах монастыря…»

 
Брожу в стенах монастыря,
Безрадостный и темный инок.
Чуть брезжит бледная заря, —
Слежу мелькания снежинок.
 
 
Ах, ночь длинна, заря бледна
На нашем севере угрюмом.
У занесенного окна
Упорным предаюся думам.
 
 
Один и тот же снег – белей
Нетронутой и вечной ризы.
И вечно бледный воск свечей,
И убеленные карнизы.
 
 
Мне странен холод здешних стен
И непонятна жизни бедность.
Меня пугает сонный плен
И братии мертвенная бледность.
 
 
Заря бледна и ночь долга,
Как ряд заутрень и обеден.
Ах, сам я бледен, как снега,
В упорной думе сердцем беден…
 

11 июня 1902

«Ушли в туман мечтания…»

 
Ушли в туман мечтания,
Забылись все слова:
Вся в розовом сиянии
Воскресла синева.
 
 
Умчались тучи грозные,
И пролились дожди.
Великое, бесслезное!..
Надейся, верь и жди.
 

30 июня 1902

«Вот снова пошатнулись дали…»

 
Вот снова пошатнулись дали,
Бегут, синеющие, в высь.
Открыли всё, что закрывали,
И, засмеявшись, вновь слились…
 
 
Пускай же долго без просвета
Клубятся тяжко облака.
Ты неизбежна. Дева Света,
Душа – предчувствием легка.
 
 
Она займется в час вечерний,
В прохладном таинстве струи,
И скроет свой восторг безмерный
В одежды белые Твои.
 

Июнь 1902 (1913)

«Хоронил я тебя, и, тоскуя…»

 
Хоронил я тебя, и, тоскуя,
Я растил на могиле цветы,
Но в лазури, звеня и ликуя,
Трепетала, блаженная, ты.
И к родимой земле я клонился,
И уйти за тобою хотел,
Но, когда я рыдал и молился,
Звонкий смех твой ко мне долетел.
Похоронные слезы напрасны —
Ты трепещешь, смеешься, жива!
И растут на могиле прекрасной
Не цветы – огневые слова!
 

Июнь 1902 (18 ноября 1920)

«На ржавых петлях открываю ставни…»

 
На ржавых петлях открываю ставни,
Вдыхаю сладко первые струи.
С горы спустился весь туман недавний
И, белый, обнял пажити мои.
 
 
Там рассвело, но солнце не всходило.
Я ожиданье чувствую вокруг.
Спи без тревог. Тебя не разбудила
Моя мечта, мой безмятежный друг.
 
 
Я бодрствую, задумчивый мечтатель:
У изголовья, в тайной ворожбе,
Твои черты, философ и ваятель,
Изображу и передам тебе.
 
 
Когда-нибудь в минуту восхищенья
С ним заодно и на закате дня,
Даря ему свое изображенье,
Ты скажешь вскользь: «Как он любил меня!..»
 

Июнь 1902

«Золотокудрый ангел дня…»

 
Золотокудрый ангел дня
В ночную фею обратится,
Но и она уйдет, звеня,
Как мимолетный сон приснится.
 
 
Предел наш – синяя лазурь
И лоно матери земное.
В них тишина – предвестье бурь,
И бури – вестницы покоя.
 
 
Пока ты жив, – один закон
Младенцу, мудрецу и деве.
Зачем же, смертный, ты смущен
Преступным сном о божьем гневе?
 

Лето 1902 (1910)

«Пробивалась певучим потоком…»

 
Пробивалась певучим потоком,
Уходила в немую лазурь,
Исчезала в просторе глубоком
Отдаленным мечтанием бурь.
Мы, забыты в стране одичалой,
Жили бедные, чуждые слез,
Трепетали, молились на скалы,
Не видали сгарающих роз.
Вдруг примчалась на север угрюмый,
В небывалой предстала красе,
Назвала себя смертною думой,
Солнце, месяц и звезды в косе.
Отошли облака и тревоги,
Всё житейское – в сладостной мгле,
Побежали святые дороги,
Словно небо вернулось к земле.
И на нашей земле одичалой
Мы постигли сгарания роз.
Злые думы и гордые скалы —
Всё растаяло в пламени слез.
 

1 июля 1902

На смерть деда
(1 июля 1902 г.)

 
Мы вместе ждали смерти или сна.
Томительные проходили миги.
Вдруг ветерком пахнуло от окна,
Зашевелился лист Священной Книги.
 
 
Там старец шел – уже, как лунь, седой —
Походкой бодрою, с веселыми глазами,
Смеялся нам, и всё манил рукой,
И уходил знакомыми шагами.
 
 
И вдруг мы все, кто был, – и стар и млад
Узнали в нем того, кто перед нами,
И, обернувшись с трепетом назад,
Застали прах с закрытыми глазами…
 
 
Но было сладко душу уследить
И в отходящей увидать веселье.
Пришел наш час – запомнить и любить,
И праздновать иное новоселье.
 

2 июля 1902

«Не бойся умереть в пути…»

 
Не бойся умереть в пути.
Не бойся ни вражды, ни дружбы.
Внимай словам церковной службы,
Чтоб грани страха перейти.
 
 
Она сама к тебе сойдет.
Уже не будешь в рабстве тленном
Манить смеющийся восход
В обличьи бедном и смиренном.
 
 
Она и ты – один закон,
Одно веленье Высшей Воли.
Ты не навеки обречен
Отчаянной и смертной боли.
 

5 июля 1902 (1915)

«Я, отрок, зажигаю свечи…»

Имеющий невесту есть жених,

а друг жениха, стоящий и внимающий ему,

радостью радуется, слыша голос жениха.

От Иоанна III, 21

 
Я, отрок, зажигаю свечи,
Огонь кадильный берегу.
Она без мысли и без речи
На том смеется берегу.
 
 
Люблю вечернее моленье
У белой церкви над рекой,
Передзакатное селенье
И сумрак мутно-голубой.
 
 
Покорный ласковому взгляду,
Любуюсь тайной красоты,
И за церковную ограду
Бросаю белые цветы.
 
 
Падет туманная завеса.
Жених сойдет из алтаря.
И от вершин зубчатых леса
Забрезжит брачная заря.
 

7 июля 1902

«Говорили короткие речи…»

 
Говорили короткие речи,
К ночи ждали странных вестей.
Никто не вышел навстречу.
Я стоял один у дверей.
 
 
Подходили многие к дому,
Крича и плача навзрыд.
Все были мне незнакомы,
И меня не трогал их вид.
 
 
Все ждали какой-то вести.
Из отрывков слов я узнал
Сумасшедший бред о невесте,
О том, что кто-то бежал.
 
 
И, всходя на холмик за садом,
Все смотрели в синюю даль.
И каждый притворным взглядом
Показать старался печаль.
 
 
Я один не ушел от двери
И не смел войти и спросить.
Было сладко знать о потере,
Но смешно о ней говорить.
 
 
Так стоял один – без тревоги.
Смотрел на горы вдали.
А там – на крутой дороге —
Уж клубилось в красной пыли.
 

15 июля 1902

«Сбежал с горы и замер в чаще…»

 
Сбежал с горы и замер в чаще.
Кругом мелькают фонари…
Как бьется сердце – злей и чаще!
Меня проищут до зари.
 
 
Огонь болотный им неведом.
Мои глаза – глаза совы.
Пускай бегут за мною следом
Среди запутанной травы.
 
 
Мое болото их затянет,
Сомкнется мутное кольцо,
И, опрокинувшись, заглянет
Мой белый призрак им в лицо.
 

21 июля 1902

«Как сон, уходит летний день…»

 
Как сон, уходит летний день,
И летний вечер только снится.
За ленью дальних деревень
Моя задумчивость таится.
 
 
Дышу и мыслю и терплю.
Кровавый запад так чудесен…
Я этот час, как сон, люблю,
И силы нет страшиться песен.
 
 
Я в этот час перед тобой
Во прахе горестной душою.
Мне жутко с песней громовой
Под этой тучей грозовою.
 

27 июля 1902

«Зову тебя в дыму пожара…»

 
Зову тебя в дыму пожара,
В тревоге, в страсти и в пути.
Ты – чудодейственная кара,
К земле грозящая сойти.
 
 
Но в этом сумраке бездумном,
В отдохновительные дни —
Я полон мыслью о бесшумном,
И сердце прячется в тени.
 
 
О, пробуди на подвиг ратный,
Тревогой бранной напои!
Восторг живой и благодатный —
Бряцанья звонкие твои!
 
 
В суровом дуновеньи брани
Воспряну, вскрикну и пойму
Мечты, плывущие в тумане,
Черты, сквозящие в дыму!
 

26 июля 1902 (1918)

«Я и молод, и свеж, и влюблен…»

 
Я и молод, и свеж, и влюблен,
Я в тревоге, в тоске и в мольбе,
Зеленею, таинственный клен,
Неизменно склоненный к тебе.
Теплый ветер пройдет по листам —
Задрожат от молитвы стволы,
На лице, обращенном к звездам, —
Ароматные слезы хвалы.
Ты придешь под широкий шатер
В эти бледные сонные дни
Заглядеться на милый убор,
Размечтаться в зеленой тени.
Ты одна, влюблена и со мной,
Нашепчу я таинственный сон,
И до ночи – с тоскою, с тобой,
Я с тобой, зеленеющий клен.
 

31 июля 1902

«Ужасен холод вечеров…»

 
Ужасен холод вечеров,
Их ветер, бьющийся в тревоге,
Несуществующих шагов
Тревожный шорох на дороге.
 
 
Холодная черта зари —
Как память близкого недуга
И верный знак, что мы внутри
Неразмыкаемого круга.
 

Июль 1902

«Инок шел и нес святые знаки…»

 
Инок шел и нес святые знаки.
На пути, в желтеющих полях,
Разгорелись огненные маки,
Отразились в пасмурных очах.
 
 
Он узнал, о чем душа сгорала,
Заглянул в бледнеющую высь.
Там приснилось, ветром нашептало
«Отрок, в небо поднимись.
 
 
Милый, милый, вечные надежды
Мы лелеем посреди небес…»
Он покинул темные одежды,
Загорелся, воспарил, исчез.
 
 
А за ним – росли восстаний знаки,
Красной вестью вечного огня
Разгорались дерзостные маки,
Побеждало солнце Дня.
 

1 августа 1902

«За темной далью городской…»

 
За темной далью городской
Терялся белый лед.
Я подружился с темнотой,
Замедлил быстрый ход.
 
 
Ревело с черной высоты
И приносило снег.
Навстречу мне из темноты
Поднялся человек.
 
 
Лицо скрывая от меня,
Он быстро шел вперед —
Туда, где не было огня
И где кончался лед.
 
 
Он обернулся – встретил я
Один горящий глаз.
Потом сомкнулась полынья
Его огонь погас.
 
 
Слилось морозное кольцо
В спокойный струйный бег.
Зарделось нежное лицо,
Вздохнул холодный снег.
 
 
И я не знал, когда и где
Явился и исчез —
Как опрокинулся в воде
Лазурный сон небес.
 

4 августа 1902

«Свет в окошке шатался…»

 
Свет в окошке шатался,
В полумраке – один —
У подъезда шептался
С темнотой арлекин.
 
 
Был окутанный мглою
Бело-красный наряд.
Наверху – за стеною —
Шутовской маскарад.
 
 
Там лицо укрывали
В разноцветную ложь.
Но в руке узнавали
Неизбежную дрожь.
 
 
Он – мечом деревянным
Начертал письмена.
Восхищенная странным,
Потуплялась Она.
 
 
Восхищенью не веря,
С темнотою – один —
У задумчивой двери
Хохотал арлекин.
 

6 августа 1902

Боец

 
Я облачился перед битвой
В доспехи черного слуги.
Вам не спасти себя молитвой,
Остервенелые враги!
 
 
Клинок мой дьяволом отточен,
Вам на погибель, вам на зло!
Залог побед за мной упрочен
Неотвратимо и светло.
 
 
Ты не спасешь себя молитвой
Дрожи, скрывайся и беги!
Я облачился перед битвой
В доспехи черного слуги.
 

13 августа 1902 (24 января 1916)

«Всё, чем дышал я…»

 
Всё, чем дышал я,
Чем ты жила,
Вчера умчал я
В пустыню зла.
 
 
Там насажу я
Мои цветы.
В гробу вздохну я —
Услышишь ты
 
 
О темной дали
Великих лет,
Когда мы знали
Вечерний свет.
 

14 августа 1902 (1908)

«Тебе, Тебе, с иного света…»

 
Тебе, Тебе, с иного света,
Мой Друг, мой Ангел, мой Закон!
Прости безумного поэта,
К тебе не возвратится он.
 
 
Я был безумен и печален,
Я искушал свою судьбу,
Я золотистым сном ужален
И чаю таинства в гробу.
 
 
Ты просияла мне из ночи,
Из бедной жизни увела,
Ты долу опустила очи,
Мою Ты музу приняла.
 
 
В гробу я слышу голос птичий,
Весна близка, земля сыра.
Мне золотой косы девичьей
Понятна томная игра.
 

14 августа 1902 (1908)

«Моя душа в смятеньи страха…»

 
Моя душа в смятеньи страха
На страже смерти заждалась,
Как молодая Андромаха
В печальный пеплум облеклась.
 
 
Увы, не встанет Гектор новый,
Сражен Ахиллом у стены,
И долговечные оковы
Жене печальной суждены.
 
 
Вот он ведет ее из брани —
Всесокрушающий Ахилл,
И далеко, в горящем стане,
Сраженья затихает пыл.
 

15 августа 1902

«Прости. Я холодность заметил…»

 
Прости. Я холодность заметил
Равно – в тревоге и в тиши.
О, если бы хоть миг был светел
Бесцельный май твоей души!
 
 
О, если б знала ты величье
Неслыханное бытия!
О, если б пало безразличье,
Мы знали б счастье – ты и я!
 
 
Но это счастье невозможно,
Как невозможны все мечты,
Которые порою ложно
Моей душе внушаешь ты.
 

26 августа 1902 (Февраль 1914)

«Пытался сердцем отдохнуть я…»

 
Пытался сердцем отдохнуть я —
Ужель не сбросить этих снов!
Но кто-то ждал на перепутьи
Моих последних, страшных слов…
 
 
Он ждет еще. Редеют тени,
Яснее, ближе сон конца.
Он спрятал голову в колени
И не покажет мне лица.
 
 
Но в день последний, в час бездонный,
Нарушив всяческий закон,
Он встанет, призрак беззаконный,
Зеркальной гладью отражен.
 
 
И в этот час в пустые сени
Войдет подобие лица,
И будет в зеркале без тени
Изображенье Пришлеца.
 

27 августа 1902

«Золотистою долиной…»

 
Золотистою долиной
Ты уходишь, нем и дик.
Тает в небе журавлиный
Удаляющийся крик.
 
 
Замер, кажется, в зените
Грустный голос, долгий звук.
Бесконечно тянет нити
Торжествующий паук.
 
 
Сквозь прозрачные волокна
Солнце, света не тая,
Праздно бьет в слепые окна
Опустелого жилья.
 
 
За нарядные одежды
Осень солнцу отдала
Улетевшие надежды
Вдохновенного тепла.
 

29 августа 1902

«Без Меня б твои сны улетали…»

 
Без Меня б твои сны улетали
В безжеланно-туманную высь,
Ты воспомни вечерние дали,
В тихий терем, дитя, постучись.
 
 
Я живу над зубчатой землею,
Вечерею в Моем терему.
Приходи, Я тебя успокою,
Милый, милый, тебя обниму.
 
 
Отошла Я в снега без возврата,
Но, холодные вихри крутя,
На черте огневого заката
Начертала Я Имя, дитя…
 

Август 1902 (1915)

«В чужбину по гудящей стали…»

 
В чужбину по гудящей стали
Лечу, опомнившись едва,
И, веря обещаньям дали,
Твержу вчерашние слова.
 
 
Теперь я знаю: где-то в мире,
За далью каменных дорог,
На страшном, на последнем пире
Для нас готовит встречу бог.
 
 
И нам недолго любоваться
На эти, здешние пиры:
Пред нами тайны обнажатся,
Возблещут новые миры.
 

Август 1902 (Февраль 1914)

«Я вышел в ночь – узнать, понять…»

 
Я вышел в ночь – узнать, понять
Далекий шорох, близкий ропот,
Несуществующих принять,
Поверить в мнимый конский топот.
 
 
Дорога, под луной бела,
Казалось, полнилась шагами.
Там только чья-то тень брела
И опустилась за холмами.
 
 
И слушал я – и услыхал:
Среди дрожащих лунных пятен
Далёко, звонко конь скакал,
И легкий посвист был понятен.
 
 
Но здесь, и дальше – ровный звук,
И сердце медленно боролось,
О, как понять, откуда стук,
Откуда будет слышен голос?
 
 
И вот, слышнее звон копыт,
И белый конь ко мне несется…
И стало ясно, кто молчит
И на пустом седле смеется.
 
 
Я вышел в ночь – узнать, понять
Далекий шорох, близкий ропот,
Несуществующих принять,
Поверить в мнимый конский топот.
 

6 сентября 1902

«Безрадостные всходят семена…»

 
Безрадостные всходят семена.
Холодный ветер бьется в голых прутьях.
В моей душе открылись письмена.
Я их таю – в селеньях, на распутьях…
И крадусь я, как тень, у лунных стен.
Меняются, темнеют, глохнут стены.
Мне сладостно от всяких перемен,
Мне каждый день рождает перемены.
О, как я жив, как бьет ключами кровь!
Я здесь родной с подземными ключами!
Мгновенья тайн! Ты, вечная любовь!
Я понял вас! Я с вами! Я за вами!
Растет, растет великая стена.
Холодный ветер бьется в голых прутьях..
Я вас открыл, святые письмена.
Я вас храню с улыбкой на распутьях.
 

6 сентября 1902 (1910)

«Давно хожу я под окнами…»

 
Давно хожу я под окнами,
Но видел ее лишь раз.
Я в небе слежу за волокнами
И думаю: день погас.
 
 
Давно я думу печальную
Всю отдал за милый сон.
Но песню шепчу прощальную
И думаю: где же он?
 
 
Она окно занавесила —
Не смотрит ли милый глаз?
Но сердцу, сердцу не весело:
Я видел ее лишь раз.
 
 
Погасло небо осеннее
И розовый небосклон.
А я считаю мгновения
И думаю: где же сон?
 

7 сентября 1902

«Смолкали и говор, и шутки…»

 
Смолкали и говор, и шутки,
Входили, главы обнажив.
Был воздух туманный и жуткий,
В углу раздавался призыв… —
 
 
Призыв к неизвестной надежде,
За ним – тишина, тишина…
Там женщина в черной одежде
Читала, крестясь, письмена.
 
 
А люди, не зная святыни,
Искали на бледном лице
Тоски об утраченном сыне,
Печали о раннем конце…
 
 
Она же, собравшись в дорогу,
Узнала, что жив ее сын,
Что где-то он тянется к богу,
Что где-то он плачет один…
 
 
И только последняя тягость
Осталась – сойти в его тьму,
Поведать великую радость,
Чтоб стало полегче ему…
 

11 сентября 1902 (24 мая 1918)

«В городе колокол бился…»

 
В городе колокол бился,
Поздние славя мечты.
Я отошел и молился
Там, где провиделась Ты.
 
 
Слушая зов иноверца,
Поздними днями дыша,
Билось по-прежнему сердце,
Не изменялась душа.
 
 
Всё отошло, изменило,
Шепчет про душу мою…
Ты лишь Одна сохранила
Древнюю Тайну Свою.
 

15 сентября 1902 (1907)

«Я просыпался и всходил…»

 
Я просыпался и всходил
К окну на темные ступени.
Морозный месяц серебрил
Мои затихнувшие сени.
 
 
Давно уж не было вестей,
Но город приносил мне звуки,
И каждый день я ждал гостей
И слушал шорохи и стуки.
 
 
И в полночь вздрагивал не раз
И, пробуждаемый шагами,
Всходил к окну – и видел газ,
Мерцавший в улицах цепями.
 
 
Сегодня жду моих гостей
И дрогну, и сжимаю руки.
Давно мне не было вестей,
Но были шорохи и стуки.
 

18 сентября 1902

«Как старинной легенды слова…»

 
Как старинной легенды слова,
Твоя тяжкая прелесть чиста.
Побелела, поблекла трава —
Всё жива еще сила листа.
 
 
Как трава, изменяя цвета,
Затаилась – а всё не мертва,
Так – сегодня и завтра не та —
Ты меняешь убор – и жива.
 
 
Но иная проснется весна,
Напряжется иная струна, —
И уйдешь Ты, умрешь, как трава,
Как старинной легенды слова.
 

22 сентября 1902 (Декабрь 1915)

«Мы – чернецы, бредущие во мгле…»

 
Мы – чернецы, бредущие во мгле,
Куда ведет нас факел знанья
И старый жрец с морщиной на челе,
Изобличающей страданья.
 
 
Молчим, точа незнаемый гранит,
Кругом – лишь каменные звуки.
Он свысока рассеянно глядит
И направляет наши руки.
 
 
Мы дрогнем. Прозвенит, упав, кирка —
Взглянуть в глаза не всякий смеет…
Лишь старый жрец – улыбкой свысока
На нас блеснет – и страх рассеет.
 

24 сентября 1902 (Апрель 1918)

Экклесиаст

 
Благословляя свет и тень
И веселясь игрою лирной,
Смотри туда – в хаос безмирный,
Куда склоняется твой день.
 
 
Цела серебряная цепь,
Твои наполнены кувшины,
Миндаль цветет на дне долины,
И влажным зноем дышит степь.
 
 
Идешь ты к дому на горах,
Полдневным солнцем залитая;
Идешь – повязка золотая
В смолистых тонет волосах.
 
 
Зачахли каперса цветы,
И вот – кузнечик тяжелеет,
И на дороге ужас веет,
И помрачились высоты.
 
 
Молоть устали жернова.
Бегут испуганные стражи,
И всех объемлет призрак вражий,
И долу гнутся дерева.
 
 
Всё диким страхом смятено.
Столпились в кучу люди, звери.
И тщетно замыкают двери
Досель смотревшие в окно.
 

24 сентября 1902

«Она стройна и высока…»

 
Она стройна и высока,
Всегда надменна и сурова.
Я каждый день издалека
Следил за ней, на всё готовый.
 
 
Я знал часы, когда сойдет
Она – и с нею отблеск шаткий.
И, как злодей, за поворот
Бежал за ней, играя в прятки.
Мелькали желтые огни
 
 
И электрические свечи.
И он встречал ее в тени,
А я следил и пел их встречи.
 
 
Когда, внезапно смущены,
Они предчувствовали что-то,
Меня скрывали в глубины
Слепые темные ворота.
 
 
И я, невидимый для всех,
Следил мужчины профиль грубый,
Ее сребристо-черный мех
И что-то шепчущие губы.
 

27 сентября 1902

«Они говорили о ранней весне…»

 
Они говорили о ранней весне,
О белых, синих снегах.
А там – горела звезда в вышине,
Горели две жизни в мечтах.
 
 
И смутно помня прошедший день,
Приветствуя сонную мглу,
Они чуяли храм – и холод ступень,
И его золотую иглу.
 
 
Но сказкой веяла синяя даль, —
За сказкой – утренний свет.
И брезжило утро – и тихо печаль
Обнимала последний ответ.
 
 
И день всходил – величав и строг —
Она заглянула в высь…
В суровой мгле холодел порог
И золото мертвых риз.
 

1 февраля – 28 сентября 1902 (1915)