Александр Афанасьев
Экспедитор. Наша игра
Кто-то мог себе представить, чем все кончится?
Длинный черный магазин… это уже новодел. Он на сорок патронов, но патронов там тридцать, это чтобы пружину не перегружать. Зато снаряжать не надо, он снаряженный лежит как аварийный. Переводчик в среднее положение – автоматический огонь. Присоединить… затвор резко на себя… от себя… как можно тише… услышат! Включить прицел… сзади две кнопки… на обе. Ага, загорелся…
Топот совсем рядом.
– Восьмой!
Снова топот.
– Твою же мать!
Автомат лег в руку привычно, как на стрельбище, подошвы кроссовок скрали шаги. Только не нашуметь…
– Боб! Боб, сюда иди!
– Второй там, в комнате!
– Ну и че делать будем?!
– Че делать! Сымать штаны и бегать!
Капитан Сапаров – в отличие от тех двоих, Белого и Березовца – виновен не был. Точнее, был, конечно, но не больше любого другого.
Он работал и знал, что Белый и Березовец работают напрямую на начальство, что их на земле днем с огнем не сыскать и что дела на них если и раскидывают, то очевидные, по которым и розыск вести не надо. Что Белый живет не совсем по средствам, что он уже майор не просто так и точно так же не просто так станет и подполковником. Что Береза как-то раз трепал по пьяной лавочке такое, что волосы вяли, и что потом Белый ему не просто так морду бил. Что, короче, вот эти двое – скорее всего, оборотни… но при этом, когда Белый дал ему выписанное (за подписью начальника, но без номера, не проведенное как положено и не зарегистрированное в журнале) задание на слежку за женой депутата – а это само по себе дело стремнее некуда, – Сапаров согласился, вопросов не задал и с ним пошли еще двое. Никто не задавал никаких вопросов ни до, ни после, никто не пошел ни в прокуратуру, ни в УСБ. Все считали, что бы ни происходило, выносить сор из избы нельзя. И – сами разберемся.
А теперь Белый и Березовец мертвы, убиты, и капитан понимал, что неприятности только начинаются… хотя бы потому что он увидел на полу в комнате фээсбэшную ксиву и понял, что это или Белых ксива или Березовца, то есть они приходили сюда и представились сотрудниками другого ведомства… а это само по себе сильно нехорошо.
Он подумал, что надо по-любому закрыть дверь…
– Боб! Дверь закрой!
…
– Оглох, что ли?!
Он поднял ксиву и шагнул в коридор… Боб стоял как статуя свободы, и на них на троих от двери смотрел автомат Калашникова.
– Не надо, – сдавленно сказал он, обращаясь то ли к своим, то ли к бабе с автоматом, потому что он не первый день работал в полиции и понимал, что вот сейчас шмальнет. Как раз эта и шмальнет.
Третий из их группы, по кличке Петля, с каким-то матерным выкриком рванул пистолет из кобуры – и в ответ застрочил автомат…
Майор УФСБ по Удмуртской республике Дмитрий Павлович Безуглый святым ни в коем случае не был.
Он, как и все, был человеком из своего времени, а время это и до Катастрофы благонравием не отличалось. После того как не стало коммунистической морали, на которую большинство плевало с крыши, но хоть как-то принимало во внимание, морали не стало совсем никакой. Все как-то разом стали жить по блатному закону – умри ты сегодня, а я – завтра. Последних идеалистов выбили девяностые. В нулевые, на фоне относительного материального благополучия, порой казалось, что в обществе идет вялотекущая гражданская война. Любой коллектив – как змеиный клубок.
Но майор, несмотря на то что идеалистом не был, не был и подонком. Он не был готов обобрать старуху, например, чтобы жилье у нее отнять. Не был готов кинуть друга. Не был готов продаться.
Майор ехал домой и думал о том разговоре, который состоялся у него на заводе «Аксион». Нет, все чин по чину – завод у него в оперативном обслуживании, когда он приехал, его пригласили в кабинет директора, поставили чай. А потом зашел еще один человек. Не последний в республике. И завели они разговор о том, что вы, майор, можете хоть завтра получить подполковника, заслуги ваши перед республикой это позволяют. Вот только связи ваши не слишком хорошо вас характеризуют. Какие связи? Ну, например, с депутатом Горсовета Дьячковым. У милиции есть основания подозревать его в убийстве и в создании организованной преступной группировки, занимающейся незаконной торговлей оружием. Он сейчас целый состав повел – кому? Точно в ЛНР? А по оперативным данным – чеченцам. Есть и другие отрицательные данные.
Отрицательные данные – хорошая формулировка. Есть данные, и все тут, а ознакомиться – извините. Тайна.
Дмитрий в ответ достал свою карточку – пропуск, в которой обозначен четвертый из пяти уровень допуска к гостайне, и потребовал ознакомить его с этой информацией. Потому что положение о гостайне предусматривает запрет на ознакомление с ней лиц, не имеющих допуска – но отказывать в допуске лицу с допуском из другого ведомства только потому, что оно из другого ведомства, – это уже, извините, местничество, за это и самому попасть можно. Выговорешник как минимум.
Те, кто его пригласил побеседовать, такого ответа не ожидали, и разговор скомкался. Но теперь надо было думать, что делать дальше. Потому что не все так просто, не все…
Дмитрий понимал, что торговля оружием – дело стремное изначально, и срезаться на нем ой как легко. Если раньше был федерализм, то теперь царит самый настоящий феодализм и один феодал собирает дружину и идет войной на другого, причем феодал раньше мог быть кем угодно – от начальника милиции до начальника хлебокомбината – да, было и такое. И всем нужно оружие. Нужно оно и гражданам – наличие пистолета часто отделяет жизнь от смерти…
И понятно, что стволы нужны бандитам всех мастей. А тот, кто ими торгует, он заинтересован в том, чтобы продать товар, как и любой другой торговец, – так? И экспедитор – должность крайне стремная. Он-то не застал, но слушал разговоры ветеранов – о почти поголовной коррупции, о базах – рассадниках воровства. О том, что и при Андропове при всей его строгости, ничего с этим не сделали – на место хапнувших приходили те, кто хапнуть мечтал. Озверевшее государство ввело смертную казнь за хищение госимущества на сумму от десяти тысяч. И что – помогло? А как вы думаете? Где сейчас СССР?
Только вот он знал Дьячкова очень и очень давно. Лет пятнадцать. И он точно знал, что Дьячков – уж кто-кто, но точно не сука.
А следом были и более невеселые мысли. Дьячков и некоторые другие люди, в том числе и он сам, кто группировался возле стрельбища и знал друг друга, во многом и спасли город, когда все привычно обделались и отморозились. Взяли ответственность на себя, начали организовывать патрули с оружием. Через марковский форум[3], кинули клич, начали собирать народные дружины. По идее, с оружием на улицу с заряженным вообще нельзя, административка и изъятие. Они рискнули. Хотя поначалу никто не мог поверить в то, что происходит, не то, что стрелять людям в голову. Кто-то, даже помнится, сел на пару дней. Но они выиграли время. И, как только стало понятно, что это не шутка, город не был повально заражен. Можно было бороться.
Понятно, что их потом всех каким-то образом отблагодарили, многие ушли во власть. Но понятное дело, что те, кто раньше был во власти, этому были не рады. Они и в самом деле верили в то, что это они спасли город – сидя в кабинетах. Ничего же не случилось – значит, они. А теперь не исключено, что они начинают избавляться от чужих. От тех, кто помнит правду.
Ничего личного, читайте Макиавелли.
О том, что произошло, он должен был доложить руководству ФСБ. Но… а стоит ли?
Дело даже не в сути сделанных предложений. А в том, что Копытцев разрешил-таки возбудить дело оперативной проверки, названное «Монастырь». И пустить попытку вербовки сотрудника по официальному ходу – значит, лишить дело «Монастырь» всяких шансов на оперативный успех.
«Крузер» с включенными фарами свернул во двор, тут же взял налево и… Дмитрий выматерился в голос, он едва успел затормозить.
– Твою мать!
Задом к нему стоял мусоровоз с потушенными габаритами. Он на самом деле чуть не врезался, даже бампер стукнул.
– Козел…
Матерясь, он взял фонарик… темно… пошел разбираться с водилой. Сделал несколько шагов… из темноты свистнула пуля, вторая сильно ударила в грудь, в руку. Майор упал у грязных колес… еще один удар.
Его ослепил фонарь.
– Он.
И чей-то явно командный голос.
– Кончаем…
Мелькнуло в голове: «Глупо как».
В следующий момент из темноты ударила глухая, щелкающая короткая очередь… еще одна… кто-то повалился на него со всей тяжестью, мокро хрипя.
– Снайпер!
Выстрелы в темноту. Еще одна очередь, крик. Еще очереди…
Майор УФСБ по Удмуртской республике Дмитрий Павлович Безуглый пришел в себя в каком-то помещении… он сам не знал в каком.
Над ним был потолок, белый. Но не затянутый пластиком натяжной, а бетонный, даже не беленый. Он повернул голову и увидел стену… красный кирпич, брызги цемента на стене… но при этом стеклопакет был вставлен и небрежно задут пеной по краям.
Было тепло…
Он лежал на топчане, накрытом каким-то покрывалом, и сверху кто-то укрыл его легким, старомодным шерстяным одеялом. Он пошевелился… наручников не было, тюрьмой тоже не пахло. Повернул голову и увидел оружие.
К стене у окна был прислонен АКМ с длинным рогом пулеметного магазина. Эотек на боковом кроне, магнифайер, фонарь, серебристый короткий глушитель – он узнал этот автомат, потому что его владелец стрелял с ним на стрельбище на соседней дорожке, и не раз.
Оружие Дьячкова.
Он с ним ходил на Казань и вообще в первый год. Потом перешел на пять сорок пять, а это оставил дома.
Легкие шаги… он повернул голову в другую сторону и увидел женщину… лет тридцать, плюс-минус, красивая, высокая. Медного цвета волосы и черные брови… да, это женщина Дьячкова. Как ее… Элина. На ней был черный флисовый костюм, который ей был явно велик, вон даже рукава подшила.
В руке у нее был старомодного вида эмалированный ковшик, голубенький…
– Что… произошло.
Она присела рядом с ним… он, как оказалось, лежал на большом, старом диване, стоявшем посреди недостроенного зала.
– Выпейте… вот так.
Какое-то варево – попало в дыхательные пути, он закашлялся.
– Что-то…
– Бульон. Давайте…
Перхая, он допил до конца.
– Вы… Элина. Да?
– Да.
– А где мы?
– За городом. Саша… он сказал, чтобы я шла сюда, только если идти станет совсем некуда.
Какой-то коттедж.
– Что произошло?
– Я видела… мусоровоз. Ждала вас… я не думала, что они начнут стрелять по вам. Как только начали, я начала стрелять по ним.
Дмитрий смотрел на женщину, которая спасла его от киллеров.
– Кто научил вас стрелять?
– Саша.
…
– Он говорил, первое, что я должна уметь, выстрелить в человека.
Она помолчала и добавила:
– А второе – за счастье всегда надо платить…
За счастье всегда надо платить…
– Я сильно ранен?
– Рука и нога. Пистолетными. Только мясо, кость не задета. Я перевязала. Кевлар спас.
Дмитрий по себя подумал – уже мало кто носил. Расслабились все. А вот как оно получается… хреново.
– Несколько дней.
– Нас здесь не найдут?
– Вряд ли. Это коттедж, отдельно стоящий. Все в пыли, тут давно никого не было.
– Спасибо.
– За что?
– Сейчас бы я в морге лежал.
Элина помолчала, потом сказала:
– Они и ко мне приходили. Один сказал, что из ФСБ. Что надо проехать с ними, что Саша ранен, но он не сказал того, что должен был. А Саша сказал, чтобы я была осторожней и что могут прийти.
…
– Я их убила.
Через неделю майор Безуглый встал на ноги. Рана на ноге еще беспокоила, но если не проходить полосу препятствий, то двигаться можно.
Он практически не показывался на улице – мало ли – и все время думал… мучительно вспоминал, что происходило в последнее время, и пытался понять, что, ко всем чертям, произошло… где он просчитался… как получилось так, что его, опытного опера, попытались просто убить во дворе, как бандита.
Почти сразу пришло страшное осознание – он недооценил этих. Этих – это тех, кто пытается взять власть. Старые инстинкты взяли свое… борьба за власть представлялась бумажной волокитой, приказами, может быть, схваткой в Госсовете, но не пулей во дворе. А Сашка был прав – он предупреждал, что будет именно пуля во дворе, что к власти идут не бюрократы, а бандиты. В том числе и под милицейскими погонами.
Они сами виноваты. Цепляясь за иллюзию нормальности, не увидели, что нормального в мире уже ничего нет, что и самого мира нет, не осталось. А есть его куски, оставшиеся после падения единого целого, и их кусок – лакомый.
Дурак… как же так… дурак.
Им выдали и автоматы, и пистолеты на постоянку, а они ни хрена не поняли. Их клиенты теперь – волки, кровью упившиеся. И волки, которые еще только жаждут вонзить в парное свежее мясо свои клыки…
На следующий день Элина его осмотрела, заставляя сгибать руки и ноги, приседать. Наконец заключила:
– Ходить сможешь.
– Знаешь, где Дьячков? Как его найти?
Элина, чуть помедлив, кивнула:
– Не бойся. Мне так же надо уходить, наверное, меня уже в убийстве Кеннеди обвинили, не меньше. – Саша сказал, чтобы я, случись что, бежала в Ульяновск. Там на торге надо найти человека. Он поможет.
– Какого человека?
…
– Ладно, но Ульяновск – бандитская территория. Нас там сожрут, даже если мы выберемся из республики. У нас ни денег, ни патронов в достатке, ни транспорта.
– Все есть.
Они спустились вниз, в гараж, по лестнице – майор заметил, что на их пути две двери, вверху и внизу, и обе стальные и запираются. Внизу было темно, электричества теперь не было, освещение – свечой или керосинкой. В рассчитанном на три машины гараже стояла одна – но какая…
Машина была покрыта тонким слоем пыли, но он безошибочно определил – новая. Краска совсем не выцвела.
Дмитрий присвистнул, обошел вокруг, потом сел на водительское место, посветил фонарем на пробег. Потом на табличку с годом выпуска. Еще раз присвистнул:
– Ни фига себе! Девяносто первый год, она же новая совсем, пробег – семь тысяч!
Это была «Иж-Комби», типичного для этой марки ярко-зеленого цвета. Похожа она была внешне на «Тойоту Короллу универсал» шестидесятых. Примитивный дефорсированный мотор 1,7, работающий на любой дряни, рессоры.
Боевая машина вояка – так ее называли.
– Она от родителей осталась, – сказала Эллина, – там с документами были проблемы. Саша говорил, она и в ГАИ на учете никогда не стояла, ее выгнали с завода и забыли про нее. Это как память.
Резину, конечно, сменить по возможности… но это не проблема.
Он посмотрел назад. Элина стояла с монтажкой.
– Ты чего?
– Помоги…
Вдвоем – женщина и раненый – они отжали плиту на полу. С трудом вытащили сумку и большой, явно не китайский оружейный кейс.
В сумке лежали «грач», «глок», «пб», переделанный под макаровские патроны пистолет «гроза» тоже с глушителем[4], два легких бронежилета и деньги. Пачки – рубли, доллары, евро. В отдельном мешочке – золотые монеты, «Георгий Победоносец» и «Сеятель».
Дмитрий открыл кейс. Там был совсем новый «Рем 700 Таргет Тактикал» с цевьем из стеклопластика. Прицел был «Леопольд». Американский, просветленные линзы и специальная антибликовая насадка на прицел – ее ставят для того, чтобы не было бликов и невозможно было засечь лазерной системой сканирования. Вторым был АК-74 с глушителем и белорусским же прицелом ПО. Ко всему – магазины, в кармашках – пачки с патронами. К винтовке патроны – даже три пачки американских.
Да… все, что нужно, чтобы выжить.
Он взял «грач», выбросил магазин, привычно раскидал, чтобы посмотреть состояние. Да… новый совсем.
Подошла Элина, взяла «глок», взвесила в руке. Она сделала то, что обычно делают в таких случаях женщины, – постриглась под каре и перекрасила волосы. Теперь она была брюнеткой, причем жгучей.
– Умеешь?
– А ты сомневаешься?
…
– Что делать будем?
– Мне надо встретиться с одним человеком.
Узнать, что к чему. Но доверять ему до конца я не могу. Прикрыть сможешь?
– Смогу.
– Вот и хорошо…
В шестидесятые годы в Ижевске был построен завод по производству автомобилей и металлургический завод, в основном для обеспечения этого же производства прокатом. Они были построены на совершенно новых площадках в другом конце города, организационно входя в Ижмаш, но при этом находясь на отшибе. Вместе с ними построили и жилой район под названием «Автозавод» – его переименовали в Устиновский, когда под давлением жителей города было отменено переименование самого Ижевска в Устинов.
В девяностые автозавод чудом выжил… местная власть провалила проект передачи завода под сборку, а потом и производство автомобилей «Шкода»… потом точно так же провалился проект и с «Фордом»… в конце концов завод вошел в состав Автоваза и начал выпускать «Весту». А вот металлургический накрылся, причем накрылся медным тазом, производство было просто разорено, оборудование пустили на металлолом. Сейчас оно так и стояло, не знали, что с ним делать…
Сейчас мимо него проехала серая «Шкода», остановилась на обочине, прикрываясь остановкой. Из нее вышел мужик, между тридцатью и сорока, нервно огляделся, потом закурил. С одной стороны мертвый завод, с другой – дачные домики, переделанные в настоящие дома…
Он бросил взгляд на пассажирское сидение – там лежал автомат.
– Чо, Леш, мандражишь?
Он и не заметил, откуда появился его коллега. Точнее, бывший коллега, как объявили на оперативке.
– Ты откуда?
– Весь народ из одних ворот. Ты один?
– Да.
– Ну, хорошо, что один. Пусть все так и останется… э, э! Снайпера не зли!
– Ты чего?
– Ничего. У меня к тебе зла нет. Надеюсь, у тебя тоже.
– Какое у нас зло.
– Вот и отличненько. Про меня что сказали?
– Что ты с какой-то бандой связался. Опозорил звание…
– Ага. А с какой – не сказали?
– Говорят, с самарскими.
– Умно. Когда объявили?
– Позавчера на оперативке.
– А кто?
– Перерва.
Понятное дело. Как там в «Крестном отце»? Кто тебя позовет, тот и предатель.
– А ты что… в самом деле?
– А сам как думаешь? Шеф где?
– В санатории, здоровье поправляет.
– О! А когда у него должен был быть отпуск? Ты не задумывался? Вы все, б…, не задумывались?
– Думай не думай, все равно в суп попадешь…
Безуглого это выбесило настолько, что он, недолго думая, врезал Алексею по лицу. Тот отшатнулся…
– Ты чего? Охренел?! За что?!
– А за то, что ты сотрудник органов, твою мать! А не дворник с улицы. Это дворнику все пох, машет метлой и машет. А мы должны порядок защищать, понял? Порядок! В том числе и от оборотней в наших рядах. И когда такое дерьмо происходит, то это тебя лично касается. И всех нас, ипать!
…
– Если бы в самом начале всем был по хрену мороз, сейчас бы ни хрена не было, ни заводов, ни жрачки, ничего! А одна бы половина республики сейчас доедала другую!
– Ну ладно…
– Да не ладно!
– О’кей, о’кей. Извини, не то сказал.
Ни один извинениями этими не удовольствовался. Все понимали, что сказал – как на базар. Сейчас слова ничего не стоят…
– Дьячков в розыске?
– Да.
– Ориентировку принес?
– Да.
Безуглый посмотрел ориентировку, усмехнулся.
– Организация преступного сообщества? Неслабо, с козырей сразу. Вы хоть с него депутатскую неприкосновенность сняли, юристы? Или так, по принципам революционной целесообразности?
…
– Ладно, вали. За помощь спасибо, потом зачтется. И Леш…
…
– Если меня возьмут, то та история с типографией «Гознака» наружу выплывет. И если замочат – тоже. Так что в твоих интересах, чтобы я тихо и без ажиотажа покинул республику и больше меня не видели – не слышали. Понял?
Донецк – Луганская область – Россия
Дорога
Тысяча семнадцатый день Катастрофы
Как видно, днепропетровские все-таки что-то просекли и пытались если не сравнять счет, то отомстить уж точно. Собственно говоря, донецкие рассчитали все правильно – в их структурах полно двойников, как и в днепропетровских, – много кто работает на Донецк. Это как теория взаимогарантированного уничтожения. Никто не может ничего сделать, потому что настучат раньше. Донецкие все рассчитали правильно, послав меня – никто про меня не знал, и я не знал никого – только так можно было обезглавить верхушку днепропетровской мафии. Но днепропетровские хоть и пропустили удар – теперь, видимо, рвались отомстить.
Об этом я поговорил с эмгэбэшниками, когда мы накрыли стол на берегу Кальмиуса, выехав из города. Там народу много было, и моих тоже – наши-то тоже не все знали о происходящем, поставили в известность уже постфактум. Но теперь и у своих авторитет поднялся – мало кто может сходить в чужой город, и там не только выжить, но и привалить верхушку конкурентов. Личный пример всегда важен.
Пожарили мясо, поставили на стол водку – сегодня можно было, хотя перед выездом мы посчитались, кто реально будет гулять, а кто только для вида. Погода была хорошей… тихо, как и не было ничего, ни Катастрофы, ни мора, ни последующей страшной жизни и смерти в замертвяченных городах, ни добитых своей рукой друзей, чтобы не дать им переродиться…
Так как нам скоро было в путь-дорогу, а я нескоро сюда еще приеду, если вовсе приеду, меня приватизировали местные, расспрашивая о том, как все-таки я сработал в Днепропетровске и что там вообще видел. Я рассказывал, что мог. А о чем-то и молчал.
Потом один из эсбэушников вспомнил, что был в Перми, жил там какое-то время. Тему подхватили – город и в самом деле интересный, хотя и провинциальный – жуть. Я бы его определил как самый большой из провинциальных в России. Потом перешли на Ростов-на-Дону… там был и я, и большинство из присутствующих, было о чем поговорить, что вспомнить. Теплый южный город… вообще Россия очень разная, и Южная Россия отличается от Центра и от Урала довольно сильно. И хоть мы, уральцы и сибиряки, к морозам привыкли – все равно, когда на юг приезжаешь, отдыхаешь душой немного. Это тебе не Сибирь, не Урал, где ты постоянно должен быть готов к борьбе за выживание, в лесах, на холоде, в борьбе с жестокой и неумолимой природой. Хотя несколько последних лет перед Катастрофой все по-другому было… у меня на старом телефоне остались снимки зеленой травки, сделанные… второго декабря. Второе декабря – а снега не было. Тут же, бывало, что и вовсе зиму почти без снега переживали.
Тут же и зашла речь о том, как дальше жить…
– А с Днепропетровском-то теперь как будете…
– Как… – один из эмгэбэшников (теперь СБУ называлось МГБ) подбросил уголька в костер. – Никак не возьму в толк, что тут не дровами топят, правда, тут много чего не так, взять хотя бы заборы из камня, – поднакопим силов и…
– В Днепре рыбы живут, – сострил кто-то.
– А зачем? – спросил я.
Все замолчали.
– Как зачем? – спросил эмгэбэшник. – Что зачем?
– Зачем дальше воевать?
– А что – смотреть, пока они снова сил поднакопят?
– Почему? Договариваться.
– Там одни атошники.
– Ну и что?
Замолчали. Потом эмгэбэшник, криво усмехаясь, сказал.
– Ты бы мил человек поосторожнее. В гостях-то ты в гостях, но морду можно и набить.
– Так набей…
– Так, стоп… – поднялись сразу трое.
– Мужики, – сказал я, – вот у нас Башкирия, там стоит памятник Салавату Юлаеву, который воевал за независимость Башкирии от России. И что? Башкиры, кто выжил, все равно с нами, весь этот бред в одно место засунули… как и татары. Мы можем сколько угодно пальцы кидать, но когда беда – мы вместе.
– Видел я, – сказал эмгэбэшник, – как вы с Чечней разобрались. Сами же им дань платили.
– И что?
…
– Во-первых, не дань. Мы вкладывались в восстановление части государства. Или – или. Или так или отпускать. Так чтобы вот это часть государства, но там чужие люди живут – так быть не может. Вернее, может, но недолго.
…
– Побеждает не тот, кто сильнее, а тот, кто умнее. В конце концов, бандитом никому не хочется быть, даже сейчас. Будь умнее, дай бывшему бандиту место в строю – и он тебе как никто другой служить будет.
– Да ты хоть знаешь, что они тут делали, – сказал другой эсбэушник, – тут люди от голода умирали!
– А сейчас не от голода умирают. Время такое. Счетá обнулились. От жизни ничего не осталось. Впрочем, вам решать, пацаны. Не мне думать за вас. Но одно могу сказать точно: если вы двое так и будете враждовать – вас кто-то третий прихлопнет. Тот, кто поумнее будет. Побеждает не тот, кто правее, а тот, кто умнее.
Конец нашего пленера на природе был явно скомкан, но обошлись без бития фейсов. Но вот мне интересно – почему мы, русские, инстинктивно понимаем, как строить государство, а они нет. А еще разговор идет про то, что один народ. Ни хрена не один. Родственный, но все же разный. И не просто так – государство называлось Россия.
Может и будет еще называться…
Дальше писать опять особо не о чем: пришел эшелон – разгрузили-загрузили – отправили. Вместе с донецкими занимались сдачей-приемкой, ездили на стрельбище, показывали. Донецкие сильно удивлялись, например, что «Вепрь» один-два-три дает кучу меньше, чем СВД. Так они сейчас собираются-то, считай, руками, как в пятидесятые, а руки, к счастью, остались. И куда ушатанной в хлам эсвэдэшке лохматых советских годов против нового, тщательно собранного «Вепря», да еще и с тяжелым стволом? На Украине производства орудия почти что и не было, одно старье осталось. Во время войны сделали сколько-то «Зброяров» плюс «Форт» собирал по лицензии всю израильскую линейку. У нас возможность была посмотреть: посмотрели – не впечатлило. То же самое, что у нас плюс малая серия, огрехи в сборке и конская цена.
В конце концов пришла пора ехать и нам: от республики приехали наши сменщики, они уже обеспечат повседневный формат сотрудничества. В соответствии с достигнутыми договоренностями.
