Алекс Югэн
Достойная вечность по разумной цене
Когда я вернулся к гостинице, патефон уже пропал, оставив меня гадать, был он на самом деле или нет.
Входная дверь была приоткрыта ровно настолько, чтобы я смог протиснуться внутрь. Если это имело хоть какой-то смысл. Да, там определённо был ресепшн: стойка регистрации, пара кресел, журнальный столик и дохлый фикус в горшке, но всё было тихо и запустело, покрыто густым слоем пыли, как в тех городках-призраках времён золотой лихорадки. «Достойная вечность за разумные деньги*», обещал плакат с сисястыми особами, томно лежащими у бассейна. *С почасовой оплатой.
Весь ресепшн помещался в комнатке четыре на четыре, достаточно задрипанной, с продавленным полом и обоями в выцветший цветочек. Разношёрстные двери с табличками: «1», «2», «3», «туалет» и «на 2 этаж». Я дзинькнул для приличия пыльный звоночек на стойке регистрации, полистал замшелую книжку на журнальном столике («Солярис» Лема), потом отправился стучаться в номера. Первая дверь оказалась не заперта, за ней – обычная обстановка захудалой гостиницы: две железные койки с пружинными матрацами, две тумбочки, рукомойник… эпохальное полотно на стене, в стиле соцреализма, изображало диктатора из первого склепа, попирающего сапогом диктатора из третьего склепа. Внизу полотна копошился благодарный народ.
Во второй двери снаружи торчал ключ с номерком «3», других отличий от первой комнаты я не нашёл. Разве что обои там отставали от стен не так сильно, да диктаторы на холсте поменялись местами. Теперь попирали первого, благодарный народ внизу оставался неизменным.
На втором этаже всё то же самое, только в последнем, шестом номере стоял на двух табуретах расшитый красным бархатом гроб. От гроба тянуло гнилью, так что подходить, а тем более заглядывать внутрь я не стал. Рыжей там точно не будет, по крайней мере, в том качестве, что мне нужно.
– Так, – сказала Арлекина, когда я явился с докладом. – Жди тут. Я сейчас.
– Так, – сказала она, когда вернулась обратно. – Анекдот на злобу дня. Знаешь, что случилось с Цыганом, который перехитрил смерть?
– Что?
– Помер. В гробу лежит.
– Смешно, – сказал я уже её спине. Деятельная Арлекина за эту долю секунды успела достать из-за пазухи свой скипетр с крысиной головой, перепорхнуть к машине и лёгким изящным движением треснуть её в боковое стекло. Стекло рассыпалось мелкой крошкой. Арлекина отомкнула дверь, одним махом оторвала часть приборной панели, залезла в автомобильные недра и принялась рыться в разноцветных проводках. Всё как в фильмах про угонщиков. Стартер крутил, Арлекина материлась, и виновата у неё была и искра, которая ни шиша не схватывала, и Рыжая, у которой тачка не заводится, и Цыган, который так некстати помер, и нет у нас теперь никакого плана Б. Ну и я, из-за которого всё это вообще началось.
Батарея садилась, стартер крутил всё неохотнее. Арлекина скинула свою курточку, осталась в чёрном спортивном лифчике и в таком виде нырнула под капот. Матерные ругательства летали с частотой снарядов при артобстреле, надежда на машину таяла медленно но верно.
От нечего делать я снова обследовал гостиницу, не нашёл ровным счётом ничего нового, спустился на первый этаж и плюхнулся в кресло. Наваливалась усталость, захлёстывала, будто волнами прибоя. Я обязательно придумаю, как нам спастись. Мне только нужно чуть-чуть передохнуть. Чуть-чуть. Я не заметил, как заснул —
и тут же проснулся уже в нашем мире, в комнате Таниной коммуналки.
Рассвело, день тащился к полудню, но света в комнату попадало не так уж много. Да и снаружи солнце спряталось где-то за густыми облаками, из них всё еще валил снег.
Таня спала, за окном было бело и тихо. Мне стало тоскливо. Если Арлекина не врала, то мне осталось ещё 38 таких вот коротеньких циклов и «прыжков» между мирами, а потом – что? Всё?!
А может, это всё просто сон, услужливо подсказала надежда. Может, всё-таки, сон?
Чувствовал я себя так, словно от меня уже откусили две сороковых, одну двадцатую меня?
Да. Честно – ровно так и чувствовал. Я тут, а они там отрывают от меня ещё один кусок моей жизни или души или памяти. Я закусил ладонь, чтобы не завыть от ужаса. ЧЁРТОВА АРЛЕКИНА! Правильно тебя, сука, разжаловали в смертные. Сдохнешь, как и все остальные!
Как и я…
Выпить бы, залить глаза и не вспоминать ни о чём, оглушить себя, пока не чокнулся от страха. Какой вообще во всём этом смысл? Пойду-ка я до ломбарда, он у нас в соседнем доме в одном подвале с разливайкой. Не продам, так хоть на пиво сменяю. Или просто всучу первому встречному, может отвяжется от меня, наконец, эта сука с бубенцами.
Где-то на границе слышимости и фантазии заиграл Берлинский симфонический оркестр. «Полёт». Шнитке. Найдётся мне место на том роскошном кладбище?
Я принялся искать статуэтку – в рюкзаке, в карманах куртки, в Таниной сумочке – и не нашёл. Так. Будем рассуждать логически. Таня хотела избавиться от неё, но Таня всё ещё спит. Ну не могла же она в самом деле пойти и выкинуть?.. А может, и не было никакой Арлекины, может, всё-таки приснилось?
Я стоял у окна и смотрел на занесённый город, на буксующие в снежных завалах машины, на бредущих куда-то людей, на старых людей, на молодых, с детскими колясками, с какими-то несусветно огромными пакетами с важным барахлом. И, то мне казалось, что всё чушь, а то – что каждый из них уже нашёл свою Арлекину и теперь пытается сбыть её с рук или убедить себя, что ничего не было…
