Алекс Югэн
Достойная вечность по разумной цене
– Значит так, – процедил голос. – То, что случилось – это трибунал и расстрел. Исправляй, пока до Самого не дошло. А как ты это сделаешь, меня не волнует. Всё, выметайтесь – оба!
В следующий момент я ощутил мощнейший пинок под зад; купе, вагон и вообще всё вокруг куда-то пропало; а я с размаху впечатался во что-то белое, как снег, и твёрдое, как чёртов кирпич!
Бумага, с удивлением понял я. Это был огромный, во все стороны света лист белой писчей бумаги – размером с целый мир. И ничего больше: ни перспективы, ни верха или низа. Просто лист.
Арлекина сидела там же рядом, охала и растирала задницу. Что-то мне подсказало, что её эвакуировали из поезда ровно тем же способом. С помощью ноги.
– Разжалована, – горестно констатировала Арлекина. – Снова уязвима – бедная моя жопа! – и смертная.
– Уй, какая жаль, мадам!
– А ты бы тут не особо! Знаешь, что с тобой теперь будет?
– Не знаю, – насторожился я. – А что?
Она пожала плечами и достала из-под куртки плоскую серебряную фляжку.
– Вот и я не знаю. Вариантов, знаешь ли, великое множество, – выверенным щелчком ногтя она отвинтила крышечку и приложилась к содержимому. – КХ! КХ! Строго говоря, ты здесь – как частица антиматерии. Нельзя тебе тут быть. Либо ты, либо мы.
– Что – либо я, либо вы?
– Либо ты, – Арлекина снова запрокинула голову, – либо ты уже сдохнешь до конца и аннигилируешься, либо всё тут вокруг.
– Не очень-то густо, – сказал я, окинув взглядом это самое вокруг. – А ещё есть варианты? Без взаимных аннигиляций?
– Типа что ты проснёшься и посчитаешь всё это дурным сном? Ну да, почему бы и нет. Или что я проснусь, а ты окажешься просто моим сном, – она встала, встряхнулась и махнула рукой куда-то на север (так мне показалось, хотя почему?). – Пошли. Повезёт – засветло доберёмся.
– Докуда?
– До Цыгана, – ответила Арлекина. – Который смерть перехитрил.
– И чё он тут делает, раз перехитрил? – не понял я.
– Бизнес делает, что ж ещё, – буркнула она и помрачнела. – Пускает на постой за большие деньги, – и дальше без переходов:
– Свалился на мою голову, идиот несчастный…
Я пожал плечами и больше не испытывал её терпение. Вообще, настроение у Арлекины менялось по каким-то непонятным для меня законам. То из неё пёрло энтузиазмом и дружелюбием, то уже в следующую минуту она становилась чернее тучи и принималась отчаянно хамить, как если бы я специально наступил на её любимую мозоль.
Часа три мы тупо шли, шаг за шагом переставляли ноги в этом белом пространстве без направления и перспективы. И не было никакой цели, не было смысла, я даже не уверен, что мы вообще хоть куда-то двигались, а не стояли на месте. Время от времени на периферии бокового зрения я видел какой-то город, точнее, контуры города, намеченные на бумаге простым карандашом: дома, проносящиеся машины, редких пешеходов… но стоило только повернуть голову и попытаться рассмотреть эти наброски как следует, как всё исчезало и оставалось только абсолютное белое.
Потом я вдруг понял, что всё просто напрочь занесло снегом, что я просто до сих пор тащусь вдоль Москвы-реки, и это уже на моих бровях никак не хочет таять снег.
– Ты что это? – спросила Таня. – На тебе лица нет!
Я тупо кивнул, выпил залпом целую банку и только потом решился рассказать ей свой сон наяву.
– Так. Выкинь её, – велела Таня. – Выкинь прямо сейчас!
Я достал из кармана фигурку Арлекины. Стоит, небось… Ювелирная же работа. И такая детализация!..
– Жалко выкидывать. Может, лучше завтра пойдём в ломбард сдадим? Сразу с утра и сдадим. А?
– В ломбард? – с сомнением повторила Таня. Было видно, что ей хочется избавиться от Арлекины как можно быстрее.
– Бабок поднимем, – поднажал я. – Бабок-то нам не лишне? Тебе ж до зарплаты ещё две недели!
– Ну не знаю…
– Зато я знаю! Я таких кукол в Охотном ряду видел, они под полтос стоят! Может, у неё и проба где-то есть.
Я включил фонарик на своей древней «Нокии» и обследовал потайные места Арлекины на предмет проб или хотя бы бирок с названием фирмы. Не судите меня строго, как говорится, хмельной ум вполовину трезвого.
– Ладно, – сдалась Таня, устав от спора. – Может, сколько-то и дадут.
На том и порешили.
Когда мы пришли к ней домой, в коммуналку, в комнате соседей было тихо и мертво. Часы показывали пять-тридцать утра. Странно, а в моём сне было без чего-то два, сонно отметил я, проваливаясь в сон.
Арлекина сидела в позе лотоса и неотрывно смотрела на меня.
– Очухался, покойничек, – хмуро констатировала она, лишь только я открыл глаза.
Подходящих случаю слов у меня не нашлось. Но спектр моих эмоций вы вполне можете себе представить.
– А ты что себе думал, там проснёшься – и в домике? – прочитала она мои мысли. – Хрена с два.
– Но ты же говорила…
– Ну, когда твоё тело осталось тут, я поняла, что это не сработает.
– То есть я оставался тут?
– Угу. Кстати, Первый от тебя уже отъел, – она посмотрела на меня и значительно добавила:
– Первый из Сорока́.
Я хотел спросить, о каких-таких Сорока́ она говорит, но потом передумал. Кажется, я и сам догадывался о чём речь. По крайней мере, ассоциация с сорока днями после смерти была абсолютно чёткая. И первый от меня уже отъел…
– Угу. Так что даже если ты вернёшься домой – в чём я теперь сильно сомневаюсь – то вернёшься не полностью.
Она приложилась к своей фляжке.
– Зато если уж вернёшься…
– Что?
– Ну… честно говоря, тогда всё будет ещё непонятней, – она принялась загибать пальцы. – Если Первый от тебя уже откусил, то одной сороковой части в тебе уже не хватает. Значит, в следующий раз Сорок передерутся, кому-то не хватит куска. Дальше, теория вторая: у каждого свои Сорок. Соответственно, может статься, Первый уже не захочет ещё один кусок от тебя, а Второй без Первого тоже не будет есть… не говоря о том, что твой Первый вообще может отравиться и сдохнуть, они же только мертвечиной питаются…
