Алекс Рок
Последний из Двадцати
Кошмары о былом. Сон второй
Наверно, его пытались удержать. Хватали за руки, что-то объясняли, говорили невпопад. Слова сливались в единый однообразный, малопонятный поток. В голове шумело от злости и неизбывной ярости. Глотая слёзы обиды, Рун обещал – себе, им, умершим, нападавшим – всем, что обязательно доберётся до каждого мерзавца, чего бы ему это не стоило.
На языке, словно проклятие, сидёл бес имени. Кровавые крючья. Бандиты. Пришли ночью. Убивали, насиловали, издевались. И магия… не было никакой магии. Ни единого заклинания, словно она вдруг исчезла.
Молчал разом опустевший шпиль, вознося к небесам дым погребальных костров. Виска держала его за рукав, сквозь слёзы убеждая, что искать паршивцев – самоубийство, что этого не стоит делать, тем более в одиночку. Что теперь им всем вместе стоит собраться и понять, что делать дальше.
Нилтар бросал на Руна полные злобы взгляды – дерзкий сопляк начинал его раздражать. Касья таила внутри себя надежду, что мальчишка опомниться, а сказанное до этого – лишь последствие потрясения. Кианор странно молчал – то ли у него закончились шутки, то ли даже он считал, что сейчас для них не лучшее время.
Говорила Виска. Едва старше самого Руна и куда младше остальных выживших, она словно выступала гласом разума и здравомыслия. Едва утерев слёзы, она обратилась в другую, совершенно неведомую раньше Руну девчонку.
Он помнил её наивной, легкомысленной. В какой-то момент парню показалось, что настоящую Виску в самом деле убили, а здесь и сейчас перед ними зловещий морок, чуждое наваждение, живое проклятие. Он поймал себя в тот момент, когда захотел проверить подобную глупость и вовремя остановил самого себя. Разум никак не хотел мириться с тем, что уходил он от одной Виски, а вернулся совершенно к другой. Эта была жестока и сосредоточена, расчётлива и губительна. На былой арсенал улыбок свалились сокровища других инструментов манипуляции. Слезы, насмешки, истерика, полные отчаяния взгляды – словно нечто поставило перед девчонкой лишь одну задачу: удержать Руна всеми силами.
Но чем больше Виска упорствовала, тем больше парень чуял, что должен идти. Злость, ещё несколько часов бушевавшая в его голове немного поутихла. Но уже спешила разлить, заполнить все мысли юного чародея горьким варевом ненависти. Парень кусал губы, касаясь Шпиля. Тот был изуродован, тот плакал кровавыми слезами и уже не делился – отрывал от самого себя силы. Рун клялся ему не отомстить – исправить случившееся, сделать всё так, чтобы подобное больше никогда не повторилось. Ему казалось, что остывающий, но ещё теплый камень стены Шпиля слышит его, а потому пусть и молчаливо, но соглашается.
Виска, прервавшая его свидание с Шпилем, холодно, но в последний момент дрогнувшим голосом попросила его зайти в общую залу. Для разговора. Рун, затянувший в холщовый мешок новый запас комочков сухой маны, кивнул ей в ответ.
Девчонка претендовала на лавры Матриарха. Рун почуял себя неуютно, а внутри кольнула обида, когда он увидел Виску в кресле правительницы Шпиля. Остальные, словно соглашаясь с её возвышением, а, может, не желая обращать на это внимание, лишь молча взирали. Виска оглядела их внимательным, изучающим взглядом. Едва парень появился в дверном проёме, посмотрела в прогал разрушенной стены, выдохнула – Руну казалось, что она ищет поддержки где-то извне, но никак её не находит. Наверно, подумалось ему, окажись он на её месте, делал бы то же самое.
Но он не на её месте. Рун стиснул зубы и прищурился, зная, что начнётся. Он не ведая о собственной наивности твердил, что обязательно сумеет вырваться из любого их хитроумного захвата, выскользнуть на свободу и уйти. Здравый смысл стучался в черепной коробке, пытаясь задать лишь один единственный вопрос – есть ли у юного непослушника хоть какой-нибудь план? План, если и был, старательно бежал, желая не попадаться на глаза что здравому смыслу, что самому Руну…
Виска начала издалека. Так малый ребёнок прежде чем просить новую игрушку говорит о любви родителям. Чародейка же говорила о том, как тяжела для них потеря. Что не менее тяжелым грузом она легла на их плечи и теперь перед ними стоит непростая задача вершить судьбы своими силами. Только теперь их не Двадцать, их куда меньше.
Касья посмела высказать мысль о том, что следует расколдовать несколько спящих стел – и обучить новых чародеев настолько, насколько они смогут сделать это сами. Виска ответила ей многозначительным взглядом, Нилтар попросил сестру помолчать. Виска продолжила.
Она сказала, что пришло время пересмотреть – и себя, и магию, и всё, что их окружает. Остальные Несущие Волю не сводили с неё глаз, стискивая в ладонях амулеты и охранки. От них за версту разило отчаянием, а потому они тянулись к девчонке, как к единственной, кто знает, что делать дальше. Рун вернулся к грязной мысли о подмене, но она обросла – теперь ему казалось, что мороком стала не только Виска, но и все остальные.
Девчонка подошла к нему вплотную, прильнула, как прежде. Руну в миг показалось, что его коснулось тепло родного дома, что Виска в самом деле не просто семья, а частица Шпиля.
– Только вместе мы сможем вернуть утраченное. Вместе, взявшись за руки, мы оглянемся на утраченное – и поймём, что было чего терять. Было зачем терять. Оставим напавших в покое и займёмся тем, чем должны заниматься чародеи, да? Да?
Он ей не ответил. Сама мысль о прощении показалась ему страшным предательством. Она не просто боится гнаться за теми, кто нанёс им столь страшный удар, но ещё и желает оставить их безнаказанными. Виска, родная, тёплая и мягкая, из возлюбленной показалась ему старой, гнилой, трусливой старухой. Её пальцы, не жалея ногтей впивались ему в спину, рвали одежду, оставляли кровавые отметины. Рун отстранился от неё, опустил глаза, чтобы не видеть отчаяние в глазах собратьев, и резко развернувшись, зашагал прочь. Гадость слов той, что ещё мгновение назад была ему ближе всех на свете, грязью лилась ему на спину, липла к одежде, больно жгла – и парень не выдержал.
Ему казалось, что они бросятся вдогонку. Наверно, оно так и было, но став ветром, он вознёсся под самые облака. Ястребом он нырял от одной деревни к другой – ему отчаянно казалось, что прежняя жизнь, песком утекавшая сквозь пальцы, сможет вернуться в былое русло, стоит ему нагнать бандитов. Он сможет, он должен – не могли же они далеко уйти? Сколько времени прошло с того момента, когда они разорили шпиль? День, два, может, чуть больше?
Неважно. На их стороне старые, плешивые и голодные муладиры, что едва перебирают лапами по грязной земле. За его же плечами стоит самое настоящее могущество. Маг может быть ветром, водой, пожарищем – сложно ли будет отыскать стайку обнаглевших от собственной дерзости мерзавцев?
Надежда лила сладкий елей на душу. Нет ничего того, что не подвластно чародею. Человек перед ним должен трепетать и знать своё место. Иначе мигом станет меньше, чем самый мелкий подскамейник – во всех смыслах. Рун ухмыльнулся – воображение нарисовало красочные способы разобраться с Кровавыми Крючьями. Но для начала нужно найти хоть какие-то следы. Рун с неба смотрел на лежавшие под ним крохотные домишки селений, на взбудораженных внезапной бурей людей – пора было начинать задавать вопросы. Как там говорила Матриарх? Маги не дерутся, маги разговаривают.
Первое слово прозвучало молнией. Рун обратился разрядом, искрой перескочил на ближайшие хаты, оставляя кроваво-огненный след. Запоздало, едва очнувшись от нахлынувшего на них ужаса, завопили селянки. Их крики смешались с диким рёвом младенцев, плачущих детей, гомоном сбегающегося на беду мужичья. Замельтешили рабочие руки, передавая полные тухлой воды ведра. Словно Рун в самом деле дал бы им погасить пожарище…
Огненной птицей он расправил крылья, издав оглушающий вопль. Взгромоздившись на висельный дуб, Рун расправил крылья и в тот же миг перья стрелами полетели в разные стороны. Один за другим вспыхивали остальные дома, погружая деревню в хаос. И только тогда Рун спустился, чтобы поговорить.
Ему нравился запах горящих надежд. Ото всей души мальчишка надеялся, что жирный столб дыма видно у самого Шпиля – пусть его собратья видят, что он делает. Пусть стыдятся собственной трусости и нерешительности. Пусть Виска, наконец, одумается…
Староста валялся перед ним на коленях. Стоящие рядом с ним женщины пытались поставить старика на ноги – безуспешно. Молодая и старая, жена и дочь, до Руна дошло сразу. Ужас вместе с молчаливым вопросом немым упрёком сидел на лицах людей – мерзавцам казалось, что они имеют право спрашивать: за что?
– Имена. Я хочу имена.
Они не знали. Или делали вид, что не знают. Конечно же, они делали вид…
В мгновение ему стало смешно. Он не чувствовал, а буквально видел, как колотятся в груди их жалкие, черные, полные озлобленности сердца. Он мог сжать кулак – и все они, охнув на прощание от боли, умрут и завалятся мешками наземь. Но сейчас ему нужны были имена. Имена и следы.
Староста вспыхнул пламенем, охватился жаром, отчаянно взвыл. Рядом стоящие с ним люди бросились прочь. Рун унял огонь, а старик у его ног скрючился – жалкий, маленький, обожженный.
– Имена. Мне нужны имена…
Глава 4
След был отчётливый и свежий. Рун припал на колено. Муладир, уже давно почуявший неладное, стонал, будто его заживо пекли на костре.
И как только Вигк управлялся с этой образиной?
Ска почти беззвучно подошла, встала рядом. Внимательные глаза механической куклы готовы были зацепиться за любую неровность и отправить её в аналитический блок для размышлений.
Оборотня он видел вчера. Душа отчаянно таила надежду, что это всего лишь обычный хруставолк. Юному чародею хотелось в это верить до того самого момента, как блохастая образина не выскочила прямо перед ним.
Парню вспомнилось, как от неожиданности он неловко попятился и бухнулся на пятую точку. Струхнул так, что было стыдно перед наукой мастера Рубера.
Волколак сразу же воспользовался моментом, перед глазами мелькнули когти. Огромный волк лапой опрокинул чародея наземь – охранок, способный выдержать удар булавы хрустнул, что яичная скорлупа. Когти вошли в плоть, раздирая дорожное платье, вонючая пасть разинулась в желании сомкнуть клыки на мягкой шее.
Ещё одна ночь, ещё одна жертва.
Была бы, не окажись парень чародеем.
Волколак взвыл от дикой боли – способные прокусить лист брони клыки чудовища хрустнули, едва столкнулись с обратившейся в сталь шеей. Металлический кулак вонзился в брюхо чудовища словно осиное жало.
Оборотень отлетел прочь, словно щенок, обиженно заскулил. Встал на четыре лапы, обходя чародея посолонь – сдаваться легко он не собирался.
Ска выдал ветер. Мохнатая бестия учуяла её запах прежде, чем механическая кукла соизволила заявиться.
В руках она стискивала малурит. Сорвавшийся с стабилизационного кристалла огненный шар прочертил красивую дугу перед самым носом оборотня. Махнув хвостом на прощанье, волколак бежал прочь. Если уж что оборотни и не любили – так это жгучий кусачий огонь.
Забыв про еду и сон, чародей шёл по следу бестии. Иногда он ловил себя на том, что отвлёкся от изначальной задачи – надо было проверить слова Вигка. К счастью, это было по пути.
Оборотень нутром чуял, что они идут по его следу. Рун во что бы то ни стало желал изловить зверя. Старый Мяхар занудствовал, но говорил верно – любой из Двадцати в первую очередь бережёт свои владения от напастей.
– Здесь, – вдруг указала Ска. Рун присел на корточки: землю украшала линька волчьего меха. Куст хранил на себе обрывок одежды. Волчьих следов было полно – когда эти твари возвращают собственный облик, вертятся на одном месте, будто непоседливые псы.
Человеческий след был чуть дальше. Отпечаток босой ноги в подсохшей грязи – следовало искать ближайшую деревню. Впрочем, часы, проведённые по настоянию Гитры за бестиарием говорили, что необязательно. Наверняка где-то неподалёку отсюда стоит сруб или одинокая хижина на опушке. Следовало бы пустить поисковых бегунков, но парень не спешил.
Муладир завывал и принялся вырываться пуще прежнего. Рун истратил на него пару заклинаний успокоения – но треклятая тварь замолкала лишь на минуту, а после вновь придавалась панике.
Не помогали ни уговоры, ни грязная брань, ни бережная ласка Ска. Что уж говорить, Рун не без труда для самого себя признал, что даже магия оказалась тут бессильна. А ему-то в голопузом детстве казалось, что чародеи способны на всё…
Лесная тропа вывела их к монолиту. Каменное изваяние с лицом маленькой девочки высилось и гнило среди зарослей марновника. Словно укрывая несчастную от солнечных лучей, возвышались рощистые плакучки. Ало-синие лепестки укрывали землю всякий раз, как только дул ветер.
Рун остановился лишь на мгновение, возложил на монумент руки. Почтительно поклонился, пожелал спокойного сна заключённому в каменный плен чародею.
Их всегда должно быть Двадцать. Как, зачем, почему – в Шпиле было принято не спрашивать. Детьми, шёпотом, в тщетных надеждах, что не услышат взрослые, они тасовали свои самые скверные догадки, будто колоду карт. Слухи на корню обрубила Гитра на пару с Матриархом, на одном из уроков пояснив, что Шпиль способен снабжать только двадцать отобранных чародеев.
Судьба остальных была не завидна. Крестьяне знали правила, но в своей твердолобой упрямости всякий раз норовили их нарушить: едва они осознавали, что рядом с ними живёт способный сплетать ману в заклинания чародей, как принимались за игру. Одни, теряя лапти на ходу, со всех ног бежали к Шпилю доложить. Другие укрывали, прятали, лелеяли тщедушные надежды спасти.
Несущий Волю обрушивался на последних заслуженной карой. Мерзавцы обращались в крыс, пауков и прочих мелких паразитов. Лишний чародей навсегда засыпал, обращаясь в монолитную стелу.
Мальчишкой парень давал им имена – сам не зная зачем.
Двадцатый.
Становясь с каждым годом старше всё чаще ловил себя на мысли о том, что он Двадцатый. Проявись его умения чуть раньше или чуть позже – он мог бы быть сейчас одной из этих стел.
Память неохотно делилась с ним обрывками прошлого. Потроша её раз от раза, он осознавал, что помнит даже не образы – лишь ассоциации.
Колючая борода отца, крепкие и излишне больно жалящие кулаки брата, звонкий смех младшей сестры. Скрип телеги, желание сунуть чего-нибудь в рот, солёный дух конского пота.
Лица матери он не помнил, как и её саму. Вместо неё в голове всегда проявлялся образ матриарха. Память тотчас же сыграла с ним злую шутку – напомнила, что с ней стало, её посмертный вид. Рун помотал головой из стороны в сторону, прогоняя непрошенное наваждение.
У Шпиля он смотрел на тех, кто станет ему родителем. Мастер Рубера теребил собственные усы и недовольно хмурился, рассматривая мальчишку перед собой. Отец, не скрывая радости тащил на телегу мешки с зерном, крупой, яблоками. Рун смотрел на всех, как на великанов, решающих его судьбу и не знал, как себя вести. Внутри мальчишки одновременно клубились страх и предчувствие чего-то хорошего. Смеялся брат, радовался отец, женщины спешили окружить его заботой, мужчины – строгостью. Мальцом он не знал, что всего три дня назад с похода на безумку вернулся лишь мастер Рубера: Одноглазый Дун же навсегда остался во власти вдруг обуявшего его безумия.
Чародеев должно быть Двадцать. Столько может содержать Шпиль. Столько нужно для того, чтобы править на этих землях.
Став старше Рун не раз и не два подумывал найти отца и братьев, о чём имел неосторожность сказать Матриарху. Та с тяжёлой душой велела его выпороть – что служебные автоматоны выполнили на славу. Среди них, ему казалось, была даже Ска…
У чародея нет иной семьи, кроме Двадцати. У чародея нет жизни вне Шпиля. Нет, и никогда не было.
Парень усмехнулся – интересно, что бы об этом сказала Матриарх сейчас?
Он выдохнул, отряхнул руки, вытер их о штаны, кивнул каменной стеле как старому знакомому на прощание. Это всё в прошлом – грядущее же лежало дорогой у его ног.
Дорогой и вопросами.
Вигк. Противный, мерзкий старикашка, виранский офицер с сотней острот на языке. Здравый смысл метался из угла в угол, тая надежды бежать прочь. Виранец на их земле, связавшийся с разбойниками – немысленно! Стоял за покушением на одного из Двадцати – неслыханно! Чего уж говорить о том, что имя Вигка хоть и было не самым приятным для языка, но не столь замысловатым, каким у остальных виранцев. И даже Ска не обратила на это внимания. Впрочем, разве что он сократил собственное имя, чтобы местным было проще его выговорить…
Парень бросил взгляд на плетущуюся чуть поодаль механическую куклу. Рун увидел ещё пару следов раньше, чем она. Значит, можно было временно снять её с этой задачи и задать другую.
– Ска, ты запомнила всё, что он там наболтал? Автоматон кивнула в ответ.
– Да, Господин. Желаете, я повторю? – Ска отвечала, даже не глядя в его сторону. Парень краем глаза увидел, что её зрачки пожелтели. Служка сканировала округу и занималась этим с большим упоением. Парень махнул ей рукой, отрицательно покачал головой.
– Нет нужды. Что думаешь?
– Мои мыслительные функции ограничены и не обладают свободой размышления, Господин.
Рун закатил глаза – старая песня. Музыка посвежее, а слова всё те же. Живая машина точно поняла, что он от неё хочет, но решила немного поиграть по своим правилам. Отрываться от столь любимого ей сканирования и тратить ресурсы на что-то другое ей хотелось меньше всего.
– Не егози. Его последние слова, про небо и осколки… что они могли бы значить?
– Есть вероятность не менее сорока процентов, что объект имел ввиду Стену. Бессмыслица. Стена нерушима.
Про Стену парень узнал, как только ему исполнилось десять. Ему-то по детской глупости казалось, что весь мир отсюда и насколько видно теперь принадлежит одному лишь ему. Матриарх и учителя по-доброму улыбались, слушая его милые глупости, и не спешили объяснять. Мир, некогда единый и большой однажды хрустнул от людских мелких неурядиц. Не умея, а может и не желая решать проблемы иным, не разрушительным путём, люди обрекли некогда свою процветающую цивилизацию на жалкое существование.
Матриарх не жалела ни сил, ни времени, ни вечеров на разъяснения – Стена, что создана при помощи Шпиля, защищает их всех от опасностей нового, ставшего для людей чужим, мира. Кто-то решил перебраться под опеку чародеев, кто-то – как Виранцы, бросили вызов судьбе и решили остаться. Учителя ей поддакивали, вливая в юные умы яд чужих сомнений. Виранцы в их словах обращались в маленьких, мелочных, подлых людишек. Пускай у них и остались секреты и некоторые из технологий древних – но разве может всё это посоперничать с счастьем простого крестьянина, на которого не охотятся безумки, и которого не пытаются день от дня сожрать ещё какие твари?
Оставалось только соглашаться. Парень пару раз, любопытства ради, спрашивал у автоматонов о жизни там, за стеной, но те механически и строго отвечали, что у него нет доступа к данной информации. Даже став новым хозяином Ска, он получил от неё тот же ответ. Не добился он ответа и на вопрос, кем же ему следует быть, чтобы узнать – механическая кукла, кажется, и сама того не ведала.
– Стена нерушима, – облизнув губы, повторил за ней Рун. – А какие ещё есть варианты? Сорок процентов на эту догадку, а остальные на что раскидала?
– Семь процентов, что объект Вигк безумен, а потому верит во всё им сказанное. Тринадцать процентов – его слова касаются небесных тел в опасной близости от нашего местоположения. Могу сказать точнее, если провести полноценный анализ обстановки и окружения. Провести?
Парень лишь отрицательно покачал головой, остановил её жестом от дальнейших предположений.
– И самая большая вероятность – проблемы со стеной. Может, именно о них хотел предупредить меня Кианор? Ска, ты можешь проверить стену на… на… – парень осёкся. Нечасто, но с ним случалось такое, что он не знал, чего же именно хочет. Ска решила, что заданного и так достаточно, ответила.
– Объект стена не поддаётся простому анализу. – Внезапно на её лицо наползла хищная улыбка, не предвещающая ничего хорошего: – я смогу выдать более точный ответ по возвращению в Шпиль, Господин. Желаете, чтобы проложила маршрут?
Парень сызнова покачал головой, закрыл глаза, устало выдохнул. Автоматон была верна ему – кто знает теперь по какой причине? То ли потому что на его пальце изумрудом горит перстень-активатор, то ли механик, собирая её сызнова, что-то начудил. Не зря же он тогда сказал о повреждённом блоке подчинения и её будущем своеволии?
Ска верна, но словно желала воплотить в себе самую главную Архи, что почитали от Краюшек до самого Достенья – заботу. Опасности, по её мнению, поджидали юного господина за каждым кустом. И, в принципе, она была права – что ни куст, то обязательно таил в себе какие-нибудь неприятные сюрпризы. А уж попытки уговорить Руна вернуться домой она не оставляла – ни в тот момент, когда пришла в себя и осознала новое положение, ни теперь. Словно пытаясь оправдать своё сызнова неуместное предложение, она добавила:
– Недостаточно данных для определения степени положительности полученной информации. Слишком мало данных, слишком много неизвестных.
Слиш-шком много неизвестных. Парень покатал её слова на языке, будто в надежде распробовать их на вкус. По всему выходило скверно. Ещё пару дней назад он собирался отступить, за что ненавидел самого себя ещё больше. Полгода он просыпался с чувством того, что обязан вернуться. Ночами, в кошмарах, бесы крутили ему одно и то же. Невидимые, неведомые, они смаковали каждую его ошибку, словно намеренно тыкая носом в каждый из недочётов. Недочётов с ошибками было на целую книгу, если не на две – Рун гнал противные сны прочь каждый раз, как только открывал глаза. Но они возвращались – вернуться и вновь.
Ещё пару дней назад он собирался бросить затею, а сейчас ехал в Храпуны. Муладир голосил на все лады столь дурным голосом, будто в надежде запугать всю округу. Рун старался воспринимать его проще – он всего лишь ещё одно препятствие на его пути, ещё одно «но» в бесконечном ряду других неурядиц. Путешествие петляло из стороны в сторону, угрожая в любой момент завершиться чем-нибудь неприятным – либо Рун побитым псом ползёт обратно в Шпиль, либо его прибьют и прикопают в ближайшей канаве. Последний вариант с каждым днём норовил стать всё более и более реальным. Раздумывая над этим, последний из Двадцати взвесил сумочку с комками сухой маны – всё ещё есть, всё ещё достаточно, несмотря ни на что. Здравый смысл вытаскивал дубину, говоря, что их запас тает куда быстрее, чем хотелось бы. А окажись те пара воришек чуть проворней, прозевай он сам – и что было бы дальше? Чародей способен восстанавливать силы сам: хороший сон, отдых, тёплая еда помогут ему восполнить запас маны до самого предела.
Если, конечно, ничего не делать минимум год.
Шпиль, будучи местом силы, восполнял магические запасы за часы – следовало лишь коснуться, зачерпнуть достаточно и…
– Господин? – Ска прервала его размышления, Рун же вдруг ощутил прилив неуместного раздражения. Если она вновь про возвращение домой, пообещал себе парень, разберу её так, что даже Чавьеру не собрать!
Механическая же кукла указала пальцем на дорогу.
– Там. Впереди двое. Не люди.
Муладир вновь заплясал под чародеем. Если до того он просто чуял неладное, то сейчас оно разве что не стояло у него под носом. Рун соскочил с бестии, понимая, что в этот раз не совладает с этой пронырливой тварью и выдохнул.
Двое впереди и не люди. Чего ещё можно было ожидать от дороги, которой ушёл волколак?
