Кошки, это кошки…
Вспышка.
Вспышка… Удар… Темнота…
…Тепло и уютно, и вот из этого уюта, что-то вытолкало, прижимая всё маленькое тельце, голову, грудь. Овеяло холодом, мышцы груди сократившись, загнали в лёгкие холодный резкий воздух. Что-то упершееся в живот, клацнув, оторвалось от почти голого животика и по телу это гибкое и шершавое забегало, зашаркало.
Мышцы легких стали сокращаться и из маленькой болтающейся головы стали вырываться писклявые звуки. Резкое покидание уютного места утомило, мягкая и нежная лапа прижалась к чему-то тёплому. Рядом шевелилось что-то мокрое, оно тыкалось в бока и скребло по мордахе….
Наступил сон от усталости, непривычности новой обстановки и шока на происшедшие события. Отдых, изредка сопровождался вздрагиванием, писк прекратился.
Спокойный сон был прерван урчанием в животе и толканием в бока, не в пример спокойно стоящим в кофейной очереди к кассе, головы и лапки комочков толкались, пока мордочка не упрётся в сосок, припрятанный в шерсти. Животный инстинкт при соединении соска и маленькой пасти подключал еще небольшие лапки, которые поочередно давили на маленькое мохнатое вымя. Губы, смыкающиеся на соске, жадно тянули материнское молоко. Что-то рядом толкало то в бок, то в голову и отрывало от соска, но нос вёл чётко к молоку, такому вкусному и нужному, что так же головой и лапками отсоединяло от занятого соска «конкурента-брата». Толкающиеся во время отлучения от источника пищи отдыхали и поочерёдно отдышавшись, отталкивали агрессора на отдых… Природа…
Насосав и «натоптав» молока, сон смаривал меж материнских больших, и сильных лап. Подрагивая, лежали «головастые» тельца с редкой жидкой шерстью и розовыми лапками, прижимались друг к дружке и к этому большому урчащему и теплому.
Время идёт, и вот как-то через пару недель к нюху и лапам вдруг в голове появилась сначала режущая и яркая «картинка»…. Вот какая-то вытянутая головенция с приоткрытыми глазами, хилыми лапками, одноглазая, хм… Да и не одна такая голова, несколько их. А вот это что-то огромное, теплое и мохнатое, так это у него на брюхе в сосках вкусное молоко. Это «оно» лапами подгребает «головастиков» соседей и меня к соскам. Во как – а с видом их легче искать, отталкивать от застолбленного соска соседскую голову, но порой и самому быть отстраненному от кормушки. Передышка и толчки соседа, для возвращения источника пищи.
Сон и еда, еда и сон… А глядючи по сторонам в перерывах между этими занятиями много чего видно. То огромные стены, покрытые чем-то похожим на теплое брюшко матери. «Соседи» начали использовать лапки не только для надоя-кормёжки, но и по назначению. В коробке начались стояния, движения и столкновения. Помимо этого на дрожащих от напряжения лапах «головешки» взялись за исследование коробки. Тем более в коробке стало просторней, брюшко с молочком приходило кормить и ночевать, а днём исчезало, частенько перепрыгнув через эти высоченные стены.
К открытым глазам добавились и приподнявшиеся над головой мохнатеющие ушки, через них в голову полезли звуки – хлопающие, звенящие, мурчащие, а то и какие-то распевные: «… Вот зараза Мурка, выводок пищит…. Жрать, небось хочет, а эта шалава то где?».
Над «крепостными» стенами иногда возникала не мохнатая огромная голова с большим количеством точек на щеках, правда со звуками в коробку попадал неприятный запах – прокуренных губ и самогона. Из головы слышалось: «Хм… Этот вылитый соседский Васька, а этот пятнистый какой-то квёлый, может Нин притопим его?».
Частенько когда пустые животы котят вызывали крепчающий писк, то слышалось громкое: «Мурка, Мурка, Мурка!!!!! Вот блядина, иди свой выводок корми».
Потом за стеной что-то булькало и слышалось громкое, распевистое : «Мурка, я и тебе молочка свежего плеснула, Мууркааа… Мууркааа… Кис-кис-киссс… Мууркааа!!!»
Время идет, сам да и братья подросли, а если стать на задние лапы, то из «радио» коробки получался «телевизор» – рост стал позволять видеть то, что происходит вокруг , от кого и чего исходят звуки. Как ходит мама, как пьет она молочко из мисочки и что-то грызет, а потом еще вылизывает свою шерстку – гигиена, чтоб в короб с нами попасть «стерильной».
Когда она прыгает в короб мы малышня жмемся к брюшку с сосками, но подрастая, обрастая шерсткой и крепчая обнаруживаем, что в сосках бывает все меньше и меньше молока, чтоб быть сытым.
Мои лапы сами толкнули тело из коробки через неуклюжий кувырок приземлился за бортиком, хм… а тут не мягко, но от миски с белой жидкостью шел вкусный запах. Подойдя к миске с молоком, уткнувшись мордочкой в белую жидкость, но сначала получился «фырк-чих». Болтнув головёшкой, пасть приоткрылась, и язык стал сам набрасывать молоко в утробу, так как делает мама. Не такое как мамино молоко, но лакать можно, да и нужно, живот в последние дни был частенько пустоват. Насытившись, осмотрелся… Короб, а вот из него показалась голова брата. Сам, подойдя к коробу запрыгнуть в него с округлившимся брюшком не смог. Глаза стали закрываться, сон сморил, лапки согнулись, завалившись на пол, промелькнула мысль – не мягко, запах не тот… Не долгий получился сон, загривок натянулся, лапки повисли, полёт мягкое приземление и я с мамкой в коробке. Она тут же принялась мыть меня своим шершавым языком – на мордахе осталось засохшее молоко. Пока мама «мочалила» меня языком, братья двинули к брюшку, а я от нежного шорканья языка и начавшей мурчать мамки опять заснул.
Вспышка… Удар… Темнота…
Глаза открылись. Что за сны??? Да и за пределами коробки не было страшно и совсем непривычно. Но мамкин язык опять зашаркал по моему телу, смыв сновидения. Потолкавшись с братьями, удалось присосаться к мамкиному соску, молочко-то хоть и пожиже, но повкуснее чем из миски, да и под лапками мельчает вымя у мамы, в четыре «пасти» тянут проглоты. Братья поднажали и оттолкнули, хорошо из мамкиной миски полакал, не урчит в животе. Сон опять наступил – тепло, горячий песок, плеск воды, вокруг много «двулапых» без шерсти, нега такая…. Вот блин братья толкаются, не дают толком сны посмотреть. Откуда они таки у меня. Не пойму.
Следующим утром полностью утолить голод тоже не вышло, но за стеной коробки тоже есть молоко! Перепрыгнув через стену коробки, и добравшись к миске, начал лакать, да тут возник тот, плохо пахнущий, заднелапый. Одна из огромных лап стала у моей мордочки, он замер и удивлённо вскрикнул:
– Нинка! Смотри, уже один стал мать спасать от истощения, а то она ужой как скелетина стала. Раз сами уже жрут, раздавала бы уже эту мелочь.
Нинка подошла, посмотрела и сказала:
– Ну, это один шустрый, а другие еще сами не могут харчиться, да и пусть еще подрастут тогда станут посимпатичней, продадим подороже, да и к лотку их надо приучить. Вот в сарае наведи порядок, корытце с песком поставь, во, даже от твоих фотографий есть как раз неглубокие ванночки. Займись делом, алкашина!
Нина взяла меня в руку, я взлетел на огромную высоту , серце заколотилось, но лапы мои быстро ожили и стали толкать её руку. Толкать, но не царапать. Повертев меня, хмыкнув, она положила меня в коробку, осмотрев которую сказала:
– Да пора переселять, тесно тут, бродить начали, можем придавить.
Поесть успел, заснул, но от сильного крика проснулся. Всхлипывала и громко плакала Нина:
– Вот же, накаркала!!!!
Она держала в руках пятнистого, голова его висела, лапки пару раз дёрнулись, тельце вздрогнуло и затихло, он, как и я пробрался к маминой миске, да вот после еды двинул на «тропу» двулапых.
Вид безжизненного тела как-то заскреб в душе, загнал в угол коробки и сжал моё тело.
Тельце брата забрал Сергей, пришедший на крик Нины, у которой крик сменился плачем.
– Ладно, не ной, чай не корова под каток попала, толку от них. Так на пиво заработать, щас я их в сарай переселю – сказала голова Сергея.
Коробка зашаталась и взлетела вверх, голова Сергея наклонилась и заговорила:
– Раз, два, три… да, без пятнистого котейки на литрушку не хватит, эх Нинка, знаешь, что окот уже подросший в хате есть, а под ноги хрен смотришь. Тьфу!
Вместе с коробом через скрипучую дверь оказались в тенистом дворе, с пробивающимися сквозь ветки яркими лучами, где еще было множество новых звуков, строений и запахов.
В новом месте вслед за коробом появилось еще несколько мисок с молоком и водой, в большие и не глубокие корытца был засыпан песок.
Пришедшая Мурка быстро освоилась, подставив брюхо принялась вылизывать котят. Потери пятнистого котёнка как будто и не заметила, но в душе материнской всё же возникла боль, так как привычного мурчания при кормёжке от Мурки не исходило.
Я же двинул к миске с молоком, когда мама ушла, добавив коровьего к родному материнскому, с этим коктейлем пошел по светлому лучу от двери, поднажал на дверь лбом, смог пролезть наружу. Обилие растений, запахов, звуков через уши и глаза «забили» головенцию.
Присев на задние лапы пытался справить нужду, но был замечен Сергеем, тут же схвачен, переправлен в сарай и усажен в корытце с песком:
– От зараза, чуть не проморгал. Срать и ссать только в лоток, в квартирах грядок с землёй нет! Понял? Хм… Тигра хренова.
Он захлопнул дверь, оборвав, манящую светлую полоску, которая вела к звукам и видам. Что ж, тогда на подстилку и спать.
Долго не поспал, проснулся от того что лапа мамы загребла меня к братьям и и начались гигиенические процедуры – нас вылизывали.
Найдя в брюшке сосок, притаптывая его округу лапками, заглотал молоко, в миске конечно жирнее, а вот вкус не тот – это родное, материнское.
На следующий день после ухода мамы, сам следом прошмыгнул в щель двери. Да, чего тут только нет…. Заросли, шум листвы, птичьи трели, шорох травы, голоса двулапых, грохот и звон за огромным забором… Лапы повели по зелёной мягкой траве, а чёс в деснах призвал её грызть – зубам так наружу легче пролезать, да и вкус то не противный, а я вроде хищник, странно.
Иногда в головенции возникали ощущения, что я уже видел и эту траву, и деревья, а вот братья, что поспокойней и боязливей – чуток высунулись в щель двери, но дальше не двинулись, да и подражать, как я коровам не стали, замерли.
Время идёт, лапки крепчали, в них твердели коготки, шумы не пугали – от сарая удалялся каждый выход всё дальше и дальше, ведь интересно и любопытно.
А вот и дерево, на нём птицы свили гнездо, из веточно-травяной чаши слышались писклявые звуки, что там? Надо посмотреть, лапы выпуская когти, потащили меня по стволу дерева, а сверху увидел, что братья двинули в траву, осторожно, правда, приседая с прижатыми ушами, при громких звуках, но от сарая уже удалялись.
Двигаясь к гнезду, не заметил, что ветви стали тоньше, а раскачка сильнее, ветер поднялся и сильно затрепал ствол с ветками. Я замер и прижался к ветке, глянул вниз и понял, что опускаться страшно, да и нет сил. Хвост заметался, увидев неподалёку Нину, снимающую большие и белые полотна, подал голос: «Мяу, Мяу, Мяяяууу…». Даже сам удивился, что это был не писклявый, жалобный стон. Нина завертела головой, но взгляд шарил по земле, под ногами, меня она не заметила.
– Сергей, собери котят, ливень идет, они возле сарая – прокричала Нина.
Сергей с помятой физиономией вылез из дома, побрел к сараю подхватив братьев, занёс в сарай и удивлённый вышел:
– Нинка, а ты «Тигру» не видела, этого, полосатого?
– Мяу, мяу… мяу – ещё громче заорал я, получив каплями по мордахе. Головы «заднелапых» завертелись, я усердно мяукал пока не был замечен Сергеем.
– Вот еще и рысь хренова, смотри Нинуля куда залез, тащи табурет, так не достану.
Я висел, прижавшись к ветке, Сергей с табурета дотянулся до меня прокуренной лапой, потянул, но мои когти неохотно отпускали ветку, сил не хватало и Сергей оторвал меня от дерева ругаясь:
– Я так из-за тебя «дятла» вымокну, ишь уцепился гадёныш!
Он занёс меня в сарай, протёр тряпкой и шлёпнул на подстилку к братьям.
– Всё, в выходные на «птичку», задолбаете заразы, а один уже почти лётчик,– пробурчал Сергей.
Ночь прошла обычно, молоко коровье и мамкино, её шершавая «мочалка-язык», нужда справлена в лоток с песком и под мурчание мамы наступает сон.
Утром проснулись от холода, мама куда-то шмыгнула, а братья залезли под меня, как под одеяло, я замерз, и луч света от приоткрытой двери поманил меня из сарая.
Выбравшись из сарая во двор, огляделся, «двулапых» нет, птицы щебечут на ветках, а трава покрыта росой и как магнитом потянуло к деревьям.
Когти, вцепившись в кору, потянули к верхушке, но опаска проснувшаяся в душе дала забраться на первый ярус ветвей и там умостится. Здорово… столько звуков, солнце сушит намокшую от росы шерсть, покачивается ветвь, от этого наступила дрёма.
Разбудил зуд на боку, среди шерстки появилась небольшая розовая плешина, попытавшись её лизнуть, закачался и слетел с ветки, хорошо трава густая, как батут смягчила полёт и плавно опустила на землю… Уф…
В голове вдруг всплыли картины из снов, быстро промелькнули… Грохот…. кувырки…
Из коровника доносилось мычание, на звуки которого я и двинул. За приоткрытой дверью сидела возле коровы Нина, звонкие звуки и аромат парного молока заманили меня в коровник.
– Вот бродяга – сказала Нина увидев меня – подожди, выдою Бурёнку и вам парного налью.
– Сергей, смотри под ноги, Тигра бродит по двору,– прокричала Нина.
Я вышел из коровника и у сарая увидел братьев, подбежав к ним, с ходу встав на задние лапы, передними не сильно толкнул пятнистого, тот от неожиданного «наскока» завалился на бок, второй «полосатик» столкнул меня с пятнистого…
Лапы, клыки, спины горбом, шипение из пасти – прям «гладиаторы» на арене. Весело и здорово …
Братья стали бродить со мной возле сарая, периодически устраивая «гладиаторские бои», мать уже почти не кормила нас, только вечером, да и гигиеной стали заниматься самостоятельно. Здорово было, молоко парное, трава сочная, ветки крепкие, братья шустрые, с которыми можно носиться и соперничать.
Как то, играя, увлеклись я и братья не заметили как в неприкрытую калитку вошла здоровенная псина. Она рванула к нам, на её топот и сопение все обратили взгляд, страх сковал и парализовал нас, но между подбегающим псом и нами возникла мама Мурка. Прикрыв нас собой, задрав горб, подняв шерсть и лапу, злобно зашипев, она остановила собаку. Псина резко остановилась, попятилась и подалась через калитку прочь, как и пришла.
Мы наперегонки двинули в сарай, по пути прочно усвоив, кто основной враг котов.
Но в один из дней, Нина утром рано нас покормила, дождалась когда мы «посидели» на песке и погрузила нас в кошелку с крышкой, предварительно постелив в неё нашу подстилку. Кошелка закачалась и в маленькие щёлки между прутьями я глазел на то что находится за забором. Деревья, мало травы, много «заднелапых», а вот своих на «четырех» то и не видно. Большие гремящие и вонючие «коробки», а от очень больших «коробков» еще и копоть. Побывав несколько раз в огромных коробках, мы притихшие и прижавшиеся друг к другу, наконец, попали на площадь с рядами. А в рядах в сетках, кошелках, стеклянных ящиках, много такого чего видели в первый раз. Сколько странных и разноцветных на четырех лапах, а над ними «двулапые» которые на веревках их держат, или похожие на нас в клетках и кошелках. Наша кошелка примостилась на прилавок, крышка приподнялась, Нина нас рассмотрела, глянув на мою проплешину на боку, зацокав языком тихо сказала:
– Вот блин, лишай что ли?
Вместе с лучами солнца, перелезшими за сараи и заборы, стали появляться «заднелапые» – большие и поменьше. Небольшие просили приподнять и заглядывали в корзины, с любопытством лезли к клеткам и привязанным «четырехлапым», с горящими глазами галдели:
– Пап, а давай и хомячка еще, или собачку…
Периодически из кошелки на просмотр доставались я и братья, кто-то заметил плешину на боку – мол лишай у котенка, но Нина сказала что ободрался, с ветки упал. Нам с братьями покоя не было, не поиграть, не поспать от того, что кого-то выдергивают и вертят, разговоры ведутся:
– Сколько?
– 200 рублей, сами едят, к лотку приучены.
– А этот шустрый, полосатый сколько?
– Тоже 200, мать то одна, родословной нету.
Меня достают из кошелки, вертят как юлу, рассматривают.
– А на боку лишай, пошли доченька дальше.
Вот в кошелку заглянула голова, с точками как у Сергея, только не вонючая, оглядевшись, появившаяся следом рука сразу схватила меня:
– Мама, смотри какой, как тигр, только маленький, давай его купим!
– Денис, положи его, мы пришли за попугаем, у меня на кошачью шерсть аллергия.
– Мам, ну купи, не надо нам попугая….
– Сказала, нет, положи, хм… да еще и на боку что-то. Лишай?
– Дамочка, ну какой лишай всех ветеринар смотрел, вот справка, шустрый, это он об ветку вчера ободрал бок, он уже заживает,– сказала Нина.
– Денис, пошли, кому сказала!!!!
– Мам, я без троек школу закончу! Мамулечка, ну, пожалуйста, такой шустренький, как тигрёнок!!!
Глаза Дениса заполнились влагой, из одного потекла крупная слеза, жалобно посмотрев на маму, он отвернулся и рукавом слёзы смахнул.
– Сколько за него просите?
– 300 рублей.
– Вот еще, 300 … С какой стати? Родословная есть?
– Нет, но за 150 берите.
– 100 рублей, ведь не привитый наверно?
– Хорошо, забирайте.
Мальчик радостно подпрыгнул, выхватил меня из кошелки, тут же чмокнул меня в нос, прижал к себе и засунув за пазуху оставил только мою мордочку, приплясывая прижался к маме:
– Спасибо мамулечка, он такой хорошенький!!!
Денис достал меня из за теплой пазухи, поднял на вытянутых руках, со счастливым лицом глядел мне в глаза.
– Хорошенький, папа из командировки прилетит, «обрадуется», у нас с тобой аллергия, а мы домой кота тянем. Смотри, хоть одна тройка будет, то кот из квартиры вылетит! Пошли за лотком, туалетом, мисками… Вот тебе и попугайчик. Зато клетки не надо.
Опять в разных дребезжащих «сараях» с окнами, за пазухой у Дениса, куда-то поехали. Укачало, я заснул. Проснулся в маленьком дергающемся «сарайчике», без окон, с неярким светом на потолке. При выходе из него, в нос ударил резкий запах и полумрак. Женщина открыла дверь, Денис опустил меня на пол:
– Ура, ура, ура!!!! – закрутился Денис.
– Теперь у нас есть Тигра!!!!
– Ага, лев прямо таки завёлся в квартире, еще, куда он нужду справляет. Давай ставь лоток в туалете, засыпай и ткни его мордой в него, он долго не писал. Приучен к лотку … Проверим.
Меня ткнули во что-то похожее на песок, я вспомнил что и правда давно не мочился, разгреб, уселся, как положено (четыре глаза «заднелапых» очень внимательно смотрели на то что я делаю) и сделав это, как положено, начал загребать «сделанное».
– Правда, к лотку приучен. Это хорошо. Давай сынок, обустраивай ему место для питания на кухне. Как назовём этого «породистого» и воспитанного такого, например Вильгельм Первый?
– Мам, давай попроще, Васька например.
– Ну Васька, так Васька.
Ирина схватила меня, наверно тоже к морде прижмет, но это размечтался я, а она резко развернула меня и пристально посмотрела в заднюю часть:
– Да, Васька. Парень. Давай городи ему места для жизни, по всем проведи, чтоб знал, где есть, а где сра… ну то есть гадить.
Денис забегал, затарахтел тарелками, забулькал чем-то очень отдаленно напоминающим молоко бурёнки. Я отвернулся от этой белой жидкости.
– Тетка не соврала, ведь здорово, что он уже «лотошный» не будет гадить, где попало.
Я двинулся осматривать новый «сарай». Мамки и братьев нет, т.к. на мой голос никто не ответил.
Рука Дениса меня подхватила и опять подтокнула к миске с белой жидкостью, которая по запаху была немного похожей на молоко Бурёнки, да вот только вкус совсем не тот.
Я фыркнул, принялся звать маму и братьев.
– Ну вот, интересно сколько он будет орать,– после пары минут моих призывов сказала Ирина.
– Успокой его, погладь… Ты слышишь Денис?
– Да, щас – сказал мальчик и отошёл от ящика с бегающими картинками.
– Вася, Васечка, Тигрёнок мой, – поглаживая меня на руках, приговаривал мальчик.
Чем-то он напомнил маму, задремал…
В сарае грохнуло и задребезжало, мальчик тут же вскрикнул:
– Папа, приехал! Папа приехал!!! Я сейчас Ваську спрячу, будет ему сюрприз!
Крики мальчика и хлопнувшая дверь прервали сон, я сидел в небольшой комнате с Денисом и закрытой дверью.
– Ого!!! Вы кота притащили вместо меня? – спросил Володя.
– С чего взял?
– Ирочка, ты читаешь детективы? В туалете лоток, а на кухне миски с водой и молоком… Где прячете кота Денис? Где кашидла, выноси уже и показывай!
Смущенный Денис выбрался из своей комнаты, руки за спиной, но то с одной то с другой стороны предательски выскакивал тонкий, короткий и бело-рыжий обрубок – «фост» (как его называла Нина).
– Хорош уже зверя прятать, покажи!
Я был извлечён из-за спины и перешёл в руки папы мальчугана.
Мне посмотрели в мордаху, осмотрели бока, лапы, ну место, откуда растут задние, чего оно им всем так интересно. Ожидая приговора, Денис стоял с приоткрытым ртом.
– Что, окрас симпатичный, английский, глаза смышлёные, хм… Давно он тут?
– Нет, только сегодня принесли, час назад.
– Странно, «царапость» отсутствует. Про прививки спрашивали? О, вот на боку как лишай!
– Это он поцарапался о ветку! – сказал Денис.
Ведь никто из них еще не знал, что ветки будут семье на многие годы основным украшением квартиры к Новому Году «устранив» классическую елку из основного атрибута зимнего праздника.
– Устал с перелётом, завтра на работу еще, а в выходной надо пораньше к ветеринару. Он и привьет и обследует кота, – определился с действиями Володя.– Ура! – закричал Денис, повисший на руке отца – У нас теперь КОТ!!!!
– Кот… Который приведет к увеличению «соплей» и расходов на препараты от аллергии! Мудро! Сами аллергики, а притащили в дом кашидлу! Кота кормили? А меня? Хм… У меня теперь еще конкурент на внимание и уход! – и опустил меня на пол.
«Странно,– задумался Володя – спокойный и не царапастый котёнок».
На полу я понял, что держащий меня в руках тут старший, значит его тут все боятся и слушаются.
Я вот только прислушался, а совсем тихо, ни «мяу» братьев, ни «мур» мамы. Надо их поискать и к этому делу я подключил голос. В ответ двулапые тоже заговорили:
– Вау, вот блин… Это на пару дней точно! Сменил окружение, не привычно для него – сказал Володя и пошёл в ванну.
Следом за Володей я, коготки впились в угол двери и стали её дергать, сколько хватало сил. Володя ответил на попытки прорваться, открыв дверь:
– Не из «пещеры» котейка, дверь знает, да и как с ней обращаться.
Потихоньку день подошёл к вечеру. Отдельного сарая для кошачьей семьи в квартире не было. Но поискать пытался, может где за другой дверью, звук моего «мяу» усиливался. В животе бурчало, кроме воды мне ничего не понравилось.
Двуногие по очереди заходили в маленькие комнатки без окон, выходили почти без «верхней шерсти», чем-то мазались и брызгались, кошмар какой-то, нет ни запаха, навоза или молока, ни мамки.
– Мяу, мяу, ммяяууу…– голосил я.
– Да, покоя сегодня ночью наверно не будет, – сказал Володя.
Я орал, и возле одной двери стал бить в нее лапами и царапаться, за ней раздался голос Дениса:
– Ну чего «мявчить» и скрестись! Есть еда и подстилка на кухне, туда и иди!
Он приоткрыл дверь и подтолкнул меня в сторону кухни, тут же закрыл дверь, что мне не понравилось и мои «мяу» усилились – может там мама и братья?
– Денис! – прокричал отец – Оставь дверь открытой, а то это на всю ночь слушать его завывания будем, слышишь?
Но Денис от беготни по рынку и впечатлений от появления кота, вымотавшись уже спал.
Володя встал, подошёл и взял меня на руки. От него пахло табаком, но не таким как от Сергея, как поприятнее, еще чем-то резким, но какой-то мощный и противный запах отсутствовал. Он погладил меня, принёс в кухню, поставил возле тарелок с водой и чем-то ещё, ткнул мордочкой в белое, я фыркнул, облизнулся, но начал лакать – есть то охота, да и молоко всё же напоминает. Володя сидел и смотрел на меня.
– Так уже лучше, горшок напомню где, пошли.
Согнувшись и подталкивая, он пригнал меня в небольшую комнатку рядом, а судя по запахам они тоже сюда ходят в туалет. В комнатке был лоток с рассыпчатой мелкой глиной. Володя посадил меня туда.
Я, обнюхав место, разгреб его и справил нужду.
– Ну и славно, теперь надо спать Васёк, нам рано вставать! Вот на кухне подстилка, туалет рядом!
Он подхватил меня, уложил на мягкий коврик, чем-то клацнув убрал свет в кухне, а я услышал его удаляющиеся шаги, скрип дивана и голоса:
– Ирочка, спим! Может и это «тигристое» угомонится.
Как мне угомонится, «сарай» совсем не привычный и нет ни мамы, ни братьев?
– Мяу, мяу, ммяяуу!!!!
Я потопал на звук голосов, в большую комнату с необычными запахами. А вот из шуршащих и тонких подстилок их сопение, прыгнув к ним в диван, пробрался к головам, а вот что-то прямо как мамино брюшко, шерсти не много, твёрденькое…
Утром проснулся у головы Володи, рядом на тумбочке что-то бренчало, он тоже открыл глаза, провёл рукой по голове и удивлённо заговорил:
– Хм… а «ирокез» на голове откуда? Аааа, мастер-стилист вот же, на подушке устроился, полночи чмоктал мою полу лысую голову. Неужто похожа на брюшко мамаши? Да, но сосков с молоком нет там. Иди, Ирина тебе свежего молока нальет. Погрей только Ира, чтоб тепленькое было.
Еще день я бродил по комнатам в поисках мамы и братьев, периодически Ирина напоминала о еде и туалете, тыкая меня то в глину, то в молоко. Денис кидал мячик и сделал бумажную игрушку на крепкой нитке, к вечеру я стал отвлекаться на игру с ними, потому что братьев так и не нашёл.
На следующий день меня упаковали в пакет, засунули в картонную коробку с прорезями и в большом дрожащем и рычащем коробе со стеклами, в которых мелькали деревья, большущие «сараи». Везли не долго, и вот сидя на руках, я попал в огромную светлую комнату.
В этой комнате с двулапыми сидели в большинстве взрослые собаки, коты, еще птички и всякие «мышастые» в клетках. У многих белые лапы, головы и животы, у кого-то с пятнами. Лишь у меня и еще у немногих малышей любопытство в глазах, а у большинства, что с повязками, глаза были наполнены печалью и болью. Коты и огромные псины рядом, мама учила их обходить, это запомнилось из её наказов, что к ним нельзя приближаться, но вели они себя смирно – да тут видно боль всех примирила.
Сидели довольно долго, из-за наличия собак пришлось и самому притихнуть, сидеть смирно, с рук не спрыгивать. Потом в светлой комнате, в светлых халатах чем-то светили и сделали несколько раз больно, проткнув мне шкуру. Бррр… Опять в коробку засунули, за стеклами замелькали деревья и крыши, может к братьям и мамке отвезут?
Но привезли туда же где, и ночевал, сразу вспомнил о туалете, где он находится и бегом к нему.
– О, молодчага, до «горшка» дотянул и прививки пережил – сказал Володя.
Нашёл и миски с молоком, от какой они коровы не понять, но лакать уже можно, а то голодно.
Сел, стал облизывать мордаху, лапы и бока.
– Так вот вроде и чистюльный, а вот бок «поцарапан». Все лечим лишай! – сказал Володя.
После этого Ирина несколько раз в день меня ловила и мазала бок чем-то светлым, пахучим и жирным. Свои передние лапы они тоже мазали тем же. Попытки очистить бок от мази привели к тому, что меня заматывали и не давали срывать этот бинтовой корсет.
Еще несколько визитов на прокол шкуры и меня перестали заматывать и мазать.
Поносившись за мячом, сделав несколько атак на одну из двух лап ходящих по новому «сараю» уставал. Однако теперь стал часто удостаиваться возможности полежать на груди у «двулапых» и престал слышать кроме данного мне имени Васька насмешливое – «бацыла».
Пришло понимание, что не найти ни родной мамы ни братьев, и что «сарай» теперь такой. Что в нём будут ЭТИ двуногие и я с ними.
В новом «сарае» были большие окна с огромными подоконниками, на них было частенько тепло от солнышка и много «картинок» напоминающих место рождения. В заоконном пространстве было побольше разных птиц в небе, да всяких псин на «верёвках» внизу, а вот родня кошачья в там бывала в малом количестве.
На одном из подоконников еще была продолговатая округлая коробка, из которой (особенно когда к ней подходил Володя) выходили разные приятные звуки, да и лежа не ней можно было греть живот, здорово так.
Денис заменил братьев, он играл со мной больше всех, Ирина с Володей заменили мне маму – меняли молоко, воду, чистили горшок, чесали зажившие бока и за ушком.
На новом молоке, они его тоже так звали, и которое доставали из большой светлой коробки, потом ещё на добавившихся в рацион «хрустиках» и кусочках с мясом я прибавлял в размерах и весе. Это порой приводило к тому, что я, спрыгивая с теплой «музыкальной коробки» прихватывал её за собой. После грохота приземляющейся на пол тёплой мурчалки обычно появлялся Володя:
– Вот тебе и Китайское производство – никуда не годится! А уже не первый полет с почти метровой высоты, а магнитола жива! Поёт всё так-же!
В доме на окнах, из которых быстро исчезало солнце и тянуло холодом, появлялись затейливые матовые рисунки. Приближался редкий, шумный и любимый «двуногими» праздник. Да вот моя любовь к лазанью по веткам изменила украшения в доме на этот праздник, который напоминал мои редкие обрывочные сны – с взрывами и вспышками.
На кухне в эти дни на кухне много дымилось, шкварчало и пеклось. С разделочного стола мне как хищнику порой доставались очень сочные кусочки мяса. Но в этом «сарае» на Новый год перестало появляться основное украшение этого праздника – ёлка.
Как елке было стоять то, если после установки стоило «двулапым» отвернутся, как я на неё влезал. Дерево!!!! Здорово!!!! Вверх, поближе к макушке! Да вот с возрастом залезал всё ниже, чтоб она упала, я то подрастал, а «ёлка» всё та же, пыльная из гаража без запаха хвои. Игрушки на ёлке бились, я получал шлепки и ненадолго прятался. Что поделать, «ностальгия» по деревьям, братьям и мамке. Так что на этот редкий праздник для живущих со мной людей основным украшением стали хвойные ветки. Хоть пахло как на родной даче, а ёлка же безвылазно осела в гараже.
Вместе с возрастом уменьшалась бегучесть и непоседливость, а вот время сна прибавлялось. Дрем с картинами было немного, куцые и обрывочные они были и мешались в голове – то мама с братьями … то взрывы со вспышками.
После таких снов меня привлекала та дверь, в которую уходили надолго. Что там? Может рядом братья и мать?
Не любовь к закрытым дверям, как набравшийся вес и растущее любопытство помогли открыть последнюю дверь – входную и через неё выйти. Резкие непривычные или уже почти забытые из детства запахи ударили в нос на лестнице и площадках. Увидел обрешеченную дверь с широкой щелью. Пролез, дальше пыльный чердак, но за ним опять лестница и дверь со щелями, которая вывела на крышу. Тут солнышко, как на даче. Эх, где же братья, деревья и трава? Мяу!!! Мяу!!… Похоже и здесь «родни» нет…