Алекс Феби
Город мертвого бога
Посвящается Эллиоту, Элис и Полли
Alex Pheby
MORDEW
Copyright © Alex Pheby, 2023
This edition published by arrangement with Galley Beggar Press and Synopsis Literary Agency Fanzon Publishers
An imprint of Eksmo Publishing House
© В. Иванов, перевод на русский язык, 2023
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Если при чтении этой книги вам покажется, что в ней слишком много незнакомых понятий, – в конце прилагается глоссарий. Однако будьте осторожны: некоторые статьи содержат сведения, неизвестные главному герою.
Существует мнение, что читатель книги и ее герой обязательно должны обладать одинаковыми знаниями о мире. Другие говорят, что важнее всего абсолютная прозрачность и что никакая информация в книге не должна оставаться скрытой или непонятной читателю, даже если для героя она неочевидна.
Вероятно, для «Мордью» идеальным читателем будет тот, кто понимает, что он, как и Натан Тривз (главный герой книги), не обладает полным знанием о любом предмете в любой момент времени. Такой человек идет по жизни в состоянии постоянной неуверенности, зная, что его любознательность необязательно будет тотчас удовлетворена (а возможно, не будет удовлетворена вовсе).
Как бы там ни было, если вы вдруг почувствуете, что запутались, – глоссарий к вашим услугам.
Действующие лица
Анаксимандр. Говорящий пес, обученный для боя, но с усовершенствованной чувствительностью.
Беллоуз. Главный служитель Господина Мордью. Фигура величественная, но в чем-то печальная.
Братья Доулиш. Двое мордоворотов на службе у мистера Пэджа.
Верняк и Облом. Жители трущоб постоянно говорят о своем Господине, без конца гадая, какими будут его последующие действия и прекратит ли он когда-либо их мучения. Слова этих разговоров, хотя сам Господин не уделяет им ровно никакого внимания, не исчезают бесследно, но продолжают витать в пространстве, наталкиваясь друг на друга и то и дело меняя курс, покуда не оседают, принимая вид объектов, нелепых, недооформленных комков материи. Лишь иногда, очень редко, из них получаются живые мальчики, что дает им новую возможность быть произнесенными. Верняк и Облом именно таковы, и заложенные в них высказывания запечатлены настолько глубоко, что для этих двоих невозможно ни думать, ни быть, ни говорить, не озвучивая создавшие их вопросы.
Господин Мордью. Поворачиваясь, тележное колесо наезжает на все, что находится под ним, – камни вдавливаются в Грязь, раковины улиток трескаются, нежные цветы размалываются в кашу. Порой обод колеса терпит последствия таких столкновений: на металле появляются вмятины, царапины, щербины. Ближе к ступице ничто из этого не имеет ни малейшей важности. Центр колеса – это место совершенства, откуда наружу выходят безупречные спицы, прямые и надежные; и если конструкция дребезжит, то здесь это сложно почувствовать, и, разумеется, нельзя и помыслить о том, чтобы поступательное движение колеса было нарушено. Оно остается совершенным всегда. Господин Мордью есть центр колеса и движение колеса; его действия неизменны, неоспоримы и – для тех, кто пребывает возле обода, – непознаваемы. Мы можем наблюдать лишь последствия его действий, ужасные и мучительные.
Госпожа Маларкои. О Госпоже жители Мордью не говорят, ограничиваясь упоминанием ее имени в своих проклятиях. Она – враг.
Гэм Хэллидей. Мальчик, создавший себя сам. Он собирал в Грязи все, что только подворачивалось под руку, пока не получился ребенок, похожий на птичье гнездо из палочек и мусора, склеенное слюной, чтобы не разметало ветром. Вокруг царила такая нищета, что некоторых элементов, необходимых для создания полноценной личности, так и не удалось найти, поэтому кое-чего ему до сих пор не хватает. В центре его существа находится кладка из нескольких голубых яиц – но кто знает, кем они отложены?
Дашини. Дочь Госпожи Маларкои. Умная и озорная, но заблудшая.
Джерки Джо. Два ребенка в одном. Входят в преступную шайку Гэма Хэллидея.
Кукушка. Мальчишка из трущоб.
Мама Доулиш. Хозяйка распивочной.
Миссис Тривз. Здесь, в трущобах, она играет роль жены мистера Тривза и матери Натана Тривза, заодно обслуживая всех, кто приходит в их дом. Более ничтожное существо трудно себе представить. Однако кто мы такие, чтобы судить? Время покажет.
Мистер Пэдж. Жестокий преступник, которому известны все виды вероломства и все способы предательства.
Мистер Тривз. Родился от выщербленного зимними дождями и морозами камня, лежавшего на Морской стене. Лед раздвинул трещину в этом камне, и по весне наружу выкарабкался папаша Тривз, пропитавшийся солью, замерзший и слабый. В дальнейшем его силы были еще больше подорваны борьбой с обморожениями, рыбьими укусами и опасностью утонуть. Теперь он понемногу доживает свой век в полном бессилии, страдая от поражения легочным червем. Он – отец Натана Тривза.
Натан Тривз. Сын мистера и миссис Тривз. Тайны, которые скрывает жизнь этого ребенка, равнозначны движущим силам нашей истории, так что излагать их здесь было бы ошибкой. Тем не менее Натан – ключ ко всему происходящему в Мордью, независимо от того, признает ли это он сам или кто-либо другой. Настанет время, когда он превзойдет всех, кто пришел до него, живых и мертвых, но каким именно образом – мы пока не в состоянии предсказать.
Поставщик. Он родился, когда в кузнечный горн опорожнилась лошадь – вверх взметнулся фонтан пара, и кузнец, посмотрев вниз, обнаружил там Поставщика, голого и красного, сморщенного, словно новорожденный крысеныш. Он был слепым и глухим, и кузнец вышвырнул его наружу, на мусорную кучу. Собратья-крысы научили его видеть и слышать, так что теперь он видит и слышит по-крысиному – весь мир для него волокнистый и пронзительный, чем объясняется его дурной характер. Он поставляет Господину мальчиков и забирает их от него.
Присси. Девочка из трущоб, входящая в шайку Гэма Хэллидея. Сама по себе песня может быть очень трогательной, но когда ее звуки отражаются среди трущоб Мордью, часть красоты неизбежно теряется. Ее губят морские туманы, глушит грохот прибоя, и чтобы мелодию кто-то мог расслышать, требуется напрягать голос превыше пределов возможного. Акустика места изменяет ее тональность, а уши и сердца, которых достигает эта музыка, не всегда с пониманием относятся к исполнительскому искусству. Вследствие сказанного некоторую грубость можно найти и в Присси, которая бывает вынуждена петь песни, ее недостойные.
Рекка. Протодемон-разрушитель, которого лучше бы оставить в покое.
Сириус. Пес, наделенный чувством мистического, приятель Анаксимандра.
Соломон Пил. Легендарный мальчик (скорее всего, выдуманный), история которого используется для запугивания плачущих детей, чтобы они замолчали.
Человек с родимым пятном. Загадочный аристократ и «благородный посетитель» миссис Тривз.
* * *
Помимо этого, на страницах этой книги вы найдете множество других необычных вещей, лишь часть из которых перечислена ниже:
абсолютно черный корабль
амулеты в виде бараньей головы, обладающие магическими свойствами
бал-маскарад
безымянных аристократов-неврастеников
белого оленя, одновременно являющегося чем-то вроде бога
бесконечно удлиняющуюся лестницу
большую пустую комнату в самом сердце города
ведуний
ведьму
вид насекомых, сделавших солнце своим домом
возможных «лоскутников»
возможных «обносчиков»
войну чародеев
волнение на море
волшебное ювелирное изделие, предназначенное для ношения во внутренних покоях мальчишеского сердца
волшебные ножи нескольких разновидностей
волшебный лук
волшебный топор
волшебную бутоньерку, выполненную в цветах французского флага
волчью стаю, также являющуюся чем-то вроде бога
восхитительные леденцы, возникающие из ниоткуда
вселение души одной личности в тело другой личности (два раза)
вымогательство у аптекаря, с угрозами
высказывания на латыни
выставку шипастых свинок
гарем из собак
глаз Бога, извлеченный из глазницы
гноящуюся рану
говорящую книгу, способную также самостоятельно писать и рисовать
голубой блик, который перемещается, словно блуждающий огонек
горку для шариков
город, состоящий из шатров
города со странными именами
два наследования, имеющих огромнейшее значение
двигатели мистического назначения
девочку с перьями вместо волос
девушку с бритой головой
демона из другого мира, одержимого тягой к разрушению
демона, погребенного заживо в центре земли
детей, которые превратились только в позвоночник и голову
детей, которые пришли незваными из ниоткуда
детей, которые пьют только вино
дом под названием «Шпиль»
дорогу, выкованную из стекла
дружелюбную рыбу
дымовой сигнал
женатую пару механических мышей
женщину с иглами вместо волос
заклинания, для которых необходимо собрать чужие слезы
заклинания, имеющие собственные имена
заклинания, с помощью которых творится магия
зеркало, которое показывает друзей, а на расстоянии – сообщников
зеркало, отражающее магические атаки
злого павлина в клетке
змей с человеческими головами
золотую пирамиду
зоопарк, полный вопящих экспонатов
игрушки невероятной сложности и изящества
игрушечный посткогнитивный театр
инструмент, который заставляет человека говорить, хочет он того или нет
кисеты с наркотическим табаком
клуб джентльменов в канализации
клыкастого короля, сделанного из теней и золота
команду из моряков исключительно с ирландскими именами
коридор, подходящий только для ребенка
коробки с энтомологическими образцами
коробку, которая заставит опущенный в нее предмет появиться в другом месте
кражу со склада
крысиное гнездо в тазовой кости трупа
людей, которые могут издалека отличить по запаху мужчину от женщины
людей с головами коров
людей с жабрами, но без глаз
людей, чье имя совпадает с названием рода их деятельности
магические эманациии
мальчика, сияющего настолько ярко, что сторонние наблюдатели путают его с солнцем
мальчика, сотканного на станке
машины, производящие золото
медальон с заключенным в нем мальчиком
медальон с заключенным в нем человеческим пальцем
много расточительного разрушения и насилия над собственностью
много детей, которыми пожертвовали
множество туш животных, оставленных мясником гнить
море, которое выкипает до самого дна
мраморную дорожку
нарядных, но бестолковых убийц
насекомое с лицом обезьяны
насильственные действия, совершенные в отношении галантерейщика
насильственные действия, совершенные в отношении фармацевта
насильственные действия, совершенные в отношении посетителей борделя
невидимые нити, которые могут убить, разрезав
несколько богато украшенных дверей
немного пудры, которая делает вещь невидимой
необычные костюмы и униформы различных эпох и профессий
неодушевленные предметы, превращенные в живые версии самих себя
несколько битых детей
несколько гигантских ящериц
несколько книг заклинаний
несколько фигур из грязи, которых приводит в движение кровавая жертва
нож, поднесенный к чьему-то глазу
неодушевленные предметы, измененные в живые версии самих себя
нерушимые цепи
несколько огромных ящериц
несколько украшенных орнаментами дверей
неуточненное количество привидений
нечестивых богов
носильщиков паланкинов в древнеримском стиле
носилки в римском стиле
носовой платок размером со скатерть
обширные разрушения и злостное уничтожение чужого имущества
огнестойкую перчатку
ограбление галантерейщика
ограбление склада
огромную рыбу, вокруг которой был построен корабль
оживающую мозаику
одного взрослого, которым пожертвовали
остановленных птиц, перелетевших море
отравленные пули
очень много портретов умерших известных людей
очень софистические игрушки
павшего патриарха
перья в качестве топлива
полосатого кота внушительных размеров
полчища пернатых монстров, сделанных из огня
потайную дверь
принцессу в маске
принцессу инкогнито
пса, владеющего речью, но не способного общаться мистически
пса, способного общаться мистически, но не владеющего речью
путы, которые нельзя повредить
различных кощунственных богов
разорение городского дома
разорение дворца
ребенка, состоящего только из конечностей
ребенка, превратившегося в призрак
ребенка с лицом собаки
ребенка, слепого на один глаз, которому это зрение частично вернули
революционное правосудие
рои мух, рожденных из мерзости
руку, которая становится прозрачной
рыцарские доспехи, пригодные для ребенка
свиток с написанным на нем контрактом
своего рода электричество, которое может совершать магические подвиги
семейство слонов, хоть их и называют иначе
семью слонов, со странными бирками
символы, изображения и знаки, имеющие историческое и магическое значение
синий отблеск, движущийся подобно болотному огоньку
сколько-то призраков
собачий гарем
союз прачек
стаи огненных птиц, прилетающих из-за моря
статуи, являющиеся наполовину колоннами, а наполовину женщинами с козьими головами
статую бога с козлиной головой
стаю летучих мышей, созданных из алмазов
стеклянный шар, достаточно большой, чтобы вместить заключенного
стену впечатляющих размеров и прочности
стопки книг, пущенных на растопку
страну, окаймленную с юга белыми утесами
существ, живущих лишь одно мгновение, а затем распадающихся на части
существ, рожденных непосредственно из грязи
существ, рожденных прямо из мерзостей
существ, которые живут всего мгновенье, а затем распадаются на части
существо, которое трансформировалось в крысу
танец, который предположительно должен облегчать течение болезни
тварь, превращенную в крысу
телепортацию объекта
телескоп
тело мертвого Бога
тело, превратившееся в два тела
тонны песка, превращенного в стекло
трубку, испускающую убийственный свет
трубку с глазом на конце
трубку, убивающую светом
трубу с головой дьявола на верхушке
трубы из стекла
труп, который становится двумя трупами
туман с моря
тучу летучих мышей, сделанных из алмазов
убийство врага
убийство коллеги
убийство чрезвычайно редких видов животных
угрозу внесения сумятицы
чаны, в которых мальчиков изменяют в нечто иное
чаны из стекла
чары
человека, которого называют извращенцем
человека, который может двигаться так быстро, что никто этого не видит
человека, который любит лошадей, но не детей
человека, который пахнет прогорклым маслом
человека с очень большим носом
человека, которого считают безразличным
червей, обитающих в легких
червей, обитающих вне легких и обладающих необычайными размерами
чешуйниц, сотворенных из электричества
чешуйницу, сделанную из электричества
шпагу, спрятанную в трости
Часть первая. Кремень
I
Южные трущобы великого города Мордью сотрясались под натиском волн и огненных птиц, обрушивающихся на Морскую стену. Дневной свет, тусклый и серый из-за плотных облаков, едва освещал то, что называлось здесь улицами, но трепещущие вспышки птиц раз за разом заливали облачную пелену, словно красные молнии. Возможно, сегодня возведенный Господином барьер падет, и они все утонут. Возможно, сегодня Госпожа наконец победит.
Среди теней, пробираясь сквозь густой туман, двигался чреворожденный мальчик по имени Натан Тривз. Старые отцовские ботинки были ему велики, доходившие до колена толстые шерстяные носки пропитались влагой. Каждый шаг еще больше натирал волдыри, поэтому он скользил ступнями как можно ближе к земле, бороздя ими Живую Грязь, словно парой плугов.
Он шел по улице, которую жители трущоб называли Променадом, – щербатому шраму, змеившемуся от Морской стены до Стрэнда. Улица петляла среди лачуг, сложенных из распухшего от морской воды плавника и украшенных перьями огненных птиц. Родители со всеми их проблемами остались позади. Он шел медленно, хотя его дело было весьма срочным. Умирающий отец с кишащими в легких червями – не то, что можно отложить на потом, да и лекарство было не из дешевых. Но все же Натан был еще мальчиком, а ни один мальчик не бежит навстречу своему страху.
Обеими руками Натан сжимал свою наволочку так, что сквозь грязь белели костяшки пальцев.
Он направлялся к Цирку – большому углублению в земле, где мертвожизнь плодилась крупнее всего. Здесь, если позволит судьба, можно было найти захлебывающихся в Грязи палтусов. Однако путь должен был занять по меньшей мере час, и не было никакой гарантии, что идет он не напрасно.
Мусор и обломки, скопившиеся в щелях между домами с обеих сторон, шевелились и поскрипывали от содроганий Морской стены и движений шныряющих внутри паразитов. Хотя Натан был уже далеко не ребенком, воображение порой брало над ним верх, так что он старался держаться ближе к середине Променада. Здесь до него не могли дотянуться ни чьи-нибудь цепкие клешни, ни наблюдавшие из теней плохо различимые фигуры, хотя именно посередине улицы шевелящаяся Грязь была глубже всего. Блестящим скользким слоем она покрывала носки его ботинок, время от времени оставляя на них бьющихся и извивающихся мертвоживых уклеек. Этих Натан спешил стряхнуть, хотя резкие движения и не шли на пользу его волдырям.
Как бы ни был голоден, он никогда не стал бы есть мертвоживое.
Мертвожизнь – это яд.
Где-то неподалеку слышалось звякание колокольчика. Этот звук, размеренный и звонкий, возвещал прибытие повозки Поставщика. Из хибар и лачуг начали появляться взрослые, исполненные надежды; люди отвязывали и оттаскивали в сторону двери, открывая сгрудившиеся позади семьи. Натан был единственным ребенком у родителей, но в трущобах это было редкостью. У многих мальчиков зачастую оказывалось по десять, а то и пятнадцать братьев и сестер – говорили, что это Живая Грязь повышает плодовитость трущобных жителей. Мало того, помимо чреворожденных детей имелось не меньшее количество других, чье происхождение было более загадочным, – нежданные и нежеланные, они порой обнаруживались на рассвете, хнычущие где-нибудь в углу.
Заслышав колокольчик Поставщика, изнемогающие матери и отцы выбегали навстречу, таща в охапке отбрыкивающихся детей мужского пола, и платили возчику, чтобы он отвез их к Господину, где им могли дать работу. Так их бремя каким-то почти алхимическим образом превращалось в ходячую монету, которую Поставщик также им привозил за определенный процент.
Какое-то время Натан смотрел, как дети и деньги переходили из рук в руки, потом повернулся ко всему этому спиной и продолжил свой путь.
Чем дальше от дома, тем меньше его слух тревожил грохот ударов в Морскую стену. На близком расстоянии в самой громкости этого звука было что-то такое, что притупляло все остальные чувства и заставляло принять согбенную позу. Однако, когда Натан подошел к месту, где Променад пересекался Стрэндом, уводившим дальше по направлению к Цирку, он держался уже несколько прямее, чем прежде, выглядел чуть выше и был гораздо более внимателен. Здесь попадались и другие обитатели трущоб, так что у него было больше причин быть внимательным – как к хорошему, так и к плохому.
Впереди пылал костер в десять футов высотой. Натан остановился погреться. Сгорбленный, покрытый шрамами человек плескал на кучу топленый жир, подпитывая пламя, чтобы нескончаемый дождь не загасил его. Наверху было водружено чучело Госпожи в непристойной раскоряченной позе. Языки пламени лизали ее ноги, руки направляли невидимых огненных птиц; лицо, искаженное уродливой гримасой, было намалевано на старом железном ведре с двумя проеденными ржавчиной дырами вместо глаз. Натан подобрал камень и швырнул. Описав высокую дугу, камень с лязгом врезался в ведро, повернув его в другую сторону.
Люди приходили на Стрэнд, чтобы продать ошметки всякой всячины, которые у них имелись, тем, кому было чем заплатить. Подложив под себя старые коробки, чтобы быть выше Грязи, продавцы сидели, аккуратно разложив перед собой свои товары на квадратных кусках ткани. Если бы у него были деньги, Натан мог бы приобрести моток веревки или сеть, рогатку, разнокалиберные осколки плоского стекла или нарезанное полосками мясо (лучше не спрашивать чье). Сегодня здесь было полно спиртного – его продавали задешево, разливая в деревянные чашки из бочонков с красным купеческим гербом. Не было ни малейшей вероятности, что оно попало сюда легально: купцы пристально следили за своими запасами и не торговали в трущобах. А значит, оно было либо украдено, либо подобрано на берегу. Что именно из двух, пьяницы могли узнать лишь после того, как выпьют. Если бочонки были крадеными, то покупателям не грозило ничего более худшего, чем головная боль на следующий день. Если же их нашли на берегу, это значило, что спиртное выбросили с корабля, потому что оно испортилось, а от испорченного спиртного можно было ослепнуть.
Натан в любом случае не стал бы его покупать – ему не нравился вкус. К тому же у него не было денег и ничего такого, что можно было бы выменять, не считая наволочки и носового платка в кармане, так что он присоединился к остальным детям, которые шли, уткнув глаза в землю и высматривая движение в Живой Грязи.
Он не встретил никого знакомого; впрочем, он и не искал. Здесь лучше было держаться на расстоянии и заниматься своим делом. Вдруг кто-нибудь заметит твою добычу и выхватит ее у тебя из мешка по пути домой?
Кое-кто уже возвращался обратно с шевелящимися мешками. У других мешки были неподвижными, но тяжелыми. У прочих были лишь слезы на глазах – должно быть, не хватило храбрости забраться поглубже в Грязь. Натан мог бы отобрать добычу у тех, кто возвращался нагруженным, – вырвать то, что они держали, и пуститься наутек, – но это был не его способ.
Ему не было в этом нужды.
Чем ближе он подходил, тем ощутимее становился Зуд в кончиках пальцев. Он знал – Зуд, не Натан, – когда и где его могли использовать, и момент был близок.
«Только не вздумай искрить! Ни за что на свете!»
Когда Натан был еще совсем маленьким, отец частенько вставал перед ним, серьезный и внушительный, помахивая пальцем, – и Натан обещал быть хорошим мальчиком… Но даже хорошие мальчики время от времени поступают плохо, разве нет? И вообще, порой так трудно различить плохое и хорошее, правильное и неправильное! Отцу требовалось лекарство, а Зуд желал, чтобы его использовали.
Наверху отбившаяся от стаи огненная птица тяжело взбиралась обратно в облака, преодолевая тяжесть безвольно висящего под ней человека.
Стрэнд стал шире; уличные торговцы попадались все реже. А вот и толпа – нервная, неподатливая полукруглая стена детских спин, пихающихся, наваливающихся друг на дружку, переступающих с места на место. Натан прошел туда, где давка была поменьше, и протолкался вперед. Он не больше других стремился туда, не был он и самым храбрым; но ни у одного из них не было Зуда, а Зуд уже пощипывал его за зубами и под языком, вселяя нетерпение.
Стена толщиной в три-четыре человека расступилась, уважая его нетерпение. А может быть, им самим не терпелось посмотреть, что из этого выйдет. Девочка с собачьим лицом облизнула крепкие зубы. Туповатый парень, плешивый, с серой кожей, потянулся было к нему, но передумал и снова прижал руку к груди.
Зуд там или не Зуд, но, пробившись в первый ряд, Натан на мгновение остановился на краю вместе с другими.
Перед ним был круг, окаймленный ступнями собравшихся детей, слишком большой, чтобы разглядеть лица на другой стороне, но не настолько, чтобы они были не видны совсем. Земля здесь подавалась и шла вниз, изрытая бороздами, к широкой яме, наполненной Грязью. Кое-кто стоял возле краев, уйдя по колено, другие подальше, по пояс. Совсем вдалеке, ближе к середине, из Грязи торчали только головы детей с зажмуренными глазами, с повернутыми наверх ртами – они шарили руками вокруг себя, в шевелящейся гуще. У этих, посередке, было больше всего шансов добыть палтуса – говорили, что сложность организмов, порождаемых Живой Грязью, зависела от ее количества, собранного в одном месте, в то время как тем, кто стоял ближе к краю, приходилось довольствоваться уклейками.
Набрав в грудь воздуха, Натан зашагал вниз по склону. Возбуждение Зуда притупляло боль в волдырях, так что через какое-то время он почти перестал их чувствовать. Наполовину дойдя, наполовину соскользнув на мелководье, он зажал наволочку между зубами – прежде всего для того, чтобы она не потерялась, но также и на будущее, чтобы мертвожизнь не забралась к нему в рот.
Грязь была густой, но это не помешало ей пробраться в ботинки и сквозь носки. Натан изо всех сил старался не представлять, как новорожденная мертвожизнь копошится между пальцами его ног.
Еще глубже – и он почувствовал прикосновение к своим коленям: в жиже двигались существа размером с палец. Потом что-то начало тыкаться в его бедра, на ощупь, тут же рефлекторно отдергиваясь. Бояться было нечего, так он себя убеждал, ведь у этих тварей, чем бы они ни были, своей воли не имелось, и через несколько минут они будут мертвы и вновь растворятся в Живой Грязи. Они никому не желают вреда. Они ничего не значат.
Когда Грязь достигла пояса, Натан повернулся лицом в ту сторону, откуда пришел. Обступившие яму ребятишки толкались и глазели, но никто не уделял ему особого внимания. Рядом с ним никого не было.
Зуд сделался почти невыносимым.
«Не вздумай искрить», – сказал отец. «Не вздумай». Он не мог выразиться яснее. «Не вздумай!» – помахивал пальцем. Поэтому Натан, сдерживая Зуд, сунул руки в Грязь и принялся удить вместе с другими. Палтуса ведь можно найти и просто так. Натану уже доводилось их видеть: рожденных Грязью существ, способных поддерживать свое существование. Если ему посчастливится и он поймает хоть одного, то не придется преступать завет отца. Он задвигал руками, раскрывая ладони и вновь сжимая пальцы, между которыми скользили уклейки. Шанс есть всегда.
Шаря руками под поверхностью, он смотрел вверх, на широкую спираль Стеклянной дороги. Поблескивая, словно паутинка, она петлями взбиралась вверх, удерживаемая в воздухе волшебством Господина. Если Натан поворачивал голову и смотрел уголком глаза, она становилась отчетливей: полупрозрачный карандашный росчерк в высоте, ведущий к Особняку.
Интересно, что Господин думает о Цирке? Знает ли вообще о его существовании?
Есть! Натан ухватил что-то толщиной с запястье и потянул на поверхность. Существо было похоже на угря – серо-бурое, с тремя локтеподобными суставами, обтрепанное на концах. Оно билось, стремясь вырваться на свободу. Некое подобие глаза, намек на жабры, нечто, напоминающее зуб… Вот оно уже почти на поверхности… Но прямо в руках Натана существо принялось терять связность, как бы утекая обратно в Грязь с обоих концов.
Бесполезно.
Если бы тварь удержала форму, кто-нибудь мог бы дать за нее пару медяков. Шкуру можно было бы использовать для перчаток, кости пошли бы на клей. Но она исчезла, разложилась обратно на составляющие, то ли не желая, то ли не имея возможности оставаться отдельным существом.
И тут Зуд наконец возобладал. Возможность сопротивляться в маленьких мальчиках ограниченна; да и что в этом такого плохого? Его отцу нужно лекарство. Либо Натан начнет чернить себе глаза, либо раздобудет палтуса. Разве второе не лучше?
Натан украдкой огляделся по сторонам и запустил руки под поверхность Грязи. Он согнул колени – и все произошло легче легкого, самым что ни на есть естественным образом. Он Почесал, и Зуд был удовлетворен. Вниз, в толщу Живой Грязи, полетела Искра; вместе с облегчением позыва пришло нечто вроде удовольствия, и пятнышко бледного голубого света метнулось в глубину.
Несколько мгновений ничего не происходило. Облегчение сменилось некоторой болезненностью, словно он отдирал присохшую корочку на ранке. Затем Грязь зашевелилась, забурлила, забилась в его руках – и, когда он поднял их над поверхностью, они не были пустыми.
Каждый палтус не похож на других. Этот представлял собой клубок младенческих конечностей: ручки, ножки, ладошки, ступни – путаница извивающихся живых частей. Когда стоящие кругом дети заметили его, их рты пораскрывались. Сохранить самообладание стоило огромного труда, но Натан взял зажатую в зубах наволочку и затолкал туда палтуса. Закинул за плечо, где тварь продолжала биться, пинаться, пихаться, колотить его по спине, и побрел сквозь дождь обратно к берегу.