Алек Владимирович Рейн
Алька. Второе пришествие
Поскольку посещение бани с мвэтэушными друзьями стало для меня не то чтобы принципиально невозможным, но осложнённым всевозможными согласованиями, в баню в МВТУ всегда сваливали в рабочее время, часа в три, в четыре, я стал по субботам ходить в баню в Зубаревом переулке, минутах в пяти от моего дома.
Приходил, занимал место, раздевался, потом шёл в мыльную, брал тазик, наливал кипятка и заваривал травы. После этого шёл в парную, раздобыв по дороге выброшенный использованный веник, поднимался в парной на поло́к, он там вмещал одновременно человек пятнадцать, подметал им полы и шёл за отваром. Процеживал его через свою вязаную шапку, приносил таз в парную, поддавал на камни, пока с поло́ка не начинал горохом ссыпаться народ. После чего поднимался и садился париться. Поначалу кто-нибудь, бывало, начинал ворчать:
– Заканчивай поддавать, уши в трубочку сворачиваются.
Но всегда кто-то находился, кому это нравилось:
– Терпи, пар костей не ломит. Ему-то тоже надо, он баню прибрал, поддал травками – чуешь, дух какой духмяный, щас ополоснётся и тоже париться придёт.
Потом привыкли, когда я только появлялся в парной, с полка́ доносились возгласы:
– Красная шапка пришёл, щас порядок наведёт. Ссыпаемся, мужики, вниз, через пять минут на свежий пар придём.
Когда совпадали наши графики, приходил попариться Блинов, сидели, разговаривали, Михаил, как правило, заявлял:
– Всё, увольняюсь, не могу с тобой работать.
Я его очень понимал, работать со мной трудно, на производстве я жёсткий, со мной непросто, если не сказать, что очень трудно. Но без этого не бывает результата, я сидел и как мог успокаивал Мишку:
– Да ладно, Миш, что ты выдумываешь, куда ты ни пойдёшь – все начальники говно. Не я такой, жизнь такая. Ну уйдёшь ты от одного, попадёшь к другому, а он ещё хуже. Оно тебе надо?
В сентябре во ВНИИГПЭ меня ввели в какой-то президиум, вследствие чего предложили поменять свой статус – должность внештатного эксперта – на полставки старшего научного по совместительству. По сути работы ничего не менялось, в деньгах это было побольше, необходимо было только принести разрешение с основного места работы на работу по совместительству, забежал в кабинет к Лабазову:
– Петрович, подпиши мне справочку на совместительство.
Властюша сделал брови домиком:
– Какое совместительство?
– Да у меня халтурка – внештатным экспертом Контрольного совета ВНИИГПЭ.
– Не подпишу.
– Как не подпишете? Почему?
– Я считаю, что для работы плохо, когда сотрудники где-то ещё подрабатывают, это отвлекает.
– Властимир Петрович, я работаю по вечерам, в своё личное время, могу работать внештатником и без вашего разрешения, просто совместителем выгодней и удобней. Так вы что, собираетесь моё личное время контролировать?
– Я всё сказал.
– Хорошо, Властимир Петрович, подумайте над кандидатурой нового начальника отдела малоотходных технологий, до свиданья.
– Ты мне угрожаешь?
– Я всё сказал.
В ярости я выскочил из кабинета, я пролетел, забыв поздороваться, мимо беседующих Рыжова и Шалыгина, поднялся наверх в отдел и задумался. Для себя решил, если не подпишет – буду искать место и уйду, пошёл он.
Ближе к вечеру зашёл Рыжов, так просто, поговорить о делах, как идёт выполнение договоров. Я стал рассказывать, доставая свои книги с полок.
– А чего это ты казённые книги в портфель складываешь?
– Да это мои, принёс на работу, чтобы лишний раз в библиотеку не бегать.
– И зачем назад-то тащить?
– Да эти не нужны.
Рыжов, задав ещё пару вопросов, смылился, а я, снова поставив книги на полку, нагло свалил с работы, предупредив зама:
– Будет кто-нибудь из начальников искать, скажешь, что я позвонил куда-то, договорился о встрече и уехал.
На следующий день, часов в одиннадцать, директорская секретарша сообщила, что директор хочет меня видеть.
Войдя в кабинет, увидел стоящего у окна, спиной к столу заседаний, директора, он разглядывал здание министерства.
– Ты видел выставку на третьем этаже?
На третьем этаже сотрудница то ли экономического отдела, то ли бухгалтерии развесила свои акварели. Работы в целом были малопривлекательны, но одна работа была интересна, называлась она «Вид из окна на здание министерства». Здание министерства было изображено какой-то тёмной, давящей громадой, что точно отражало наше понимание влияния, роли, сути работы этой клятой конторы.
– Видел.
– И как тебе?
– Ну одна работа точно отражает наше отношение к дому напротив.
– Согласен, такая махина наваливается, очень точно нарисовала. Вчера погорячились оба. Подписал я тебе разрешение на совместительство, у секретарши возьмёшь, но у меня условие будет. На днях беседовал с одним, – тут директор кивнул головой в сторону министерства, – оттуда. Говорит: «Да, что у тебя за институтик такой, ни одного изобретения». Хочу нос ему утереть, поэтому тебе задание – чтобы до конца года твой отдел два изобретения принёс.
– До конца года только одно выйдет, мы заявку на него тем летом подали, решение принято положительное, второе, если сразу даже подадим, до конца года решение не получим – там же процедуры, вряд ли успеем решение получить.
– А когда ты тем летом успел заявку слепить? И о чём заявка-то, ты ж ещё, по сути, летом толком не работал?
– А помните, меня в Люберецкий завод сельхозмашиностроения загнали в какую-то комиссию? Месяц там сидел. У них там ГКМ крякнулась, не на чем было тяги штамповать. Костенко рявкнул на меня, я с перепугу им обходной техпроцесс придумал, оригинальненко получилось, изобретением признали. Костенко в курсе, на пару с ним придумали, но он в авторы не захотел – на Госпремию не потянуло, решил не мазаться.
– Чего, серьёзно, Костенко в курсе?
– Зуб даю.
– Понял тебя, но до конца года с тебя заявка на изобретение.
– Непременно, ну я пошёл?
– Ну давай, трудись.
Поднявшись в отдел, стал мозговать, чтобы такое придумать срочненько, чтобы удовлетворить директорскую блажь. Изобретения не возникают из воздуха, они, как правило, рождались в процессе решения каких-то инженерных задач, а если нет задачи? Размышляя, решил пройтись по отделу, посмотреть, чем занимаются сотрудники, ходил, смотрел, кто что проектирует, задавал вопросы, обсуждал что-то. Вовка Сафронов проектировал штамп, в котором подаваемый лист надо было позиционировать на нескольких временных упорах, каждый из которых должен был убираться после пробивки. Судили-рядили, ничего не смогли придумать толковее, чем систему рычагов, убирающих и поднимающих упоры, я, взяв паузу на размышление, пошёл подумать. На следующий день придумал решение на полуавтоматический упор, на которое решил оформить заявку на изобретение – чего не сделаешь, чтобы порадовать начальство. В штамп мы его встраивать не стали, все эти игрушки хорошо смотрятся, но плохо работают в реальном производстве.
В октябре поехали с Людмилой в Крым, на работе ей дали путёвку в санаторий «Зори России», после восемнадцати лет жизни в браке мы впервые смогли провести отпуск вдвоём. Улетали вечером, в Москве мёл снег, прилетели ночью, погода в Симферополе была не лучше, чем в Москве, санаторный автобус уже ушёл, добирались на такси. Признаться, мне вообще в Крым ехать не очень хотелось, по приезде всё не нравилось, и номер в том числе, лёг спать раздражённым и недовольным всем.
Проснувшись, понял, что номер невелик, но вполне комфортен, с огромной лоджией, откуда открывался чудесный вид на море. Кормили прекрасно, как-никак это был санаторий аппарата президиума Верховного Совета РСФСР. От всяких процедур я отказался, но в санатории был прекрасный бассейн, всегда полупустой, и там можно было наплаваться вдосталь. У него был один дополнительный плюс – поднырнув под полупрозрачной стенкой, ты выныривал уже в открытой воде на балконе здания, откуда открывался неплохой вид.
И главное, было два приличных корта с твёрдым покрытием, где я пропадал часами, играя с инструктором, с редкими любителями, тогда этот вид спорта был не так популярен, или у стенки.
У санатория был прекрасный терренкур, и мы с Милкой часами бродили там или по берегу моря. Единственным недостатком было полное отсутствие любого алкоголя – большевики претворяли-таки в жизнь свои решения об искоренении пьянства, вот ведь суки, ну хотя б шампанского по глоточку.
Отдохнули мы чудесно, вернулись в прекрасном самочувствии и настроении.
Мишка с сентября ушёл из секции бокса, ушёл по двум причинам: сложно было совмещать с учёбой; вторая – чтобы продолжать тренироваться в секции, надо было выступать, драться, зарабатывать какие-то позиции. А он был средневесом, и лупят больно, да и не связывал он свою жизнь с профессиональным спортом. По утрам, до работы и учёбы, мы с ним бегали от нашего дома до Звёздного бульвара, добежав, делали пару кругов вокруг бульвара и возвращались.
Вернувшись из санатория, я решил утром пробежаться по нашему маршруту, была суббота, Мишка не захотел вставать, и я побежал один. Добежал до Звёздного, сделал, как обычно, пару кругов и понял, что возвращаться рано, я просто не набегался, побежал в Останкино, набегался там по аллеям и вернулся домой. Милка встретила меня с испуганными глазами:
– Я думала, случилось что-нибудь, ты где пропадал?
– Бегал.
Так натренировался в Крыму, что стало не хватать физической нагрузки, а как сообщить, да и в голову не пришло, а телефонов сотовых тогда не было. Да даже и представить никто не мог тогда, что через десять лет они станут будничной вещью.
Часть штампов, планируемую к сдаче в этом году для Звенигорода, сдали в срок, я сам не ездил, но Юра Дубинин с удовольствием рассказывал:
– Штампы сам главный инженер пришёл смотреть, поглядел и говорит: «Не обманул ваш начальник, оснастка стала у вас поинтереснее, это что, мвтэушные инженеры проектировали? – Я ему: – Бабы мои старые проектировали. – Это что ж, нет, что ли, у вас новых кадров? – Есть, но они по большей части новыми делами занимаются. – Да, скоро к вам на проектирование очередь будет. Ладно, посмотрим, как железо ваше себя в работе покажет».
В конце года на собрании отдела я сообщил:
– Дорогие коллеги, небольшую часть денег от премии отдела денег я хочу отдать группе, которая занимается ротационной вытяжкой, – надо их немного поддержать. Когда они станут зарабатывать, деньги вам вернутся.
Поднялся ор, а если они никогда не начнут? А вот пусть сами заработают, тогда и получат. С места поднялась Людмила, самый опытный конструктор женской части коллектива:
– А вы, Алек Владимирович, не имеете права вообще делить эти деньги.
Я повеселел:
– Вы знаете, у нашего директора другое мнение – он меня начальником сюда назначил, а вы почему полагаете, что у меня такого права нет?
– На ваших руках кровь Жени Зуева.
Тут уж мне нечего было добавить, и я принял волевое решение, которое отменил Рыжов, сказав мне:
– Знаешь такой анекдот, как мужик у адвоката спрашивает: «Скажите, я могу… – Нет. – Вы не дослушали, я могу… – Нет. – Да вы меня выслушать не хотите. Я имею право… – Право вы имеете». Так вот право у тебя есть, платить им премию, или не платить, или перераспределять внутри отдела. Но они ко мне пришли всем кагалом просить, чтобы ты их премию не трогал. Я тебе советую: оставь их, пусть получат всё, что заработали. Так, как ты хочешь, такие дела не делаются. Если ты хочешь поощрять тех, кто занимается новой тематикой, то ты на этой тематике заработай и создай фонд и из него поощряй, если те, кто заработает, захотят с тобой поделиться. А это у тебя какая-то продразвёрстка получается.
Я понял, что был не прав, по сути, сказанное мне верно. Новобранцам моим надо доказать, что они чего-то стоят, а потом уже премии и прочее. Всё, что я задумал и реализую вместе с ними, будет после. А дорога «после», бывает, приводит на площадь «никогда».
Интересно, но история с Женей Зуевым имела своё продолжение. Где-то через полгода после описываемых событий в мой проходной кабинет вошёл рослый мужчина в сером костюме. Ничего не говоря, он подошёл к моему столу и остановился немного сбоку, очевидно, ожидая какой-то моей реакции. Я занимался составлением какой-то очередной бессмысленной сводки для руководства и продолжал своё увлекательное занятие, не обращая на него внимания – нужно будет, сам обратится. И он обратился:
– Алек Владимирович, не узнаёте меня?
Голос показался мне знакомым, я поднял голову – передо мной стоял Женя Зуев, похудевший в дорогом костюме, ладно сидящем на нём. Я поднялся, протянул руку:
– Женя, привет! Какими судьбами? Присаживайся.
Женя присел на стул, стоящий напротив меня, левее сбоку, около окна. Я чувствовал себя неловко из-за истории, произошедшей с ним после его увольнения, хотел как-то извиниться, запнулся, подбирая слова, но Евгений опередил меня:
– Алек Владимирович! Я зашёл поблагодарить вас.
Я, признаться, даже растерялся, говорил он без сарказма в голосе, а я не понимал, за что он меня благодарит. За увольнение?! Но Женя продолжал:
– Алек Владимирович, я пятнадцать лет проработал здесь и каждое утро шёл как на муку, так тяжело себя ощущать никчёмным болваном, висел на отделе грузом каким-то. Понимал, что меня только из жалости держат, а ничего сделать не мог, не знал, что мне предпринять. Думал, может, когда-нибудь смогу разобраться, и всё равно у меня ничего не получалось. А вы просто за три секунды мне показали, что нет у меня здесь шансов. Я понял сам, всё, надо уходить. Ушёл в никуда, вообще не представлял, что делать, куда идти, чем заниматься. Два месяца ходил, искал, хоть какую-нибудь работёнку, нигде не брали. Узнал, что на заводе Ухтомского в Люберцах люди нужны, ездить, конечно, полтора часа в одну сторону, но жрать-то надо. Взяли комплектовщиком на девяносто рублей, а вы же знаете, у меня память хорошая, я через месяц на память все детали и узлы, идущие на сборку, запомнил, через два – где любая из них находится, кто её делает и когда должен на сборку подать, где какая задержка. Меня сначала старшим комплектовщиком сделали, потом руководителем группы, а на днях начальником отдела комплектации завода. А я всё помню, когда, что должны подать, просто людям говорю, где и что должно быть по срокам. Я впервые почувствовал, что я нужен, меня люди уважать стали, и всё это благодаря вам. Спасибо вам большое.
Меня эта фантастическая история так удивила и обрадовала, что я чуть не прослезился. Женя, закончив речь, забрался в портфель, извлёк бутыль, завёрнутую в папиросную бумагу.
– Алек Владимирович, от души, не откажите.
– Женя, я очень рад за тебя, но это ни к чему.
– Алек Владимирович, я жить начал, человеком себя чувствую. – Поставив бутылку на стол, Женя поднялся и протянул руку. – Прощайте, ещё раз спасибо.
Я вышел из-за стола, обнял его, мы тепло распрощались, я, плюнув на сводку и начальство, взял бутылку и пошёл к Саньке Чертову, надо было срочно выпить.
Коньяк был весьма недурён.
Январскую сессию Мишка и Колька Филиппов завалили напрочь, Мишка получил неуды по трём дисциплинам, Колька по всем. Эта картина – частая для первых курсов, всё думают, что они в школе, поставят им троечки. Ан нет. В МВТУ на стене парадной лестницы главного здания тогда висел огромный информационный щит, посвящённый порядкам в МВТУ, на котором в числе прочего было указано, что студент, получивший три неуда, подлежит безоговорочному отчислению. Обойти этот указ было возможно только одним путём – пересдать хотя бы один экзамен до конца сессии, но, увы, Филиппка по всему спасти было уже невозможно – слишком много хвостов, пересдать все неуды до конца сессии было не хватало времени. За Мишку можно было побороться, и я пошёл в деканат, с замдеком Мишкиным мы были шапочно знакомы, когда-то частенько встречались в «Железных мужиках», так называли у нас автопоилку – пивную на Бакунинской.
– Здорово.
– Привет, за сынка пришёл хлопотать? Так я ничем помочь не смогу.
– А ничего и не нужно, ты только приказ на его отчисление до конца сессии не оформляй.
– Да я до конца сессии и права такого не имею.
– Вот и отлично, и направление на пересдачу дай, когда попросит. Как сам-то?
– Дам без вопросов. Всё вроде ничего, но с сессией этой нет времени пивка кружку принять. А сам, где, говорят, что из технилища ушёл?
– Да в конторе проектной, зав. отделом, тоже со временем не лучше, ну пойду, а то подчинённые расслабятся, не соберёшь потом.
– Ну пока, забегай после сессии, сходим пивка попьём по старой привычке.
– Окей.
Мишка пересдал одну из дисциплин, остальные уже осенью и далее, до диплома, так уже не залетал. Больше я в его учебные дела никогда не вмешивался.
Сашка Чертов предложил скататься с ним в командировку на Ковельсельмаш, почему нет? Ковельсельмаш был центрокузом – головным заводом по производству поковок в западных областях СССР, мне как кузнецу съездить туда было интересно. Там я нашёл второе основное направление деятельности отдела. Сидели, разговаривали с зам. главного инженера завода Фёдором Ивасюком, он разглядывал чертежи навозоуборочного транспортёра, завод производил, кроме поковок, сельхозмашины. Я решил тоже посмотреть, вдруг найдётся какая-то работёнка для отдела, и случайно заметил, что узел крепления основной его детали – скребка – очень нетехнологичен, я обратился к нему:
– Федь, а кто его так нарисовал?
– Наши заводские, у нас своё КБ.
– Вот гляди, как узел спроектирован, все детали нетехнологичны. Видно же, что много всякой механообработки. А если мы немного изменим их форму, оставив функциональность, тогда почти все детали можно будет изготовлять штамповкой, то есть при изготовлении мы уберём всю механообработку, добавив операции вырубки, пробивки и гибки, детали будем штамповать в штампах. Это же в разы дешевле.
– Алик, да на хрен она тебе облокотилась? Пошли уже, нас Санька в кабаке, наверно, заждался.
– Ничего, пять минут подождёт. Ты голову включи, при такой форме скребков и их креплении в узле мы на каждой детали в узле сэкономим до ста граммов стали, вдобавок меньше трудозатрат, одни операцию штамповки и минус операция сварки, значит, нужно будет меньше операторов на линиях и прочее. А сколько скребков в одном транспортёре?
– Хрен её знает, кто их считал. Ну, наверно, где-то порядка тысячи.
– А транспортёров сколько вы в год делаете?
– Точно не знаю, наверно, несколько сотен, может, до тысячи.
– Ага, а это значит, что в год вы примерно изготовляете до миллиона скребков и, сэкономив на каждом по сто граммов, мы в год сэкономим сто тонн стали, только на скребках. А в узле ещё пяток деталей поменяются, а?
– Алик, не ты сэкономишь, завод.
– Не совсем так, я думаю, что вот эта конструкция, которую предлагаю, потянет на изобретение, это я тебе как эксперт контрольного совета говорю. Когда мы с тобой внедрим это изобретение на заводе, нам будет положена весьма приличная выплата.
– Ах так, мы соавторы?
– Конечно.
– Ну что ж, будем работать, но сначала пошли обедать, а то Сашка нас порвёт на британский флаг.
Мы пошли в ресторан, но даже там продолжали обсуждать возможное сотрудничество. Федя Ивасюк был очень толковым инженером, он не просто моментально схватывал чужие идеи и творчески развивал, он предлагал и свои.
Тогда мне и пришла в голову мысль, которую я озвучил за столом:
– Глядя на разработки ваших конструкторов, я тебе скажу, что таких нетехнологичных деталей, как скребок, мы найдём ещё немало в конструкции этого транспортёра. Давай заключим договор между ПКТИТП и Ковельсельмашем на исследование конструкции навозоуборочного транспортёра на технологичность. Завод получит экономию металла и трудозатрат, а мы – деньги по договору и премию из ФЭС.
– А давай. Я вас поддержу. Завтра закажу тебе полный комплект чертежей изделия, ты покопайся, если найдёшь что-то интересное, рискни. Но заключим договор с условием: если по итогам работы экономического эффекта не будет, все авансовые выплаты вы обязаны будете вернуть.
– Согласен.
Мы ударили по рукам, на следующий день я получил папку чертежей и отвёз их в Москву на проработку. Анализ показал, что деталей, требующих изменения, было не так уж много, но та часть деталей, которая требовала переработки, была спроектирована вообще без знания каких-либо технологических переделов, кроме фрезерования, сверления и сварки. Разобравшись со всем, я понял – игра стоит свеч.
Ивасюк был в Москве в командировке, мы с ним поработали над узлом крепления скребка, пришли к согласованному решению, и мы оформили и подали заявку на изобретение, чертил и оформлял кто-то и конструкторов моего отдела, мы и его включили в состав авторов.
О том, что заявку нашу признали изобретением, я узнал через тридцать два года, когда писал эти строки, просто набрав в поисковике название изделия и имена авторов.
Подписывать договор с Ковельсельмашем я поехал сам, поскольку понимал, что будут вопросы и вряд ли кто на них ответит лучше меня. Реакция заводчан была одинакова – во всех службах принимали меня за блаженного. Ещё бы, какой нормальный человек в трезвом уме и здравой памяти будет утверждать, что он доработает конструкцию изделия, выпускаемого с некоторыми изменениями тридцать лет; так, что, сохранив его работоспособность, он уменьшит его металлоёмкость и затраты на производство, получив экономию, позволяющую профинансировать все затраты по договору и вдобавок получить премию. Это ж просто бред какой-то, ведь вдобавок этот кретин – то есть я – берёт на себя обязательство вернуть все деньги, если он не справится с задачей.
Помнится, в планово-экономическом отделе, подписывая договор, зам. главного экономиста, женщина лет пятидесяти, сказала мне:
– Ничего у вас не выйдет.
– Бог знает, а вдруг повезёт? Я вообще-то удачливый.
– Ну разве можно полагаться в таком деле на удачу? Давайте, пока не поздно, похерим весь этот договор.
– Нельзя.
Она, поглядев на меня взглядом, полным сочувствия, вздохнула: что ж с ним, с убогим, поделаешь, подписала договор и протянула мне.
Через полгода я подписывал у этой же плановички актировку, перечень выполненных работ и уточнённый расчёт экономической эффективности. Прочитав все документы, она посмотрела на меня с испугом:
– Это что получается, вы в самом деле договор выполните?
– Да, получается, что выполним.
– Это ж сколько мы вам должны будем заплатить по экономическому эффекту?
– А что вас беспокоит? Завод же значительно больше заработает на этом.
– Завод-то заработает, но нам-то что? Мы-то ничего не получим, а вы получите.
Сколько раз я слышал схожие слова и такие же интонации, удивительный у нас народ – да хрен бы с ней, с родимой хатой, ну побелил ты мне её, подлатал. Но это ж сколько ты заработаешь? Да я лучше её порушу, лишь бы ты, как я, сидел и не высовывался.
В начале мая слетал в командировку во Фрунзе, на Фрунзесельмаш, посмотреть завод, прощупать его с точки зрения возможного сотрудничества. Главным сварщиком оказался выпускник МВТУ. Обрадовавшись, что встретил коллегу, пригласил в гости. Впервые я участвовал в национальном застолье, хозяин посадил меня рядом, к столу подали то ли жареного, то ли тушёного барана, однокашник мой стал раздавать каждому по какой-то части, мне перепал глаз. Заметив мою реакцию, хозяин сказал:
– Сделай вид, что ешь, потом я у тебя заберу.
Я так и поступил, все увлеклись едой, мне заменили глаз изрядным шматом мяса, все пили чай, а мы с хозяином коньяк из чайных чашек, который он наливал из большого заварочного чайника – годы учёбы в МВТУ не прошли даром.
В мае центральные газеты опубликовали закон о кооперации, я прочитал и задумался, похоже, что в стране и в самом деле начинаются большие перемены. На следующий день в «Правде» опубликовали большую статью, комментирующую двухгодичное постановление о мерах по усилению борьбы с нетрудовыми доходами, что они хотели сказать этой публикацией, на следующий день после закона о кооперации, я не понял до сих пор. Но энтузиазм мой поугас, и ведь профессор Преображенский не советовал читать советских газет. Те, кто не читал, сообразили моментально, кругом возникали водоворотики предпринимательства, предприимчивости, загудел Рижский рынок, заклубились на Арбате и в Измайлово художники и лоточники.
Мишка сдал весеннюю сессию, остался хвост, но рубить его он собирался осенью, наступило время отдыха. Я, признаться, думал, что он соберётся ехать на шабашку, спросил, потирая руки:
– Куда? В Норильск, на Дальний Восток? В какой собираешься строяк ехать?
Сын, посмотрев на меня с удивлением, спросил:
– А когда же я отдыхать буду?
Я даже растерялся, не зная, что ответить, мне эта мысль не приходила в голову никогда.
– А где думаешь отдыхать?
– Не знаю пока.
Вспомнив, недавнее посещение Фрунзе, я спросил:
– А хочешь Иссык-Куль посмотреть, у Фрунзесельмаша там пансионат есть, я договорюсь. Наверно, интересно будет посмотреть.
– Давай, только договаривайся на две путёвки, я с другом полечу.
Через неделю Мишка улетел с приятелем в Киргизию.
В июне я, изрядно устав на работе, решил пройтись до дома пешком – стоял чудесный летний вечер, ко мне привязался симпатичный щенок, который так мне понравился, что я решил забрать его домой. Зашёл в телефонную будку – надо было согласовать с Людмилой. Услышав, какой это славный пёсик, она дала добро, я открыл дверь, а псина куда-то удрала. Ну что ж поделаешь, в таком благостном состоянии я дошёл до своего дома, и подходя к арке во двор, увидел своего школьного однокашника Валеру Борисенкова, стоящего с сумрачным видом у входа в первый подъезд. Мы не виделись уже лет пять, и подошёл поздороваться:
– Валера, привет, тыщу лет тебя не видел, ты где пропадал?
Валера, с тем же мрачным выражением на лице, протянул мне руку:
– А как ты меня мог видеть? Я в тюрьме сидел.
– В тюрьме, за что?
– А вот за всё это. – Произнося эту фразу, Валера широко развёл руки, как бы обнимая всё происходящее.
– Что – всё это?
– Да всё, самострок джинсовый, поделки всякие, свистульки-хуюльки, картинки, бусики.
– Не понял, каким боком тебе-то это прилетело?
– А таким: мы в восемьдесят четвёртом решили наладить пошив джинсов. Достали ткани джинсовой настоящей, у фарцы купили джинсов Levis трёх размеров, распороли их, сделали шаблоны, напечатали «левые» лейбаки, стали шить. Расхватывали их на ура, но тут гоп-стоп: в мае восемьдесят пятого постановление Совмина о нетрудовых доходах, и те же менты-обэхэсэсники, что нас крышевали, нас приняли. Вот только с выходом закона о кооперации эту статью признали больше недействующей, стали амнистировать. Вчера приехал.
– Ну чего, будешь восстанавливать бизнес?
– Да какое там, жена в моё отсутствие все нычки разбомбила, опять же команду надо собирать, не знаю. Опять кому-нибудь наверху что-то не понравится, снова сажать начнут.
– Это они могут.
Поговорив ещё с полчаса, я пошёл домой, размышляя, чем мешал большевикам человек, шьющий приличные портки?
Андрей Семизоров, относя в министерство какое-то письмо, встретил там своего приятеля, они разговорились, и приятель предложил ему идею – создать в нашем ПКТИТПе молодёжный отдел, куда приятель его назначит Андрюху начальником. Они обсудили это с Мишкой Блиновым и пришли ко мне с горящими глазами и идеей.
– Алик, как тебе эта идея?
– Мудацкая идея, подтверждающая, что приятель твой мудак, впрочем, в этом министерстве я других не видел. Ты задумайся, что такое молодёжный отдел? Кого ты наберёшь – двадцатитрехлетних, после вуза? А что они будут уметь, и кто их будет учить? Наберёшь тридцатилетних, это было бы здорово, только где они? А потом они быстро постареют, куда их девать? Они же не будут соответствовать статусу отдела по возрастному цензу. Впрочем, воля ваша, делайте что хотите. Но на поддержку мою не рассчитывайте.
Парни ушли озадаченные, через какое-то время я поинтересовался:
– Ну, когда вы в свой молодёжный сваливаете?
– Да ладно, мы так, в шутку.
Инициативные друзья мои укатили осваивать установку для ротационной вытяжки в Тулу, откуда позвонили через неделю, сообщив, что появились какие-то успехи.
Вызвал директор, войдя в его кабинет, увидел сидящего в кресле напротив стола главного конструктора Птичницына Александра Николаевича. Я сразу подсобрался, первая мысль, пришедшая в голову, – неужто так накосячили, что главный инженер завода приехал правды у директора искать?
Властелин Петрович сказал:
– Алек Владимирович! Вот Александр Николаевич хочет в нашем институте трудиться, найдётся у тебя в отделе местечко?
– Властелин Петрович! Да у меня в отделе только вакансии конструктора третьей категории, для Александра Николаевича это вряд ли подойдёт.
Лабазов повернулся к Птичницыну:
– Пойдёшь, Александр Николаевич, конструктором третьей категории?
– Пойду, – неожиданно для меня ответил бывший, как я понял, главинж.
Стало понятно, что взять его на работу попросили в министерстве. В целом идея принять на работу в наш отдел Птичницына пришлась мне по душе. Толковый мужик, хороший инженер, прекрасное знание производства – это было хорошее приобретение, но я решил под это дело выторговать ещё и ставочку повыше.
– Да несерьёзно это, я же знаю, кем работал Александр Николаевич, потом мы общались – он хороший специалист. Ну придёт он на третью категорию, поработает полгода, найдёт место получше, и привет. Надо что-то посерьёзней, а у меня нет таких вакансий.
– Ну а что, ты предлагаешь, мы должны предложить Александру Николаевичу?
– Ну своё место остерегусь предлагать, а то, не ровен час, эта идея вам понравится, но минимально, это конструктор первой категории.
– Решили, дам тебе в отдел ещё одну ставку конструктора первой категории.
Так у нас в отделе появился Саша Птичницын. Поначалу я определил его в группу Дубинина.
Рыжов, бывший в курсе всех дел отдела, где-то раскопал огромную оболочку, в которой якобы была большая потребность, не помню, у какого производства. Тема была интересная, но на установке, стоящей в Туле, катать её было невозможно – не пролезала по габаритам, кроме того, установка Тульская не годилась, по той причине, что для серийного производства нужны специализированные машины. Тут-то Игорь Николаевич и предложил:
– А слабо вам в отделе такую машину спроектировать?
– У нас конструкторы другого профиля, они оснастку проектируют, а здесь нужен конструктор-общемашиностроитель.
– А я тебе такого приведу, возьмёшься?
– Почему нет? Игорь Николаевич, только с условием.
– Алек Владимирович! Ты совсем наглость потерял? Начальству условия ставишь.
– Не я такой, жизнь такая, ну нарисует ваш спец эту установку, а толку-то? Где мы её делать будем? Где поставим? Чем загрузим, пока все разговоры про оболочку – это так, ля-ля-ля.
