Провести я предлагаю
Я с вами торг.
Тот меня в ночи полюбит,
Кто ту ночь со мною купит,
Но притом себя погубит.
Где восторг?»
И примолкли гости разом,
Не моргнёт никто и глазом,
Лишь биенье раз за разом
Их сердец.
«Ну и что вы все молчите?
Иль меня вы не хотите?!
Ну скорей же говорите,
Кто храбрец!»
Гордый взор она обводит:
Из толпы один выходит
Он с неё свой взгляд не сводит
И она.
А за ним ещё два хлопца —
Узнаёт средь них знакомца.
Возбудилась тут в оконце
И Луна.
«Вот свершилось! Эй, Киприда,
Персефоне и Аиду
Передай: теперь открыты
Мне врата!
Хоть и Цербер верно служит,
Как щенок он мне услужит.
Пусть в Аду моя послужит
Красота!
Жребий кинут! – в урну зрея, —
Аквил! Ты ж клеврет Помпея?»
Он в ответ ей что-то млеет,
Как мазня.
«Очередь за ним Критона,
А вот с этим незнакома,
Дуй, малыш, пока до дома
На два дня!»
«Вот и куплены три ночи!
Стала жизнь в разы короче,
Но зато теперь вам точно
Можно знать:
Вы одни из всех убогих
Будете, на зависть многих,
В ласках нежных и нестрогих
Умирать!»
Первый глохнул тишиною,
Нежно взяв его рукою,
В царские вошли покои,
А толпа,
Заворожена, безлица,
Не решалась расходиться
Пока к ним не покатится
Голова.
Рим меж тем трясёт крутит,
Клеопатра на распутье:
«Поддержать ли, присягнуть ли
Мне кому?
Пусть меня считают падшей,
Только без поддержки нашей
Расхлебать нельзя той каши
Никому!»
Шлёт письмо ей Марк Антоний:
«Был охвачен я агонией,
Как узнал, что по иронии,
Ты сама
Помогла убийцам мужа,
Разве он того заслужит?
Разговор с тобой мне нужен
И весьма!»
«Что же делать – надо ехать!
А не то, глядишь, в доспехах
Сам прибудет – не до смеха
Будет тут».
Погрузив вино и злато:
«Ну, ни пуха, ни пирата!
Хоть и плыть далековато,
Раз там ждут».
В Тарсус прибыла царица:
«Не дыра, хоть и провинция», —
Но улыбка всё ж искрится
На лице.
А ещё через минуту
Марк спускается в каюту,
Оголивши плечи круто
На рубце.
Он вошёл, и дверь открыта,
Там – о, боги! – Афродита!
Грудь слегка её прикрыта,