Алан Сепинуолл
Клан Сопрано

Полная версия

Сезон 2 / Эпизод 6. «Беззаботный странник»

Сценарист: Фрэнк Рензулли

Режиссер: Джон Паттерсон

Эта игра не для тебя

«Я не знаю, мать вашу, на кого я зол. Я просто зол, о’кей?» – Тони

«Поверь мне, эта игра не для тебя. Я не хочу видеть, как тебя размажут», – говорит Тони своему старому школьному другу Дэйви Скатино (Роберт Патрик^[113]), владельцу спортивного магазина и игроману; но Дэйви хочет принять участие в игре главных – игре в покер с очень высокими ставками, которую десятилетия назад начал Джуниор, и воспринимает предупреждение Тони как вызов. Тони и Дэйви находятся в школе Медоу вместе со своими семьями (и семьей Букко) на так называемой ярмарке профориентации колледжей. Тони пытается сдержать Дэйви, говоря с ним об ужасной реальности, о том, что происходит, когда обычные люди влезают в дела организованной преступности: так или иначе, но они оказываются в зависимости от гангстеров на всю оставшуюся жизнь. Увязнув в марафоне игры главных, где участвует и Фрэнк Синатра Младший^[114], Дэйви в конечном итоге приходит к тому, что его бизнес уничтожен, а отношения с женой и сыном разорваны.

Если первый сезон «Клана Сопрано» фокусируется на действиях бандитского мира (на том, как гангстеры добиваются власти), то второй более внимателен к миру за пределами ОПГ, к миру обычных граждан, которые пробуют на вкус гангстерский бизнес и оказываются раздавленными им. Если в первом сезоне мы лишь иногда видим, как обычные люди попадают в сферу деятельности организованной преступности (например, при угоне автомобиля в «Коммендатори»), то во втором история Дэйви становится доминирующей (на нее работает и побочный сюжет о Медоу и ее партнере по музыкальному театру Эрику, сыну Дэйви (Джон Хенсли^[115]), чей внедорожник забирает отец, чтобы сделать первый платеж банде Тони).

«Беззаботный странник»^[116] – это первая серия в «Сопрано», которая воспринимается отчасти и как социальная реклама, хотя некоторые из персонажей в ней совсем не нуждаются (например, Эллиот, который убеждает Мелфи отойти от Тони). Это ключевой эпизод, потому что здесь показан мир организованной преступности как бы со стороны, глазами тех, кто к этому миру не принадлежит. Этот мир – финансовая и моральная черная дыра, которая поглощает любого, кто приблизится к ней^[117]. А еще во втором сезоне можно увидеть скрытый упрек зрителю, который, как Мелфи, знает, что парни вроде Тони – разрушители, однако все еще продолжает считать криминальные приключения привлекательными.

Есть и еще одно соображение (возможно, след религиозного морализма): «мелкие сошки» преступного мира «заслуживают» того, чтобы «акулы» их разоряли, запугивали или убивали, – они же «сами вступили» в этот мир. История с Дэйви произошла потому, что сам Дэйви был азартным игроком; у него явные признаки зависимости, и в этом отношении он немногим отличается от Кристофера. Однако действия Тони вызвали негативную реакцию зрителей, в чем мы могли убедиться из первых рук – из газеты «Стар-Леджер» – во время второй половины этого сезона. Многие зрители начали жаловаться, что Тони и сериал стали слишком неприятными и отвратительными.

Да и Тони приходится не сладко. Он, конечно, берет под контроль игру главных^[118] или развлекается, наблюдая, как Сильвио взрывается и орет на бедного Мэтта Бевилакуа за то, что тот убирает сыр с пола, когда Сил упускает момент сделать ставку^[119], но потом жалуется Мелфи: «Я схватил этот мир за яйца, а все равно чувствую себя гребанным неудачником». Для Тони и Ричи – как заноза (Дэйви уже должен Ричи за проигрыш в предыдущей игре^[120], это подогревает оскорбленные чувства и уверенность Ричи, что Тони все время сдерживает его). На похоронах свекра Барбары Тони вынужден находиться в одном помещении с ненавистной матерью (которая устраивает большое шоу – начинает рыдать, хотя едва знала покойного), а Дженис видит, как ее брат публично отчитывает ее бойфренда^[121].

Заняв старый дом Ливии, Дженис, в этот момент более, чем когда-либо, похожая на свою мать, умело натравливает Ричи на Тони (как это делала Ливия с Джуниором в первом сезоне), но здесь это еще скрепляется интимными отношениями, то есть Дженис и Ричи становятся преемниками Ливии и Джонни Боя.

Мрачное настроение Тони еще более усугубил семейный секрет, который Джуниор случайно раскрыл во время обсуждения сделки по игре главных: у него и Джонни имелся еще один брат – Экли (сокращенное от Эрколи), который был «сильным, как, мать твою, бык, и красивым, как Джордж Рафт», но недоразвитым, и потому его поместили в специальное учреждение. Тони не знает, что огорчает его больше: то, что у него был дядя, о котором родители ничего не говорили, или умственное расстройство родственника, которое еще раз доказывает генетические нарушения в семье Сопрано.

Даже чувствительность доктора Мелфи по отношению к пациенту Х в этой серии, кажется, идет на убыль: «Ну, вот теперь, когда вы узнали, что в семье есть человек с умственной отсталостью, у вас больше поводов сюда прийти? Теперь это допустимо? Теперь достаточно скорби и печали, чтобы вы могли спокойно присоединиться к другим подонкам?»

Тони не похож на других подонков. Он хищник, а не жертва. Как только ему предоставляется возможность, он хватает добычу вроде Дэйви. И он окружает себя людьми, которые думают так же, как и он. Раньше Медоу собиралась участвовать в выступлении на школьном вечере, полагая, что соло даст ей больше шансов на поступление в колледж, чем предполагаемый дуэт с Эриком Скатино. Когда же Эрик в последнюю секунду отказывается – в знак протеста против того, что отец Медоу сделал с его жизнью, девушка берет себя в руки и делает ровно то, что она первоначально и хотела, а именно – поет песню «Мое сердце будет биться» (My Heart Will Go On) из «Титаника». Кармела, которая в курсе происходящего между Тони и Дэйви, реагирует на это известие радостной фразой: «Какая удача».

Сезон 2 / Эпизод 7. «D-девочка»

Сценарист: Тодд А. Кесслер

Режиссер: Аллен Култер

Бог-Отец

«Даже если Бог умер, ты все равно будешь целовать его задницу». – Тони

Это история об отношении к отцу, о любви и предательстве. Здесь Тони Сопрано, кажется, находится на периферии сюжета, однако к концу серии вдруг понимаешь, что на самом деле он – центральная фигура, даже когда его нет на экране. Официально Тони не крестный отец семьи Ди Мео, но по характеру он ближе других героев к образу грозного Ветхозаветного крестного отца. В финале мы видим монтаж вечеринки после конфирмации Эй Джея [Энтони Младшего – Прим. пер.] под песню Эммы Шаплин из транс-оперы «Мое исцеление» (Carmine Meo); это нарезка кадров (иногда наплыв) изображений трех мужчин, которые любят Тони, обижаются на него и боятся его: Эй Джей, Биг Пусси и Крис. Все они не способны не только разорвать отношения с Тони, но даже противостоять ему.

Эй Джей увлекается новой философией: Бог мертв, и в жизни нет смысла. Он отвергает абстрактный, символический, патриархальный авторитет, потому что тот, кто вырастил его, сам никуда не движется. «Он говорит мне, что у него нет цели, – рассказывает Тони Мелфи. – А я говорю ему, что я уже истратил 150 штук, чтобы его вырастить, так что если у него нет цели, то пусть вернет мне эти гребаные деньги».

У Кристофера, неродного сына Тони, безжалостное сердце. Познакомившись с режиссером Джоном Фавро^[122] через своего кузена Грега (Доминик Фумуса^[123]), который обручен с Эми Сафир (Алисия Уитт^[124]), вице-президентом проекта Фавро, Крис подумывает об уходе в киноиндустрию. Чтобы произвести впечатление на голливудских туристов, он намеренно ведет себя как гангстер. Он наслаждается короткой интрижкой с Эми, хотя чувствует себя униженным: и Эми, и ее босс Криса лишь используют. Фавро крадет историю, которую Крис рассказывает ему и которую просит не распространять; Фавро включает ее в сценарий звездного фильма, где он играет реального гангстера – «Ненормального» Джо Галло^[125].

Очень сильная сцена – сеанс психотерапии Тони и Мелфи: возможно, отречение Тони от своей собственной матери влияет на поведение Эй Джея («В вашей семье даже материнство – вопрос для обсуждения»). Но эта сцена остается как бы незавершенной.

Сюжетные линии, связанные с шоу-бизнесом^[126], особенно рискованные и точные. Склонность Эми сравнивать все в жизни с искусством характеризует определенных людей из мира телевидения и кино, а герой Фавро играет «хорошего парня» с таким чувством и так убедительно, что посторонние не замечают эгоизма и умения манипулировать. Но поступки Эми в сценарии недостаточно мотивированны. Ее внезапное решение соблазнить Кристофера можно счесть бунтом против скучного жениха или результатом особого пристрастия женщин к криминальным мачо, альфа-самцам (это сходно с пристрастием Мелфи к Тони, по крайней мере, как это видит Эллиот). Но по большей части ее характер обрисован приблизительно, начерно, хотя бесстрастная и без эмоций игра Уитт делает его интереснее.

В серии много резонансных моментов: сцена, где страдающий Пусси крепко обнимает Эй Джея и при этом пропадает связь с Липари, который их подслушивает; затем сцена, когда Пусси дерется на полу ванной комнаты с Энджи, его рубашка в крови, потому что он порезался, когда брил грудь, чтобы приклеить микрофон. И диалоги на протяжении всей серии стоит назвать исключительными: «D-девочка» – маленький эпизод, буквально разобранный фанатами на цитаты: «Какое животное может курить марихуану в день своей собственной конфирмации?» (Кармела), или фраза Мелфи: «Похоже, что Энтони Младший столкнулся с экзистенциализмом» и ответ Тони: «Гребаный Интернет».

Сезон 2 / Эпизод 8. «Цельнокожаная куртка»

Сценаристы: Роберт Грин и Митчелл Берджесс

Режиссер: Аллен Култер

Свежий салат из руколы

«Джин, ты замечательная подруга». – Кармела

«Цельнокожаная куртка» заканчивается сценой насилия, причем такой бессмысленной и печальной, что становится понятным, почему серию запомнили как «ту, где убивают Кристофера». Но серия и сама по себе весьма сильная, хотя ее значение недооценено: ее четко выстроенная композиция основана на бунте и его последствиях и скреплена сюжетом об отношениях Тони и Кармелы. Муж и жена ведут себя зеркально, они оба уверены, что умеют управлять их собственными мирами. Основной момент – это беседа Тони и Кармелы на кухне о госте, пришедшем на обед, – Ричи Априле. «Я хочу похвалить тебя за образцовое поведение», – говорит Кармела и подает Тони нож для разделки мяса. «Пусть будет у меня на глазах», – отвечает Тони. «Именно это мы имеем в виду, когда говорим «семья», – произносит Кармела и целует мужа в щеку прежде, чем он втыкает лезвие в жареное мясо. Эта сцена – иллюстрация к определению Стивена Ван Зандта: «Клан Сопрано» – «Гангстерский медовый месяц»^[127].

Тони и Кармела тратят массу энергии на подавление бунтов. Ричи сначала отказывается строить пандус для инвалидной коляски Бинзи Гаэты и при этом демонстрирует верность Джуниору, но затем начинает вести себя хорошо, принося Кармеле рубец с помидорами и даря Тони кожаную куртку, которую он забрал у Рокко Ди Мео – крутого парня из графства Эссекс^[128]. Ричи убедительно оправдывает свои проступки (заявляет, что перекинул строительную команду^[129] из дома Бинзи на работу в дом своей будущей тещи Ливии), а в сцене с курткой отчасти объясняет свое упрямство относительно пандуса: «Бинзи Гаэта до сих пор бы наркоту по пять долларов толкал на Джефферсон-авеню, если бы не Джеки». Таким образом, Ричи указывает Тони, что тот забывает об уважении к своему умершему боссу (он же умерший брат Ричи).

Как и в эпизоде «D-девочка», Тони является скорее второстепенным, а не главным героем^[130], но он остается тем самым солнечным лучом, под которым хотят спать все кошки. Шон Гизмонт и Мэтт Бевилакуа (сейчас его называют Дринкуотер – приблизительный перевод на английский фамилии Бевилакуа), накачанные отморозки, мечутся между авторитетами в надежде, что те оценят, наконец, их несуществующий потенциал и не будут смеяться над ними (как, например, это сделал Фьюрио, пришедший забрать деньги) или кричать на них (как это делает Тони, когда Шон по глупости начинает говорить о делах в комнате отдыха клуба «Бинг»). Если бы они, поддавшись импульсу, не начали стрелять в Криса, то Ричи, тоже жаждущий уважения, возможно, мог бы стать их наставником. История Мэтта и Шона также некоторым образом связана с сюжетными линиями Ричи и Кристофера – Адрианы. Решение парочки уничтожить Криса, который помог им заработать кучу денег на вскрытии сейфов, возникает после того, как Ричи издевается над Крисом в их присутствии, и отчасти оттого, что Крис осмеливается ударить Адриану, хотя пока еще не женат на ней. «Если вы можете что-то сделать для меня, дайте мне знать», – говорит он им.

В этом эпизоде много примеров того, как женщины в рамках патриархальной субкультуры из кожи вон лезут, чтобы оправдать или объяснить домашнее насилие со стороны своих партнеров. Мужчины прибегают к силе всякий раз, когда рискуют потерять контроль над своими супругами, и спокойно называют это жизненной правдой, которую нет смысла обсуждать; они руководствуются тем же протоколом, который устанавливает, сколько денег нужно отдать тому, кто выше тебя, и какие обстоятельства могут привести к тому, что тебя могут убить. В первой беседе Ричи с Крисом в эпизоде «Я, б., поскакала» есть предупреждение не поднимать руку на Адриану, пока они не женаты. Неуклюжее предложение Криса – это отчасти извинение за плохое обращение с Адрианой – как явное (физическое и словесное насилие), так и скрытое (секс с Эми в «D-девочке»), а отчасти это способ резко начать респектабельную жизнь^[131]. Мать Адрианы, Лиз (Патти Маккормак), чувствует в Кристофере угрозу, беспокоится, что он украл кольцо, и предупреждает Адриану, чтобы та не рассчитывала найти убежище в этом доме, если выйдет за Криса замуж. Мэтт и Шон расхваливают Адриану перед Крисом, употребляя нарочито связанные с сексуальностью фразы, и он воспринимает это как комплимент.

Это и один из великих эпизодов Кармелы, показывающий, как она (обычно) идет на компромиссы, чтобы обеспечить себе комфорт. Вежливое обращение превращается в тиски для каждого, кто отважится сказать ей «нет»; и оно, возможно, пугает больше, чем физическое насилие, потому что дает понять, насколько сильны могут быть люди, которые никогда не показывают кулак и не наставляют пистолет. Кармела здесь ведет войну на два фронта – против дочери, которая хочет поехать в колледж в другой части страны, и против соседки Джин Кусамано и ее сестры-близнеца Джоан (обеих играет Сандра Сантьяго^[132]). Обе стороны виноваты в том, что отказываются уступать и сделать то, что она хочет. Медоу желает уехать подальше от дома, а Кармела сначала выбрасывает письмо из «Беркли», в котором говорится о необходимости предоставить полные данные для поступления в колледж, а затем буквально выдавливает из близнецов Кусамано рекомендательное письмо в Джорджтаун.

Кармела приступает к делу не так, как Тони, который чуть что впадает в ярость, – нет, она спокойна и доброжелательна. «Я думаю, вы не поняли: я хочу, чтобы вы написали письмо», – говорит Кармела с улыбкой, но эта улыбка леденит душу. Этот момент – высшая точка напряжения в сцене, где одна женщина подавляет другую, используя лишь пирог рикотта и конверт из оберточной бумаги. Когда Джин сообщает, что Джоан все же написала рекомендательное письмо, Кармела говорит: «Чудесно! У тебя есть копия?» – желая убедиться, что Джоан не лжет. Более всего языком тела в этой сцене владеет Сантьяго. Когда Кармела восклицает: «Джин, ты замечательная!» – и подходит, чтобы обнять ее, Джин резко подается назад, будто бы ее вот-вот обовьет питон. Да так оно и есть.

Сезон 2 / Эпизод 9. «Откуда в вечность»

Сценарист: Майкл Империоли

Режиссер: Генри Дж. Брончтейн

Адмирал Пайпер

«Это был сон. Забудь о нем». – Тони

«Откуда в вечность» – первая серия, написанная постоянным актером сериала Майклом Империоли. Его персонаж проводит целый час без сознания; он спит во время операции и, находясь в бреду, ведет сюрреалистические беседы. Мертвые появляются во сне Криса, когда он в течение минуты находится в состоянии клинической смерти. Он проходит через туннель, освещенный белым светом и попадает в «наш ад» – ирландский паб «Адмирал Пайпер», «где каждый день – это День Святого Патрика, всегда». Он видит, как Майки Палмис и Брендан Филоне «играют там в кости с двумя римскими легионерами и целой кучей ирландцев… Ирландцы все время выигрывают»; он видит своего отца, которого снова и снова убивают так, как это и было. А еще он видит вышибалу, который предупреждает Криса, что и он попадет в ад, «когда придет время». Да, и Майки велел передать Тони и Поли: «В три часа».

Объяснений нет. Какой-то сон.

А быть может, это и не сон. В серии не подтверждается и не отрицается интерпретация Крисом того, что он видел: решать остается нам. Может быть, это просто паническая атака, вызванная насилием. Однако здесь есть много необъяснимого: от рассказа подружки Поли^[133] (о ее собственном значимом опыте относительно трех часов) до имени первой жертвы Поли (его правильно называет предполагаемый медиум) и сцены с изображением статуи Иисуса, которая доминирует на экране сверху, когда Поли покидает церковь, обвиняя священника в вымогательстве под предлогом божественной защиты, оказавшейся бесполезной. Все это может смутить зрителя и, быть может, убедить его, что Крис действительно побывал в загробном мире. Так или иначе, но описание «Адмирала Пайпера», ворвавшееся в эпизод как библейское чудо крошечного масштаба, заставляет других героев пересмотреть свою жизнь или по меньшей мере задуматься о ней^[134].

На протяжении большей части эпизода Тони находится в напряжении, играя роль адвоката дьявола в любой беседе о расплате за грехи и выступая как дьявол сам в сцене, где он с Пусси запугивает избитого и сломленного Мэтта Бевилакуа. Сернистый сигарный дым струится изо рта Тони и окутывает его голову, а затем он пробивает тело парня пулями, пока тот не повисает на стуле, как распятый Христос^[135]. На сеансе психотерапии Тони долго объясняет Мелфи, что гнетет его именно сейчас. Он начинает с заявления: «Мы солдаты. А солдаты не попадают в ад», – и заканчивает определением статуса итало-американских гангстеров как хранителей культуры Старого Света. «Морганы тоже были мошенниками и убийцами, – говорит Тони, сидя на стуле и наклонившись вперед, – но ведь это был их бизнес, правда?»

«Может быть, это и так, – раздраженно отвечает Мелфи, – но что общего имеют все эти несчастные итальянские иммигранты с вами? И с тем, что происходит каждое утро, когда вы встаете с постели?»^[136]

Даже Мелфи, которую лишь самым краешком задевает преступный мир и которая знает его только благодаря новым историям и рассказам Тони, похоже, идет по спирали вниз. Мы узнаем на ее сеансе с Эллиотом, что она принимает препарат «Ативан» против депрессии и выпивает одна – психический спад из-за решения вернуть Тони. А сейчас ей стыдно за себя, за то, что она бьет, как ножом, моралью в тот момент, когда Тони боится потерять молодого парня, которого считает почти своим сыном. Она говорит, что ее работа «не судить, а лечить». И добавляет: «А сейчас я сужу. Я заняла такую позицию, черт возьми, и сейчас я напугана».

И в этой серии, впервые со времен «Колледжа», Кармела боится за свою душу и за душу Криса. Когда Криса оперируют, Кармела молится в пустой больничной комнате. Она признает, что и она, и ее семья^[137] «сами [выбрали] эту жизнь, в полной мере осознавая последствия», и просит Бога пожалеть Криса, «избавить его от слепоты и даровать прозрение, через которое он увидел бы любовь» Господа, «а также дать ему силы служить» Господу^[138]. «Ты должен посмотреть на это видение как на возможность раскаяться», – она говорит Крису сразу же, как только тот приходит в сознание. Ее духовный кризис вызван не только суровым испытанием Криса, но и сообщением Габриэллы Данте, что бразильская танцовщица, любовница одного женатого гангстера, которого они обе знают, родила от того ребенка. Это приводит Кармелу к конфликту с Тони по поводу его продолжающихся измен («Я чувствую запах духов «Кельвин Кляйн-1» на твоих рубашках)^[139]; она требует, чтобы муж сделал вазэктомию. «Я заставил ее сдать анализы на СПИД», – отвечает Тони, и это сейчас самые неподходящие слова. Потом он, ворча, говорит, что лично он уверен: нельзя мешать природе идти своим курсом (как поет «Монти Пайтон», любая сперма священна), и кроме того, он больше не изменяет^[140]. Тонкая связь Кармелы с безбожием Тони и общая греховность Таких-Вот-Вещей воплощается в ее страхе: а вдруг ее муж-гангстер заведет ребенка, которого никто из них не хочет и с которым им придется иметь дело всю оставшуюся жизнь: грех приведет к рождению живого разумного существа^[141].

В ткань эпизода вплетен саундтрек – хит Отиса Реддинга «Молитва моей возлюбленной» (Lover’s Prayer). Он звучит трижды^[142]: в начале серии, когда делают операцию Крису, и в заключительной сцене после примирения Кармелы с Тони. В классическом варианте Реддинга – это откровенная страстная песня. Певец, стоя на коленях, просит свою возлюбленную думать о нем хорошо, простить его и оставаться с ним в горе и радости, как это делает Кармела, прощая Тони, когда тот возвращается и умоляет ее об этом. Но в словах песни появляется и некая духовная составляющая. Две последние строчки возвращают песню «на землю», а именно в спальню, и, кажется, будто они специально написаны для заключительной сцены эпизода: «И я молюсь, / Чтобы ты взяла это кольцо / И приняла мое семя».