Какой же он раздражающий! Пытается выставить себя умником, а сам ножом пользоваться не умеет: хватает мясо прямо руками, невежа!
– А м-мне всё равно! Что б-бы ни значили.
Мартин одобрительно хлопнул Орсона по плечу, а Элмерик с облегчением выдохнул: не та!
Девушка в оковах его, скорее, пугала: слишком мрачным и настороженным был взгляд её тёмных глаз. Тощая, с неровно подстриженными волосами, торчащими из-под капюшона (странно, даже за столом не сняла), она напоминала Джеримэйна в юбке, что напрочь отбивало всякую охоту с ней связываться. Да и в цепи жителей Объединённых Королевств просто так не заковывали. Особенно в такие: тяжёлые, сплошь исписанные фэдами, которые без помощи чародея не снять. Элмерик знал: они не для обычных воришек. Для смертников.
Справа от преступницы сидела и с аппетитом лопала кашу красотка в теле, которая подошла бы Орсону больше. По крайней мере, они неплохо бы смотрелись вместе. Рослая, голубоглазая, по-деревенски ширококостная, с внушительной грудью и крупноватыми, но вполне миловидными чертами лица. Её льняную копну вьющихся пушистых волос украшал венок из полевых цветов. Смех девушки был громким, если не сказать вызывающим, но манеры – дело наживное.
Третья девушка в голубом платье сидела немного поодаль, и Элмерик готов был поклясться, что в жизни не встречал никого милее. Узкие запястья, тонкие пальцы, сдержанная грация, изящный наклон головы, светлые волосы такого ровного цвета, что поневоле задумаешься о родстве с эльфами. И хоть красавица сидела в тени, но её ясные глаза, казалось, смотрели прямо в душу.
Элмерик любовался ею, как любуются картинами или облаками, подсвеченными закатным солнцем. Вот не бард он будет боле, если не напишет ей балладу!
Девушка, заметив его интерес, едва заметно улыбнулась. Вот он, подходящий момент для знакомства. Элмерик пихнул Мартина в бок, намекая, что им неплохо бы поменяться местами, но тут кто-то постучал тростью об пол.
– Попрошу внимания!
Элмерик не понял, когда в дверях залы возник этот сухопарый дядька, похожий на грифа. Схожести с птицей добавляла чёрная шапочка алхимика. Некогда красивое лицо избороздили глубокие морщины, кожа была покрыта старческими пятнами, а на заострившихся скулах казалась тонкой, как пергамент. Глубоко посаженные глаза цепко и оценивающе смотрели из-под седых бровей. От этого взгляда барду захотелось втянуть голову в плечи, а лучше и вовсе сделаться невидимым. На вид “грифу” было за шестьдесят, но, несмотря на солидный возраст, немощным он вовсе не выглядел.
– Меня зовут Патрик Мэй, но вы можете называть меня мастер Патрик. Я – хозяин этой мельницы. С сегодняшнего дня и до самого Самайна я буду одним из ваших наставников. Прошу прервать трапезу и выслушать меня очень внимательно. Дважды я повторять не буду, – он говорил с явным холмогорским акцентом.
– Хм… Мэй. Мартин, никак твой родич? – шепнул Элмерик.
Тот пожал плечами.
– Есть Мэи с гор, с холмов и из долов. Все холмогорцы так или иначе друг другу родня.
Мельник, шикнув на них, прошествовал к креслу у камина, опираясь на трость и припадая на левую ногу. Элмерик заметил, что башмаки у него были разными: один наверняка сделали на заказ.
– Это большая честь – быть принятыми здесь. Кто не будет выказывать должного прилежания, никогда не станет Соколом. Не прошедший Испытание, возможно, лишится жизни или того хуже – рассудка. Опасности будут угрожать вам каждый день. До конца могут дойти не все. Сейчас есть последняя возможность встать и уйти. Выход там, – мастер направил набалдашник своей трости в сторону двери и замер, выжидая. На его руке Элмерик приметил перстень с головой сокола, в точности такой же, как у мастера Дэррека.
Никто, конечно же, не ушёл. Джеримэйн с интересом изучал изрезанную ножами поверхность дубового стола, Мартин в привычном жесте сложил руки на груди, а Орсон ещё раньше успел запихать в рот ломоть хлеба и теперь, похоже, решал, прилично ли будет жевать его перед носом у мастера Патрика, или лучше поднатужиться и проглотить весь кусок целиком. Похожая на кошку девица звякнула своей цепью, намекая, что идти ей некуда. Прекрасная леди опустила взгляд, а деревенская красотка заявила:
– Не извольте сумневаться-та, господин мельник, среди нас трусов не водится! Как-никак знали, на что идём-та.
– Ценю твоё рвение, Розмари, однако впредь попрошу без моего разрешения не высказываться, – мельник вытянул больную ногу поближе к огню. – Что ж, тогда перейдём к распорядку. Подъём, отбой, время завтрака, обеда и ужина, равно как и время начала занятий, возвещает колокол. Опоздавшие к трапезе остаются голодными. Опоздавшие к занятиям строго наказываются. Наказание определяю я или другой наставник. После заката запрещено выходить за пределы защитного круга, спускаться с холма или ходить в деревню без спроса. Если же случилось так, что после заката вы оказались в деревне, проситесь переночевать там и возвращайтесь с рассветом. Ясно?
Все закивали, а Орсон громким шёпотом уточнил у Мартина:
– Это п-потому, что в округе п-полно зловредных фейри?
– Это потому, что в округе полно того, что находится за гранью вашего понимания! – прогремел мастер Патрик, привставая. – И по ночам оно становится особенно опасным.
– П-простите… – Орсон почесал голову, будто бы учитель отвесил ему подзатыльник.
– Помните, что вы пока ещё Соколята, а не Соколы. Вам предстоит научиться многим вещам, о которых вы раньше и помыслить не могли. После Испытания каждый из вас получит перстень. Но пока я наделю вас особым знаком. Подойди сюда, юноша. – Мельник указал тростью на Элмерика.
Колени задрожали. Под ложечкой засосало от волнения. Но показывать страх было нельзя – засмеют. Джерри первым же будет… Бард встал, сделал несколько шагов на ватных ногах, остановился прямо перед мастером Патриком и, запоздало вспомнив о вежливости, поклонился. Тот протянул руку, словно собираясь потрепать ученика по щеке, и в этот миг Элмерик почувствовал сильное жжение там, где пальцы мельника коснулись его кожи. Будто бы к щеке приложили тлеющий уголёк. Он крепко сжал зубы, чтобы не вскрикнуть. Когда слёзы уже готовы были брызнуть из глаз, боль вдруг стихла, как ни бывало. Он невольно схватился за щёку, но не ощутил ничего, кроме лёгкого тепла и покалывания.
– Добро пожаловать на мельницу, Элмерик Лаверн, – мастер Патрик улыбнулся впервые за этот вечер, но тут же посерьёзнел. – Следующий!
Орсон наклонился, чтобы мельник смог до него дотянуться, и выдержал боль, не дрогнув. Наверное, тоже не хотел показать слабину перед девчонками. На его правой скуле прямо под глазом проступило красноватое изображение сокола. Будто родимое пятно. Совсем небольшое, размером с серебряную монету.
Мастер Патрик, заметив озадаченные взгляды, пояснил:
– Этот знак будет охранять вас, когда меня не будет рядом, От всего на свете он не защитит, но поможет вам противостоять чарам младших фейри из Чёрного леса. Добро пожаловать, Орсон Глендауэр. Следующий!
Джеримэйн и Мартин также стоически перенесли обжигающее прикосновение. Последний лишь с усмешкой уточнил:
– А шрам не останется? Я не уверен, что такое украшение мне к лицу.
– Магические метки после снятия не оставляют следов. В отличие от зубов и когтей болотных бесов, которые любят лакомиться всякими глупцами, – отрезал мастер Патрик.
Элмерик отметил, что, приветствуя Джеримэйна и Мартина, мастер назвал лишь личные имена, не упомянув родовых. С задирой было всё понятно: он принадлежал к самому низшему сословию, им не положено. А вот Мартин… неужели из клана изгнали?
Низкорождённой оказалась и Розмари. Почувствовав боль, она охнула, из глаз брызнули слёзы вперемешку с угольной сажей, но Элмерик понимал: стоит кому нибудь сейчас посмеяться над этим – и Розмари устроит насмешнику суровую взбучку.
Келликейт – девушка в цепях – родового имени также удостоена не была, но тут дело было вовсе не в происхождении. Смертники отказывались ото всех родственных связей, чтобы не позорить семью ещё больше. Делить кров с преступницей было тревожно, но Элмерик рассудил, что, будь Келликейт предательницей короны или убийцей, Соколы вряд ли стали бы спасать её от правосудия. А ещё он слышал, что тем, кому посчастливилось стать королевскими ловчими, Его Величество мог даровать новое имя, рыцарство и даже титул.
Нежную красавицу, которой так восхищался Элмерик, звали Брендалин Блайт. Уже после ухода мастера Патрика он осмелился подсесть к ней и предложить свой платок, чтобы промокнуть слёзы.
– Пятно очень заметное, да? – всхлипнула девушка, не отнимая ладонь от щеки.
– Нет, что ты. Сокол совсем маленький. Почти как мушка. И очень тебе идёт. Кстати, ты сама откуда?
– Я родилась в Медовых Лугах, потом жила в Каэрлеоне. С дядей. Он известный алхимик и кое-чему меня научил. Думаю, поэтому меня и взяли к Соколам.
– А где же твои родители?
– Матушка покинула этот мир, когда я была совсем маленькой. А отец… я ничего про него не знаю. Наверное, он умер ещё раньше.
– Прости, – смутился Элмерик. – Я спросил, не подумав. Не хотел бередить твои раны.
Его бурная фантазия уже развернулась во всей красе. Наверное, его красавица была незаконнорожденной. А вдруг её отец – сам король? Это объяснило бы и царственную осанку, и удивительный белокурый цвет волос. Не нынешний, конечно. Артур Девятый и сам ещё был молод. Но, например, его отец…
– Ничего, я не в обиде, – Брендалин пригубила компот. – Я не слишком горевала по матери, потому что почти не помню её. Зато дядя был очень добр. Он разрешал помогать ему в мастерской, так что я неплохо разбираюсь в травах и снадобьях. Если у тебя что-то заболит, обращайся.
– О, у меня болело сердце. Но ты излечила его одним взглядом, – почти пропел Элмерик.
– Ты забавный. Я слышала, все барды – жуткие льстецы.
– Поверь, я не из таких. Говорю только то, что вижу.
Его одарили новой благосклонной улыбкой. Это воодушевляло.
– А ты случайно не бывала на поэтических состязаниях в Каэрлеоне? Я там победил в прошлом году.
Брендалин покачала головой.
– Нет, я всё время работала в лавке. Но надеюсь однажды услышать как ты поёшь. Я очень люблю музыку.
– А танцевать любишь?
– Да, очень.
– А я вот тоже люблю музыку и танцы-та, – Розмари ткнула Элмерика в бок. – Особенно холмогорские.
Бард скрипнул зубами. Ну кто её спрашивал? С другой стороны, за общим столом любой мог слышать, о чём они говорят, и поддержать беседу. Ничего зазорного в этом не было. Оставалось надеятся, что однажды у них с Брендалин получится уединиться.
– М-может, сыграешь? – Орсон молитвенно сложил свои огромные лапищи. – Праздник, всё-таки.
– А можно? – засомневался Элмерик. – Этот мастер Патрик жуть какой суровый. Приковыляет, влепит нагоняй…
– Хочешь, я сбегаю к нему и спрошу? – Мартин вскочил с места.
– Ого, ну ты и смельчак! Ну, сбегай, если не шутишь.
Всё равно учёба начнётся только завтра, а сегодня вечером почему бы не отметить их знакомство и начало новой удивительной жизни?
Мартин и впрямь обернулся очень быстро. Из каморки под самой крышей он принёс не только великодушное разрешение, но и увесистый бочонок эля.
– Эгей, смотрите, что у меня есть! Наставник велел выпить за его здоровье, но не напиваться.
И веселье началось.
Тем вечером Элмерик вдоволь напелся и наигрался до боли в пальцах. Жаль, что, кроме него, никто не был обучен музыке, поэтому потанцевать с прекрасной Брендалин ему так и не довелось. А вот Мартин, напротив, отплясывал с ней слишком часто.
Келликейт, подобрав цепь, попробовала станцевать холмогорскую джигу, но уже на втором круге не удержала тяжёлые звенья, споткнулась. К счастью, Орсон успел подхватить её до того, как девушка упала.
– Так. Вы развлекайтесь, а мне пора спать, – она поблагодарила Орсона кивком и ушла с непроницаемым лицом, но Элмерик подозревал, что на душе у неё скребут кошки.
Был и ещё один человек, не принимавший участия в общем веселье. Джеримэйн сидел в углу с мрачным видом и смотрел на остальных, попивая компот. Даже к подаренному элю не притронулся. Элмерик заподозрил, что кое-кто просто не умеет танцевать. Ха! Так ему и надо.
Они закончили кутить лишь под утро, когда за окном запели ранние пташки. До подъёма оставалось не более пары часов, и бард не без сожаления убрал арфу в чехол.
– Можно я провожу тебя до комнаты? – тихо спросил он у Брендалин.
– И меня тоже проводи-та, – хохотнула Розмари.
Да что ж такое! Опять она лезет!
Элмерик хотел попросить кого-нибудь из приятелей отвлечь назойливую девицу, но ему и тут не повезло. Орсон вырубился прямо за столом, и Мартин с Джеримэйном как раз прикидывали, как будут тащить его до кровати. Кто мог подумать, что такому большому парню достаточно будет всего пары кружек, чтобы опьянеть?
Не дождавшись помощи, Элмерик проводил обеих девушек и пожелал им доброй ночи.
– И тебе доброй ночи, бард, – Брендалин вернула ему платок. – Надеюсь, мы сможем однажды повторить этот дивный вечер.
– Хотелось бы. Особенно, если будут ещё музыканты. Потому что я хотел бы потанцевать с тобой, – он прижал платок к сердцу.
– Зачем нам другие музыканты-та? – удивилась Розмари. – Я не встречала никого, кто играл бы лучше тебя. А уж я-та разбираюсь! Ты мог бы заткнуть за пояс добрую половину именитых арфистов всех Трёх Долин.
– Приятно слышать, – Элмерик ответил довольно сдержанно.
Слова Розмари согревали душу, но неужели она не понимает, что помешала? Впрочем, надо быть снисходительным. Все они сегодня немного перебрали…
– А вот мне не очень приятно, – раздался раздражённый голос Келликейт. – Идите уже по кроватям, болтуны, и не мешайте добрым людям смотреть добрые сны.
Как ни странно, после такого напутствия сны действительно оказались добрыми.
Едва упав на подушку, Элмерик увидел зелёные луга, поросшие клевером и колокольчиками – нежно сиреневыми и фиалковыми, как глаза его прекрасной леди. На лугу паслась белоснежная лошадь, никогда не знавшая седла – явно фейских кровей. Брендалин сказала, что хочет покататься, но глупое животное шарахалось от неё, никак не даваясь в руки. Тогда Элмерик накинул уздечку на голову лошади, успокоил её ласковыми словами, а потом протянул руку своей леди. Но стоило Брендалин вскочить ей на спину, все колокольчики на лугу зазвенели. А из под зелёного холма донеслось чарующее пение:
– В свой срок желтеют листья на дубу и ягоды на падубе алеют. Кто струсит – не найдёт свою судьбу, а тот, кто не отступит – преуспеет.
Элмерик моргнул – и всё исчезло. Только уже знакомый, громкий до боли в висках колокол возвещал, что пора вставать, заправлять постель и собираться к завтраку.
После Лугнасада наконец-то распогодилось, дожди почти прекратились, дороги подсохли. И пусть над Чёрным Лесом каждый день ходили тяжёлые тучи, иногда сквозь них всё же проглядывало тёплое летнее солнце. Ночами вдалеке ворчал гром и в небе полыхали зарницы, а по утрам макушки елей окутывала туманная дымка. Осень в этом году обещала быть ранней.
Жизнь в Чернолесье была странной и непривычной. Ночами за оградой выли волки (хотелось надеяться, что это именно волки, а не кто-нибудь похуже), в шуме деревьев часто слышался невнятный шёпот, а меж ветвей то и дело вспыхивали зеленоватые огни.
После завтрака мастер Патрик отводил учеников наверх – в комнатку под крутым скатом крыши, служившую библиотекой. Здесь было душно и пыльно, по углам свисали клочья паутины; но даже постоянный шум мельничного колеса мешал меньше, чем жужжание многочисленных мух.
Учёба всё больше разочаровывала. Элмерик провёл на мельнице уже целых пять дней, но ещё не выучил ни единого заклинания. Свитки мастера Патрика казались нудными до зубовного скрежета. В одних были старые легенды и сказки для детей, в других рассказывалось о многочисленных деревьях Чёрного леса. Так, Элмерик узнал, что ежевика даёт чародею хитрость, а орешник – мудрость, но ни один из текстов не объяснял, как их можно заполучить. Ни особых слов, ни рецептов для волшебного отвара – ничего.
Когда закончились деревья, начались птицы. Затем они принялись заучивать названия самых известных замков (которые любой образованный человек и так знал), а также старых крепостей, давно разрушенных до основания, а может, и вовсе никогда не существовавших в этом мире (бессмыслица какая-то). Причём, названия следовало зубрить не только на наречиях Объединённых Королевств, но и на эльфийском, который мало того, что считался почти мёртвым (люди давно не видели живого эльфа, говорившего только на родном языке), так ещё был и весьма сложным для произношения. А мастер Патрик постоянно придирался.
После обеда он раздавал Соколятам самые обычные поручения: одних отправлял в сад лекарственных трав на полив и прополку, другим велел чистить и вычёсывать лошадей (работа на конюшне пришлась Элмерику по душе, особенно ему нравилась небольшая пегая лошадка по кличке Ольха), третьих посылал в деревню с поручениями. Например, забрать у кузнеца свёрток и, конечно, не сметь в него заглядывать на обратном пути. Иногда нужно было сопроводить телегу с мешками: местные жители расплачивались едой за помол и «иные услуги», о которых говорили только шёпотом. За пару таких визитов Элмерик убедился, что в Чернолесье мастера Патрика очень уважали, хотя и побаивались, за глаза называя «колдуном с мельницы».
Новобранцы брались за поручения неохотно, и, хотя спорить с наставником никто не осмеливался, недовольство росло с каждым днём.
Одна лишь Розмари чувствовала себя как рыба в воде. Она вставала ещё до утреннего колокола, вместе с пением петухов. Подвязав непослушные волосы платком, шла к колодцу за водой, по дороге поднимала с тропинки напа́давшие за ночь яблоки и собирала в курятнике свежие яйца. Дома она подметала полы, выгребая изо всех щелей мучную пыль. В самые первые дни умудрилась до блеска отмыть в ручье все старые засаленные котлы, оттереть от кухонных стен печную сажу и начистить каминную решётку так, что та засияла, как новенькая.
– Ты не обязана это делать, – сказал мастер Патрик вместо благодарности. – На мельнице и без тебя есть, кому заниматься хозяйством.
И Розмари страшно обиделась.
– Ваша прислуга дела своего не знает: вона сколько грязищи-та оставляет! И готовит-та невкусно – простите, мастер, но это так! Я могу лучше.
Мельник хотел было возразить, но махнул рукой:
– Хочешь – делай. Только не жалуйся, когда устанешь. Уроки буду с тебя спрашивать так же, как со всех.
Вечером оказалось, что Розмари ничуть не хвасталась, а, напротив, преуменьшила свои таланты. Ужин удался на славу, и даже мастер Патрик, который всегда ел один в своей комнате, дважды возвращался за добавкой. А на следующий день Элмерик и сам проснулся до звона колокола от умопомрачительного запаха свежих пирогов…
Мало помалу быт наладился, дни шли своим чередом. Однако к концу первой недели Джеримэйн (кто же ещё!) взбунтовался.
– С меня хватит! – Он зашвырнул свиток в дальний угол библиотеки. – Мои книжки и то толковее! Там хоть заклинания есть, а это что? Пустышка!
– Кстати, а откуда ты их взял?
Обычно Элмерик старался не заговаривать с Джерри первым – многовато чести. Но книги по магии с самого первого дня вызывали жгучий интерес, если не сказать зависть. Джеримэйн читал каждый вечер, дожигая огарки свечей, которые собирал за ужином. Книги наверняка стоили целое состояние. Откуда нищему мальчишке их взять? Не иначе спёр где-то.
– Что, Рыжий, завидки берут? Где взял, там уже нет! Но вот что я вам скажу: может, этот мастер Патрик что-то и умеет, но учитель из него никудышный. Мы пришли, чтобы стать Соколами. А ломаем языки об эльфийский, будь он неладен!
«Ну, точно украл», – подумал Элмерик. В остальном же он был согласен с Джеримэйном. Он тоже ожидал совсем другого – сам до конца не понимал, чего именно. Не героических подвигов с первых дней, конечно. Но и не такой всепоглощающей скуки.
– Ой, можно подумать, тебя тут прям мучают-та! – Розмари подняла свиткок, отряхнула его от пыли и, разгладив края, положила на стол. – У тебя есть крыша над головой, вдоволь еды, серебряк в неделю, да ещё и свободное время-то остаётся, чтобы сказки почитать. Али плохо?
– Ты глупая, тебе не понять.
– Ох, куда уж нам-та, убогим-та! Только господин Джеримэйн у нас умный, книжки читает, – щёки Розмари зарделись; может, она не хотела показывать, но обидные слова её всё-таки задели.
– А я удивлён, что ты вообще читать умеешь. – Думал, в свинарниках этому не учат.
– Ну и что с того, что мать моя была свинаркой-та! Твой папаша, небось, тоже не король, – сжав кулаки, Розмари нависла над обидчиком, но тот даже ухом не повёл. – Скоро я стану важной чародейкой, а ты не сегодня, так завтра вылетишь вон.
– Я. Просто. Хочу. Учиться. Больше ничего. – Джеримэйн на всякий случай отодвинулся от неё подальше. Понимаешь ты? Не жрать досыта. Не сказочки читать. Не зарабатывать серебряк в неделю. А это – не учёба, а какое-то проклятие!
– Похвальное намерение, юноша, – вкрадчиво произнёс над ухом невесть откуда взявшийся мастер Патрик, привычно поправляя свою чёрную аптекарскую шапочку.
Несмотря на увечье, он умудрился подкрасться так тихо, что на шаткой лестнице не скрипнула ни одна ступенька, а тяжёлая трость ни разу не стукнула о дощатый пол.
Услышав его голос, Соколята подпрыгнули, как по команде. Розмари ахнула, всплеснув руками, Орсон, Мартин и Брендалин поднялись, приветствуя наставника, Элмерик последовал их примеру, и лишь наглец Джеримэйн остался сидеть.
Никто не знал, как долго наставник простоял за спинами учеников и что именно успел услышать. Поэтому бунтарь Джеримэйн решил, что терять ему нечего.
– Скажите, мастер, а нас здесь будут учить хоть чему-то стоящему?
Он пытался вести себя как ни в чём не бывало, но Элмерик видел, что спокойствие даётся ему большой ценой.
Мастер Патрик в ответ на этот выпад по-птичьи склонил голову, что сделало его похожим на очень удивлённого грифа.
– А что ты считаешь стоящим? Расскажи, а мы внимательно послушаем. – Он придвинул себе стул и, усевшись, переплёл руки на груди.
Джеримэйн, подумав, всё-таки встал, пригладил пятернёй длинную чёлку и вытер вспотевшие ладони о штаны. Движения его были резкими, дёргаными. Он понимал, что ходит по грани, но отступать не собирался.
– Я думал, Соколы – могущественные чародеи…
– Это так, – подтвердил мастер Патрик, пальцами настукивая по своему предплечью какой то замысловатый ритм.
– Ещё я слыхал, что Соколы не гнушаются запретной эльфийской магии, потому что на королевской службе все средства хороши. – Джерри немного ослабил шнуровку на вороте рубашки. Ему не хватало воздуха, несмотря на то, что все окна в библиотеке были открыты.
– И это правда. Королевский указ, запрещающий дикую магию, на нас не распространяется. Не бойся, руки Ордена Искупления сюда не дотянутся. Они нас, скажем так, опасаются.
По кривой усмешке мастера Патрика Элмерик понял: любой, кто встанет на пути у этого пожилого чародея, горько об этом пожалеет; Джерри играл с огнём.
Указ о запрете эльфийского колдовства был издан не нынешним королём, и даже не предыдущим. Это случилось очень давно, ещё во время царствования Артура Шестого. В те далёкие дни и появился Орден Искупления, ревностно следивший за выполнением королевской воли. Преступников ловили, судили и всегда строго наказывали. И всё равно из года в год ведьмы и колдуны осмеливались нарушить строгий запрет.
Признаться, прежде Элмерик не задумывался, кто такие Соколы на самом деле. Бесспорно, чародеи, воины и герои… Но ещё они – самые опасные люди во всех Объединённых Королевствах. Даже те, которые выглядят безобидно вроде милого толстяка мастера Дэррека…
Любой чародей больше всего на свете страшился привлечь внимание Ордена Искупления – доказывай потом, что занимался только разрешённым колдовством. И надо же: ужасный Орден боялся Соколов! Это известие Элмерика немало повеселило и к тому же кое-что прояснило. Например, ему стало понятно, зачем мастер Дэррек задавал вопросы о дикой магии: поговаривали, будто бы способности к ней передаются по наследству, как и к чаропению.
Кстати, с певческими заклятиями у Ордена поначалу вышла загвоздка. Они долго не могли решить, какую магию используют барды: разрешённую человеческую или запретную эльфийскую. Но, к счастью для Элмерика, ещё задолго до его рождения Орден великодушно позволил бардам использовать их чары, если те смогут снискать благословение от гильдии.
– Я ничего не боюсь! – яростно выдохнул Джеримэйн. – Если хотите знать, я тайком учился запретной магии и уже кое-что умею. А в ваших свитках даже разрешённым колдовством не пахнет.
– Вот как… – всё с той же недоброй улыбкой протянул наставник. – Я верно расслышал, ты привёз с собой книги?
– Ну да. А что такого? Мы же чародеи.
– Сдай их мне. Я сложу книги в сундук и запру на ключ. Обещаю: когда ты будешь готов, я отдам тебе их вместе с сундуком. Может, даже добавлю от себя кое-что. А пока заруби на носу: прежде, чем познавать колдовство, тебе нужно научиться терпению. Его у тебя пока маловато.
Джеримэйн в отчаянии огляделся по сторонам, ища поддержки. Но никто из Соколят не спешил поддержать бунтовщика.
Элмерик не удержался от ехидного смешка – и тут же получил в награду два гневных взгляда: один от Джеримэйна, второй от мастера Патрика.
– Не смейся. Ты ничем не лучше. Никто из вас. Как только я увижу хотя бы зачатки терпения, непременно приглашу сюда других наставников. Мастер Флориан будет преподавать вам огам, мастер Шон расскажет о дикой магии. И если думаете, что сможете обойтись без эльфийского языка, то, уверяю, вы сильно заблуждаетесь. Мастер Дэррек поведает всё об окружающем мире, населяющих его существах и обычаях, которые нужно соблюдать.
– Как интересно… А что будете преподавать вы? Наверное, что-то очень важное? – в глазах Брендалин вспыхнул огонёк восхищения.
Её лесть была довольно очевидной, но суровый мельник вдруг оттаял и улыбнулся.
– Я научу вас различать травы. А ещё – создавать амулеты и зелья. Кое с кем мы займёмся проклятиями: к подобной магии способности, увы, есть не у каждого. Впрочем, то же можно сказать и про чародейство в целом: душа либо лежит к чему-то, либо нет. И нам важно будет отыскать то, в чём вы особенно талантливы.
– А к-как же в-волшебное оружие? – несмело спросил Орсон. – Я учился фехтованию дома. Мне сказали, что здесь можно б-будет п-продолжить…
Мельник ответил не сразу. Некоторое время он задумчиво рассматривал руки гиганта, испещрённые магическими символами.
– Волшебное оружие признаёт далеко не всех, но у тебя с ним, скорее всего, сложностей не возникнет. Твой наставник по фехтованию… он сейчас немного занят. Придёт время, и вы с ним познакомитесь. Главное – терпение, помните? Ещё вопросы?
Все молчали, и мастер Патрик, коротко кивнул и ушёл, уведя за собой поникшего Джеримэйна. Когда за ними закрылась дверь, Элмерик рухнул обратно на лавку.
– Уф! Знаете, а мне даже жаль Джерри… Хоть мы и враги, не хотел бы я сейчас быть на его месте.
– Он тебе не враг, – покачал головой Мартин, присаживаясь рядом. – Соперник – ещё куда ни шло. В соперничестве нет ничего дурного. Бывает, хочешь превзойти кого-то – и сам становишься лучше, сильнее. А ты как считаешь, Орсон? Среди нас есть враги?
Здоровяк покачал головой:
– Н-нет, конечно, н-нет.
Элмерик вяло улыбнулся. Хотелось верить, что это так, но он помнил, с какой злобой Джеримэйн смотрел на него и сейчас, и тогда, при знакомстве. И вот результат: сегодня никто не поддержал задиру. Даже Мартин. Не зря говорят: что посеешь, то и пожнёшь.
– Я тоже думаю, что мы можем соперничать и не становиться при этом врагами, – согласилась Брендалин. – Но Элмерику не нужно стараться, чтобы стать лучше Джеримэйна. Он и без того хорош.
От этих слов бард залился краской. Смущение сыграло с ним злую шутку. Он отвёл взгляд всего лишь на мгновение, но именно тогда Брендалин потянулась к верхней полке за новым свитком и споткнулась о шаткую половицу. Она бы наверняка упала, если бы Мартин не подхватил её, приобняв за талию, и не усадил на лавку.
– Эй, осторожнее.
Всё произошло так быстро, что никто не успел даже испугаться, однако теперь Элмерик не знал, как избавиться досады. Он мог спасти свою прекрасную леди, но упустил шанс. А Мартин успел. Спасибо, конечно, что Брендалин не пострадала, но… не слишком ли он быстрый? Придётся теперь смотреть в оба, как бы приятель не оказался проворнее, чем следует.
– Благодарю, – Брендалин достала из кармашка передника флакон с нюхательной солью. – Не понимаю, что на меня нашло. Я такая неловкая. Теперь ещё и дурно.
– Ты не заболела? – испугался Элмерик. – Может, лучше прилечь?
– Да, пожалуй. Свитки подождут, – Брендалин осторожно встала. – Кто-нибудь может проводить меня до комнаты? Там такая крутая лестница…
Мартин и Элмерик, не сговариваясь, оба протянули ей руки. Девушка рассмеялась и, чтобы сгладить неловкость, приняла помощь от обоих. Бард скрипнул зубами от злости, а Мартин, похоже, не заметил его ревнивого взгляда. Ну, или сделал вид.
По дороге туда они не сказали друг другу ни слова, а на обратном пути Элмерик не слишком церемонясь, толкнул Мартина в тёмный угол под лестницей.
– Давай поговорим.
Лучше было прояснить всё, пока это не зашло слишком далеко. Элмерику хватало и одного соперника на мельнице – не хотелось бы заводить второго. Тем более Мартин ему даже нравился. Он был человеком приятным и участливым. Его шутки не раз заставляли Соколята смеяться до упаду. Не пытался бы он лезть в чужие сердечные дела – цены бы ему не было!
– Ты чего? – Удивление Мартина было настолько искренним, что Элмерик даже смутился: может, тот и впрямь не хотел ничего плохого? Порой галантность можно легко принять за флирт.
В любом случае, им стоило выяснить всё раз и навсегда.
– Что у тебя с Брендалин?
– А что у меня с Брендалин? – глаза Мартина округлились ещё больше.
Он не увиливал, не отводил взгляд, и у Элмерика отлегло от сердца.
– Понимаешь, – выдавил он, переминаясь с ноги на ногу. – Она мне очень нравится…
– Это заметно, – Мартин присел на ступеньку деревянной лестницы. – Ты плохо умеешь скрывать чувства.
– Только ей не говори!
– Не скажу. Хотя, думаю, она уже всё поняла. И не похоже, это её расстроило. Мне кажется, ты ей тоже нравишься.
– Значит, не будешь мне мешать? – Элмерик присел рядом, и Мартин похлопал его по плечу.
– Не беспокойся, приятель. Я тебе не соперник. Подумаешь, пару раз потанцевал с девушкой и поймал, когда она споткнулась. Это ничего не значит.
– А вдруг она подумает, что ты в неё влюбился?
– Ничего она не подумает. Перестань. Мне только твоей глупой ревности не хватало.