Аквивоч Джокоб Шомеры Бартотем
Ctrl+A
Пятнадцать минут такого мельтешения и люди перестали бегать. К трибуне взошёл представитель США, взявший на себя роль глашатая. Он долго разворачивал вручённый ему окончательный вариант заявления. Хрусты нескольких листов бумаги пролетали над тишиной зала заседаний, и приземлялись в офисе Тилека.
– Наш мир снова оказался на распутье, – заговорил представитель и ему вторили субтитры. – Снова перед тяжёлым выбором, который определит не только судьбу нашей планеты, но и будущий моральный облик человечества.
Тилек хмыкнул, ибо вступление речи не походило на принятие его требований. Эркин делил своё внимание между выступлением и реакцией физика. После длинного вступления, представитель добрался до основной части заявления.
– Мы обладаем неоспоримыми доказательствами скоординированной и тщательно спланированной атаки глубоко законспирированной террористической организации, которая маскирует свои действия под могущественную силу сверхъестественной природы. Эти массовые акты террора не должны оставаться безнаказанными. Пришло время объединить усилия всех людей, забыв о былых противоречиях, перед лицом всемирной опасности…
– Сдохнете в мучениях! – не выдержал Тилек. – Да будет вам уроком глупость ваша! – Он вскочил и, перегнувшись через компьютер в сторону телевизора, прокричал несколько ругательств на представителей.
Физик вернулся за клавиатуру, не переставая ругаться сквозь сжатые губы. Он набрал «Ctrl+A», но точки не покраснели. Ещё несколько нервных попыток обернулись сообщениями об ошибке в консоли. Эркин засел за исправление, поняв о своей ошибке по вздувавшимся венам на лице Тилека.
Ладонь физика подпрыгнула в направлении к его лицу, но замерев на полпути, вернулась на место. Рука схватила что-то со стола и бросила это в программиста. Степлер попал в его плечо и разлетелся на части. От острой боли веки Эркина сжались. Он боялся обернуться на Тилека.
– Исправляй! Исправляй! – в истошном крике надрывал голос физик.
Программист пытался разглядеть код, вытирая рукавом слёзы. Представитель закончил свою речь и Эркин пробормотал, что исправил ошибку. Тилек перезапустил Машину и снова набрал «Ctrl+A», но ничего не изменилось.
Готовый убить ненавистного программиста, физик подбежал к нему и несколько раз толкнул к стене. Этим он порвал толстовку Эркина.
– Ты чего творишь?! Быстро исправь! Ты хоть представляешь своей тупой башкой как это важно?!
– Ты меня отвлекаешь.
– А ты меня задерживаешь!
– Я могу допустить ошибку…
– А до этого ты прямо без ошибок писал?!
Тилек сжал затылок Эркина и уткнул его головой в экран ноутбука. Под спешный стук клавиш выступавший представитель оборачивался на своих коллег. Они все блестели потом перед телекамерами в тревожном ожидании. В ожидании, пока программист на другом конце света исправит свои ошибки в коде.
Ничего не происходило в зале заседаний. Молчаливое переглядывание сменилось перешёптыванием. Подбадриваемые тем, что они всё ещё живы, представители обменивались робкими улыбками.
Вслед за ними зал заполнили своими шёпотами представители других стран. Камера передала негромкие реплики операторов и журналистов. Кто-то из задних рядов похлопал, и нарастающая к центру овация волной залила выступающих. И триумф Тилека – триумф властителя мира Годды – исчезал как видение полусна после пробуждения.
– Исправил… – всхлипнул Эркин.
– Придурок! – крикнул ему в ухо Тилек и шлёпнул по затылку. В мыслях он поклялся сегодня же избавиться от программиста.
Тилек набрал «Ctrl+A», перегибаясь через стол. Зелёные точки покраснели. «Наконец-то!», – зашипел физик и в два торопливых прыжка оказался перед компьютером. Он ударил по кнопке «Enter» и распростёр руки. Машина загудела неистовее, чем когда-либо.
– Аз есмь Годда! – воскликнул Тилек и приготовился лицезреть смерть его смеющихся врагов. Отчёт дошёл до нуля.
Сильный удар в грудь подкосил Годду, и он рухнул на клавиатуру. Пульсирующая боль вцепилась в его сердце и не позволяла вдохнуть. Он разжал челюсти и крикнул.
Догадка, такая же внезапная, как и боль, пронеслась в агонизирующем сознании физика. «Предатель!» – подумал в ярости Тилек и поднял свою голову в сторону программиста. Но Эркин тоже сползал с кресла, корчась от боли.
Тилек заставил голову повернуться на трансляцию заседания. Все представители лежали на полу. Камера, передававшая выступление, наклонилась на бок. В объектив попала часть сидящих в зале представителей, дёргающихся на своих местах. Обрывистые крики сочились из телевизора.
До уха физика донеслись скрип колёс, грохот и скрежет металла машин с улицы. Эти звуки пробивались в его разум сквозь стену боли.
Ещё один удар откинул Тилека в кресле. Его кулаки сами смяли футболку на груди. Трясущееся тело мешало всмотреться в программу, но очередной удар снова бросил его на клавиатуру.
Его взгляд выцепил на экране причину, которую он искал. В консоли отобразилось количество целей, выбранных командой «Ctrl+A»: восемь миллиардов шестьсот сорок девять миллионов сто восемьдесят три тысячи пятьсот пятьдесят один. В журнале операций светилось красное сообщение о сбившемся взоре Машины. Следом стояло сообщение об успешном сканировании во всех направлениях вокруг себя.
Ужас осознавания происходящего и пульсирующая боль в груди разрывали между собой внимание Тилека, но новый удар вывел его обратно в этот жуткий мир. Его мозг смог подсказать ему лишь набор «Ctrl+Z», что он и попытался набрать скрюченными пальцами.
Безучастная консоль уведомила, что такой команды не существует. Пришло молниеносное осмысление того, что они никогда не отменяли приговоры, и потому не внесли эту команду в программу. Оставалось только отключение вручную.
Каждый удар забирал жизненные силы. Отчаянным рывком Тилек повис на проводах своего компьютера. Он упал вместе с системным блоком на пол, но смертельное воздействие не прекратилось. В замедленном предсмертном падении ему привиделось, что белый хомяк подмигнул ему из своей клетки.
Он собрал оставшиеся силы, чтобы доползти до устройства, гудевшего на подставке у стены, но последний удар обездвижил всё тело Тилека. Перед его глазами не проносилась вся его прожитая жизнь. Он видел лишь грязный пол и провода перед его лицом. Он чувствовал лишь боль, страх и раскаяние.