Агния Лебедева
Дорога домой
–Вам, бабам что надо?! Только деньги!-вдруг не в тему сказал Женька, зло блеснув серыми глазами.-А чуть что не так "сволочи, козлы".
Ёжик колючий- подумала Алина. Он и в самом деле походил на ёжика. Чуть длинноватый, узкий нос; близко посаженные к переносице глаза; тонкие, тёмные волосы, выстриженные модными "пёрышками".
–Ты не прав,-сказала Алина.-Я например расставалась со своим мужем без оскорблений…Разве что, поколотила его слегка… на прощание.
–Буйная? -улыбнулся Женька, "подобрев " глазами.
–Есть немножко,-засмеялась Алина.-А деньги я умею зарабатывать сама. Мне кормильцы не нужны…Тебя наверно раздражают наши лица. Трудно трезвому в хмельной компании? Кстати, ты кто по гороскопу?
–Скорпион.
–Заметно.
–Что именно?
–Ядовитый.
–Ну хватит вам любезничать,-вмешался в их диалог Игорь.-Женька у нас нормальный мужик. Он в Чечне был. Война свой отпечаток накладывает. А вот я служил на подводной лодке…
Игорь пустился в воспоминания о службе в армии. Ольга, подперев подбордок кулачком, поедала его глазами. Алина смотрела на Женьку, думала: он и сейчас похож на мальчишку, взъерошенный как воробей. А тогда, десять лет назад, каким он был? Она пыталась представить его в военной форме с автоматом в руках и не могла.
Игорь, закончив рассказ, разлил по стаканам оставшуюся водку. Убрал пустую бутылку под стол.
От последней рюмки Алина изрядно захмелела, захотелось петь.
–День и ночь роняет сердце ласку…-проникновенно, полушопотом пропела она.
Воцарилась тишина. Оценив её как одобрение, следующую строчку Алина пропела чуть громче:
–День и ночь кружится голова.
Замолчала.
–Продолжай,-попросил Игорь.
–Умеешь, -крутнул головой Витёк.
Едва утих последний звук романса, Ольга во всю мощь лёгких затянула:
–Несэ Галя воду, коромысло гнэться…
На неё зашикали.
–Тише,-обнял её плечи Игорь.– Мы с охранником договорились, что шуметь не будем.
Он что-то шепнул ей на ухо. Они поднялись, вышли. Витёк снова развлекал анекдотами. Алина улыбалась, почти не слушая смешные истории. Смотрела на Женьку. Он на неё.
Вскоре вернулись Ольга и Игорь с довольными, раскрасневшимися лицами. Алина глянула на часы:
–Мне пора. Скоро метро закроется.
–Я провожу,-вскочил Витёк.
–Меня проводит Женя,-сказала она.
Серые глаза Женьки радостно вспыхнули. Он стал суетливо надевать чёрную куртку, не попадая в отверстия рукавов. Выйдя на улицу, они направились к станции метро. Алина пила мало, хорошо закусывала, но чувствовала, что её покачивает. Когда она в очередной раз поскользнулась, Женька взял её под локоток. У входа в Метро они остановились. Алине показалось, что он чего-то ждёт. Приглашения в гости?
–Я бы пригласила тебя к себе, но у меня строгая хозяйка,-сказала она.
–Всему своё время,-сказал он и неловко поцеловал её в щёку.
Алина нажала на ручку двери открывая её.
–Подожди,-услышала сзади.-Тебе далеко ехать?
–До Юго-Западной. А потом пол часа на автобусе в Солнцево.
Женька смущаясь сунул в карман её пальто вдвое сложенную купюру.
–Я буду волноваться за тебя. Езжай от метро на такси.
* * *
Ранним утром, холодным и морозным, Алина торопливо шагала к станции метро. Думала о невесёлом. О том, что плитка шоколада и хлеб с тонко нарезанным салом это всё что она съест сегодня за обедом. Аванс дали, но почему-то очень маленький. Пришлось поделить его на две части и большую отдать в счёт оплаты квартиры. Но вышла не вся сумма и Зина сердито поджала губы. Положение не спасло и то, что Алина клялась через две недели, в зарплату, вернуть остаток. Зина была недовольна и почти не разговаривала с ней.
Жильё в Москве дорогущее-вздохнула Алина. Вызвать сына сюда? Он бы куда-нибуть устроился. Вдвоём и платить за жильё было бы легче, и жить веселее. Но пока об этом думать рано. Слишком холодно на московских улицах. Нужно подождать до весны.
Алина очень скучала но сыну. Подолгу говорила с ним по телефону. Но о переезде не заикалась. Муж на сына не жаловался. Говорил, что у них всё хорошо, поделился секретом о том что Саша стал встречаться с девушкой.
Ревность к той, которая теперь рядом с её любимым мальчиком только слегка кольнула сердце. Подумалось: пусть. Может быть от общения с нею он станет более ответственным, более уравновешенным.
Непонятно почему двое детей, выросших в одной и той же семье, стали такими разными. Впрочем, разными они были уже с детства. Дочь не причиняла родителям не беспокойства, не хлопот. А вот с сыном было хлопотно. Спать по ночам он не хотел с рождения и эта привычка полуношничать до сих пор портит ему жизнь. Попробуй встать рано утром на работу, если тебе ночью не спалось. С того момента как он закончил мореходное училище, сходил с отцом в море и наотрез отказался от полученной профессии моториста, сын поменял не одну работу, но в силу характера и пристрастия к загулам нигде подолгу не задерживался. Дочь наоборот была целеустремлённой, ответственной: закончила школу с серебрянной медалью, поступила туда куда хотела-без блата прошла по конкурсу в Одесскую архитектурную академию. В противоположность ей-Саша почти ничего не доводил до конца. Загорится какой-нибуть идеей, начнёт воплощать её в жизнь, но столкнувшись с препятствием тут же разочаровывается и безжалостно бросает начатое.
Работает ли он сейчас? Муж на этот вопрос не ответил…И если работает-то кто назойливо будит его по утрам?… Кто его будит, когда Стас в море?
Алина заметила, что эти болезненные вопросы особой тревоги в ней не вызвали.
Почему сейчас так легко на душе?… Наверно потому что есть уверенность-Господь не допустит до беды. А если и будет происходить что-либо неприятное, то не стоит отчаиваться. Всё что не делается-к лучшему. Эту народную присказку Алина испытала на собственном опыте.
Уйдя в свои мысли, она чуть не пропустила нужную станцию. Быстро прыгнула в уже начавшие съезжаться двери. На улице глянула на табло, висевшее на фасаде дома, и обрадованно вздохнула. Электронные цифры показали что до начала рабочего дня есть ещё двадцать минут.
Эти двадцать минут будут счастливыми,-просияла Алина. В них будет Женька.
Ей почему-то казалось, что с появлением Женьки, краски жизни стали ярче. Хотя на улицах преобладал белый цвет.
Сегодня, как и вчера, как и позавчера пить чай с "коллегами" она не стала. Переодевшись, поспешила к лифту. Он мелодично мурлыкнув, стал поднимать её на девятый чердачный зтаж.
Она уже знала, что у Женьки в Волгограде есть женщина с которой он живёт гражданским браком. Но дома бывает редко, наездами. Угрызения совести по поводу этой женщины Алину не мучали. Во-первых: потому что семейные узы перестали быть для неё священными, а во-вторых: ей так хорошо было рядом с ним, что не хотелось портить этого состояния никаким самоедством и самокопанием. Ведь это награда за её терпение, за неспокойные, холодные годы несчастливого замужества. Возможно Женька именно тот, кто предназначен ей самой судьбой. Ведь она просила у Параскевы любви земной, любви к мужчине…Вот и сбывается мечта…
На чердаке было темно, почти так же темно как за чердачным окошком. Алина наощупь пробиралась по коридору, то и дело натыкаясь на какую-то мебель, доски, пока не упёрлась в спинку кресла. Глаза постепенно привыкли к темноте. Но всматриваться в того кто спит на двух сдвинутых вместе креслах не было нужды. Она была уверенна: там спит Женька.
Она поцеловала его куда-то: не то в лоб, не то в щёку.
–Какой у тебя холодный нос,-хриплым, сонным голосом заворчал он. Но Алина понимала, что ворчание притворное. Женька стал спать в коридоре из за неё, Алины.
–Я ведь только с мороза, вся как майская роза,– тихонько пропела она.
Он засмеялся, приподнялся, сел. Притянул её руки к своей груди.
–Роза ты моя…У меня есть варежки из козьего пуха. Хочешь дам поносить? Мне они без надобности.
–У меня перчатки есть.
–А руки как лёд…Варежки мужские, но ты ведь всё равно по темну приходишь, по темну уходишь, никто и не заметит что размерчик не твой.
–Заботливый ты у меня,-вздохнула Алина.
–Да, я такой,-согласился Женька.
В полумраке улыбкой блеснули его зубы.
Некоторое время сидели молча. Все новости, которые случились за день, Алина выложила Женьке ещё вчера, забежав попрощаться. И теперь просто наслаждалась его близостью, чувствуя как согревает тепло его тела её холодные руки.
Дверь в коморку строителей выпустила узкую полоску света.
–Ребята проснулись,-сказала Алина.-Как они спят там?
–Игорь на кушетке, Витёк на стульях.
–А почему вы не живёте в общежитии?
–Нам туда нельзя,-ответил Женька. Помолчав, продолжил.-Мы бригадой в Москву приехали. Десять человек. И только мы трое попали сюда. Остальные работают в открытых помещениях.
–Фактически на улице?
–Фактически да…Однажды занесло нас в общежитие. Хотели пообщаться, но дело до драки дошло. За ножи схватились. Витька чуть не порезали.
Дверь коморки открылась. В коридор вышел Игорь. Остановился возле кресел, долго всматривался в темноту. Потом спросил:
–Кто здесь?
–Свои,-ответил Женька..
–Это не Ольга?-тронул макушку Алины Игорь.
–Это я …"Отелло",-сказала Алина и дурашливо запела, копируя голос оперного певца.-" Я люблю вас, Ольга… Я люблю вас, Ольга".
Мужчины засмеялись.
–О, да у вас талант, дружочек,-подыграл Алине Игорь, изменив свой голос на женский.-Вам необходимо поступать в консерваторию.
Снова смеялись. Уже втроём.
В освещённом дверном проёме возник Витёк.
–Кому не спится здесь?!-грозно спросил он. Но вид унего был комичный. Курносый нос от сна расплылся и напоминал утиный, волосы с двух сторон слежались и торчали посередине головы индейским "ирокезом."
Грохнул хохот. Смеялся и сам Витёк, заражённый всеобщим весельем.
–Вот я на вас Татьяну Васильевну напущу,-пригрозил он, когда наступила тишина.
Татьяна Васильевна, отпразновавшая недавно своё пятидесятилетие, была заместителем директора. Молодящаяся, ещё красивая, она, привыкнув повелевать мужчинами, иногда добиралась и до строителей. Ей, наверное, казалось, что ремонт продвигается медленно. Уборщиц она не распекала. Этим занималась Марковна. Поэтому Алина сказала:
–Не боюсь я твою Татьяну.
–Ну-ну,-сказал Витёк и направился к двери комнаты, которая находилась рядом с коморкой. В ней, большой, теперь шёл ремонт. Предполагалось, что комната в будущем станет массажным кабинетом. Игорь в два прыжка опередил Витька:
–Э нет! Я раньше проснулся.
Они почти одновременно втиснулись в дверной проём.
–"Кто первый встал того и тапки",-пошутила Алина. Поднялась.-Пойду я. Швабра зовёт.
–А ты отсюда, через все этажи, слышишь её зов? – улыбаясь, спросил Женька. Задержал её руку. -В обед зайдёшь?
–Обязательно.
В обеденный перерыв, наскоро перекусив, Алина снова отправилась на чердак к Женьке. Они уселись в широкое кожанное кресло, уложили ноги на другое, стоящее напротив. Алина прислонилась щекой к Женькиному плечу. Он теребил, гладил её волосы. Она тихо млела от его прикосновений. В тишине помещения было слышно как на стальных тросах двигается кабина лифта, а в коморке строителей приглушённо звучат голоса Игоря и Витька.
–А я сегодня опять ползала под столом в кабинете бухгалтерии,-сказала Алина.
–Снова скорлупу от семечек собирала?-спросил Женька.
–Нет. В этот раз скрепки.
–Она нарочно тебе работы добавляет. Не любит тебя эта тётка.
–Я знаю. И мне не нравится эта толстая грязнуха. Она одета не аккуратно…Представляю какая "чистота" у неё дома.
–Золушка ты моя, -погладил её щёку Женька, вздохнул: -А у меня тоже новость. Моя дура звонила. Цепочку золотую в сауне потеряла…Лахудра!
Алина предположила, что говоря всё это Женька кривит губы в язвительной усмешке. Чтобы убедиться в этом она отодвинулась от него и заглянула в лицо. Так и есть: верхний уголок губы приподнят.
–Почему ты называешь жену дурой?-спросила Алина.
–Потому что дура и есть, -спокойным ровным голосом произнёс он.
–А почему живёшь с такой?!– уже начиная сердиться, спросила Алина.
–Деваться некуда, -вздохнул он.
Она всматривалась в его лицо, пытаясь в полумраке увидеть выражение его глаз, потом сказала:
–У человека всегда есть выбор.
–А у меня его пока нет. К матери с братьями я жить не пойду. Они меня "кинули" однажды. Я с ними уже три года не общаюсь.
–Совсем не общаешься?!
–Совсем.
–Злопамятный?
–Нет. Злой. И память у меня хорошая.
В темноте снова язвительной усмешкой блеснули его зубы.
–Мать -это святое,-сказала Алина.
Он помолчал, вынул сигарету из пачки, чиркнул зажигалкой. Огонек высветил его лицо: напряжённое и будто враз постаревшее.
А на мальчишку он сейчас не похож,– подумала Алина.
–Ты бы видела, как эта святая женщина избивала меня в детстве, -медленно заговорил Женька.-До синих полос…шнуром от кипятильника…за малейшую провинность…Однажды я выхватил его и ударил мать по ноге. Потом убежал, прятался в канаве три дня. Отчима вообще ненавижу. Сводным братьям-близнецам помогал, когда они из армии вернулись. А когда я остался без работы мне никто рубля не протянул.
Они снова молчали. Алина вдруг подумала, что недоласканный в детстве Женька тянется к ней не столько как к женщине сколько как к матери.
"Эдипов комплекс",-вздохнула она, вспомнив: "Только жена может всё понять и простить".
Любопытно: они все ищут в женщинах мать? Ту с которой уютно, удобно, спокойно. Ту, которая простит любую ошибку, любую шалость. Ту, которая не предаст, не прогонит прочь…Вопрос: кого ищут мужчины в женщинах? Любимую или няньку?
…А кого хотят видеть женщины в своих мужчинах? Отца, который решит любые проблемы? Сильное плечо? Широкую спину, за которой можно спрятаться от житейских бурь?
Из всего этого следует, что каждый ищет в другом спасения от своих страхов. От таких взаимных притензий сильно попахивает сделкой. Ты мне уют, вкусный ужин, чистые носки, всепрощение, а я тебе материальную и физическую защиту…Разве любовь это состояние комфорта?
Во всяком случае ей, лично, упрекнуть себя в заземлённости своих чувств к Женьке нельзя. Его деньги ей не нужны и в его защите она тоже не нуждается. У неё есть свой Защитник…Суметь бы отогреть Женьку....чтобы он тоже поверил в настоящую любовь, которая ни в какое сравнение не идёт с тем, что многие подразумевают под этим словом.
Лёгкие поцелуи, коснувшись её щеки, отвлекли от мыслей. Его губы нашли её. Закружилась голова. Воздух стал густым и сладким.
Резко хлопнула дверь лифтёрской комнаты. Мимо них в сторону лестницы прошла пожилая женщина. Алина оторвалась от Женьки, приложила палец к его губам.
–Трусиха моя, -шопотом сказал он, покрывая поцелуями её пальцы.
Неужели мужчины бывают такими разными?!-вспомнились Алине чуть грубоватые, торопливые ласки мужа. Нежность, ласковость Женьки завораживала. Не поддаться его мужскому обаянию было невозможно.
–Ольга злится,-вдруг сказала Алина.
–Почему?
–Её раздражают наши почти платонические отношения,-ответила Алина и, копируя Ольгу, произнесла-"У вас служебный роман, чи шо?!"
Женька засмеялся.
–Подожди смеяться. Это ещё не всё. Ты не знаешь что было дальше,-улыбаясь, говорила Алина. -Вчера вечером Ольга пристала ко мне: "Идите с Женькой в душевую, а я покараулю". Я отказалась. Сказала, что ты не хочешь.
–А ты хочешь?
–Так-нет.
–Мы что-нибуть придумаем. Я скоро деньги получу. Кстати, ты с Ольгой не откровенничай. Не нравится мне она. Глаза бегают, взгляд не поймать. Нехорошая она.
Алина, помолчав немного, сказала:
–Я не делю людей на хороших и плохих. У кого-то из писателей я прочла, что в человеке присутствуют две сути: человеческая и зверинная…Я считаю, что если видеть в каждом человеке положительное, то он будет поворачиваться к тебе именно светлой стороной.
–Не думаю,– отрицательно покачал головой Женька.-И тебе так думать не советую. Москва не место для подобных экспериментов. "Отлохотронят" так, что забудешь как тебя зовут.
Алина хотела возразить ему, но не находила убедительных аргументов. Потом подумала, что их спор может привести к ссоре, а ссориться с Женькой не хотелось.
Странный он всё же-думала она. С одной стороны такой ласковый, такой нежный, а с другой -колючий как ёж.
Они снова молчали. Его рука лениво бесстрастно кружила по её спине.
–Ты с таким уважением отзывался о своей первой жене,-вдруг заговорила Алина.-Ты любил её?
–По своему, да.
–Я часто слышала от мужчин это определение "по-своему"…
–Много общалась с мужчинами? – перебил Женька с ревнивой интонацией в голосе.
–Общалась. С друзьями мужа, со случайными попутчиками. Я много ездила раньше. В основном за товаром, а потом к дочери, когда она училась…Не знаю почему, но мужчинам нравилось "плакаться в мою жилетку". Ты не замечал, что случайные попутчики рассказывают друг другу то, что и батюшке на исповеди не расскажут?
–Это верно,-согласился Женька, облегчённо вздохнул.-Продолжай, я перебил тебя.
Алина помолчала, пытаясь найти потерянную нить мысли, вспомнила:
–Так вот…Я до сих пор не могу понять, что означает это "по-своему"? Мой муж говорил иначе: "Люблю тебя, но не до такой степени". Впоследствии оказалось, что возводить в степень было нечего. Пустота, даже возведённая в степень, останется пустотой.
Алина почувствовала как замерла, потяжелела рука Женьки на её спине. Он убрал руку со спины, хрустнул сцепленными вместе пальцами. Снова вынул из пачки сигарету, но не закурил.
–Возможно ты права…И любви как таковой у меня к ней не было. Я уважал её как мать своего ребёнка, ценил как хорошую хозяйку, был благодарен за заботу и ласку…Только скажи…Почему вы терпите то что терпеть невозможно? Ведь я помню как отвратительно вёл себя, живя с ней. Пьянствовал с друзьями, приходил домой невменяемым, случались женщины, а она об этом знала. Молчала. Ни слова в упрёк.
–Потому что дуры!-сердито сказала Алина.-В этом ты прав-"дуры и есть". Но терпят, в основном, из-за детей, потом из-за денег, затем из страха остаться одной. Словосочетание "одинокая женщина"-очень неприятное, как клеймо на коже…Лично меня, большей частью, держал возле мужа "детский вопрос". Я считала, что для мальчика родной отец необходим. Я была в этом уверена, потому что в детстве не признавала тех мужчин, которых приводила мама в качестве отчимов. Бунтовала, делала глупости маме назло…Но меня от проблем с сыном наличие родного отца не спасло. Подрастая он копировал его отношение к жизни, ко мне, к друзьям, к выпивке. Я считаю, что уродует детей не улица-их уродуем мы в своих уродливых семьях.
Алина замолчала. Но мысленно продолжала: женщины молчат потому что в них хорошо развито чувство стадности или как его иначе называют "чувство коллективизма". Общество культивирует идею семьи. Это то к чему нужно стремиться, то ради чего стоит жить. А о любви, в её истинном смысле, даже если и говорят то ставят её на второе, третье место. Нам прививают почтение к традициям, некоторые из которых давно протухли…Но о таких вещах с Женькой говорить она не будет. Поймёт ли?! Не оттолкнёт ли она его от себя своими "заумными речами"?
Он вынул из кармана брюк мобильник, глянул на экран.
–Ты знаешь, что твой обед закончился шесть минут назад?
–Что же ты молчишь?!-подскочила она. Сунула ноги в шлёпанцы.
–Подожди,-поднялся он, взял её за руку.-Я хотел сказать..Ты мне нравишься…Я так боюсь разочароваться…Я не хочу тебя потерять…
Вот тебе раз!-в уме охнула Алина. Вместо ответа потянулась к нему. Он обнял её.
Ещё пару минут уйдёт на прощальный поцелуй и Марковна прибьёт меня-успела подумать Алина прежде чем сознание растворилось в сладкой неге поцелуя то нежного, то страстного, как огонь.
* * *
Застрекотал висящий на стене телефон и через мгновение залился звонкой трелью.
–Доброе утро!-жизнерадостными нотками зазвучал в трубке голос двоюродной сестры.-С днём рождения!
–Спасибо, Тома.
–Желаю тебе побольше радости в жизни и столько же денег…Чем занимаешься?
–Бездельничаю. Нежусь в постели.
–Может быть сходим сегодня в кафе? Ты, я и Инна.
Предложение Алину не вдохновило. Сразу вспомнилась встреча Нового года в том же составе: она, Тома и Инна-московская подруга Тамары. Вспомнилось то, что как они ни старались петь, танцевать и веселиться Алина часто ловила себя на мысли: без мужского общества скучно. Слушать умничанье Инны в свой день рождения?! Нет! Низачто!
–Я на работу иду после обеда, -сказала Алина.-Учереждение распущено на каникулы, но кое-кто из сотрудников приходит, сидит в кабинетах. Я и Ольга убираем их после того как эти "кое-кто" уходят и полы моем в коридорах.
–А после работы?-настаивала сестра.
–После неё у меня запланирована чердачная вечеринка. Я уже пригласила на неё Ольгу, Игоря, Женю, Витька.
Некоторое время из трубки не доносилось ни звука и вдруг:
–Тебе не понравилась Инна?
–С чего ты взяла?
–Так … показалось.
Инна, в однокомнатной квартире которой они праздновали встречу Нового года, и в самом деле не понравилась Алине. Та всю ночь изображала гостеприимную хозяйку, но её радушие казалось ненатуральным, наигранным. Может под ним она маскировала своё чувство превосходства над Тамарой и Алиной. Инна жила в Москве почти двадцать лет. У неё был свой бизнес-риэлтерская контора. А квартира, которую она снимала, свидетельствовала о том, что уровень её доходов позволяет иметь такую роскошь как жильё без наличия в нём хозяев. Возможно именно это приподнимало её в собственных глазах, а может быть это была зависть, свойственная некоторым женщинам, которые втайне недолюбливают тех кто смазливие их и моложе. У Инны была потрясающая фигура: тонкая "осинная" талия, высокая грудь, пышные бёдра. Но лицо…Вероятно вылипив такое роскошное тело, природа решила что слишком расщедрилась и наделила Инну узким длинным лицом, "украсив" его большим хрящеватым носом, скривленным на бок.
Всё это молниеносно пронеслось в мыслях, но чтобы не обидеть сестру, Алина отшутилась:
–Я не ценитель женской красоты. Мне больше мужчины нравятся.
Хихикнув в трубку, Тамара сказала:
–Я не об этом.
Алина поняла отшутиться не получится, и выдала то, что вертелось на языке:
–Она мне показалась слишком высокомерной.
–А мне в ней нравится то, то что она умна, образованна, интеллегентна.
Именно эту причину дружбы и подозревала Алина, когда думала о том что могло свести двоих разных по характеру и по возрасту женщин. Сестра всегда восторгалась людьми с аристократическими манерами, умеющими грамотно разговаривать, культурно вести себя в обществе. Выросшая в бедной семье, без отца Тамара с юных лет пыталась подражать таким "аристократкам".
За праздничным столом они обе настаивали на том, чтобы Алина поменяла работу. Тамара с восторгом рассказывала какие состоятельные и культурные люди наведываются в её отдел за одеждой.
"-Вот бы тебе найти подобную работу. У тебя появился бы шанс найти кого-то поинтересней Женьки"-говорила она.
Инна, как пример для подражания, расхваливала свою риэлторскую деятельность.
–О вкусах не спорят,– сказала Алина в трубку.-Твоя Инна совсем не умеет слушать других, а если говорит сама то все темы сводит к восхвалению собственной персоны.
В трубке послышалось сопение, а затем сторгое:
–По-моему ты предвзято относишься к людям.
–Возможно… Но я говорю то что думаю, а не то что от меня хотят услышать.
–Всё, Алиночка, разговор заканчиваю. В дверном замке кто-то скребётся, -торопливо произнесла Тамара и добавила:– Наверное, хозяйка пришла, а она не любит когда я долго по телефону болтаю.
Алина повесила трубку, снова юркнула под одеяло, закинула руки за голову, но праздничное настроение с которым она проснулась утром, исчезло.
Гадай теперь: телефонный разговор спугнула вернувшаяся домой квартирная хозяйка или Тамара, обидевшись, решила прервать неприятный для неё разговор. Она единственный родной человек в этом огромном городе. Глупо бы было рассорится. Сестра была обидчивой и обиды помнила долго. Скорее всего она их не забывала вовсе и они копились в глубине души и лишь изредка всплывали на поверхность раздражёнными монологами об исковерканном детстве в котором у неё не было того, что имели другие дети или о бывшем муже от которого она "ничего хорошего не видела".
Теперь затаит обиду на меня- тяжело вздохнула Алина.
Но потом вспомнила, что на хозяйку квартиры сестра жаловалась и вчера, когда они шли в церковь на рождественскую службу. Из разговора вырисовывалось, что Тамара хозяйку побаивается поэтому и не может ей сказать, что условия проживания, мягко говоря, не соответствуют оплате. Хозяйка не разрешает квартирантке готовить еду в своей посуде и Тамара варит суп в ковшике; в ванне нельзя мыться, там кошки устроили туалет; подушка, которую дала хозяйка очень тонкая и по утрам у Томы болит шея…
Возможно сестра не солгала и прервала их разговор из-за возвращения хозяйки, но даже от этой мысли настроение не улучшилось. Алина чувствовала: оно испортилось не только из-за того, что они могут рассорится с сестрой. Было ещё что-то другое, более важное. И вдруг это "другое" вылилось в мысль: для Тамары, истово осеняющей себя крестами в церкви, кумир не Бог с его любовью, а эта самовлюблённая Инна, достигшая определённых высот в жизни. Вспомнилось серьёзное, сосредоточенное лицо Тамары в церкви. О чём она просила Создателя с таким окаменевшим лицом?…Трудно сказать.
А о чём просила я?-попыталась вспомнить Алина. О благословении родных и близких…А ещё о том, чтобы зарплату в этот раз надолго не задерживали. На сапоге совсем расшатался каблук и держится теперь "на честном слове" или на одном гвозде. Неосторожное движение и можно остаться без обуви. А она уже присмотрела себе новые сапожки, здесь на Солнцевском рынке-чёрные с невысоким каблучком-которые стоят всего две тысячи…Просьбы весьма скромные. Не волнуют её ни пристижная работа, ни большие заработки, ни сама возможность зацепится в этом городе, используя какого-нибуть "состоятельного покровителя".
С другой стороны: не слишком ли она фамильярничает с Господом? Ведь даже коротенькая молитва "Отче наш" произносится ею на бегу вниз по ступенькам подъезда. Правда предварительно делается вступление "Миленький Господи, Ты прости меня, за то что я обращаюсь к тебе в суете и спешке, но если я опоздаю на работу Марковна взгреет меня-мало не покажется."
И вчера в церкви не было в ней страха Божьего, не казались укоризнеными глаза святых на иконах, не волновало души тонкоголосое церковное песнопение. Этот поход в церковь лишь дань традициям, потому что Бога она нашла в своей душе. Нашла тогда когда перестала верить в силу семьи, в силу денег, а поверила в любовь, как в чудо. Вот тогда и наполнил Бог её душу любовью. И теперь не нужно трусливо произносить "Господи помилуй", потому что внутри себя есть уверенность-помилована уже. И сама жизнь её превратилась в молитву, в диалог с Создателем.
Между тем рассказывать об этом уже никому не хотелось. Это её личный духовный опыт, а у других он может быть совсем иным.
Вдруг вспомнилось одно из своих едва уловимых ощущений. Однажды ей показалось, что у неё за спиной распрямились крылья. Это случилось в тот момент, когда она сказала мужу, что жить во вранье уже не хочет. Даже ради детей…
И всё таки, не мешало бы в дальнейшем вставать на пять минут раньше, чтобы начинать свой день с усердной молитвы, не наспех. Алина выскользнула из под одеяла. Встала у окна. На улице, в воздухе кружились крупные хлопья снега. Снежинок было так много, что казалось-они не падают, а просто висят в воздухе, занавешивая белым кружевом дома, деревья, делая мир за окном почти не реальным, фантастическим.
–Отче, дай мне… -произнесла Алина и замолчала, не в силах вспомнить продолжение этой молитвы. И вдруг слова полились сплошным, непрерывным потоком.-Дай мне с душевным покоем встретить наступающий день, дай мне целиком отдаться воле Твоей святой. В любой час этого дня во всём наставь и поддержи меня. Во всех словах и делах моих руководи моими мыслями и чувствами. Во всех неожиданных случаях не дай мне забыть, что всё послано Тобой. Научи меня прямо и разумно обходиться с каждым человеком, чтобы не смутить и не стеснить никого. Дай мне силы, снести утомление наступающего дня и все события дня. Научи меня молиться, верить, надеяться и любить…
Открывшаяся дверь грохнула о полированный шкаф. В комнату, путаясь в съехавших с ног колготках, вошёл Кирюшка.
–Кхы,-сказал он, смешно сморщив яркий ротик.
Вслед за ним вбежала трёхлетняя Вика. Взобравшись на кровать, глянула на Алину:
–Хоцис я достану тебе иглуску?
Но полка с игрушками оказалась недоступной для её рук. И Вика так и недотянувшись до плюшевого мишки, прижала руки к бокам и запрыгала по кровати. Над остренькими, худенькими коленками метался подол ночной рубашки, взлетали вверх тёмно-русые кудряшки.
В дверях появилась Настя. Высокая, рослая она выглядела созревшей девицей-хоть замуж выдавай-но от роду ей было всего одиннадцать лет.
–А ну, вон все отсюда!-прикрикнула она на детей.
–Оставь их,-попросила Алина.-Они мне не мешают.
Она подтянула Кирюшкины колготки, отобрала у него пудренницу, которую тот успел сунуть в рот. Удержала за руку прыгающую Вику:
–Слезь, пожалуйста. Если ты развалишь мою кровать, я на твоей буду спать, а ты на полу.
Угроза подействовала. Вика села, закрутила руки в подол рубашки. Настя в комнату не вошла, прислонилась к дверному косяку. Стояла, теребила пуговицу на халатике.
Наверное мать запретила ей сюда входить-догадалась Алина.
Неожиданно хорошенькое, кукольное личико Насти расплылось в улыбке:
–А у нас новость…Дядю Витю скоро совсем посадят и надолго…Хотите я вам показания почитаю?
Не получив ответа, Настя всё таки метнулась в свою комнату и вернулась с тоненькой, школьной тетрадью. Алина села рядом с Викой, стала читать. Но не в слух, потому что приблизительно знала о чём в ней написано. Настя с детской непосредственностью уже давно поделилась с Алиной семейным секретом. Бросились в глаза строчки "…он сказал, что мне нужно помыться. Дядя Витя мыл меня, а потом вытащил…"
Какая мерзость!-подумала Алина о муже Зины, отце Вики и Кирюшки.
Скрежет в дверном замке спугнул Настю. В мгновение она выскользнула из комнаты. Алина спрятала тетрадь под подушку, понимая: Зина не одобрит поведения дочери, которая "выносит сор из избы".
Зина пристроила дублёнку на вешалку, сняла сапожки. Заглянула в комнату. Увидев, сидящую на кровати Вику, строго свела брови.
Высокая, дородная, черноволосая с явными тёмными усиками над верхней губой она походила на грузинку .
Ей бы не Зиной называться, а Сулико -в который раз подумала Алина.
–А ну, марш отсюда!-крикнула Зина.
Вика, перевернувшись на живот, сползла с кровати. Алина хотела сказать, что дети ей не мешают, но Зина уже успела шлёпнуть по заду Вику и подхватить на руки Кирюшку.