Агния Лебедева
Дорога домой
Так же как дыхание, кровообращение и питание необходимо для существования тела, блаженство необходимо душе. Нужно лишь копнуть поглубже и можно обнаружить там родник. Познав блаженство хотя бы однажды ты становишься другим-другими глазами смотришь на вещи, по другому видишь мир. Ты смотришь на бытие новыми глазами.
Ошо.
За окном вагона мелькали стволы деревьев. На голых ветках не было листвы и лес выглядел сырым, унылым.
Внезапно лес поредел, отлетел назад, мелькнула полосатая палка шлагбаума с лентой шоссе за ней, пронеслись мимо домишки небольшой станции и снова потянулась череда берёзок, елей, осин.
Дорога волновала её с детства. В ту пору мечталось: там, куда она приедет, произойдёт что-то необыкновенное, удивительное. Потом, уже взрослой, ей больше нравилось не уезжать, а возвращаться из поездок домой. Возвращаться к мужу, к детям, к привычным вещам. Сегодняшняя дорога-возвращение, но на душе было пугающе пусто. Вакуум. Отрешённость… Ни чувств. Ни эмоций. Ни желаний.
Вдруг вспомнилось лицо сына, прощальный взмах руки, короткое: "Я скоро".
Он вернётся, обязательно вернётся-подумала она и почти физически ощутила как потеплело внутри от этой мысли-надежды. Она стала думать о том, что пройдёт немного времени, она и сын обязательно встретятся, сядут рядом и будут говорить, говорить…Он расскажет ей как жил без неё, а она о том как искала его. Монотонное мелькание деревьев стало утомлять, поклонило в дрёму. Она прижалась щекой к лежащим на столике рукам и незаметно для себя уснула.
–Не спите, девушка, сумку унесут,-разбудил её голос.
Она глянула на парня в форме проводника, придвинула к себе сумочку, положила на неё голову и снова провалилась в сон.
–Вы бы полку разложили,-вернул её в реальность тот же голос.
–Вам нравится меня будить?!-язвительно спросила она.-Или таким способом выясняете стану ли я брать постельное бельё?!
–Хотел как лучше,-обиженно буркнул парень.
Она посмотрела на худенькие ручки, выглядывающие из под закатанных до локтей рукавов рубашки, на длинную шею с выпирающим кадыком. Почти мальчишка. Наверняка стажёр.
–Я мало спала ночью,-попыталась она сгладить резкость своих слов.
–Бывает, -смягчился парень.-Может чайку?
–Несите и чай, и постельное бельё,-улыбнулась она.
При пробуждении казалось, что задремала всего на несколько минут, теперь поняла-сон был долгим: за окном уже ничего нельзя разглядеть, а выезжали из Москвы ещё до обеда.
В вагоне густо пахло копчённостями и чуть слабее апельсинами. Захотелось есть. Она вынула из сумки тульский пряник, купленный в дороге. Вскоре пила чай-пахучий, сладкий-слушала как затихают в вагоне звуки: шопот, шуршание. Кто-то уже начал похрапывать. Только в купе напротив, сидя на аккуратно застеленных вагонных полках, беседовали две пожилые женщины. Судя по голосам говорила одна из них, вторая вставляла в её монолог лишь междометия. Иногда произнеся твёрдое "да", словно подведя итог сказанному, рассказчица умолкала, а затем снова её тихий надтреснутый голос вплетался в перестук колёс. О чём повествовала старушка слышно не было. Долетали лишь обрывки фраз. По ним можно было догадаться-речь шла о давно минувших молодых летах.
Вот бы, вмешавшись в их диалог, рассказать свою историю-вдруг мелькнуло в мыслях… Ту, которая произошла в Москве… Это же "нечто"!… Поверили бы старушки в правдивость этого "нечто" или назвали "фантазёркой"… или того хуже "лгуньей", как уже было не однажды, когда она пыталась поделиться с кем-то пережитым?
Люди слушали её и не понимали. Не верили. Более того: иногда смотрели на неё, как на слегка свихнувшуюся…Немудрено. Ведь московские события полны мистики, к тому же, нереально четко следуют одно за другим, напоминая художественный фильм. Нет, лучше молчать. Ведь из-за мысленного приказания: "больше об этой истории ни слова" и место покупалось боковое. На "боковушках" соседей-чаще всего нет-дорожные беседы вести не с кем…И тем не менее, несмотря на принятые меры предосторожности, снова тянет поговорить… и не о чём-нибуть, а именно о тех удивительных событиях.
"Слово-серебро, а молчание-золото"-вспомнила она пословицу. Поднялась, отнесла пустой стакан в купе проводника, разложила полку, расстелила постель, но не легла-села, вытянула поверх одеяла ноги. В вагоне притушили свет и густая темень за окном посерела. Неизвестно откуда вынырнул молодой месяц и стал бежать рядом с поездом. Какое то время он он освещал верхушки деревьев, а потом исчез из вида. По откосам, по стволам деревьев заскользила тень от поезда. Бегущая тень напомнила о чем-то виденном совсем недавно…Сон! Во сне, прерванном проводником, виделось странное: поезд битком набитый людьми. Люди бесплотные, похожие на призраки. И в этом скопище людей-призраков она-живая и настоящая-искала кого-то, вглядываясь в мрачные, унылые лица… Кого искала она? Сына?…Или…Вспомнились небольшие карие глаза, а в них ласковый свет, мягкость, нежность.
В её душе трепыхнулось что-то тепло и сладко. Потом стало расти, шириться, захватывая дух, как в детстве на качелях…Что это?!
Неужели любовь к человеку с ласковыми карими глазами, сжавшись в тугой комочек, всё время жила внутри?! После всего что случилось с ней и сыном?! Нет! Так не бывает! Так быть не должно!
Пытаясь избавиться от нахлынувших чувств, вспомнила другое: высокую фигуру, гордый разворот широких плеч, ледяной взгляд всё тех же карих глаз.
Она снова удивилась, но уже тому как ярко врезались в память картинки жизни, хоть и впрямь сценарий пиши…
А хорошая получилась бы мелодрама! С мистическим уклоном. Такое сейчас в ходу…Впрочем, сценарий написать не получится-нужно знать технику написания. Что тогда?…Сочинение на заданную тему, как в школе?… Страниц наберётся немало…И какой статус присвоить этим страницам? Повесть?…Роман?…
Задумавшись, она пристально всматривалась в тёмный квадрат окна, будто там в черноте неба как на грифельной доске кто-то должен был написать ответ-подсказку.
Сказка-мелькнула мысль.
Именно так! Но она не для детей, для взрослых. Для тех взрослых из уставших душ которых суета, тревоги и волнения вытеснили веру в чудо, стремление любить.
Как пафосно! Таким напыщенным слогом она бы писать не стала. Сказка-простое повествование, без филосовских дебрей, без заумностей, без витиеватых фраз.
А что если случившееся, там в Москве, всего лишь игра её воображения?…Игра одного актёра…дурь…блажь…Из этого следует…Временное помешательство-вот что из этого следует!…Или попытка принять желаемое за действительное.
Она почувствовала как от таких мыслей накатывает на неё тяжёлая тоска и всё её прошлое, настоящее, сама жизнь-превращаются в бессмыслицу.
Не дай мне, Бог, сойти с ума, уж лучше посох и сума…Чьи это слова?…Да какая разница?! Важно то, что минутным сомнениям не сбить её с толку. Пусть другие называют её "фантазёркой" и даже "лгуньей" она сама уверена в том что произошедшее правда…Но для других пусть будет сказкой…
Многие сказки начинаются примерно так: "жили-были…"
Её сказка будет начинаться чуть-чуть иначе: "В одном маленьком южном городке жила-была девочка, которая мечтала о большой и чистой любви"…Красиво…Но не то. События стали походить на сказочные тогда, когда в сознании сорокалетней "девочки" привычное представление об окружающем сменилось на новое, необычное. И это было чудо. Чудо перерождения, чудо прикосновения к истинной любви.
Оторвав взгляд от темноты за окном, она заметила: неугомонные старушки посапывают, укрывшись одеялами, гастрономический аромат сменил запах тлеющих в титане углей, лампочка под потолком потускнела.
Подумалось, что всё таки стоит попробовать перенести события прошедшего года на бумагу. Это был бы рассказ о том как одной "девочке"-женщине пришла в голову блажь отправиться в поиск настоящей любви за "тридевять земель", проходя через "огонь, воду и медные трубы".
Она забралась под одеяло, закинула руки за голову и стала вспоминать причины её "блажи", вспоминать события с которых началась её сказка. В памяти, будто по заказу, стали мелькать картинки её жизни, как кадры настоящего художественного фильма.
Картинки семейной жизни. Стас.
* * *
То лето было жарким даже для юга. Особенно сильно затемпературило в августе.
Как хочется к морю!-томилась от безделья и духоты Алина, сидя у окна маленького магазинного отдела. Вот бы дождаться следующей-выходной-недели и махнуть на Азов. А там, добравшись до воды плавать, нырять и снова плавать. Как в детстве: до мелкой дрожи, до синих губ, до пупырушек на коже… Но лучше ничего не загадывать, не планировать, чтобы потом не разочаровываться. Её планы и мечты так редко сбываются. Зато дурные предчувствия частенько. Иногда с такой точностью, что закрадываются подозрения: уж не она ли сама притягивает их силой своей мысли. Алина взглядом окинула магазинный отдел, заметила: черные стрелки будильника, стоящего на полке, подбираются к цифре 12. Полдень. Всего лишь полдень. За окном сонное царство. Ни машин, ни людей. Никакого движения. Лишь над асфальтом колышется марево зноя. А дальше за дорогой незыблемо, как декорации, застыли одноэтажные дома. Возле них ни заборов, ни калиток. Только между двумя домами зависла арка. Арку поддерживают два столба, один из которых живописно оплетён вьющимся кустом. Среди потемневшей зелени виднеются красные цветы, похожие на маленькие граммофонные трубы. Старинные, но недавно отреставрированные дома так и просились на картину городского пейзажа. Алина могла бы нарисовать этот пейзаж с закрытыми глазами, ибо эти дома за два года созерцания были изучены ею до последней щербинки в стенах. Например, она знала, что на арке выбиты в камне цифры 1865. Они обозначают год постройки…Что удивительного?! Есть в центре города дома и постарше. Городу более двух тысяч лет.
…Распахнулась входная дверь. Мимо прилавка торопливо прошел мужчина. Открыв дверь универсама, он выпустил поток охлаждённого кондиционерами воздуха. Алина вздохнула: для крохотного помещения-три шага вдоль, один поперёк-кондиционер не предусмотрен да и сами покупатели станут задерживаться у её прилавка чуть позднее, ближе к пяти часам, тогда когда в роддоме и в инфекционной больнице начнутся приёмные часы. Именно в это время станут пользоваться спросом миниатюрные кипятильники, батарейки, таблетки от комаров и прочая хозяйственная мелочь. Так себе отдельчик…не очень доходный…и зарплата соответственно "так себе"…Но именно сегодня жаловаться на выручку не стоит. Едущие к морю отдыхающие посетили не только универсам, но и её отдел. Они купили десять пачек фотоплёнки, двадцать недешёвых батареек и такое количество противомоскитной спирали будто собирались окуривать ею весь Казантипский залив…
За окном, по тротуару шла пара. Мужчина и женщина держались как можно ближе к невысоким платанам. Под платанами на кубиках тротуарной плитки лежит-хоть слабая, но-всё таки-тень. Как же странно идут эти уже не очень молодые люди. Беседуя, улыбаясь, они на ходу покачивают сцепленными вместе руками, как детсадовские дети на прогулке. Сели на скамейку. Продолжая разговаривать, склонили головы друг к другу.
Вдруг сердце Алины тоскливо сжалось. А когда она и муж вот так-рука в руке-гуляли по улицам? Не вспомнить. Вероятно очень давно. Стас был скуп на ласку, прилюдно не нежничал и когда они выходили куда-нибуть отстранялся, держа дистанцию как чужой.
Наши отпуска никогда не совпадали-заворочалась в душе старая обида. Вспомнилось, что по туристической путёвке на Кавказ, в Прибалтику, в санаторий она ездила без него.
"Меня не кем заменить"-всякий раз звучали оправдания.
Только однажды, когда их дочери было восемь лет, а сыну-четыре, он принёс путёвку в пансионат. Живя в городе у двух морей они-семейно-конечно же ездили летом на пляжи, иногда даже с палаткой и ночёвкой, но пансионат случился впервые.
"-Давай я возьму путёвки и для Инны с Валерой,-тогда же предложил Стас.-Веселей будет".
"-Конечно бери. Конечно едем все вместе"-согласилась Алина, но хорошо помнила как тоненьким ноготочком царапнул душу незаданный вопрос: "А со мной и нашими детьми будет скучно?" Обида забылась как только они приехали на берег. Разъединённые замужеством, сёстры виделись не часто. В пансионате к ним будто вернулась юность.
Алина стала вспоминать почти забытые, но такие дорогие сердцу события. Вот идут они вдвоём по берегу. Их руки обнимают тонкие-не испорченные деторождением-талии друг друга. Головки-белокурая и светло-русая-склонились одна к другой. Сёстры беседуют, делятся секретами. Звучит обычное, женское: "Никому не говорила, а тебе скажу". Неожиданно обе замолкают увидев как с холма, по которому были разбросаны деревенские домики, спускаются "аборигены". "Аборигенов" два…иногда три. Их тела прокопчены солнцем, рельефно играют на смуглых телах мышцы. "Аборигены" красивы. Оба…или все трое. Спустившись на пляж, мужчины делают вид что им нет никакого дела до двух хорошеньких женщин. Они деловито высматривают что-то в морской дали, передавая друг другу бинокль…или сидят верхом на опрокинутой лодке что-то обсуждая. Сёстры тоже стараются не смотреть в их сторону-они замужние дамы, при них дети-но в воздухе начинает веять чем-то щекочаще-ласковым, будто кто-то водит лёгким пёрышком по истомлённой солнцем коже.
"-Мы будто героини сериала "Тропиканка"-шепчет Алина сестре."-Летисия нам в подмётки не годится"-отвечает та. Она смеётся. Молодые мужчины поворачиваются в их сторону. На смуглых лицах проявляются белозубые улыбки.
Иногда парни заходят в пансионат и тогда оттуда, от бильярдной, начинает доносится стук загоняемых в лузы шаров…
Всё было чудесным в то июньское лето. Наверное потому что вновь. Бескрайняя степь, которая начиналась прямо за забором пансионата, будоражила запахами цветущего чабреца и полыни. На лужайках, возле деревянных, свеже-покрашенных домиков, благоухали розы, а кусты маслин сыпали на узкие дорожки свои пахучие, мелкие, желтые цветы.
Этот, почти не тронутый толпами курортников, уголок азовского побережья стал настоящим открытием. И потом на протяжении семи лет он был для сестёр местом отдохновения от городской суеты и домашней рутины, своеобразным "местом силы". Именно там они заправлялись энергией на весь год, до следующего лета, пока не нагрянули "лихие девяностые" и рыболовецкий колхоз, в котором работал муж Алины, не продал пансионат за долги.
Вспомнилось как во второе лето они привезли с собой в пансионат нового члена семьи-шестимесячную собаку. "Боксёрша" со всем пылом юного существа полюбила море. К словам "кушать", "гулять", значение которых она отлично понимала и на которые реагировала подскоками, вилянием короткого хвоста или звонким лаем, теперь прибавилось слово "море". Услышав его и проделав всё то что выражало её собачий восторг, собака неслась к морю. За пристрастие к морским купаниям Инна назвала "боксёршу" "морской собакой". За собакой бежали дети: две девочки с длинными белокурыми волосами, разные по возрасту, но одинакового роста и маленький, и тоже светловолосый, Сашка.
Алина вспомнила как высоко задрав смешную морду собака кружила вокруг купающихся детей. Стоило кому-нибуть из них нырнуть и "боксёрша" начинала вертеться вокруг себя разыскивая пропажу. От суетливых движений её лап по воде кругами расходились волны. И как только на поверхности показывалась голова нырнувшего собака стремительно гребла к ней.
"-Пошла вон, Грета! Всю спину когтями исцарапала! – кричал кто-то из детей.
Алина бросалась в воду, вытаскивала собаку на берег, привязывала к металлическим качелям. Но та непрерывно лаяла, рвалась к морю, хрипела от передавливающего её горло ошейника. Её отпускали. Она неслась к морю, плюхалась в воду и-отфыркиваясь-гребла к детям. Очевидно она инстинктивно чувствовала опасность исходящую от моря и удивлялась собачьим умом беспечности людей так безрассудно доверивших своих детёнышей морю.
И всё бы было идеально, если бы… Без горячительных напитков мужчины свой отдых не представляли. Покладистый, не терпевший скандалов Стас-перебрав лишнего-засыпал где-нибуть на берегу под лодкой или в копне сена, а вот амбициозного, взрывного Валерия угомонить было сложно. Жариться на пляже он считал недостойным занятием для делового мужчины, поэтому внезапно и надолго исчезал. Алине с сестрой приходилось искать его либо в деревне, где у единственного магазинчика призывно стояли деревянные столики со скамейками, либо в соседнем поселке у стойки местного бара. Стас в процесс поисков не вмешивался, меланхолически заявляя: "Погуляет-вернётся".
Но труден был не сам поиск-чаще всего пропавший родственик быстро находился-труднее было попытаться уложить Валеру, здорово набравшегося, в постель. Он отчаянно сопротивлялся-его душа требовала продолжения праздника и его сильное, атлетически скроенное, тело легко вырывалось из цепких рук женщин. Обидевшись за учинённое над ним насилие, он усаживался на водительское сиденье своей "Волги" и отправлялся в автодрайвинг по степным ухабам и рытвинам, чудом не разбивая машины и чудом же возвращался целым и невредимым. Утром, а точнее-ближе к обеду, мучимый похмельем и запоздалым страхом от ночного путешествия по чёрной-ни одного огонька-степи, утыканной валунами, он наполнялся чувством вины, каялся…а к вечеру снова отправлялся на поиски приключений. Так продолжалось пока не заканчивались деньги. Тогда, попрощавшись с семьёй, Валера мчался в город, чтобы их заработать, рихтуя и починяя чужие машины.
Во второе лето, вывезя на берег жену, детей и собаку, Стас отдыхать с семьёй не стал. Ещё накануне отъезда зазвучало привычное: "Буду работать. Меня не кем заменить". Валера, следуя примеру родственника, в тот же день вместе с ним отправился назад, в город. Оба мужа стали бывать в пансионате наездами. Иногда приезжали вдвоём, иногда по одиночке. А потом случилось неожиданное. В тот день Валера приехал на берег один, без Стаса. Пообедав он не лёг отдыхать в домике как женщины и дети, а отправился в бильярдную, откуда уже битый час слышался треск гоняемых по столу бильярдных шаров. Близился вечер, когда Валера появился у домика… и не один, а с двумя мужчинами.
–Я проиграл им в бильярд бутылку коньяка,-весело объявил он застывшим в изумлении сёстрам. В мужчинах они сразу же узнали прошлогодних "аборигенов".
Знал бы Валера в тот момент какими душевными муками обернётся ему этот проигрыш и последовавшее за ним гостеприимство. Ибо с этого момента длинный деревянный стол под живым тентом из плюща едва вмещал местных рыбаков, желающих скоротать вечер в обществе двух хохотушек и щедрого на выпивку мужчины. У Алины было такое чувство, что за их столом побывало не только всё молодое, мужское население верхлежащей небольшой деревеньки, но и двух других прибрежных посёлков, расположенных в нескольких киллометрах друг от друга.
Смех. Шутки. Песни. И хотя рыбаки, уже почти незванные, с пустыми руками не приходили – на столе появлялись то жареные бычки, то камбала, а то и остоносый осётр-Валера день ото дня мрачнел и почти совсем перестал отлучаться в город. Ошибок признавать он не любил и поэтому всю вину за происходящее свалил на Алину: "Ты как сирена своими песнями всех рыбаков с берега сюда заманиваешь". Алина пожимала плечами. Страсть к пению проявилась в ней ещё в детстве. Сработали отцовские гены. Их отец пел в станичном хоре. Пела и Алина со сцены клуба, только в детском хоре. А ещё она любила танцевать и дополнительно ходила в балетную студию. Но все эти наклонности не вылились во что-то более серьёзное. Ей было одиннадцать лет, когда родители разошлись и разъехались. Отец остался на Кубани, а мать с ней и сестрёнкой перебралась в город, поближе к своим сёстрам. Мама много работала, чтобы обеспечить двоих детей, поэтому водить дочерей по кружкам и студиям ей попросту было некогда.
А там, на азовском берегу, Алина вдруг дала волю своему не реализованному таланту. Где же ещё петь как не на свежем воздухе, в окружении малознакомых мужчин, смотревших на неё восхищёнными глазами. Для её романсов вскоре нашёлся подпевальщик. Голубоглазый брюнет Гешка-так уменьшительно-ласкательно называли его друзья-не только подпевал Алине чуть хрипловатым баритоном, но умело смешил присутствующих и сам заразительно смеялся. И что особенно нравилось Алине подшучивал он не только над другими, но и над собой…
Ей вдруг почудилось, что в воздухе одуряюще-сладко запахло цветущими маслинами. Запах нечаянной любви.
Боже мой! Какая явная чепуха лезет в голову! Ей, перешагнувшей сорокалетний рубеж, матери двоих взрослых детей. Но воспоминания взбудоражили, взволновали, опьянили как вино. И как молодое вино только-только встряхни и оно начнёт шипеть, пениться и переливаться через край-так и память: зацепись за один сюжет и из её глубин вынесет на поверхность сознания почти забытые ощущения, запахи, звуки. Шелест листьев в ночной тишине, аромат цветущих роз, песню жаворонка на рассвете.
Именно на рассвете рыбаки выходили в море к своим сетям. Небо над холмом серело и в деревенских сараях начинали петь петухи. Один за другим. Треск моторных лодок окончательно распугивал тишину раннего утра. Эхо путало звуки и начинало казаться, что петухи поют в море, а в деревню въехали байкеры…
Алина была влюбчивой. Знала водится за ней такой грешок. Влюблялась почти платонически и надолго. Платонически, потому что важным моментом каждой влюблённости была не жажда физического обладания предметом любовных воздыханий, а предвкушения, мечтания. Не сами встречи-скорее: ожидание встреч. Какие красивые картинки рисовала она в своём уме перед тем как уснуть. В них были и лёгкие прикосновения, и нежные поцелуи, и ласковые словечки. А напоследок сцена достойная кадров индийского фильма: он и она бегут навстречу друг другу по берегу моря. И самое последнее, самое волнующее: взаимное "я тебя люблю ".
Как то раз она попыталась объяснить себе причину таких мечтаний. Ведь зачастую мечталось и тогда, когда рядом сонно сопел муж. Решила: так происходит потому что у неё со Стасом не было красивой предсвадебной прилюдии. Несколько встреч на дискотечной площадке, поход в кино, проводы на вокзал-Стас учился в херсонской мореходке-и, возможно, у их короткой летней интрижки не было продолжения, если бы вскоре не выяснилось: Алина беременна. Зимой сыграли свадьбу, а летом начались семейные будни: пелёнки, распашонки, стирки, уборки. Со временем Алина убедила себя в том, что грешно при живом муже вести себя как юная нимфетка и пялиться на чужих мужчин.
"Запретила?!"…А взгляд возьмёт и остановится на чьих-то широких плечах или крепких руках.
А у Стаса-и по молодости не очень страстного-всё чаще стали возникать проблемы с мужской силой. Стоит приласкаться к нему как слышишь: "жарко"," душно" или это странное "успеем ещё". А потом сам удивляется тому что Алина раздражительна, тому что жалуется на почти постоянные недомогания. Как можно не хотеть ласки, когда в самом летнем воздухе кажется разлита томная знойная нега?!…Скорее бы постареть. Тогда перестанут буйствовать гормоны, взгляд не будет блудить, не будут беспокоить по ночам бесстыдные сны…тело станет высыхать, побелеют яркие волосы, кожа сморщится…Ужас!
Она потянулась к пластиковой бутылке с водой. В ней, наполовину завёрнутой в газету, ещё плавали тоненькие льдинки. Морщиться и высыхать не хотелось. Сделав несколько мелких глотков, глянула в зеркало. Явных признаков старения на её лице ещё нет. Моложавость-их семейная черта. Ни Алине, ни её сестре, ни их матери никто настоящих лет не давал. Алину часто называли красивой, но она себя таковой не считала. Узкое, глазастое, скуластое личико, отраженное зеркалом, можно было бы назвать симпатичным, милым, хорошеньким, но красивым вряд ли. Вот сестра та была настоящей красавицей. И там, в пансионате, когда Инна-как Афродита-выходила из пены морской можно думать ни у одного мужчины на пляже перехватывало дух. По наследству от матери им обеим достались изящные фигурки, напоминающие песочные часы. На этом сходство сестёр заканчивалось. Инна носила длинные волосы-Алина любила стрижки. Инна обладала чистой матовой кожей-Алина была усыпана веснушками. Разными был и разрез глаз, и форма носа, и очертания губ, и полнота лиц.
Алина вздохнула, пригладила расчёской волосы. Подумала, что у её волос есть одно не совсем обычное свойство: до какой бы степени осветления ей не приходилось доводить их красящими шампунями, через неделю после процедуры волосы темнели, приобретая свой первоначальный цвет, свойственный им с детства-золотисто-рыжеватый. Тоже упрямство проявляли и веснушки. Только сотрёшь их кремами и примочками как они снова тут как тут. А уж летом светло-коричневые пятнышки щедро осыпали не только лицо, но и руки, и даже коленки.
Ну и пусть будут эти несносные веснушки! Ведь Стас любит её такой какая она есть.
Вдруг вспомнилось как горделиво обнимал муж её плечи в пансионате в тот момент когда за столом сидели гости. Ведь было же! Не всегда он отстранялся на людях!
И тут же подумалось, что ещё тогда эти объятия казались ей хозяйскими, демонстрационными что ли.
Алина удивилась тому куда занесли её мысли. Наверное прошлое вспоминается так щемяще-тоскливо, потому-что впереди интересного мало. Ну вот разве: отдать дочь замуж. У неё на втором курсе института появился парень. Вместе учатся, вместе подрабатывают по вечерам в архитектурной фирме. Пять лет-это хороший срок для проверки отношений. Сыну пока девятнадцать. О женитьбе даже думать рано. Тем более характер у сына не самостоятельный. Любит погулять с друзьями, покуролесить. В основном: на папины и мамины деньги. Женитьбы, а тем более внуков от него не скоро дождёшься.
Алина представила себя в роли бабушки: очки на носу, юбка до пят, цветастый передник. Картинка была смешной и неправдоподобной…
Лицо, мелькнувшее за окном, показалось странно знакомым.
–Надо же, замечталась и мужа родного не узнала,-продолжала улыбаться Алина.
Муж на улыбку не ответил. На его чисто выбритом лице застыла маска озабоченности.
–Случилось что-нибуть?-тревожно спросила Алина.
–Щиток сгорел на пароходе. Электрику нужно помочь. Домой не приду сегодня.
–Ты же вчера был на вахте,-зазвеневшим от обиды голосом сказала Алина.-Такое впечатление, что кроме тебя на судне работать некому.
–Я механик. Это моя обязанность,-отрезал Стас.
–Ты Сашу видел?!-резко спросила она.-Ты домой заезжал?! Он опять поздно пришёл вчера. Рубашка порвана, губа разбита, под глазом фингал. Сын растёт как трын-трава, а ты моторы чинишь… И Женя в Одессу уехала одна. На вокзал некому было девчёнку проводить....
По мере того как Алина говорила глаза мужа светлели, взгляд становился мягче.
–Не сердись, Рыжик,-миролюбиво произнёс он.-Я заеду домой, поговорю с сыном.
–Хорошо, что у Саши сегодня выходной,-оттаяв от ласковой интонации буркнула она и улыбнулась.-Может посидишь со мной?
–Да ну, скучно у тебя,-поморщился он и торопливо добавил-Времени нет.
Алина смотрела в окно на уходящего мужа. Тот стремительной походкой перешёл дорогу, пересёк аллею. Его, обтянутые джинсами ноги, пружинили в шаге как у мальчишки. Вот он поднял руку, тормозя маршрутную "газель", и молодцевато подбежал к остановившемуся автомобилю.
Странный всё же. Сам не свой. Домой приходит весёлый и абсолютно трезвый. Это удивляет. Выпить муж любит. И только под хмельком становиться весёлым, разговорчивым, жизнерадостным.
В трезвом виде на него находит меланхолия-иной раз слова не добьёшься. Он часами может пролёживать на диване, уставясь в телевизор или усаживается с кросвордом у окна кухни.
Алина подумала, что почти перестала броться с пристрастием Стаса к алкоголю. Длительные показные молчания или наоборот шумные взбучки результата не приносили.
"-Пил, пью и буду пить"-звучало в ответ на её попытки образумить мужа -"-Тебе меня не переделать."
Смирилась. Но сын! С шестнадцати лет от случая к случаю он стал приходить домой навеселе и с его пьяными загулами она не смирится никогда! Она будет бороться за своего мальчика до конца!
Но будто в насмешку за её старания, сын год от года становится не лучше, а хуже. Всё, что не нравилось, раздражало в муже в сыне стало проявляться с удвоенной силой. На Стаса алкоголь действовал возбуждающе только короткое время, потом он засыпал на диване свернувшись в клубочек-сына тянуло на "подвиги" и его можно было не дождаться до утра. Если муж мог позаимствовать из кошелька жены мелочь на опохмел, то сын брал тайком копюры покрупнее. Если Стас после обильных возлияний с трудом, но поднимался на работу-Сашу разбудить было невозможно. Если муж в раговорах привирал-сын врал виртуозно. И когда вдруг обнаруживалось, что рассказанная сыном история-красочно в мелких подробностях-была всего лишь выдумкой Алина впадала в состояние шока. Она ненавидела ложь и в такие минуты начинало казаться, что даже сами стены квартиры давят на неё как плиты могильного склепа. Рассердившись, она обещала себе, что больше никогда не поверит в рассказы своих мужчин как бы убедительно они не звучали. Обещала себе, что больше никогда не улыбнётся на полудетское: "Мы больше не будем". Но потом приходило время трезвого образа жизни её мужчин, которые старательно реабилитировались хватаясь за пылесос или зависая у кухонной плиты. Алина расслаблялась, наслаждаясь тихой семейной жизнью…Недолго: неделю, от силы две… а потом снова муж или сын преподносили ей очередной "сюрприз".
На днях она призналась себе в том, что силы ломающие мужа и сына подбираются и к ней, превращая её из любительницы выпить в честь праздника или какого-либо события в человека пьющего в одиночку. Всякий раз утешала себя, хватаясь за рюмку: это чтобы уснуть-валерианка не действует-утром на работу, а сына всё нет. Иногда, здорово набравшись под выходной, она оправдывалась перед самой собой тем, что пыталась заглушить боль от обиды за наглое враньё сына или мужа которое вдруг вскрылось. Ведь это так обидно когда родные люди лгут тебе…
Не так уж часто это происходит-отмахнулась она от навязчивых мыслей.
Но происходит-продолжал утверждать упрямый внутренний голос. А иногда, в выходную неделю, хмельной градус держится не один день. И такие затяжные злоупотребления алкоголем называются запоем…
–У вас лампочки на шестьдесят ватт есть?-оторвала Алину от неприятных мыслей старушка в панамке.
–Конечно есть,-рванулась к ней Алина. Думать о своей тяге к алкоголю совсем не хотелось.
–Две штуки давайте,-попросила старушка.
Вслед за старушкой к прилавку подошёл запыхавшийся мужчина. От его пыхтенья в маленьком магазином закаулке здорово запахло перегаром. Но мужчина хотя и был сильно помят вид имел представительный, не затрапезный.