Агния Лебедева
Дорога домой

Счастливый отец-догадалась Алина,-Он, без сомнений, накануне праздновал рождение сына или дочки.

И не ошиблась: мужчина попросил пару лампочек, почему-то входящих в спец набор для рожениц, таблетки от комаров и миниатюрный кипятильник-в роддоме случались перебои с горячей водой.

Алина попыталась всучить, ещё не прешедшему в себя от счастья, мужчине дорогостоящий альбом под названием: "Наш малыш", но тот раскошелился только на рамочку для фотографий. Ставя обратно на полку альбом, Алина думала о том, что не стоит заниматься самокопанием и зацикливать внимание на своих мелких грешках. Так можно усугубить и без того испорченное сперва сыном, а затем мужем настроение. Начнёшь чувствовать себя виноватой и сразу же захочется избавиться от этого неприятного ощущения посредством алкоголя. А стоит начать, да под выходной…Нельзя уподобляться мужчинам. Нужно держаться: ради семьи, ради детей, ради их счастливого будущего.

Сын сегодня с разбитой губой наверняка никуда не пойдёт, они вдвоём посмотрят какой-нибуть фильм, а потом она спокойно выспится никого не дожидаясь.

Алина глянула в окно-счастливой парочки на скамейки уже не было.

* * *

Муж пришёл домой через два дня. Она, разомлевшая от солнца, возвращалась с пляжа и уже подходила к своему дому, когда увидела как он спешит к ней навстречу .

–Возни с этим щитком, еле починили,-счастливо улыбался Стас.-Я тебе рыбки солёненькой несу.

Он приоткрыл пакет. В нём, свернувшись кольцами, лежали серебристые сарганы.

–Пивка бы к ним холодненького,-просительно сощурился Стас и расценив молчание Алины как согласие, уточнил.-Так я побегу?

Алина вынула из пляжной сумки кошелёк.

–Хватит?-спросила подавая пятигривенную купюру.

–У меня ещё мелочь осталась,-на ходу крикнул Стас.

Алина оглядела двор в поисках пустующей скамейки. Тщетно. Ни одной. Лето заканчивалось, а баловать прохладой август не спешит. Именно поэтому из духоты квартир на дворовые лавочки вынесло столько народа. Тут и отдыхающие пенсионеры и мамочки, присматривающие за своими детьми. Малыши, те что постарше-гоняют на трёхколёсных велосипедах, мелюзга ковыряет лопатками песочную кучу. Ещё вчера её не было. Привезли. Вот радость то детворе! Из-за кустов акаций, где стол со скамейками и где можно было бы посидеть с бутылочкой холодного пива, слышаться глухие щелчки. И там занято! Мужчины режутся в домино. Остаётся только одно место для отдыха-школьный стадион.

Она посмотрела на свои окна в предположении. Так и есть-в одном из них торчит морда "боксёрши". Собака ждёт. Сын снова не соизволил её выгулять.

…На стадионе разгорячённые мальчишки играли в футбол.

–Держи!-крикнул Стас, пиная подкатившийся к его ногам мяч. Мяч взлетел высоко в воздух и приземлился в гуще подростков. Алина и Стас сели на низкое бетонное ограждение. Тусклое солнце уже пряталось за холм, который был виден между домами. Его лучи окрасили лёгкие перистые облака в блекло-розовый цвет. Пронзительно кричали в воздухе стрижи, гоняясь за мошками. "Грету" освободили от поводка и она побрела по стадиону, на ходу обнюхивая чахлые кустики травы.

–Закат красный, завтра ветер будет,-сказал Стас.-Колко сидеть? Может подстилку принести?

–Не нужно,-ответила Алина, и тут же подумала: заботливый. Пивко, рыбка, подстилка. Будто реабилитируется, будто не на работе был, а гулял где-то два дня…Нет. Не похоже. Внешний вид не загульный- свеженький и перегаром не пахнет.

Алина достала из пакета длинную рыбину и стала сворачивать ей голову.

–Дай сюда,-протянул руку Стас.-Жена рыбака, а рыбу чистить так и не научилась.

Он легко рванул рыбью головку и вместе с внутренностями выбросил её в траву. Потом, как фольгу с конфетки снял с рыбины серебристую шкурку. Так же легко-дверным ключом-откупорил пивную бутылку.

Умелец-с досадой подумала о муже Алина. Кухонный кран потёк. Уже неделю прошу починить, а ему всё некогда.

В душе затрепыхалась обида. И не из-за слов мужа, в сущности справедливых, а из-за тона каким были сказаны эти слова. В них сквозило едва скрытое раздражение.

–Родственник твой идёт,-кивнул в сторону дорожки Стас, добавил.-Сына нашего начальник.

Родственников у Алины было много. Мама, её три сестры и их единственный брат, осиротевшие ещё будучи детьми, повзрослев отправились из суровой Сибири туда где потеплее: сперва в Ташкент, а затем в Крым. Уже здесь обзавелись многочисленным потомством. Родственники дружили. В "застойные" времена часто собирались семьями на маёвки, дни рождения. Кумились, по-тихому крестя племянников и племянниц, потом ходили к друг дружке с кутьёй на рождество. Позже стали накрывать столы, провожая парней в армию-двоюродных братьв у Алины было восемь. А какие свадьбы играли! Шумные, весёлые, затяжные. В "голодные девяностые" традиции старшего поколения были забыты-"не до жиру" было тогда, "быть бы живу". Потом "страшненькое" время миновало, но обильные застолья с роднёй не возобновились-видно крепко врезалась в память родни нестабильность в средствах и уже дети детей друг о друге знали только по наслышке. Вася был мужем одной из двоюродных сестёр, которых в отличии от братьев было всего две. Вася не так давно предложил Саше работу. Тот согласился. Алина обрадовалась. Она порядком устала от клянчущего деньги сына.

–Привет, -кивнула Алина, подошедшему к ним родственику и, с замершим на минуту сердцем, спросила.– Как Саша?

–Ничего, справляется,-Вася замялся, попросил у Стаса сигарету. Закурив, сказал:-Вы предупредите его от моего имени, чтобы друзей на шиномонтажку не приводил, когда в ночь идёт. Пропадёт что-нибуть-сам будет отвечать.

–Обязательно передам,-обрадованно кивнула головой Алина. В глубине души она ожидала более веских нареканий на сына ибо ни в школе, ни в мореходном училище он особым прилежанием и трудолюбием не отличался.

К Васиным ногам подбежала собака и закружила вокруг них обнюхивая брюки. Но, заметив в руках своего хозяина рыбину, метнулась к нему.

–Проси!-скомандовал Стас.

"Грета" требовательно залаяла. Но Стас поднёс к её носу не рыбу, а стаканчик с пивом, спросил:

–Пиво будешь?

Алина поняла: муж хочет позабавить Васю нехитрым фокусом. От запаха алкоголя собака громко чихает и даже рычит. Так и вышло. Грета оскалив зубы, зарычала. Затем принялась чихать.

–Что с ней?-спросил Вася, отойдя от чихающей собаки на приличное расстояние.

Алина пояснила:

–Щенком чумкой болела, а я ей вместо лекарства в пасть водки налила. Люди посоветовали. С тех пор она и фыркает на алкоголь.

–Микстура не понравилась?-улыбнулся Вася.-Сколько ей лет? Она же у вас давно.

–Тринадцать, старая,-сказал Стас и бросил собаке рыбий хребет. Та поймала его на лету. Стас улыбнулся.– А ест как молодая.

–Какие в этом году прогнозы по хамсе?-поменял Вася тему разговора с "собачьей" на "рыбью."-Ловиться будет?

–Куда она денется?!-ответил Стас.-Успеть бы судно отремонтировать до путины.

Он заговорил о двигателях, точнее: о деталях к ним, которых не хватает. Вася, только недавно оставивший свою работу на рыболовецких судах океанского плавания, заинтересованно слушал. Алина же мужчин слушать перестала-думала о своём. О том, что яркая внешность Васи за те год-два в которые они не виделись претерпела значительные изменения: на макушке светится розовая лысинка, под глазами набрякли мешочки отвисшей кожи.

Как быстротечно время!-удивилась в уме Алина.

Вася попрощался, ушёл. Алина глянула на мужа и будто впервые заметила глубокие "гусинные лапки" морщин у глаз, побелевшие виски, поредевшую макушку.

–Дети выросли, скоро останемся одни,-зачем-то сказала она.

–Нарожают тебе внуков, будешь няньчится,-отозвался Стас. Выбросил докуренную до фильтра сигарету.-От пива есть захотелось. Что у нас сегодня на ужин?

Странно, что он заговорил о внуках-подумала Алина. Разговоров о грядущей старости муж избегал. Алина подозревала, что они ему очень не нравились. А в её сознании снова мелькнула длинная юбка с цветастым передником. Но неправдоподобной, как два дня назад, эта картинка уже не казалась.

–Окрошка,-запоздало ответила Алина на вопрос мужа.

После ужина Стас починил кран. Алина вымыла посуду. Потом долго стояла под тёплым душем, счищая с тела припаявшийся к нему песок и прилипшие ниточки водорослей.

Войдя в комнату, обнаружила, что муж спит. Она выключила телевизор, вздохнула разочарованно: снова не дождался. Но тут же добавила в мыслях: работает много, устаёт.

Вышла на балкон. Отсюда было слышно как поют под гитару собравшиеся во дворе ребята.

"Я свободен словно птица в небесах. Я свободен, я забыл, что значит страх"-тянул её сын. Звуки голоса, отражённые от стен домов, неслись высоко в небо. Алина снова вздохнула от мысли, что завтра пожилые соседки спросят: "Когда закончится это безобразие?" Попросить их подождать пока сын остепенится? Должно же это когда-нибуть произойти. Не вечно же будет жить в нём подростковый, бунтарский, эгоистичный дух.

Скверная у неё всё таки выработалась привычка-портить сегодняшний день мыслями о том что неприятного может случится завтра. Выходит, что она почти никогда не расслабляется. Даже тогда, когда всё хорошо-живёт в страхе, в беспокойстве.

Конечно же так нельзя. Это портит нервную систему. А отсюда и недомогания, и болезни. Но как совладать со своими страхами?

Небольшой диск луны спрятался за облаком и от этого голубые искры звёзд будто стали ближе. Кажется: протяни руку и дотронешься до звёзд.

Почему становится грустно, когда смотришь в небо? Почему оно так притягивает взгляд? Потому что там Бог?

–Господи, что неправильно? Что я делаю не так?-шопотом спросила Алина.-Почему муж и сын такие?

Замер, затих последний звук песни.

–Саша, тебе завтра на работу,-негромко крикнула она.

–Иду, мам,-отозвался сын.

Ну какие "не такие"?-облегчённо вздохнула Алина, почувствовав как от Сашиного отклика ушла из души тревога. Обычные. Почти в каждой семье есть "такие". А вот "сюрпризов" похоже сегодня не будет. И нечего печалится о завтрашнем дне. Где-то читала: "день завтрашний будет беспокоиться о себе сам".

…Ночью она резко проснулась, как от толчка. Повернулась к мужу. Лунный свет слабо освещал его взъерошенный затылок.

Ну и сон!-думала она-Примерещится же… А что если сон правдив?!… Нет! Стас не такой! Да, он выпивоха, гуляка, но женщина…Нет! Он любит её, Алину.

Она долго вертелась с боку на бок, пытаясь уснуть. Забылась сном только под утро. Какая-то птица за балконной дверью уже начала издавать первые предрассветные трели.

Проснувшись, Алина сразу же вспомнила и первый сон, и второй. В последнем она пела песню. Её голос был звонким и чистым. Легко она брала самые высокие ноты, которые вряд ли бы ей удалось вытянуть наяву. Песня была о любви, но вспомнить хотя бы одну строчку или одно слово Алина не смогла.

Это пела моя душа-почему-то подумала она, повернулась к мужу и медленно, протяжно произнесла:

–Странный… мне… приснился… сон.

Муж лежал на спине, глядя в потолок. Алина скороговоркой выпалила:

–О том, что у тебя есть любовница.

Быстро глянув на неё, он сбросил с тела махровую простыню и выскочил из постели.

–Не люблю я твои дурацкие сны,-донеслось до неё из коридора.

А сон и в самом деле дурацкий-зевнула Алина. Не стоит заморачиваться. День сегодня суетливый. Стирка, уборка, а вечером у свекрови юбилей. Алина медленно поднялась-испорченный остеохондрозом позвоночник болезненно реагировал на резкие движения. В ваной шумела вода. Муж предпочитал утренние водные процедуры вечерним. В комнате сына тихо.

–Петушок пропел давно. Вставай,-сказала Алина.

–Угу,-сонно пробормотал сын, натягивая на голову простыню.

–Молодёжь…Вечером не уложишь, утром не добудешься…Поднимайся.

–Оставь меня, мама…Пять минут…Я сам…-ворчал из под простыни сын.

Пять минут растянулись в пятнадцать. Потом он метался по комнатам в поисках чистых носков. Муж, стоя у окна кухни с чашкой кофе в руках, флегматично наблюдал за его перемещениями.

Алина, нарезала хлеб, колбасу, лепила бутерброды, думала: скоро ли уйдут? Так можно не управиться с уборкой.

Наконец дверь за мужчинами закрылась. В комнате сына "мамай прошёл". Под диваном-так и есть-склад грязных носков. Алина выудила их оттуда, замочила в тазике.

Носки светлых оттенков, в тон белых кроссовок и их придется тереть руками-вздохнула она. Три года назад сломалась стиральная машина, а новую купить пока не хватает средств. Хорошо, что на антресолях обнаружилась ребристая стиральная доска-квартира когда-то принадлежала бабушке Стаса-с ней стирать бельё легче.

Вернувшись на кухню она обнаружила: сын забыл свёрток с едой. А может быть сделал это нарочно, знал: если мать не на работе-может что-нибуть повкуснее бутербродов принести. Вот теперь точно с уборкой и стиркой не успеть.

Но как оказалось волновалась зря. На часах ещё нет четырёх, а она уже больше получаса лежит на диване. Самое сложное не поход к сыну на шиномонтажку и даже не стирка. Из-за больной спины мытьё полов превращалось в пытку. Швабру Алина не признавала. Так что, мыть пол приходилось ползая на четвереньках. Даже сейчас, лёжа на диване, она ощущала ноющую боль в пояснице… Ничего страшного-вечер это не испортит-скоро боль утихнет, пройдёт.

Лёгкий ветерок колыхнул белый тюль. Утяжелённый по низу вычурным шитьём, он надулся как парус и опал.

Алина скользнула взглядом по блестящему полу, по вычищенному ковру, по зеркальной полировке журнального столика. До чего же хорошо когда в комнате чисто! Склонность к чистоте и порядку Алина унаследовала не от матери-та уборками не сильно заморачивалась-от тётки, сестре отца, которая жила в кубанской станице. У той всегда был идеальный порядок и в доме, и во дворе, и даже в огороде. Это она учила Алину: "шваброй моют пол только лентяйки". Такими чистюлями бывают-чаще всего-медики. Тётка и была медсестрой. И в том, что Алина после школы выбрала медицину тоже есть тёткина заслуга. Алине с детства помнилась почти стерильная чистота тёткиных комнат, белоснежные, хрустящие от крахмала простыни, приятный запах лекарств, который приносила с работы тётушка на своей одежде. Но медсестрой Алина проработала всего шестнадцать лет. В "лихих девяностых" пришлось расстаться с белым халатиком и заняться торговлей. Впрочем, в те годы не "челночил" только очень ленивый.

И даже теперь, когда Алина перестала торговать на рынке из-за проблем со спиной и устроилась туда где потеплее, и где не нужно таскать тяжеленные сумки, привычка рационально использовать время осталась с тех времён, когда она поначалу пыталась совмещать приём в поликлинике на пол ставки, и прилавок на рынке. Бросать любимую работу насовсем не хотелось, но в девяностых зарплату бюджетникам и на многих государственных предприятиях выдавать перестали. Тётки-мамины сестры-уступили ей часть прилавка на рынке "становись торгуй", они же заняли денег "на раскрутку" и они же продавали её товар пока Алина сидела на приёме в поликлинике. Но несмотря на помощь сердобольных тётушек после трёх месяцев работы наизнос пришлось выбирать: либо рынок, либо медицина. Алина выбор сделала. И не в пользу нищей на тот момент медицины. Хотя, если говорить откровенно, до сих пор сердце щемит, когда приходится бывать в родной поликлинике. Но вернуться назад почти невозможно-придётся восстанавливать диплом-слишком много времени прошло. Да и место медсестры найти не просто. Каждый год городское училище выпускает новых сестёр милосердия…Впрочем, не стоит об этом печалиться-ибо именно рынок спас семью от нищеты и даже от голода.

Привычка намечать план действий и последовательно выполнять его, приобретённая в "лихих девяностых", помогла и сейчас. Успела всё: и убрала, и постирала, и приготовила, и к сыну сходила с горяченьким рагу в кастрюльке. А ещё купила не только цветы и подарок к дню рождения свекрови, но и новую кофточку для себя. Теперь обновка распласталась по спинке кресла, обнимая его бока широкими, цыганистыми рукавами.

И всё таки, несмотря на то что всё удавалось без надрыва, без суеты, в животе Алины, где-то под ложечкой, время от времени начинал шевелиться червячок тревоги. Что это? Предчувствие очередного "сюрприза", который ей могут преподнести её мужчины? Или дело в чём-то другом?

Возившийся с колесом чужой машины сын тревоги не вызвал-скорее наоборот: Алина загордилась им. Он показался ей таким взрослым, самостоятельным, серьёзным.

Муж семейные праздники редко пропускал, тем более что сейчас не путина. Придёт обязательно. По праздникам у него моторы почему-то не ломались.

От резкого телефонного звонка Алина вздрогнула. Женский голос попросил к телефону Стаса. Услышав что его нет дома, голос разразился ругательствами:

–Где эта сволочь?! Передай ему, что он козёл!

Алина села, тупо глядя на издающие прерывистые сигналы трубку.

–Что это было?!-спросила она кого-то. И тут же нашла ответ-сон в руку.

Это неправда!-засопротивлялась она-Этого не может быть!

Но внутри себя уже поняла: может! Это единственное объяснение странному поведению мужа: его длительных отлучек из дома и того как он тщательно избегал близости с ней. Всё сходится-комар носа не подточит. И всё таки: не может быть!

Алина представила как долго придётся ждать объяснений- ведь праздник не испортишь-терпеливо пережидая смену блюд: сперва закуски, потом горячее, затем неизменный в августе арбуз и в заключение кофе с пирогом. Свекровь отменная кулинарка: и покушать любит, и угощать умеет. А ей, Алине, наверняка кусок в горло не полезет… или она напьётся вдрызг, впервые удивив этим свёкра и свекровь.

Алина посмотрела на пёструю кофточку, на картину, стоящую в углу. Решила: никуда она сегодня не пойдёт! Пусть Стас сам объясняет своим родителям причину её отсутствия.

Запел дверной звонок.

Стас!-рванулась к двери Алина.

Глаза сына сияли.

–Я тебе деньги принёс. Сегодня клиентов было много.

–Я рада.

–Судя по твоему виду…-обиженно начал сын.

–Нет, я правда рада,-встрепенулась она.-Позвонил кто-то отцу…Возможно, розыгрыш.

Алина передала сыну разговор с невидимой собеседницей. Снова звонил телефон.

–Ну где вы там?! Мать уже картошку горячую несёт,-зазвучал в трубке уже слегка захмелевший голос мужа.

–Звонила твоя любовница,-сказала Алина.-Передавала привет.

–Я сейчас приеду,-ответил Стас мгновенно протрезвевшим голосом.

–Да уж, будь добр объясниться.

Алина положила трубку. Сын обувался.

–Ты куда?-спросила она.

–Подожду его на улице,-буркнул он.

Алина ждала, что муж приедет и всё объяснит и телефонный звонок окажется чьей-то злой шуткой, но назойливо громко клацали настенные часы отсчитывая минуты…часы, а мужа всё не было. Близилась полночь. Алина поняла, что сегодня она не дождётся ни мужа, ни сына. А сон, приснившийся ночью, превратится в жестокую реальность.

* * *

Она проснулась от дикой боли в голове. Боль перемещалась, будто там под черепом ползал огромный червяк. В груди тоскливо ныло и ухало, словно Алина взлетала ввысь на огромных качелях. Нужно вернуть потерянный во сне градус и всё наладится-подумала она, поднялась с дивана, побрела на кухню, просунула руку за газовую плиту, вытащила початую бутылку водки.

Какой сегодня день?-задумалась она, -Не пора ли мне на работу?

Но не число, ни день недели не вспоминались. Она налила водку в рюмку, выпила, достала из банки солёный огурчик, похрустела.

–Разве это важно теперь?-вопросом на свой вопрос ответила Алина.

Лежащая на коврике собака, подняла голову. Взгляд тёмно-коричневых глаз животного был по-человечьи печален. Алине почудилось, что собака укоряет её за что-то.

–Не смей на меня так смотреть!-взорвалась она.-Да я пью! Уже два…три дня…или четыре…

Она стала загибать пальцы. Потом поняла: сбилась, не сосчитать.

–Нас бросили, понимаешь?! И даже не объяснили за что.

"Боксёрша" вздохнула, положила морду на лапы.

–Кушать хочешь?-виновато спросила Алина.

Собака поднялась. Из стороны в сторону заходил её куцый хвост.

Алина открыла створки навесного шкафа. Ячневой крупы нет. Вот и хорошо! Не нужно будет возиться с кашей. Она распахнула дверцу холодильника. В нём было непривычно пусто. На решетчатой полке лежал засохший кусок сыра. А вот в коробочке на дверце обнаружились яйца.

–Сейчас получишь гоголь-моголь,– подмигнула собаке Алина.

Накормив животное, она снова налила водку в рюмку. Выпила.

Как воду-подумала она, не ощутив обжигающего вкуса жидкости. После третьей рюмки снова захотелось спать.

–Жаль , что ты не пьёшь,-сказала Алина собаке.-Мы могли бы…

Что бы они могли бы сделать будь собака пьющей не додумывать, не договаривать Алина не стала. Пошла по коридору, цепляя стены плечами. В комнате рухнула на диван.

Было жарко, душно, хотелось пить. Солнце жгло плечо. Перевернуться бы на бок, да нет сил шевелиться. Лень. Истома. Алина открыла глаза. Рядом сидела мама… Откуда она здесь?!

В дверном проёме застыла фигура сына.

Ну да, он же просил отпустить его к бабушке вчера…или позавчера…Но зачем он привёл её сюда?!

Она села. Комната закачалась, поплыла, к горлу подкатила тошнота.

–Что же ты делаешь, доченька?!-покачала головой мама.

–Мне нужно водки. Мне плохо,– сказала Алина.

–Не пей больше, мама. Не надо,-попросил сын.

В его глазах застыло какое-то новое для неё выражение: не то боли, не то страха и Алине стало стыдно за себя. Лелея свою обиду, она даже не предполагала, что делает больно сыну.

–Набери мне воды в ванну,-попросила она.

Сын с готовностью рванулся в коридор.

Алина поднялась. В ванной протёрла рукой запотевшее зеркало. Оттуда глянуло на неё чужое лицо. Неузнаваемым его делали опухшие веки, превратившие глаза в узкие щёлочки и нос, который расплылся, вздёрнулся.

Алина в омерзении передёрнула плечами. Это не лицо- свиное рыло.

Потом она долго лежала в тёплой воде. Выбравшись из ванны закуталась в махровый халат. Согревшееся тело горело, но полегчало только немного. В воспалённом мозгу, отравленном алкогольным ядом, что-то звенело и стрекотало, как кузнечики в траве. Сознание тоже было мутным и воспринимало окружающее как сквозь призму: размыто, расплывчато. Вот куда-то собрался сын. Наверное, в ночь. Или к друзьям? Поднялась из кресла мать.

–Не уходи,-попросила Алина, понимая, что если сын загуляет до утра-она не выдержит, снова напьётся.

–Я останусь, -сказала мать и мелко-мелко закивала головой.-Ты бы поела. Я пельмени принесла.

–Не хочу,-поморщилась Алина.-Давай лучше спать.

Вдвоём они раскинули диван, улеглись рядышком. Ночью Алина, вздрагивая просыпалась и снова проваливалась в неглубокий сон. В полудрёме на неё накатывалось что-то тёмное, давило, мешало дышать. Мелькали во сне уродливые лица, слышались противные писклявые голоса. С трудом вырываясь в реальность, она видела одно и тоже: мама при свете ночника читала книгу. Одна дужка её очков была сломана, а к ней была привязана бельевая резинка.

Под утро Алина уснула крепким сном, а когда проснулась мамы рядом уже не было. На тумбочке лежала книга в тёмно-зелёной обложке.

Библия-догадалась Алина. Мама подарила ей эту книгу давно. Кажется на новоселье. Какое же это было счастье, когда на восьмом году совместной жизни, после смерти бабушки Стаса, у них появилась собственная квартира! Впервые в жизни-личный, собственный дом и долгожданная свобода. Больше не нужно было раздражаться от маминых подсказок, советов, нравоучений. Она, Алина, хозяйка двухкомнатной квартиры! Тогда же, уже без боязни не угодить своим визитом Стасовой тёще, сюда стали наведываться его школьные друзья. Сперва сами, потом с жёнами. Алине нравились эти дружеские посиделки. Пели, танцевали, беседовали о жизни. И больше всего ей нравилось в застольных разговорах как бы невзначай поражать собеседников своим умением проникать в суть вещей и событий, а так же способностью давать дельные советы.

"-Как у молоденькой женщины мог накопиться такой житейский опыт?"-спросил однажды кто-то из мужчин.

"-Из книг",-ответила она.

Алина читала много и всё подряд. Но больше чем фантастика и приключения ей нравились книги о человеческих отношениях. Вот они её учителя: стоят в книжном шкафу, поблёскивая золочёными буковками на переплётах. Толстой, Достоевский, Джек Лондон, Чехов, зачитанный до дыр. Именно книги научили её говорить правильно и грамотно. Книги научили её думать.

А вот "книга книг" осмыслению не поддавалась. И сколько Алина не пыталась вчитываться в мелкий шрифт, листая тоненькие странички, смысл написанного не доходил до её сознания.

В "Ветхом завете" Бог казался жестоким. Он наказывал за малейшее отступление от данных им законов. Думалось: если первый человек и его жена ослушались своего создателя в чём же остальные повинны, почему тысячи и даже миллионы людей несут по жизни тяжесть грехопадения? Она пыталась читать книгу с середины, с "Нового завета", но слова "Исаак родил Иакова, Иаков родил…" вызывали раздражение.

Людей рожают женщины!-внутренне возмущалась Алина.-Рожают, как правило, в муках, а до потомков дошли только мужские имена!

И неизвестно сколько бы ещё пропылилась на полке книга если бы …

Это были "голодные девяностые" или как их ещё называли в народе "лихие девяностые", вспомянутые Алиной недавно. Питались скудно. Куда-то исчезли деньги и в поликлинике зарплату выдавали мукой, сахаром, перловкой; рыболовецкий колхоз мужа расплачивался со своими рыбаками консервами. Преимущественно это была "килька в томате". До сих пор в их семье никто не просит перлового супчика или консервированных килек, наелись досыта. Не было денег-вот это было похуже килек. Они нужны были, чтобы оплачивать коммунальные услуги, детский сад сына, а ещё для того чтобы давать хоть что-то дочери на школьные обеды, и что сложнее: покупать обувь и одежду из которой дети постоянно вырастали.

Теперь перед сном Алина уже не рисовала себе романтические картинки, мечталось о другом: о том как прилетевшие с нормальных, высокоразвитых планет инопланетяне наведут порядок в стране. Смешно. Но на то что это сделает правительство надежды не было. По утрам не хотелось открывать глаза ибо впереди ожидался безрадостный, беспросветный, безнадёжный день.

Тот вечер она помнила хорошо, в деталях. Сначала это был неприятный разговор с воспитательницей сына в детском саду об оплате, потом по дороге домой ещё одна беседа с председательшей ЖЭКа" , которая пригрозила судом за коммунальные долги, и в довершение: дети после скромного ужина просили сладкого "хоть маленькую конфеточку". В этот день должен был придти Стас. Он пришёл, но без денег-принёс кулёчек с рисом и снова ушёл-начиналась путина. Его убегающий взгляд она поймать так и не смогла. Поняла: ему нечем ответить на её упрёки и жалобы. Сперва она, как разъярённая тигрица, металась по квартире, а потом, сама не ведая зачем, взяла в руки Библию. Открыла наугад, читала. И хотя сам текст не был написан художественным слогом, воображение унесло её в древний Израиль. Возникшее чувство сопричастности к минувшим событиям было похоже на чудо. Мысленно представлялось: она тоже ходит за Иисусом слушая его притчи, плывёт с ним в лодке во время бури, стоит на коленях перед ним, распятым на кресте. Она ещё и ещё, раз за разом читала фразу: "придите ко мне все труждающиеся и обременённые и я утешу вас…" и вскоре почувствовала, как её глаза наполняются слезами. Она опустила веки и слёзы ручьями потекли из глаз. Так она и плакала: открывая и закрывая глаза, не утирая слёз, не всхлипывая. От этого казалось-слёзы не похожи на те, которыми плачешь от обиды или от злости. Они будто вымыли всю боль, накопившуюся внутри-такое после них почувствовалось облегчение. И фраза "придите…", вдруг зазвучала как тихий зов от которого захотелось взвиться высоко в небо или бежать куда-то едва касаясь земли ногами. Возникло чувство, что Господь видит её страдания и они ему не безразличны.

Со следующего дня, казавшиеся неизменяемыми обстоятельства, стали меняться, будто кто-то протянул ей свою невидимую руку и повёл по жизни, располагая к ней других людей. Именно тогда Алина получила предложение от тёток выйти на рынок; вскоре и мужу предложили работу в России, а там начали платить настоящую зарплату; свекровь стала чаще брать детей к себе и, отправляя обратно внуков, дополнять их возвращение увесистыми сумками с продуктами. Последнее обстоятельство было очень странным, ибо несмотря на то что семья мужевых родителей не бедствовала в то время-свёкр ходил в загранплавания-родители мужа придерживались правила: материально взрослым детям не помогать. Они считали, что свои проблемы повзрослевшие детки должны решать сами. Выучив это правило, Алина никогда не жаловалась на обстоятельства ни свёкру, ни свекрови и на звонки свекрови при любых обстоятельствах отвечала одной и той же фразой: "Всё хорошо". Почему свёкр и свекровь изменили свой жизненный принцип до сих пор не понятно.

О своём духовном озарении Алина рассказала только матери, опасаясь-другие не поймут. Чего "доброго" решат, что она слегка свихнулась. А мать не осудит-она уже больше года посещает евангелистскую церковь. И та выслушала и поняла, и позвала её в свою общину. В то тревожное, беспокойное время такие организации росли и множились как грибы.

"Братья и сёстры во Христе " собирались на служения в театре. Туда же на восскресные служения стала ходить и Алина .

Поначалу это был восторг. Нравилось всё: люди, песни, проповеди. Закончив библейскую школу, Алина приняла водное крещение, стала почти своей. А потом пришло разочарование. Стала замечать: в проповедях пастора всё чаще звучат нападки на православную церковь, а Алина по наивности считала, что если прихожане разных кофессий служат одному и тому же Богу то должны быть дружны между собой. Неприязнь пастора к православной церкви и удивила, и разочаровала. А ещё отталкивало то, что "святое воинство" с нетерпением ждёт конца света. Ждёт и радуется: они будут спасены. Только они, а до остальных им не было дела: пусть гибнут. Зимой пришла гуманитарная помощь от американских евангелистов и те распри, которые начались при делёжке продуктов между "братьями и сёстрами" окончательно убедили Алину в том, что нужно уходить.

Но то, что уход будет таким болезненным она не ожидала. Мучило чувство вины перед Господом, считала себя предательницей. Даже молиться боялась. Такой разлад в душе незамедлил сказаться-заболела, попала в больницу. Впервые, очень болезненно дал о себе знать остеохондроз: головокружениями, полуобморочными состояниями…

Сколько же всего было пережито за годы совместной жизни! Не мог Стас всё забыть, зачеркнуть! Он сам говорил: "семья это святое". Он ошибся, увлёкшись женщиной, вскоре одумается и вернётся.

Он вернётся, а в квартире свинарник-обвела она взглядом комнату. Поднялась, принялась собирать разбросанные вещи. Почуствовала как голова снова наполняется лёгким звоном. Стала двигаться медленнее, но привычную для неё работу не бросала: подмела пол, вытерла пыль.