Дракон рвется наружу, грозя разнести полгорода. А оставшуюся половину – сжечь. Непозволительная роскошь для князя – эмоции. Увидеть невесту в объятиях другого накануне свадьбы, да еще после науськиваний Варны…
Хвостатый собственник внутри меня так взревел: «Мое», что я думал оглохну. Попробовал взять верх, но не на того нарвался.
Ярость в тот момент застилала все остальное. Я видел только этого плешивого волка и испуганную Дарину. Чего испугалась? Того, что посол напал, или того, что я узнал?
Дарина… Я не жаловал ее вниманием, но был уверен всегда в ее чистоте и невинности. И этот страх в глазах в тот момент. Все заставляет меня сейчас сомневаться в том, в чем меня убеждает Варна.
Говорит, есть свидетели. Спрошу с каждого, заставлю говорить правду. И посла не помилую.
Но Дарину под замок. Разберусь со всем остальными, поостыну, тогда и поговорю с ней. Сейчас дракон слишком зол.
– Посла ко мне в терем, – отдаю я приказы своим людям. – Все вещи Дарины проверить. И собрать всех, кто был вчера на реке и что-то видел. С каждым поговорю.
– А с девкой-то что делать? – спрашивает Колояр, моя правая рука.
– Под замок. – Подумав, я добавляю: – Не трогать. Сам приду с ней поговорю.
Разговор с послом оказывается долгим, содержательным и подтверждающим только то, что этот плешивый решил замахнуться на то, что ему не принадлежит. Да, он слишком юлит, отвечает двояко. Говорит, девчонка на него все время украдкой поглядывала, улыбалась. Даже браслет от него приняла.
Но посол боится. Этот липкий кислый запах страха я за километр учую. Его слова так же ненадежны, как подвесной мост в бурю.
Что ж, теперь ему судьба вернуться к своим с дурными вестями и без пары зубов. Я подкинул работы их знахарям.
– Что ты так прицепился к этой девчонке? – Варна приносит мне чай. – Сирота, за душой – ни гроша. В голове ветер. Вот и повелась на чужака, который и слух умаслит, и подарочек подарит.
– Замолчи, Варна, – обрываю я ее, пока она снова не начала песню про то, что жена должна соответствовать мужу. – Оставь свои домыслы при себе и прекрати впустую языком молоть. Или тебе напомнить, чем ты должна заниматься?
Она горделиво вскидывает подбородок и выходит в сени.
– Спасибо бы сказал, что глаза тебе открыла. А то бы воспитывал волчат, а дракона никому передать не смог, – шипит девушка и хлопает дверью.
Из тех, кто был готов рассказать о том, что видел на берегу (а это были в основном женщины), до разговора дошел только один рыбак. Остальные сослались на то, что мимоходом были там. Одни видели только Дарину. Другие – только посла.
Надо же, а ведь сначала все так горели желанием обвинить Дарину. Но обещание десяти плетей за обман сделало их не такими разговорчивыми.
Рыбак, который в одиночестве оказался передо мной, переминается из стороны в сторону и хмуро смотрит:
– Не верь, князь, этим бабским россказням, – бурчит он в бороду. – Завидуют они все тому, что ты Дарину выбрал. Мол, ничем она не лучше них. Даже приданого нет…
– Ты, старче, ближе к делу.
– Были они на берегу, были, – говорит рыбак, а у меня опять пелена перед глазами. – Да только чужак-то под деревом, на корнях сидел. А Дарочка-то все по бережку ходила, ракушки собирала. В легенду она все верила.
Это вызывает невеселую улыбку. Прекрасна в своей наивности: говорят, что если накануне свадьбы сделать браслет из ракушек, собранных своими руками, то воин будет непобедим.
Достаю маленький мешочек с золотыми.
– Держи. Иди домой, а завтра езжай на ярмарку. Жену порадуй, – произношу я и остаюсь снова один.
– В вещах девки ничего. Пара сарафанов да рубах. Даже из украшений только вон недоделанный браслет. – Колояр и его воины ставят передо мной три сундука с вещами Дарины.
Скромно. Я бы даже сказал, бедно. И, конечно, никакого браслета, который якобы дарил посол. Зато оберег из ракушек на месте.
Все это дело затягивается: за окном уже совсем стемнело, в избах все огни потушили, и на город легла ночь. Но у меня есть еще один вопрос.
Иду в маленькую избу на отшибе. Вот там как раз лучина горит. Стучу и тут же захожу внутрь.
Волхв стоит у окна и, не двигаясь с места, спрашивает:
– Пришел? Зачем? – В скрипучем старческом голосе обвиняющая усмешка. – Что мог, уже все сделал.
– Ты мне сказал на Дарине жениться.
– И не скажу ничего другого. – Он наконец, поворачивается, глядя на меня своими абсолютно белыми глазами. – Будущее твоего рода в руках этой девы. Что еще хочешь ты услышать?
– Она…
– Не продолжай, Драгомир. Озвученное услышится далеко, – говорит волхв и тихо стукает посохом по полу. – Ох, непросто тебе теперь будет. Да сам виноват. Дракон силен, но он зверь. Голова тебе на что?
Волхв уходит за занавес, показывая, что разговор закончен.
С улицы раздается звон колокола, оповещающий о нападении. Кто посмел? Границы далеко отсюда, не должно было докатиться…
Но все оказывается проще и сложнее одновременно. Напали волки. Чего хотели – неизвестно. Дрались будто вполсилы, напирали в основном на въездные ворота, даже смогли пробить их.
Но, сделав это, быстро отступили, так что отстояли мы город быстро, даже без жертв. Как будто волки действительно сделали свое дело, непонятное нам, а потом так же внезапно сбежали.
Отправляю один отряд проследить, не вернутся ли, а сам, пока солдатье разбирает немногочисленные повреждения после нападения, решаю поговорить с Дариной начистоту.
Только… В темнице ее нет. И даже в порубе для солдат, куда ее поместили вопреки моему приказу, ее нет.
– Вот я же тебе говорила. – Матушка как всегда появляется вовремя.
Когда я и так зол и взвинчен, а дракон вообще по границе ходит, княгиня всегда найдет, как подлить масла в огонь.
– Я тебе говорила: она так и сбежала со своим волчьим послом. Наверняка нападение волков было отвлекающим, и они с любовничком вместе сбежали под шумок!
Отдыхать?! Возмущение тихо закипает, а мое терпение вот-вот лопнет как пузырек.
– Тут так мягко и уютно, что сколько захочу, столько и буду, – фыркаю я, из вредности даже не пытаясь встать.
Тем более что сил уже не осталось вовсе. Правда, хочется просто не двигаться. Никуда и никак.
– Ну, – хмыкает бабка, – если так уж хочешь, то давай. Только вот муравьи не особо рады тому, что ты муравейник их разворошила.
Что?!
Я вскакиваю, как будто и не страдала только что, что сил нет, и начинаю отряхиваться.
– Ну вот, оказывается, не хочешь. А что тогда выдумываешь? – хрипло посмеивается старушка. – Идем уже, до утра чуток осталось, а поспать бы не мешало.
Вот так вот обыденно? Просто «идем»? Да после всего того, что сейчас со мной произошло, я вообще никуда и ни с кем идти не хочу! Домой хочу.
Светлячки все разлетелись, поэтому старушку, что стоит передо мной, рассмотреть практически невозможно. Только согнутый силуэт, шаль на голове и… поблескивающие глаза. Очень… впечатляюще.
– За светлячками пошла? Пошла.
– От них не ожидаешь, что они хотят тебя убить, – хмыкаю я и переплетаю руки на груди.
– Так и я не хочу. Больно долго я тебя искала, деточка. Идем, не заставляй меня помогать. Тебе не понравится…
Она разворачивается и уходит в темноту.
Я пару мгновений взвешиваю: стоит идти за ней или нет. Над головой, хлопая крыльями, проносится летучая мышь. В кустах кто-то шуршит. А сзади в лесу – завывает.
Почему-то я тут же верю, что мне помощь старухи не понравится, поэтому срываюсь с места и быстрым шагом, прихрамывая, иду за ней по поляне. Бабка идет очень бодро, уверенно, а перед ней стелется тонкая тропка из огоньков, похожая на Млечный Путь безлунной ночью.
Останавливаюсь и поднимаю голову. Интересно, а звезды здесь такие же? Выискиваю хотя бы одно знакомое сочетание звезд: лебедя или лиру, например… Не нахожу ничего знакомого. Жаль…
– Ты что там застряла? Успеешь еще на небо налюбоваться, – ворчит старушка.
Я вздыхаю и снова следую за ней. Сейчас мягкий ковер из травы и опавших листьев приятно холодит исколотые ветками стопы. Интересно, здесь есть что-то, более подходящее для ходьбы по пересеченной местности?
Края поляны окантованы темными кронами деревьев, тихо шелестят ветви, изредка из чащи доносится отзывающийся эхом крик какой-то птицы.
– Разуешься на крыльце, нечего мне в дом грязь нести. – Старушка окидывает меня с ног до головы своими мерцающими глазами. – Одежда тоже грязнющая, ну да ладно. Сама потом все вымывать будешь.
Я? Поистине сказочная гостеприимность. А вообще, если быть честной, все происходящее, действительно, напоминает сказку. Только пока что страшную.
Старушка поднимается на крыльцо маленького деревянного домика. Он выглядит старым и обветшалым, с перекошенными бревенчатыми стенами и покосившейся крышей. Через косые окна пробивается слабый свет изнутри, отбрасывая причудливые тени на деревья вокруг. Над домом клубится таинственный дымок из трубы.
Ну чем не жилище Бабы-яги. И что мне теперь? Просить напоить, накормить, в баньке попарить и спать уложить?
Я скидываю туфли, ступая босыми ногами на деревянный пол сеней. Доски гладкие, отполированные временем, чуть слышно поскрипывают под ногами.
– Иди умойся. – Старушка кивает на лохань в углу большой комнаты, служащей и кухней, и столовой, и, похоже, спальней. – Руки только смотри, с золой помой. Да за стол давай. Хоть чаю перед сном выпьешь.
Внутри было хоть и бедно, но чисто. Простая деревянная мебель, большая печь, стол, пара лавок да сундук. Ну и лохань с прохладной водой, которую я с удовольствием плещу себе в лицо.
Надеюсь, что хоть что-то в голове прояснится, но, кажется, нет. Только жжение на коже: все лицо и руки покрывают мелкие и крупные царапины. И это я еще на ноги не смотрела…
Ночь кажется бесконечным бегом. Просто марафоном какого-то абсурда.
– Садись, самовар уже готов. – Старушка кивает на лавку, и я решаю не спорить.
Ноги гудят, слабость во всем теле такая, что каждое движение дается путем невероятных усилий.
– Да садись уже, хватит смотреть на меня испуганным зайцем. – Она суетится и выставляет на стол две чашки чая с клубящимся над ним паром. – Не враг я тебе. Можно сказать, единственный друг, так что не бойся.
Легко сказать. Я сажусь на краешек лавки и сжимаю пальцами платье.
Света от лучины хоть и мало, но все же больше, чем на улице. Поэтому теперь я могу лучше рассмотреть старушку. Льняная серая рубаха, темный сарафан, перевязанный под грудью, на плечах шаль, которую она сняла с головы. Толстая седая коса уложена вокруг головы, как корона.
Помнится, у меня бабушка так ходила. Она до своих последних дней оставалась верна «старой» моде. Как же я по ней скучаю…
– Ну что, задавай свои вопросы. – Старушка садится на вторую лавку, напротив меня и обхватывает крючковатыми пальцами чашку.
– Ку-ку, – раздается на стене так, что я подскакиваю.
Я не заметила большие деревянные часы с кукушкой в самом дальнем углу.
– Да помолчите вы, сама знаю, – огрызается на часы старушка, а потом спрашивает: – Все еще не веришь?
Пожимаю плечами. Я уже не знаю, что думать и во что верить. Еще утром я собиралась стать счастливой женой Владика, потом меня хотели убить, а сейчас сижу в избушке со старушкой, которая сказала, что…
– Вы меня искали? Где? В лесу? Вы знали, что я заблудилась?
– О, все-таки включаешь голову, это хорошо, – довольно улыбается она. – Везде я тебя искала. В нашем мире и в межмирье. Только кто ж знал, что ты сразу в такой переплет угодишь.
Я еще сильнее сжимаю руки в кулаки и, кажется, перестаю дышать от шока.
– То есть это все… По-настоящему? Вот прямо совсем-совсем?
– Ну ясно, что не сказка. И даже не сон, – снова улыбается старушка. – Дарину сначала нашла. Но слаба она. Не сможет, сломается… Ты другая.
– Я, значит, не слабая? – усмехаюсь я.
– А вот завтра и проверим. Пей чай-то. Остынет.
Практически на автомате, пытаясь уложить в голове то, что сказала старушка, делаю глоток.
Приятный аромат лаванды с легким оттенком ромашки наполняет легкие. По языку разливается сладкое тепло, растекающееся почти мгновенно по всему телу. А потом… все вокруг меркнет.
Бабушкин домик. Чуть покосившийся деревянный забор с облупившейся зеленой краской, которую так и тянет подковырнуть ногтем. Чтобы открыть калитку, надо просто залезть рукой между двух досок и поддеть деревянную задвижку: бабушка строго-настрого запретила вешать на нее замок. Почему – никогда не объясняла, но родители с ней не спорили.
Тропинка от калитки к крыльцу идет через палисадник. Раньше она была просто протоптанная, но в межсезонье и летом после ливней ходить было очень грязно, поэтому мы выложили ее кирпичами. С папой выкладывали под чутким надзором бабушки. Вон лежит тот, который по неловкости я уронила и расколола. Менять его тогда не стали, сказали, на память будет.
И правда… До сих пор помню.
С обеих сторон от тропинки трава густая и свежая – еще начало лета, засохнуть не успела. Чуть дальше, с одной стороны, – сад со старыми высокими яблоневыми деревьями, а с другой – палисадник с цветами. Тут сейчас вовсю цветет жасмин. Только что-то запах в этом году какой-то слабый. Как будто вообще его нет.
Крыльцо из трех ступенек. Деревянных, потрепанных временем, чуть перекосившихся. Вторая обычно скрипит, когда на нее наступаешь…
«Скрип!» – издает она знакомый звук, когда на нее… наступаю я!
«Я» одета в старую бабушкину одежду: белая рубаха и непонятного темного цвета сарафан. Темные каштановые волосы заплетены в косу и перевязаны лентой. Ох-ох! Я как со съемок какого-то фильма сбежала.
Но… Почему я вижу себя со стороны?
«Я» беру ведра, стоящие у крыльца, и уверенно иду к колодцу. Что за ерунда? Я этим колодцем не пользовалась с того момента, как мы провели водопровод в дом. Бабушке в последние годы было сложно носить ведра, родители не могли часто приезжать, а я училась. Потому было принято волевое решение, и сделан водопровод.
Но я настойчиво достаю воду из колодца и переливаю в свои ведра.
Или не я? Что вообще происходит-то?
«Я”» иду обратно и захожу в дом. Дверь хлопает, и я…
Просыпаюсь.
Надо мной потемневшие от времени, грубо отесанные деревянные балки, в промежутках между которыми местами виднеется черепица. На поперечных балках, как гирлянды, развешены букеты сухих трав.
Воздух прохладный, наполненный ароматом дерева, трав и совсем чуть-чуть дыма.
Так вот почему я не чувствовала запах жасмина! Это был сон. А вот то, что со мной происходит, – как раз моя нереальная реальность.
Пялюсь в потолок и не двигаюсь. Так… То есть если я сейчас тут, в теле местной Дарины, то, вероятно, она – там? В моем теле?
В груди царапает неприятное чувство ревности. Ну как так? Кто-то сейчас пользуется моим телом! Которое я мучительными диетами и регулярными занятиями в фитнес-клубе готовила к тому, чтобы влезть в свадебное платье.
Вот козел этот Владик! А я хороша! Как могла так долго не чувствовать на ушах лапшу?
Сказал, что договорился, все устроил. Нас поженят, и мы тут же улетим. Договорился великолепно!
Чувствую, как по щеке сбегает слеза. Я могу сколько угодно бодриться и ненавидеть его сейчас, но… сердцу все равно больно.
Некрасиво всхлипываю, вытираю основаниями ладоней глаза и встаю. Выцарапать бы ему глаза, да далековато. Хоть бы у Дарины был такой шанс!
Так… А тут, как я понимаю, тоже есть кому хвост накрутить. Кто он там? Дракон? О, как раз хвостатый. И матушке его тоже карму бы устроить.
Но есть проблема: я не знаю, где я, и… я совершенно не помню, как этот князь выглядит. Пытаюсь заставить себя вспомнить то, что было во сне, перед тем как я оказалась тут. И ничего не помню, кроме несправедливости и обиды.
– Проснулась? – Старушка отодвигает штору, за которой видна кухня, где мы вчера сидели, перед тем как…
– Что вы со мной вчера сделали?!
Да, я знаю, это не особо культурно, особенно учитывая то, что проснулась я не в канаве какой, а на нормальной кровати. Даже на перине и с подушкой. Но вот так поить непонятно чем тоже не лучшее гостеприимство!
– Спасибо лучше бы сказала, – ворчит старушка и кидает мне на кровать такую же, как у нее, серую рубаху и сарафан из грубой ткани. – Подлатала я тебя. А то бы и заснуть не смогла, и мучилась со своими болячками.
Я хмурюсь и смотрю на свои ладони: действительно, ни намека на ссадины, которые я получила вчера. И нога не болит. И колени целые!
– Спасибо, – произношу я.
Признавать, что не прав, тоже надо уметь.
Старушка скрывается за шторой, а я вылезаю из кровати. Ноги касаются вязанного из порванных на полосочки тряпок ковра, и это еще больше напоминает мне о бабушкином домике. Где теперь хозяйничает другая Дарина. Но… Учитывая, что она привыкла к деревенскому быту, мне не страшно за дом. Больше страшно за нее: как она освоится, справится ли с магазином, деньгами, коммуналкой, в конце концов.
И я, похоже, вчера ошиблась насчет одной комнаты в домике. Старушка уложила меня спать в отдельной спальне с односпальной деревянной кроватью, сундуком и зеркалом в углу. Старым, темным, местами облупившимся.
Но это лучше, чем ничего: я хоть как-то могу увидеть свое отражение.
«Ну натуральная русская красавица», – смеюсь я про себя.
Нет, я никогда не жаловалась на свою внешность и как могла поддерживала то, что мне было дано природой. и то, чем теперь будет распоряжаться Дарина. Но, честно признаться, это тело нравится мне не меньше.
Длинные, светлыми волнами спадающие на плечи волосы спускаются ниже поясницы, фигурка тонкая, точеная, но не расхлябанная. Явно Дарина не была нежной барышней, да и ведра, судя по сну, привыкла носить сама.
А лицо – сама нежность и невинность, особенно эти широко и наивно распахнутые голубые глаза, через которые хоть всю душу рассмотреть можно.
И вот как ее можно было заподозрить в измене? У меня много вопросов к князю.
Одевшись и умывшись, беру из рук старушки чай. Уже без опаски. Почти.
По языку разливается приятное тепло с кислинкой.
– Пей-пей, это просто боярышник, – посмеивается она. – Так нужно было. Не каждый день в другом мире оказываешься. Начинаю убеждаться, что правильный выбор сделала: не плачешь, не истеришь, не бежишь никуда. Прекрасно. Пообвыкнешься.
Рассуждает об этом, как будто это такая рядовая вещь. А между прочим, я все еще надеюсь списать все на галлюцинации в коме.
– Вы знаете, как меня зовут, а вот как вас – не говорили.
– Не нужно тебе имени моего пока знать, – не оборачиваясь, бухтит старушка. – Всему свое время.
– Ну хорошо… – Я пожимаю плечами. Все тайны да загадки. – А то, что я видела во сне… Вернее, та… Это…
– Так ты ж уже все поняла, чего лишний раз спрашивать-то? Ты какое-то время будешь видеть ее. Пока что связь сильна. Со временем пройдет.
Со временем. Хм. Я первый раз, похоже, начинаю задумываться о том, что все это не пройдет сегодня-завтра. Это по-настоящему. И это надолго…
– Закончила чаевничать? Идем работать. – Бабка быстренько сворачивает мои внутренние метания. – Хотела в домик на грядки – получай.
Я следую за ней на улицу.
Солнце уже начало подниматься, поэтому небо светлое, чуть розоватое на востоке. В воздухе насыщенный утренний запах леса, древесины, ягод и влажной подстилки.
То, что мне ночью показалось лесом, на самом деле запущенный сад. Тут есть и дикие растения, и привычные мне окультуренные. Яблони рядом с кленами и березами. Под ними – смородина, боярышник, и тут же сирень и жасмин.
Все вразнобой, но вместе все растения составляют неразделимое единство.
– Начнем с прополки грядок, – говорит старушка и ведет меня в небольшой палисадник за домом, обнесенный деревянным плетеным забором. – Вот тебе корзина. Вот этих хулиганов нужно повытаскивать, собрать в корзину да отнести к речке. Справишься?
Я смотрю на грядку свеклы размером не больше, чем два на два. Да ее полоть-то раз-два, и все. Тем более что моей целью стали растения с густой зеленой ботвой, напоминающей петрушку, а их тут штук девять.
Сажусь на корточки, протягиваю руку, чтобы обхватить сорняк и выдернуть его. Но , стоит мне коснуться зеленых листьев, как растение ракетой выскакивает из земли, перебегает подальше от меня и так же быстро втыкается в новое место.
Ох ты ж, сорнячки!
Вторая попытка заканчивается таким же провалом. Растения словно чувствуют, откуда настигает гроза в виде меня.
Бегающие сорняки… Если бы моя учительница по биологии увидела это, она бы точно в обморок шлепнулась, ведь у растений «нет нервной системы»! Ну и, соответственно, всяких там реакций.
Но я сейчас чёрт-те где, и, как я понимаю, здесь возможно почти все.
С удивлением осознаю, что после сна уже более спокойно отношусь к происходящему. Не то чтобы все кажется обыденным, но нет ощущения, что я схожу с ума. Наверное, тоже бабкин отвар.
Я подтягиваю рукава повыше, встаю на колени и пробую еще несколько раз «поймать» сорняки. Бесполезно! Они такие чуткие и шустрые, что я едва успеваю коснуться.
На, наверное, двадцатый раз я уже успеваю изрядно утомиться от этих бесплодных попыток. Мне кажется, я бы даже не удивилась, если бы один из сорняков выскочил только для того, чтобы подразниться и показать язык.
Солнце поднимается все выше, и, несмотря на то что нас окружают деревья, на поляне припекает. Вытираю тыльной стороной кисти со лба пот и оглядываюсь на окно домика. Бабка так и не выходила с того момента, как я начала прополку. Не знаю, что она там делает, но я уверена, что женщина смотрит за тем, получается у меня или нет.
Испытание такое? И что будет, если не пройду? Обратно выкинет?
А хочу ли я?
Вчера, в те моменты, когда допускала реальность происходящего, думала, что хочу. Даже собиралась как-то искать способы.
А сейчас?
Что меня там ждет? Работы нет, потому что Владик, у которого я работала помощницей, настоял, что на коллеге жениться неприлично, поэтому я написала заявление об увольнении. Квартира брату по наследству перешла.
У меня остался вот тот самый домик… Где сейчас хозяйничает Дарина. Интересно, ей-то сюда хочется?
– Сорняки сами себя не выполют, – выйдя на крыльцо, кричит старушка, выводя меня из задумчивости. – Не теряй времени. Работы еще много ждет.
Она буравит меня взглядом, будто ждет, что же я сделаю: буду ныть, отказываться или попрошу помощи. И вот тут меня охватывает азарт. Не совсем здоровый такой. Я обязательно должна справиться с этими чудо-растениями сама. Просто надо подключить хитрость.
Вздыхаю и снова рассматриваю грядку. И тут замечаю одну очень примечательную деталь: свекла посажена непривычно для меня – ровными рядами, а в шахматном порядке. Получается так, что сорняки занимают точнехонько свободное место.
Еще пару раз пытаюсь поймать хулиганов, как их назвала бабка, проверяя свою теорию. И точно! Кроме того, сорняки бегут ровно в противоположную от «угрозы» сторону. То есть… надо быть чуть хитрее.
– Ну что, хулиганье, – шутливо говорю я грядке. – Не хотите по-хорошему, тогда поиграем.
Поднимаюсь на крыльцо и заглядываю в сени.
– Бабушка, – зову я. – Мне инвентарь нужен!
– Инвер… Тьфу! Говори по-русски! – бухтит она. – Что хочешь?
– Мне бы небольшую, но увесистую корзину и веревку где-то полметра длиной, – прошу я.
– Полметра – это сколько? – снова недовольничает она, но заинтересованно прищуривается.
Я показываю руками примерную необходимую длину и в огород возвращаюсь уже «вооруженная».
Ставлю над пустым местом корзину вверх дном, один краешек подпираю найденной палочкой с привязанной к ней ниткой и обхожу одно из растений, примеряясь к нему рукой, как кием к бильярдному шару. Делаю обманный маневр, и растение, выскочив, перебегает как раз на то место, которое я запланировала. Резко дергаю за веревку, палка вылетает, корзина падает.
Да! Хулиганистое растение не успевает выскочить и оказывается в ловушке. И-де-аль-но!
Подхожу, приподнимаю корзину ровно настолько, чтобы я могла просунуть руку, и хватаю беглеца. Соряк, почувствовав, что его поймали, как будто расслабляется.
Он выглядит как белая редька, не даром, похоже, рядом со свеклой растет.
Боясь, что растение снова попытается сбежать, кладу его в корзину и медленно разжимаю пальцы. Но оно не шевелится. Почему-то пугаюсь. Оно точно выжило? С ним все хорошо?
Решаю не тратить время, чтобы как можно быстрее отнести все растения на новое место, поэтому достаточно быстро справляюсь с остальными. Только последний оказывается самым непредсказуемым, и мне приходится с ним повторить игру в ловушку несколько раз.
По моим ощущениям, часам к десяти я уже заканчиваю свою увлекательнейшую прополку. Просто невероятный сеанс психотерапии, на которой я пару раз чуть не психанула. Но зато я оценила, насколько легче обстоит дело с сорняками в нашем мире.
– О, так ты все? – как будто только замечает старушка, хотя я точно знаю, что видела ее в окне на протяжении всего спектакля. – Ну а теперь ступай к речке. Отпустишь их под деревом.
– А куда? – переспрашиваю я.
Откуда ж мне знать, где тут речка-то?
– Так ты у сада спроси, он тебя проводит. – Старушка машет неопределенно и уходит в дом, давая понять, что больше ничего мне рассказывать не собирается.
Отлично. Что я должна делать? Спросить, как в песне: «Я спросил у ясеня, как пройти на реченьку…»
– Ну что, ребятки, может, вы мне расскажете, где тут у вас речка и куда мне вас отнести? – Я заглядываю в корзину, но прыткие сорняки так и продолжают лежать спокойно.
Тогда я перевожу взгляд на сад, особо ни на что не надеясь. Может, на звук пойду.
Вдруг по кронам деревьев пробегает легкий ветерок, шелестящий листьями. И в этом шелесте мне чудится: «Иди за нами».
Нет, видимо, я все же еще не перестала удивляться.
Но решаю не противиться, испытать шанс и ступаю под сень деревьев. Между ними вьется узкая, едва заметная тропка. К тому же время от времени пробегает ветерок, как будто подсказывающий, где на развилке повернуть.
В лесу уютно, легко дышится и совсем не страшно в сравнении с тем, что было накануне ночью. Сейчас, наоборот, очень светло и разноцветно от обилия цветов на земле. Воздух наполнен радующими сердце звуками природы: по привычке распознаю песни зяблика, синицы, даже крики иволги. А потом к этому многозвучию добавляется журчание реки.
Чуть ускоряюсь и наконец выхожу на берег. Гладкая поверхность реки плавно огибает крутой склон. Высокие старые сосны и ели нависают над водой, их ветви почти касаются зеркальной глади.
Пробивающиеся сквозь листву солнечные лучи играют на воде, создавая дрожащие блики. На песчаных отмелях блестят разноцветные камушки.
Над водой вьются стрекозы, то и дело касаясь поверхности крыльями.
Я с удовольствием вдыхаю аромат цветущих вдоль воды кустарников, растворенный в свежести реки. Тут прохладнее даже по сравнению с тенью леса.
– Ну что, давайте прощаться? Куда вас там нужно отпустить? – Я снова завожу разговор с хулиганистыми сорняками. – Под дерево?
Ну да. Только под какое? Тут везде деревья!
Внимание привлекает ива, растущая на самом краю и склоняющая свои длинные, изогнутые ветви к воде. Ну а почему бы и нет?
Подхожу к дереву и по одному вытаскиваю растения к корням ивы. Стоит им только коснуться земли, как они сразу оживают и зарываются. Фух. Ну, значит, живые.
Когда я вытаскиваю последнего растительного хулигана, и он оказывается под землей, позади меня раздается голос старушки:
– Приняла тебя, значит…