По данному параметру можно разделить знаковые системы на три категории: на главную систему, ее регистры и вторичные системы.
Допустим, в классической музыке можно выделить несколько жанров, как-то: симфонию, сонату, этюд и пр. Каждый жанр строится по своим правилам, которые определяют его композицию. Это − главная система данного жанра. Она получает выражение в разных регистрах. При исполнении симфонии каждая группа инструментов получает свой вариант системы: смычковые играют по своим нотам, духовые − по своим и т.д. Забота дирижера − свести их вместе в едином русле главной системы. Если оркестр представляет оперу или дополняется хором, то вступают в строй дополнительные для данного жанра системы: пения, драматического исполнения партии, декораций и пр. Я назвал их вторичными. В конечном итоге получается единое целое, производящее соответствующее впечатление на публику.
Я хотел бы добавить еще один пример регистров в системах. Азбука Морзе, используемая на телеграфе и для перестукивания в тюрьме, демонстрирует два разных регистра одной системы, причем они отличаются друг от друга. Так что регистры должны быть приспособлены для использования системы в изменившихся условиях их применения. .
Еще один пример. В системах ориентации на местности различаются системы ориентации на суше, на море и в воздухе. Каждая формулирует свои правила поведения, которые изучаются, охватывая полную сферу данного вида. Регистры главной системы включают отдельные правила поведения ведущего группы, его помощников, санитаров и прочих лиц разного назначения. У каждого из них есть свои специфические функции и знаки для их исполнения: одни прокладывают дальнейший путь, другие ведут группу, третьи дешифруют следы и пр.
Вторичные системы дают варианты навигации для конкретных условий ее проведения: ночью, с преодолением возможных препятствий, передвижение с переносом тяжелых предметов и пр. Так это происходит в любых системах, достаточно сложных по своей конструкции.
По этому параметру я различаю линейно построенные системы знаков, системы периодического построения и смешанные системы, в которых присутствуют знаки различного семиотического наполнения.
Линейно построенные системы превалируют в номенклатурных списках. Списки значительно отличаются как по размерам, так и по способам их составления. Например, список слов того или иного языка практически бесконечен и движется в одном направлении − в сторону его постоянного увеличения. А натуральный ряд чисел тоже бесконечен, но он может развиваться в двух направлениях, как в сторону увеличения вправо от нуля, так и в сторону отрицательных значений. Допустим, хронология постоянно пополняется по мере нарастания лет для того или иного события, но может дополняться фактами вглубь давно прошедшего времени.
Это − огромные знаковые системы, значение которых для цивилизации невозможно переоценить. Существуют линейно построенные знаковые системы малого объема − они работают в пределах, которые нам достаточны для сиюминутных нужд. Например, термометр представляет диапазон температур человеческого тела, а он весьма невелик. Термометр тоже имеет два направления температур, но исходной точкой отсчета выступает не ноль, а температура от 35о С до 37о С. Эта температура принята как нормальная; вправо от нее уходят показатели повышенной температуры, влево − пониженной.
Номенклатуры могут быть как открытыми для введения новых знаков, например, список имеющихся в магазине товаров, так и закрытыми, изменения в которые вносятся по специальному решению органов, на это уполномоченных. Существует множество списков, составляемых ad hoc, скажем, список спортсменов, допущенных к соревнованиям. Кончаются соревнования − списки теряют свою значимость. Есть еще один параметр конструирования подобных списков − их составление по какому-то специфически выбранному принципу. Чаще всего по алфавиту: список телефонных абонентов какой-то местности, запись фамилий учащихся в классном журнале и пр. А вот списки исторических событий или личностей составляются по хронологии появления указанных в них событий или лиц.
Кроме продолженных списков могут быть списки периодического содержания, когда требуется подчеркнуть выделение специфических групп участников списка. Самым знаменитым из них является таблица химических элементов Менделеева, где к последовательному перечню всех известных элементов автор добавил критерий выделения групп элементов с аналогичными свойствами. Он расположил знаки таким образом, что похожие элементы оказались легко различимыми группами в общем списке. Это придало спискам дополнительный эвристический смысл: мы в школе, да и в вузе изучаем элементы по их группам. Принцип добавления к алфавитному представлению еще и группового их видения господствует в дидактике любой науки, где изучение аналогичных вещей/событий происходит именно по данному признаку.
Периодическое возвращение как бы дополняет собой линейное построение систем, придавая тем же включенным в них знакам новые свойства и качества. Оно позволяет создавать группы знаков с теми же характеристиками, но поставленные в разные обстоятельства, а потому все же различающиеся. Взглянем на музыкальную систему: она реализуется в виде линейной последовательной схемы, скажем, клавиатуры фортепьяно, и расчленением этого ряда на октавы, которые абсолютно идентичны по включенным в них звукам за исключением того, что сами октавы ранжированы от более низких к более высоким тональностям. Такое построение позволяет уложить в цельный ряд огромное число звуков, разбивая их на отдельные аналогичные по своему строю отрезки.
В таком же свете предстает и координатная географическая сетка, накладываемая на изображение нашей планеты. Каждая клетка системы является единицей, равной по значению всем остальным, но она же и автономна по своему содержанию, ибо отражает разные по месту нахождения территории планеты; что позволяет включить в каждую клетку абсолютно специфическое содержание. В сумме такое построение предоставляет нам возможность обрабатывать те же и все-таки разные по значениям знаки.
Наконец, существуют системы знаков, где практикуется их комплексная подача и где алгоритм работы с системой основан на объединенном подходе к знакам разного содержания.
Он проявляется там, где последовательный подход к материалу подменяется подходом к каждой проблеме per se, как бы выделенной в самостоятельную единицу. Это происходит в системах, где знаки обладают такой степенью абстрактности, что отдельно, сами по себе, они не могут быть поняты по-настоящему и проявляют свое значение только в союзе с другими знаками.
Возьмем в качестве примера алфавит. Представьте себе, что вы сидите в первом классе и изучаете алфавит. Вы выучили все буквы и их произношение. Ну и что из этого? Для вас это сплошная абстракция, которую надо заучить, чтобы получить проходной балл. Но вот вы научаетесь объединять буквы в слоги, а слоги в слова, и вы почувствовали себя богами, вы вышли на операционный простор − можете читать тексты и понимать их, теперь вам доступно новое знание. Еще пример. Вы изучаете натуральный ряд чисел и в состоянии его воспроизвести. Однако смысл его раскрывается только в применении к примерам разного толка, к их практическому содержанию.
В этом и заключается смысл моей классификации знаков по степени их абстрактности, где знаки малой абстракции обнаруживают тесную связь с онтологией и потому так понятны. Знаки же высокой степени абстрактности полагаются на собственную силу обработки соответствующих алгоритмов и лишь после получения положительного результата выносят его на всеобщее обсуждение, а в случае успеха и на всеобщее одобрение. Поэтому в математических, физических, химических и тому подобных системах мы идем не путем постепенного, пошагового получения результатов, а путем использования готовых формул, в которые вставляем знаки конкретного смысла и таким образом получаем нужный результат.
Одним из наиболее популярных способов приведения неопределенных знаковых выражений к четкому и недвусмысленному результату является знаковое тождество. Мы берем исходный материал с массой переменных, временно заменяющих знаки конкретного значения, и манипулируем с ними по подходящему для этого алгоритму, пока не освободимся от всех переменных, заменив их конкретными числами или иными знаками с определенным значением, приложимым к онтологии. Так происходит с химическими реакциями и с алгебраическими примерами. Мне представляется, что та же логика сопутствует и обработке любого текста, где надо доказать поставленный во главу угла тезис, − мы перекидываем в «накопительную» часть тождества один довод за другим до тех пор, пока аргументация не покажется нам достаточной, чтобы объявить тезис доказанным. Все варианты тождеств суть постоянное накопление позитивного для избранного тезиса материала, пока его не станет, по нашему мнению, достаточно. Тогда все подготовительные варианты исчезают, и мы объявляем полученный результат.
В этой плоскости любопытно разобраться с языковыми знаками в общем ряду всех типов систем знаков. Существует множество семиотиков, которые, ссылаясь на Фердинанда де Соссюра, считают языки родоначальниками всех остальных знаковых систем. Эта позиция принесла и приносит, с моей точки зрения, много вреда быстро развивающейся семиотике. Языки не начинали знаковых систем и не являются их главными представителями в том смысле, что языки не могут решать проблем музыки, математики и прочих наук, где для получения результата требуются знаки совершенно иного семиотического наполнения. Иначе говоря, языки могут назвать любой знак и действия, которые он выполняет, но не могут взять на себя функцию осуществления этих действий, они к этому неспособны.
Их роль совсем другая. Находясь в самом центре знаковых систем по признаку абстрактности слов, они берут на себя заботу по разъяснению строения и функционирования всех остальных знаковых систем. Нет знака в какой-либо системе, который не имел бы аналога в словах; слова его называют и объясняют, но не заменяют в осуществлении возложенной на него функции. Поэтому языковые системы принимают на себя функцию всеобщего знакового толмача, объясняющего всё и вся. Таким образом, человек, не могущий решать математические, биологические и иные задачи, требующие специальной подготовки, может к ним хотя бы слегка приобщиться, пользуясь языковыми разъяснениями. Весьма часто судьба какого-то решения по поводу любой знаковой системы зависит от ее словесного обсуждения, ибо другого пути не существует.
В этом, с моей точки зрения, и состоит роль языков в общей системе знаков.
Знаковая система состоит из некоторого числа знаков одной той же консистенции, правил их обработки (алгоритмов) и метаязыка системы. О знаках и алгоритмах мы уже говорили, но что такое метаязык системы? Метаязык объясняет необходимость существования системы, ее роль в общей картине человеческой цивилизации и анализирует ее конкретные составные части, называя и объясняя каждую из них и рассказывая, как ими следует пользоваться. Метаязык особенно важен для тех, кто профессионально изучает систему, собираясь сделать владение ею своей профессией или хобби. Можно кратко обозначить метаязык как словесное введение в систему.
Основной причиной смерти знаковых систем во все времена было исчезновение их носителей. По какой-то причине умирает цивилизация, а с нею и все знаковые системы, которыми она пользовалась. Остаются только записи этих систем, которые мы в определенной степени декодируем. Даже при самой удачной расшифровке записей мы не можем быть уверенными, что добрались до подлинной сути дела, потому что история и культура людей не исчерпывается формальным исполнением тех или иных предписаний. Жизнь всегда много богаче самых исчерпывающих объяснений, она полна противоречий и эмоций, которые не укладываются в их самое подробное изложение.
Юрий Кнорозов (1922 − 1999) дешифровал письменность майя, честь ему и хвала − мы узнали много нового. Значит ли это, что мы узнали все о народности майя, их быте, обычаях, вере и ежедневном поведении? Отнюдь − это недоступная часть существования, которая может открыться лишь тому, кто жил вместе с майя, чувствовал и переживал вместе с ними. Поэтому любое открытие такого рода, даже если оно завершается возрождением системы, означает только, что новая система построена на базе старой, но что она вполне самостоятельна и своеобразна. Это можно показать на истории возрождения языков, которая включает десятки случаев возрождения исчезнувших или почти исчезнувших полноценных языков. Мне наиболее близка история возрождения иврита (языка евреев), которую я приведу в качестве примера.
Возрождение иврита в древности было первым документированным случаем возрождения языка в истории человечества. Речь идет о классическом иврите периода Первого храма, который за время вавилонского правления (с 597 по 539 год до н. э.) в самой Иудее был практически утерян. Тогда большая группа евреев во главе с пророками Эзрой и Нехемией, вернувшись в Иерусалим, нашла город разрушенным, а страну отброшенной назад во всех отношениях. Они начали с восстановления Храма и прежнего, почти забытого языка. «И еще в те дни, − значится в Писании, − видел я евреев, которые снова взяли жен ашдодок, аммониток, моавитянок. Сыновья их наполовину говорят по-ашдодски и на языках и наречиях других народов, уже не понимая по-еврейски».
Тогда Эзра и Нехемия решили собирать народ перед отстраиваемым Храмом и читать для них главы из Торы с комментариями, чтобы слушатели их понимали. Чтецы «…читали из Книги, из Закона Божия внятно и толковали прочитанное, а народ понимал читаемое». Так возник иврит времен Второго храма.
С лингвистической точки зрения иврит Второго храма был очень похож на иврит Первого храма, но в то же время значительно от него отличался. В него вошло много слов, которых раньше не было, упорядочились многие грамматические построения. Главное отличие заключалось в том, что на новом этапе развития иврит оказался под сильным влиянием арамейского. До сих пор мы различаем целый языковой слой, который был заимствован из арамейского. Однако арамейский был настолько близок к ивриту, что все эти изменения не повлияли на общие тенденции развития языка. Более того, арамейский настолько прижился у евреев, что стал как бы их вторым языком, во всяком случае, в религиозном плане. Старые религиозные тексты были переведены на арамейский, а новые частично создавались на иврите, а частично − на арамейском и использовались параллельно, особенно в молитвах.
Иврит Второго храма продолжался до II века новой эры, когда евреи были вновь изгнаны из своей страны на очень длительный срок, почти на 18 столетий. Новое возрождение языка началось с возвращением евреев на старое пепелище и с провозглашением государства Израиль. Мы наблюдаем картину, подобную той, что была обрисована выше, но есть и существенные расхождения. Во-первых, предстояло возродить к жизни язык, исчезнувший как разговорный почти две тысячи лет тому назад. То есть цивилизация в этом случае продвинулась на два тысячелетия, а не на несколько десятков лет.
Это как при операции по внедрению в организм потерянного в результате несчастного случая органа: попробуйте сделать такую операцию через продолжительное время. В сохранившемся языке почти совершенно отсутствовала общежитейская лексика (которую другие народы набирали постепенно, в течение длительного промежутка времени). Он существовал лишь как язык религиозных ритуалов либо как язык философии и науки, и говорили на нем немногочисленные его адепты, встречаясь время от времени между собой.
За сто с небольшим лет возрождения языка он прошел огромный путь и стал постоянным и полноценным спутником народа Израиля. Процесс возрождения сопровождался многими драматическими событиями, но евреи и тут показали себя упрямыми и настойчивыми, идущими к поставленной цели несмотря ни на какие препятствия. Сегодня мы в основном закончили процесс возрождения языка иврит, существует многочисленное поколение людей, для которых он является родным, и которые воспринимают его самым естественным образом. Невспаханной остается только одна полоса: евреи, живущие в других странах, которые по разным причинам оказались оторванными от родины и своего народа. Им предстоит длинный и мучительный путь овладения ивритом, разумеется, если они захотят восстановить естественную связь со своим народом.
Эта глава является итоговым завершением обсуждения проблем современной семиотики и моих взглядов на их содержание. Поначалу вопрос о том, что служит основой знаков и их носителей, казался простым и даже незначительным, но по мере вхождения в материал он стал для меня решающим. Весьма просто ответить на вопрос, что является носителем знака дорожного движения со значением «Стоп!»; это щит с изображением какой-то геометрической фигуры и словом «Stop!» на нем. Легко также понять, что, показывая кулак, я проявляю недружелюбие по отношению адресата знака. Труднее понять, что стоит за словом «недружелюбие», − мысль, эмоции, случайный поворот языка? Или просто по консенсусу мы приняли такое решение, и оно нас обязывает?
После долголетних размышлений я пришел к выводу, что правильным ответом на этот вопрос является чисто философский постулат о том, что в основе знаковых построений лежит взаимоотношение трех слоев реальности: реальности онтологической, реальности семиотического плана и реальности нашего мышления, которую я назвал виртуальной. Каждая из этих сторон бытия имеет свое происхождение, у них различные законы развития и различный удельный вес в той или иной познавательной ситуации. Но лишь совместными усилиями они создают новое знание и новые формулировки законов существования практически значимых феноменов в любой сфере нашей жизни. В результате их взаимодействия мы движемся от примитивных форм общежития ко все более изощренным и эффективным, чем прежние. Именно это обстоятельство обеспечивает прогресс человеческого рода. Детальному рассмотрению данной точки зрения посвящена настоящая глава. В ней я покажу, как исторически развивались взгляды на ту или иную практическую проблему, чтобы в результате дать анализ и философское обобщение приведенных примеров.
Я не погрешил бы против истины, назвав этот раздел историей денег, так как именно деньги воплощают в себе суть товарообмена. Вначале, будучи еще в диком состоянии, первобытные люди не задумывались о том, что продукт их труда может стать товаром, что его можно продать и получить взамен что-то иное. Все было общим, и член племени брал из общего котла то, что ему было необходимо и что ему доставалось. Да и добывалось такое количество продуктов, которое лишь минимально удовлетворяло жизненные потребности всех членов племени.
По мере развития людей, усовершенствования орудий труда и охоты стал появляться добавочный продукт и встал вопрос о том, как его делить. Некоторые члены общества, наиболее сильные и предприимчивые, брали себе больше, остальные пользовались тем, что оставалось. Так появились неравенство и неравноправие. Этнос распадался на иерархически построенные группы и далее на отдельные семьи, где можно было сказать, что имеется в наличии у семьи, а чего не хватает. Возникло понимание, что можно обменять то, что есть в достатке, на то, чего не доставало. Примитивный процесс обмена товарами называется бартером. При нем можно обойтись без точного соотношения цен обмениваемых товаров, и вопрос об эквиваленте цен для обмениваемых товаров еще не стоит. Обмен осуществляется по соглашению и завершается дружеским рукопожатием («ударить по рукам»).
Первым эквивалентом цен во многих племенах стали продукты, спрос на которые был велик, а доступ к ним ограничен. «Так, например, в Эфиопии рассчитывались брусками соли, на острове Науру островитяне использовали крыс, а ацтеки в качестве первых эквивалентов использовали бобы какао. Колонистам в Америке в первое время таковыми служили табачные листья и шкурки животных. Широко распространены были раковины каури. Впервые они начали использоваться в Китае, но затем стали первыми ценностными эквивалентами в Индии, Таиланде и Африке».24 На просторах нынешней РФ торговыми эквивалентами на некоторых территориях долгое время были соль и звериные шкурки, например, песцов.
В ходе цивилизационного развития люди вышли на новый уровень: кому-то пришло в голову, что вместо тяжелых и труднодоступных предметов в качестве ценностного эквивалента достаточно маленькой монетки, сделанной из дорогого металла. Так появились деньги.
«Первым государством, начавшим чеканку монет, принято считать античное царство Лидия, располагавшееся на полуострове Малая Азия (или, как еще его называют, Анатолия), таким образом появление денег в общепринятом смысле этого понятия произошло именно там». Лидийская монета, появившаяся в VI в. до н.э., была сделана из золота и называлась “статером”. «Крайне удачное и удобное изобретение очень быстро начало распространяться по ближайшим регионам. Помимо золотых монет очень скоро начали использоваться серебряные, медные, бронзовые и даже железные».25
«Разница между первыми монетами, по сути просто сплющенными кусками металла с вдавленным изображением, и современными, которые могут быть биметаллическими или комбинированными и содержать в себе материалы, совершенно нехарактерные для изготовления монет, колоссальна! <…> Однако суть этих денег остается неизменной уже несколько тысячелетий. И хоть финансовая мировая система сегодня несоизмеримо сложнее, запутаннее и продуманнее, чем в ту эпоху, когда монеты были основой денежных отношений, металлическую монету продолжают чеканить и по сей день. <…>
Следующей “новинкой” история денег отметилась в виде банкнот, точнее их прообраза. Это произошло в Китае, как минимум в VIII веке н.э., − возможно и ранее, однако самая древняя из сохранившихся банкнот датируется именно этим периодом. Строго говоря, эти деньги не были купюрами, имевшими широкое хождение, а были скорее долговыми обязательствами − свидетельствами того, что владелец этой «банкноты» является обладателем некоторой суммы денег, имеющих хождение. Как бы ни было, принято считать, что выпускать банкноты начали именно в указанный выше период. <…> Как можно увидеть, идея возникновения бумажных денег рождалась в разные времена и в разных регионах мира. С развитием печатного дела и производства бумаги, с совершенствованием финансовых систем бумажные деньги получали все большее распространение. Англия, Норвегия, Дания, Франция: в конце XVII − начале XVIII века эти страны также ввели банкноты. <…>
История о деньгах была бы неполной без «неосязаемых» безналичных денег − электронных расчетов, которыми сейчас осуществляются межбанковские и многие другие операции. Добавим и новое веяние последних лет − все еще довольно загадочные для большинства населения криптовалюты.
Во второй половине XVIII века, с совершенствованием и развитием банковской системы, в Великобритании появилась возможность производить расчеты с помощью векселей и чеков, что стало очередной инновацией в мире товарно-денежных отношений. Применение такого средства платежа избавляло участников сделки от необходимости фактической передачи денежной массы, будь то купюры или монеты, из рук в руки, а банкам давало возможность аккумулировать значительные суммы, которые, хоть фактически и принадлежали вкладчикам, но физически находились в распоряжении самого банка.
Сегодня же распространение безналичных платежей дошло до того, что банковская кредитная карта во многих странах почти полностью вытеснила из кошельков граждан привычные всем купюры и монеты. Еще один вид «неосязаемых» денег − электронные деньги − это довольно условный, но тем не менее уже привычный всем термин. Хорошо известные большинству людей платежные системы Qiwi, YandexMoney, Webmoney и др.
Электронная валюта − одни из совершенно новых, загадочных и во многом сложных для понимания их реальной ценности денег − Bitcoin, Ethereum, Ripple, Litecoin и др. Странное для восприятия явление. Одни видят в них будущее, другие − грандиозную аферу. Так же когда-то наверняка большинство относилось и к первым бумажным деньгам, не желая принимать их в качестве оплаты, предпочитая старые, добрые монеты».26
Я привел эту длинную цитату, желая продемонстрировать, как изменялись носители для обозначения одного и того же феномена − эквивалента стоимости различных объектов. В итоге мы можем развитие денежных отношений показать в виде четырехступенчатой схемы: на первой ступени люди еще не выделили эквивалент стоимости и просто «на глазок» осуществляли обмен вещами (бартер); на второй появился посредник, который уже сопоставлял стоимость обмениваемых товаров и помогал производить сделку; на третьей стадии появились деньги − всеобщий эквивалент стоимости, − когда сделки осуществлялись с их помощью (они стали материальными знаковыми носителями стоимости и как таковые существовали в натуре); на последней, современной стадии, материальный носитель стоимости исчезает.
Стороны договариваются о сделке, часто даже физически не видя предмета купли-продажи, а только ознакомившись с его кратким описанием и/или фотоснимками. Дав свое согласие на совершение сделки, стороны удостоверяют его тем или иным способом. После этого банки продавца и покупателя производят трансакцию какой-то монеты, предварительно удостоверясь, что на счетах у участников имеются достаточные для этого средства. Сделка происходит мгновенно через средства связи и завершается тем, что на счету у покупателя минусуется согласованная сумма денег, а у продавца эта же сумма появляется на счету в банке.
Все это происходит как бы виртуально, без физической передачи чего-бы то ни было, поскольку нет передачи денег с рук на руки, так что материальный носитель стоимости пропадает. Однако результат получается действенным, ибо счета в банках изменяются, и стороны могут ими воспользоваться уже в своих новых пределах. Знаменитая марксова формула «товар − деньги − товар» приобретает новый вид: «товар у продавца − межбанковская трансакция − товар у покупателя». Такая форма купли-продажи дает нам возможность передать реализацию сделки компьютерам, что, в свою очередь, позволяет совершать сделки на немыслимые до сего времени расстояния и в течение нескольких минут, когда продавец и покупатель вообще не видят друг друга.
Преодолевая состояние дикости, люди налаживали отношения друг с другом с помощью знаков. Вначале появились жесты и мимика: собеседники обнаруживали свои намерения «жестами ближайшего окружения»: «туда − сюда», «направо − налево», «следуй за мной − оставайся на месте» и пр. Были жесты радости и страдания, любви и ненависти, гнева и привязанности. Все это сопровождалось соответствующей мимикой и выражением лица, различными позами и, разумеется, нечленораздельными восклицаниями. Такая форма общения была очень эмоциональна, но весьма двусмысленна по применяемым и еще не конвенциональным жестам-знакам. К тому же она могла происходить лишь в непосредственной и видимой для общающихся обстановке − малейшая их отдаленность и отвлечение внимания такое общение прекращали.
Ради преодоления этих мешающих обстоятельств люди научились применять непроизвольные восклицания как слова с фиксированным значением. Слова предполагали закрепленное за ними содержание, что давало возможность распознавать их на расстоянии, − только слыша собеседника. Так, мало-помалу, появился язык. Это был колоссальный прорыв, фактически превративший дикарей в думающих личностей, которые могли передавать свои мысли другим таким же личностям и получать от них ответы. По семиотической терминологии это означает переход от одного типа знаков к другому, более высокому и абстрактному, что также предполагает и более высокую ступень развития человеческого сознания.
В ходе познавательной деятельности мы сталкиваемся с тем, что на определенном этапе знаки прямой наглядности становятся непригодными для использования. Чаще всего их попросту нет. Это очевидно даже в самых простых ситуациях, скажем, в ориентации на местности. Попав в затруднительное положение, мы поначалу ищем способ решить проблему с помощью знаков прямой ориентации, например, забираемся на дерево и осматриваемся. Если и это не помогает, приходится использовать иные возможности − догадку и логически оправданные предположения. Если они срабатывают − исполать, а если нет − мы ищем дополнительные варианты общения. В более сложных случаях, например, в исследованиях, такие случаи возникают сплошь и рядом. Тогда мы прибегаем к тому, чтобы обойтись знаками прямой наглядности. При этом мы должны следовать трем условиям:
а) мы должны опираться на уже имеющиеся и проверенные данные, которые в той или иной степени могут быть использованы;
б) в дальнейших шагах мы полагаемся на наш прошлый опыт, интуицию и на логику;
в) достигнутый таким способом результат остается гипотетическим, пока мы не сможем его проверить на практике; если такая проверка подтвердит правильность наших рассуждений, результат исследования из гипотетического переходит в разряд апробированных, а использованные при этом знаки из умозрительных переходят в категорию прямых знаков.