А. Норди
Неживой
Марк разворачивается к Нине. В ее глазах тлеет тоска с искрами надежды. Язык скользит по ее пересохшим губам. Нина тянется к Марку.
Поцелуй длится недолго, считанные секунды. Нина шумно выдыхает, хватает футболку Марка и тянет ее наверх. Он понимает, что делать дальше: вслед за футболкой на пол летит остальная одежда.
Нина в лихорадочной спешке сбрасывает платье, выскальзывает из белья и тащит Марка на диван.
Он входит быстро, порывисто: Нина вскрикивает (от наслаждения – или боли?), закрывает глаза – и выдыхает с долгим, томительным стоном.
Их губы смыкаются. Они не могут оторваться, жадно поглощая друг друга. Одиночество, боль, отчаяние – все сгорает в пламени страсти. Оно очищает, наполняет жизнью.
Но вскоре поцелуй начинает отдавать железом и солью. Марк отстраняется.
Из носа Нины струится кровь, заливая ей губы. Нина сжимает зубы, закинув голову. Бледная и хрупкая, она выгибается на диване, сотрясаемая судорогами.
– Нина?! – кричит Марк – и проваливается во тьму.
* * *
Холодный свет сочится сквозь веки. Ноздри Марка тянут сухой воздух с запахом химикатов, мочи и прелого белья.
Он приходит в себя, сидя на стуле в больничной палате. Справа, чуть поодаль, на койке лежит Нина с перебинтованной головой. Ее глаза закрыты. Лиза и врач стоят рядом.
Марк пробует пошевелиться и что-то сказать, но не может: руки и ноги обмякли, а вместо членораздельной речи из горла вырывается хрип.
Лиза и доктор игнорируют потуги Марка привлечь к себе внимание, словно им нет до него никакого дела. Нина – вот, кто занимает их мысли.
– Она слышит нас? – тихо спрашивает Лиза.
– Ей сделали укол седативного средства, – отвечает врач. – Она спит.
– Я нашла сестру дома. – Лиза отворачивается от кровати и глядит в сторону Марка, но ее взгляд странным образом смотрит сквозь него, будто на стуле никто не сидит. – Забыла паспорт и вернулась за ним. Нина лежала на полу без сознания, лицо в крови.
– Мы опасались сотрясения, но МРТ выявила более серьезную патологию. – Доктор показывает Лизе снимки. – Опухоль мозга.
Лиза как будто сжимается, и ее плечи трясутся от беззвучного плача.
– Нина последние месяцы жаловалась на головные боли, – бормочет Лиза. – Я несколько раз говорила ей сходить к врачу!
– Другие симптомы были? – уточняет доктор. – Потери сознания? Галлюцинации? Прочие странности?
– Вроде нет… – неуверенно начинает Лиза, но вдруг внезапная догадка озаряет ее лицо, и она произносит: – Нина замачивала сырое мясо в молоке!
Доктор кивает с безразличным видом: слова Лизы его не удивляют.
– Вкусовые извращения могут быть одним из симптомов.
– Она поправится? – Голос Лизы дрожит от волнения.
– О прогнозе нам лучше поговорить в ординаторской.
Они выходят, и Марк переводит взгляд на Нину. Ее грудь, укрытая застиранным одеялом, тихо вздымается, а под сомкнутыми веками беспокойно двигаются глазные яблоки.
Кажется, проходит вечность.
Вдруг Марк понимает, что может пошевелиться. Медленно и осторожно, словно немощный старец, он поднимается со стула. У его ножки стоит раскрытая сумка Нины, в которой виднеется красный блокнот.
