А. Норди
Крещендо
– Хорошо, что вы про это заговорили. Вы не могли бы ее наконец-то вырубить?
– Кого вырубить? – удивляется наблюдатель.
Впившись ногтями в ладони, Виктор чеканит хриплым, сдавленным голосом:
– Музыку из динамика. Она меня реально достала. Я не мог из-за нее уснуть, а сейчас она мешает вас слушать!
Он выкрикивает последние слова, но с трудом способен их разобрать: музыка заглушает собой все остальные звуки. Откуда-то издалека, словно из глубины колодца, слышно наблюдателя:
– Виктор, кроме моего голоса из динамика больше ничего не звучит.
Слова, словно пули, разламывают череп Виктора: все становится одновременно размытым – и невероятно ясным, четким, острым. Словно истина, которую он всегда знал, но боялся признать.
Он падает на пол, произнося на последнем дыхании:
– Я больше не могу… ее вынести…
Издалека, сквозь какофонию темных, окрашенных кровью звуков, доносится испуганный крик наблюдателя:
– Быстро вызывай бригаду, он отключается! Виктор! Виктор! Он потерял сознание! Быстро врачей! Виктор! Виктор, ответьте! Виктор! Виктор!
Он лежит на полу, безразличный ко всему, что творится за стенками его черепной коробки. Вскоре голос наблюдателя исчезает, всецело поглощенный музыкой. Она звучит громче – навязчивая, невыносимая мелодия, которая наконец-то достигает смертельного крещендо, как и чувство вины, раздирающее Виктора изнутри.
Он закрывает глаза, и вместе с темнотой наступает спасительная тишина.
