– Будь ты из Воснии, парень, я бы тебя раскатал, – прохрипел Беляк и тепло улыбнулся.
По песку уже шли помогать. Объявляли победителя. Я не смотрел на трибуны, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. Помощник с опаской подошел ко мне, едва-едва коснулся плеча. Что-то пробормотал по поводу награды. А я все ждал. Ждал, пока улыбнусь, разведу плечи, помашу рукой тем, кто болел за Излом. За меня.
С трибун галдели:
– Подойдите, ну же, Лэйн!
– На минуточку, можно?
– Сюда, посмотри сюда!
К дьяволу.
Я развернулся и вышел через вторые ворота, подальше от людей, вельмож, полезных знакомств и толстых кошельков.
Кто бы знал, что вместо короны турнира я куда больше хотел получить голову одного уродливого воснийца.
– Да какого дьявола вам еще от меня надо? – я почти взвыл, ударив ладонью по столу интенданта Восходов.
Сегодня он даже был трезв. Смотрел на меня, вжавшись в спинку стула, лупал глазами. Медаль с «короной» турнира сиротливо лежала на столешнице. Блеклая и бестолковая.
– Бесплатно? По рукам! – уточнил я во второй раз. – Я готов, повторяю…
Я даже убрал обломок меча, когда зашел в комнату. И явно не собирался никого больше резать сегодня.
Мало. В Воснии всем всего мало!
– Э-э-э, – протянул этот пьяница и покосился на дверной проем. Я обернулся. Нас не подслушивали. Интендант зашептал: – Я никак не могу вас принять, поймите.
Я развернулся, прихватил один из стульев, с противным скрипом протащил его по полу и уселся напротив.
– Я только что взял корону турнира, вашу мать! Сколько у вас гвардейцев под флагом, которые фехтуют хотя бы вровень со мной?! Трое, двое?! Ринсу и вовсе сломали ребра…
Я снова ударил ладонью по столу. Подонок подпрыгнул на месте.
– Никуда я отсюда не денусь, если вы сейчас же не…
На лице интенданта разлилась боль. А я даже не начинал его бить.
– Не могу. Т-только не в Криге, милорд. Никак нет, смилуйтесь! – Он снова покосился на проем. – Ваши друзья…
«Большая удача, что Симон вас приметил. Через пару лет вы будете благодарны», – вспомнились слова Варда. Благодарности моей не было предела.
Взять корону турнира – путь к свободе? Ха! Я обманывал сам себя.
Я опустил плечи и выдохнул:
– Хочешь сказать, что я по жизни тут застрял?
– Мне искренне жаль, милорд, но…
– О, ты еще не представляешь, что такое сожаления, – я цедил слова. – Я третий год гнию в вашей помойке. И я забыл про милосердие. – Боль от синяков не утихала, я поморщился. – Знаешь, что случится дальше? С моими «друзьями»?
Интендант замотал головой:
– Я не с ними, поверьте! Никто их не люб…
– И с теми, кто им помогал? Увидишь. Начну с тебя. – Я положил пальцы на рукоять уцелевшей керчетты. – Выпотрошу и оставлю подыхать рядом с поганым ведром!
За словом – дело. Я поднялся с места.
– Стойте, стойте, я!..
Керчетта легко вышла из ножен и блеснула щербатым острием. Интендант зашарил руками по столу.
– Все, что я могу, – он еле лепетал и, не отрывая взгляда, вытащил лист бумаги. Открыл чернильницу. – Рекомендовать. И не просите большего!
Буквы неровно заплясали, появляясь под его пальцами. Лицо интенданта вспотело, будто его держали над костром. Я бегло прочитал слова за его ладонью:
«Предъявителю сего… Лэйн Тахари… рекомендован…»
Интендант в жизни так быстро не работал. Он подул на чернила, погрел смесь для оттиска и забормотал:
– Поклянитесь, что не покажете. Никому-никому!
– Как же я его вручу? – я нахмурился.
– Никому, кроме сержанта в Оксоле. Никому в Криге. – У него задрожала нижняя губа.
– Никому в Криге не покажу, даю слово.
Знал бы ты, пьянчуга, что я дважды не сдержал его и перед самим собой. Ударив печатью по письму, интендант рухнул на свое место. Я забрал свой билет на волю, развернулся к выходу.
– Ох и пожалею же я об этом, – запричитал пьяница за моей спиной. – Ох и пожалею…
– Это уж с какой стороны поглядеть, – хмыкнул я и спрятал письмо под рубахой.
– Слава победителям! – заорал Рут, стоило мне сунуться в питейную.
– Горе нищим, – осадил его я и уселся напротив.
Рут не смутился и заявил, что угощает.
– Это не обязательно, – заметил я тише. – Вард расплатился за турнир, – я похлопал по поясу. Зазвенели кровавые монеты. Бок до сих пор болел после того, как я падал на землю.
– О-о, – выпучил глаза Рут. Явно от восторга.
– Да брось! – Я отпнул табуретку, которую какой-то умник оставил под столом. – Мелочовка…
– О-о-о! – Рут навалился на столешницу, разве что слюной не истекал от жадности.
– Два десятка золотых, – я скривился то ли от боли, то ли от названной суммы.
– Матерь двойного солнца и ее исподнее! Да это же целое состояние!..
Мелочь, с которой не сунешься в поход и на два года.
Я дернулся, положил локти на стол и сделал слишком резкое движение.
– Беляк чуть не разбил мне голову, Рут. Дважды, черт тебя дери. – Я пытался распрямиться, но неловко шевельнул левым плечом. – Ты хоть… ау.
Вся радость победителя – неделю страдать. Даже в бордель не зайдешь.
– Тебе-то? Ха-ха! Да брось, ты бл-лестящий мечник. – Рут похлопал меня по плечу. К счастью – по правому. Его язык уже начинал заплетаться, слово он свое явно сдержал. – Сила. Мо-ощь!
В Воснии всем всего мало – теперь и Рут полез обниматься.
– Тише ты, уймись, – я вырвался из его объятий. После схватки мне все еще казалось, что и друг готов задушить, стоит только расслабиться.
– Лэйн из Дальнего Излома! Лучший ме-ечник, которого видывал свет! И я с ним пью! Друг он мне, слыхали?!
Я болезненно глянул в угол, где располагался самый шумный стол. Сейчас всякий бугай напоминал мне Беляка.
– Замолкни, Рут. Ты совсем сдурел, – еще не хватало драки.
Не прошло и пары минут, как к нам подсели. Я уперся лбом в ладонь и пытался пообедать, пока одинокие девицы Воснии строили нам глазки. Рут не возражал.
Я не одобрял его выбор в женщинах. Может, на том и держится мужская дружба. С Рутом нам было нечего делить, кроме нескольких кружек за столом.
– Говорят, Аткет до сих пор не может подняться. – Часто моргала воснийка по левую руку. – Неужто мужчинам только и нужно, что убивать друг друга?
– В самом мирном городе Воснии! – запричитала в ответ вторая.
Рут с подругами трещал не умолкая. Перехвалили каждый цветок в чертовом зале канцелярии. Говорили о мире, ценах на мыло и налоге на рогатый скот. О калеках, обнищавших после турнира, о любви вельмож к чемпионам…
Я скинул руку очередной подруги и вспылил:
– Все, к дьяволу. С меня хватит.
– Куда же вы? – томно протянула воснийка, под шумок объедая тарелку Рута.
Я даже с места не вставал, а со мной уже принялись спорить и уговаривать остаться:
– Мы только н-начали, дружище! Не обижай, во имя вс-сякой матушки на свете…
– Речь о турнирах, – вздохнул я.
Рут нелепо заморгал, дамы притихли.
– А помнится, я сам тебя-а отговаривал как-то раз. Вот точно дураком был! Ты уж прости. – Приятель уже был настолько пьян, что был готов извиняться за сущие пустяки. Бестолковый добряк. – Но ты погляди, как все вышло. Корона турнира, подумать только! – Он поднял кружку нетвердой рукой. – За кор-рону! Еще одну!
Рут заорал на несчастную девицу в заляпанном платье. Она не успевала.
– И ты был тысячу раз прав. К дьяволу эти ристалища, – сознался я, пытаясь устроиться на скамье так, чтобы не болели бока. Никак не выходило.
– Ну так и черт бы с ними, мил-ленькое дело! Такому умельцу найдется и другая работа в Криге, верно я г-говорю, дамы?
Воснийки не возражали. Особенно им нравилась щедрость Рута.
Я вздохнул. Ристалище все еще стояло перед глазами. Стоило оступиться на поле, и мне бы сломали шею. Хуже – ходил бы под себя до самой смерти, как бедолага Аткет, так и не взявший корону.
Главное – ни слова о скором побеге из Крига. Никому. Даже Руту.
– Тебе все просто, – фыркнул я и отпил сливянки. Горькая, зараза. Точно напоминает о том, в какой переплет я угодил. – Какой у меня теперь выбор? Вард мне и без ристалища шею свернет, если я сдам.
На лице Рута появилась наглая ухмылка. Такая же, как в тот вечер, когда он разбил цветочные горшки на балконе Эми.
– Выбор есть всегда, друж-жище! – подмигнул он то ли мне, то ли нахлебницам.
Я старался не выдать тревоги. Стоило веселиться, пить, может, и ввязаться в драку. А мне хотелось забиться в угол, подальше от всяких Беляков и новых стычек. Дождаться утра. Спокойно собраться в путь. Я бесчестно спросил, будто был заинтересован:
– Какой еще выбор?
– Женитьба!
Я продавал свое тело и душу на ристалище. До полного падения осталась самая малость – забраться в постель к воснийке из корысти.
– А что, господа, – оживилась самая худая и болезная из незнакомок, – я очень даже не прочь.
– И я, – запоздало вклинилась ее соседка.
Еще бы. Я отпил сливянки и соврал:
– Видно будет.
Письмо грело лучше выпивки и победы. Празднование, о котором я не просил, затянулось. Мне бы стоило уйти раньше. Подготовиться к отбытию. Вместо этого я сидел смертельно трезвым и ждал неведомо чего.
В Содружестве не водилось пьющих болванов-воснийцев или красивых и бойких мерзавок с острым языком. Возможно, только из-за этого я и поднялся на палубу «Луция».
Рут шутил, давал пустые клятвы пышногрудой соседке и вечно путал ее имя. Я невесело усмехнулся и подумал: «Через неделю тебя точно раздавит какой-нибудь гвардеец на коне».
Нужно ли уточнять, что я снова вызвался провожать друга до «Сухопутки»? Женщины Воснии только брали, предпочитая не отдавать ничего взамен. По дороге я сетовал, чувствуя полное право:
– И все-таки мне никогда не понять, зачем воснийцы так много пьют.
Приятель развел руками и скорбно качал головой. А потом разразился:
– Матушка кровная и вся ее м-милость… меня опя-ать попрекают!
Именно таким он меня и запомнит. Я долго молчал, отсчитывая дома. Знакомый путь. Как долго и я буду помнить эту дорогу?
– Слушай, Рут. Эм. Знаешь, если бы не ты, быть может, я… не дожил бы до этого дня. – Я оглянулся в сторону канцелярии. Рут в недоумении повернулся ко мне. – Спасибо, правда.
– Дважды д-двойное солнце, ты чего, дружище?
И встал на середине дороги – так ошалел. Будто бы от меня слышали благодарности еще реже, чем казнили королей. Я добавил:
– Жаль, что я так и не узнал Гэри. Думаю, он действительно был неплохим парнем.
– Отв-вечаю! – перебил меня Рут, будто мы спорили. – Лучше него только… только ножки двойной м-матери! Или, э-э, – приятель потерялся в метафорах, – четыре солнца? Не-не, обожди. Отсутствие похмелья, во!
Рут и не догадывался, что мы виделись в последний раз. Мы дошли до «Сухопутки» за неполный час, и мне даже не пришлось никого тащить на плече.
– Завтра все-е в силе? – Рут пошатнулся, но выставил указательный палец вверх. Жест, что его не нужно поддерживать.
Я потер пятнышко на рукаве. Оно не сходило.
– Э-э, Рут, знаешь, я такой битый, что, пожалуй, пас. Отлежусь, отдохну. Позже как-нибудь, идет? – Я улыбнулся.
Перед пьяным Рутом можно и вовсе ничего не объяснять. Забудет, что с него взять? И не на что здесь обижаться.
– З-заметано, – сказал он и подпер стену телом. – Но я все равно под вечер… того. Загляну.
Я кивнул, чтобы не солгать. Так и распрощались. Потерев рукав, я смирился с тем, что поеду за новой жизнью в грязной рубахе.
На пути в «Перину» я окинул прощальным взглядом Криг. Страшный ветер, поднявшийся с моря, так и норовил закинуть плащ мне на голову. Я придерживал его, спасаясь от холода. Завтра под вечер я уже буду на пути в Оксол. На пути к новому дому.
Прощания – лишняя трата времени. Сьюз не было никакого дела до того, куда я отправлюсь. Рут попробует меня напоить, как делал это не раз, и я снова начну сомневаться. К дьяволу. Под стягом мне будет не до дружбы. Вот уж точно, последнее мне давалось еще хуже, чем прощания.
С матерью попрощаться как следует так и не довелось. Кажется, то начатое письмо… Черт бы с ним. Оставлю в комнате вместе с ненужным барахлом. Я написал две строки за последние три года. Помнил их наизусть. И для чего тащить с собой старый клочок бумаги?
Больше никаких якорей. И долбаных пристаней, портовой сволочи, приставучих глыб.
Уже в «Перине» я как следует отмок в воде. И даже потер рукав с мылом, чтобы не отдавать все банщице.
Хватит с меня смирения. Всю грязь стоило оставить в Криге.
Беспокойный огонь свечей, зелено-синий витраж у потолка, бордовые простыни, сквозняк…
Запах левкоев, топленого жира, сырости. Все еще не мой дом.
– Плохой пес, – сказала Сьюзан.
Почему-то я был сверху. Лежал на ней, едва соприкасаясь. Не чувствовал холода. Казалось, я забыл что-то очень важное. Должен был сделать, принести, сказать?
– Поводок. Я забыла твой поводок. – Ее лицо выглядело таким несчастным.
Бежевые локоны у шелковой подушки. Безупречные черты лица. Две родинки у губ. Чужая жена.
Бух! В дверь застучали со страшной силой. Я повернул голову к выходу и пробормотал:
– Нет, вы все не так поняли, господин Коул, я…
Тук-тук-тук. Громче, настойчивее. Сколько их там? Все братья Сьюзан?
Я разлепил глаза. Через щели в двери мерцал слабый свет. Не пожар – свеча. Я повернул голову к ставням. Ни одного просвета – глубокая ночь. Ощупал простыню рукой в поисках тепла, соседства. Никакой Сьюзан ни справа, ни слева, ни подо мной.
– Лэйн? Лэйн!
Я потер глаза, недовольно простонал, свесил ноги к полу. Поежился от холода.
– Ты там? Я захожу, – сказали уже тише.
«Что?»
Сапоги были не теплее досок и ковра. Я никак не мог понять, проснулся или еще сплю. Со стороны двери послышалась возня, щелчок. Яркая полоса света лизнула стену комнаты. Дверь скрипнула.
«Какого дьявола? Я же закрывал ее!»
На пороге стоял Рут.
– А?..
Моя рука сама залезла под подушку, пальцы нащупали кинжал. Вот только в нем не было толку.
– Рут?.. Откуда у тебя арбалет? – просипел я.
Приятель высунулся в коридор, бегло осмотрелся и захлопнул дверь. Затем закрыл ее на засов. Я замер, туго соображая: звать ли на помощь и успеет ли она подойти, если Рут снимет самострел с дорожной сумки, и…
– Собирайся. У нас проблема.
Кажется, он еще не до конца протрезвел. Я зевнул:
– Что? Какого дьявола про…
– Одевайся, хватай самое нужное, и валим. Пока не поздно, – прошептал он, взял ножны с полки и кинул рядом со мной на кровать. Я не успел ничего спросить – Рут уже схватил мой плащ и бросил его по соседству.
– Деньги, оружие, доспех. Все, что сможешь нести при свободных руках, ну!
Я засуетился. Чужая тревога будила не хуже арбалета.
Быстро одеться не получилось. Я зевал и собирал вещи. Рут мрачнел в углу комнаты. Когда я наконец-то разделался со сборами и нацепил бригантину, приятель тяжко вздохнул. Еще не все.
Я покосился на защиту для рук.
– Надевай, – подсказал Рут.
– Будет драка?..
Приятель ничего не ответил, и я просто подчинился. Я простился с комнатой взглядом, перебрал вещи в памяти, заглянул еще раз в сумку. И неуверенно заключил:
– Вроде все…
Рут встал возле двери, перегородив путь, и сказал:
– Не забудь. – Сначала я посмотрел на Рута, а уже потом на протянутый кинжал.
– Точно. Спасибо, а…
Рут уже вытащил бесполезный засов в двери. Бесполезный перед такими, как мой приятель.
Весь мир оказался быстрее меня: Рут спешил, храпели постояльцы «Перины», скрипели доски под моим сонным шагом. Я шел за чужой спиной, и вдруг она резко пропала: кажется, я ненадолго прикрыл глаза.
– Рут?
Я собрался спуститься по лестнице к главному входу на первый этаж. С запозданием заметил, что меня схватили за плечо и потянули назад. Я обернулся, даже не вытащил кинжал.
– Не спи, – сказал Рут и утащил меня к балкону.
Мир спешил. Бежали облака под луной, трепетал плащ на ветру. Казалось, что я все еще сплю. Рут перемахнул через низкий забор и спрыгнул вниз. На ящики, затем на скамью и уже потом на землю. И поманил меня рукой – быстро, раздраженно.
Еще в Содружестве я презирал ранние подъемы. Что ж, мне просто еще не приходилось подрываться черт-те куда за полночь, стоило только сомкнуть глаза…
Хрусть! Что-то надломилось, когда я спрыгнул на ящик. Не нога, и то в радость. Я осторожно перебрался к другой опоре, расставил руки для надежности. Одолел препятствие, наступил на скамью и твердо встал на земле.
Рут даже не улыбнулся моей победе над высотой и плохим сном.
– Срань лютая, Лэйн, следи за шумом! – прошипел Рут. От него все еще несло сливянкой. – Сейчас мы пойдем к стене. Я впереди, ты – следом. Прикрываешь. Понял?
Я не высказал возражений, ибо сомневался абсолютно во всем. Мы выскочили со двора на улицу. Рут удивительно складно переставлял ноги. Я спросил чуть громче:
– Так чего стря…
Он обернулся и приложил ладонь к губам. Мол, заткнись. Я постарался зевнуть как можно тише.
В переулке звенела блаженная тишина. Только завыл дворовый пес и тут же стих. Рут ускорил шаг и замахал мне рукой.
Одежда так и не высохла. Мокрый рукав раздражал. Тут-то я и вспомнил, что забыл в «Перине». Расшитую рубаху, подарок от матери к шестнадцатилетию. Чертова спешка! Я разозлился, но не развернулся назад.
– Да что случилось?! – Я потер глаза, убрал грязь из уголков.
Рут отвечал на ходу и еле слышно – я с трудом его разобрал:
– Вард прознал, что ты драпаешь.
Я остановился.
– Погоди. А ты-то как?..
– Матерь двойного солнца и ее задница, Беляк тебе что, все мозги вышиб?!
Я примолк и подчинился лишь оттого, что впервые видел Рута таким раздраженным. Когда мы свернули к городским стенам, где оставался Карий, я понял, что Рут не просто недоволен. Он страшно зол.
Иначе бы зачем на меня так орать?
Пока мы то перебегали от одного угла дома к другому, то неспешно срезали через переулки, я заметил у Рута пятна крови на сапогах. А еще мой приятель был удивительно бодр для этого часа. И вел нас самым длинным путем за стену.
Мы выбрались совсем нескоро, хоть «Перину» и строили на окраине. Добравшись до сторожки, шли неспешно под взором стражи, будто и не улепетывали из города. Обошлось. Возможно, дозорные и вовсе спали на посту.
– Ты мне расскажешь, в чем дело, или нет? – я спрашивал все осторожнее.
– Позже, – шепнул он, но казалось, что стукнуть хотел.
Как только мы скрылись с глаз дозора и свернули налево, к конюшне, Рут сошел с дороги. Затем прислонился к городской стене и принялся заряжать арбалет.
– А теперь молчи и будь готов к чему угодно, – наставлял он меня вполголоса. – Ну, можешь еще помолиться, чтоб их было не больше четырех…
Я кивнул и ничего не спрашивал. Пойди-ка поспорь против арбалета! Или попробуй скрыться от Варда. Как назло, у меня осталась всего одна керчетта. Половина второй не в счет.
«Было бы лучше, задержись ты в Криге еще на неделю для перековки?!»
Мы крались вдоль стены, сближаясь с конюшней. Приятель оказался прав: вместе с запахом навоза нас настиг и чей-то кашель.
Рут оттопырил указательный и средний пальцы, ткнул себе в нижнее веко и указал на полумрак у конюшни. Я и не сразу сообразил, что это означает «гляди в оба».
– …не нравится мне энто все, – признался кто-то в полутьме.
– Че, навоз разгребать тебе бы больше понравилось? – ответил другой голос, тягучий и старый. – Мож, так ему и передашь, а? Хочешь, я передам?
За сенником хрипло засмеялись. Из-за облаков снова показалась луна.
Рут приложил арбалет к плечу и присел на корточки. Я высунулся из-за его спины, чтобы поглядеть в зазор между сенником и пристройкой. У единственного прохода к скакунам стояли воснийцы при оружии. Точно не сторож и не конюх. Один слева, рука на дубине. Рядом второй. Смотрели в сторону, на дорогу. Третий кашлял. Были ли четвертый, пятый?..
– Ну и че, нам тут до утра зады морозить? – жаловался кто-то невидимый за стеной пристройки.
Щелкнула тетива. Я дернулся. Голова ближнего к нам воснийца отклонилась в сторону с громким хрустом, увлекла за собой тело.
Труп только коснулся земли, а Рут уже скрылся из проема, почти бесшумно нырнув за сенник.
– А-а-а! – завизжал совсем по-девичьи восниец справа. – Бляха!
Весь в крови, нетронутый. Пока.
Я спешил за Рутом, обогнув строение. Приятель скинул арбалет на середине пути и достал нож.
– Хер дюймовый! Откуда? Как?! – сыпались тупые вопросы в ночи.
– Ублюдки!
– Тиха-а!
Мы выскочили на дорогу, зашли с тыла. Испачкавшийся в крови восниец так и стоял бы ко мне спиной, но услышал шаги:
– Вон они, во…
Я подрезал ему локоть в замахе. Подрезал плохо, зацепился за кость. Грязный порез порченым клинком.
– А-а-а, б-бож-же! – заверещал бедолага, рухнул в грязь, забился на спине, засучил ногами. Больше не сможет ударить.
Со стороны, куда побежал Рут, послышался всхлип, бульканье. Я запоздало оглянулся, бросился на помощь. И застыл. Рут вышел мне навстречу и уже вытирал стилет о темные штаны.
– Трое, – уточнил мой друг. – Свезло.
Третий восниец присел у стены. Хватался руками за горло. Бордовыми блестящими руками.
– Ты не уйдешь, – позади то ли плакал, то ли угрожал паренек в грязи, – никуда не денешься! Пришьют тебя, подлец, при…
– Лэйн, объясни-ка мне, почему он еще дышит? – Рут подобрал арбалет и вернулся еще более мрачным, чем был до того.
Я нелепо приоткрыл рот, не нашел слов. Посмотрел на клинок. Посмотрел на воснийца в луже.
– Не надо, я не… я… да мы просто тут стояли! – взвизгнул тот, косясь на Рута. – Вы кто вообще?!
Рут подошел к первому телу, наступил сапогом на кровавое месиво с костями и вытащил болт. Присмотрелся к нему, цокнул языком и сбросил снаряд в траву. Испорчен.
– Свезло наполовину, – заключил Рут.
Я не хотел вконец его разозлить. Не убирая керчетты, подошел к воснийцу в грязи. Тот запричитал:
– Эй-эй, пощади, парень, я же… мы же с тобой…
Ладони поднялись к небу. Я замер. Знакомое лицо – паренек совсем недавно играл в карты у Симона. Но ни разу не переходил мне дорогу – я не запоминал, где его дом. Так я и стоял, пока Рут не окликнул меня:
– Шевелись уже! Нас точно слышали на стене.
– Клянусь, я не доставлю вам проблем, – всхлипывал восниец в луже. – Отпустите…
Я поверил ему и убрал меч.
– Лежи тихо, пока не потеряешь нас из вида, понял?
Восниец страстно закивал. Я знал, что через пару часов пожалею о своем решении. Быстрой тенью слева от меня возник Рут. Остановился у головы воснийца. Тот бормотал, всхлипывая:
– Спасибо, спа…
Рут ударил пяткой по чужому горлу. Один раз, другой. Хотя под стопой хрустнуло после первого касания. Затем Рут развернулся как ни в чем не бывало.
– Кх-а, кх-ха…
– Зачем? – спросил я шепотом, будто вспомнил, что поклялся не шуметь.
Восниец задыхался и тянул ко мне руки.
– А я-то думал, – разочарованно сказал Рут уже у входа конюшни, – ты их не любишь.
«Их». Я осторожно зашел следом, поглядывая на хрипящего врага.
– Чья кровь была у тебя на сапогах? – Мой голос звучал совсем сипло.
– Не моя.
– Славно.
Я сморозил честную глупость, дельного ответа так и не получив. Потоптался возле сена. Глянул на дорогу: никакой подмоги не намечалось. Бедолага все еще корчился в луже. Больше он в карты не поиграет. Я прочистил горло:
– Похоже, это и правда люди Варда?..
– Нет, блин, дети двойного солнца! Я тебе сразу сказал. Открывай денник.
Я рассеянно подошел к пятой двери по левую сторону. Выдохнул, когда увидел Карего. Выходит, стерегли именно меня?
– Какого дьявола им от меня надо? Здесь, сейчас?! – я возмутился. – Я же одолел Беляка, отдал долю…
Рут глянул на меня, как на последнего дурня:
– Доходную лошадку в поле не бросают.
Пока мой приятель присматривался к скакунам, я пытался понять, зачем Рут здесь. Друзья и враги. Хуже врагов…
– Так что же, из-за меня и за тобой пришли? – Я резко обернулся к Руту, в животе свился узел. – Сегодня?!
– Пару часов назад, – уточнил Рут. – Мы разгружали склад в порту, все было тихо. Бойд получил откупные. Вместо стражи нагрянули твои приятели.
Ночные перевозки, неплохие деньги, отсутствие друзей. Портовые сделки под носом у Варда, о которых тому не следовало знать. Все сложилось. Я ткнул в Рута пальцем:
– Ты что, сбывал товар в обход канцелярии?!
– Не сбывал, а только помогал разгружать, – он беззаботно пожал плечами.
По моему старому приятелю давно плакала петля.
– Велика разница! – упрямо заметил я. – Дьявол, Рут! Ты лгал мне.
Он времени не терял – открыл денник по правую сторону.
– Не-а. Я говорил, что таскаю грузы и никого не калечу в Криге, – напомнил мне Рут. – Так и было, – он кивнул головой на тела, – до недавних пор.
Что тут возразишь? Мог бы и сам догадаться за эти годы.
– Извини, – нелепо буркнул я. – Ты пришел мне на выручку, а я…
Рут вывел скакуна из денника, накинул уздечку на крюк и через миг появился уже с попоной и седлом.
– Нет, погоди, – я придерживал Карего в деннике, – ты что, убегаешь? Со мной?..
Оказалось, что Рут еще и умеет быстро седлать коней. Во мне роились вопросы:
– Но почему?
– Потому что из-за твоих хороших друзей, – огрызнулся Рут, – мне больше не жить в Криге!
Я почувствовал себя последним дерьмом.
– А. Ох. Я не хотел. Я не…
– Выводи коня и кончай извиняться.
Я послушал его. Рассеянно вывел Карего наружу, прихватил попону. Повозился в поисках седла в полумраке.
– Тебе стоило мне все прямо сказать, – зачем-то добавил Рут. – И куда раньше…
Вместо того чтобы найти свой дом, я отнял старый у приятеля, сам того не желая. И это – меньшая из моих проблем. Что-то казалось забытым. Не рубаха, не запасные сапоги. Что-то больше, важнее. Опаснее.
Сьюзан! Я распахнул глаза, прихватил Рута за рукав. Едва слышно сказал:
– Погоди, я должен вернуться. Ненадолго, так, предупредить…
Лицо приятеля выражало такую степень возмущения, что и Саманья бы с ним не потягался в лучшие годы. Рут не сказал – процедил:
– Что же, ну, пойдем! Пойдем спасать Сьюзан Коул, так? – Я вжал голову в плечи. – Девчонку, отец которой выпустит потроха и Симону, и Варду, и всей их ораве, стоит ей уронить слезинку. Девчонке, которая…
Рут нахмурил брови и покачал головой, быстро седлая скакуна.
– А нет, и правда, отличная идея! Я думаю, ее папаша тебя прекрасно защитит, когда ты явишься ночью на порог их владений.
Я совсем смутился и поправил дорожную сумку на плече. Посмотрел на вороную, которую еще недавно пытался мне продать старик.
– Это… э-э… твоя кобыла?
– Хер с небес и сучья лапа, – вздохнул Рут. – Займись своим мерином и попробуй наконец проснуться!