А. Л. Легат
Право на меч
Холод под кожей, лед в костях.
Песок. Щебень, грязь и кровь. Серебряные монеты. Невозможность вдохнуть.
– Простите! – донесся до меня голос мальчишки.
Пошатнувшись, я поднялся. Или не я. Разве же я когда-то был так плох, Саманья?..
Касс позволил мне выпрямиться и отдышаться. Будто это он мне поддавался! Будто это я…
– Ставки три к двум! Две к трем!
Трибуны визжали, свистели и улюлюкали.
Я до боли закусил губу. Боль – лучший способ прийти в себя.
Я погибну, если не одолею врага. Я погибну, если одолею его.
Касс ударил меня наотмашь, по-девичьи, тупым концом скимитара. Такой удар не сломает костей, не порвет стеганку и не оставит синяк…
Моя керчетта не встретила врага. Слабый удар не высек даже искры. Я отшатнулся и услышал глухой стук.
– Ой! – вскрикнул Касс.
– Два к трем! – заорали с помоста.
Я смотрел на меловое пятно у правого плеча. Хуже крови. Через вой и крик с трибун я еле разобрал смотрителя:
– Излом повержен!
– Простите, простите, – отчего-то тараторил Касс, протягивая мне раскрытую ладонь. – Но как?.. Вы же…
Я не помнил, что ответил тогда. И сказал ли вообще хоть что-нибудь. Я покинул манеж с клинками наголо. Никто меня не остановил. Даже Вард.
На улице Привозов торговали толстолобиком, несло топленым жиром, веселилась детвора. Чужой край.
Меня обходили стороной. Руки устали тащить оружие. Я не сразу убрал керчетты в ножны. Не было радости, что я вышел на улицу при клинках, хоть за две недели я касался их только в долбаном цирке.
Через три поворота на перекрестках я понял, что забирать оружие не было нужды.
Я проиграл.
– К супу – хлеб! – зазывала девочка лет семи. – К хлебу – суп!
Я брел по улице, глядя под ноги. Кажется, я здесь уже проходил сегодня. Полчаса назад? Утром? Воздух казался тяжелым, я не мог надышаться – будто забил легкие песком.
Не помнил, куда шел. Вперед. Подальше от манежа. Подальше от…
– Ай! – крикнуло что-то передо мной.
Я услышал треск ткани. Под сапогом оказался грязный подол платья. Я подвинул стопу, выпуская чужую одежду. Поднял голову. Бордовый шелк, вышивка, золотая нить, сборки под корсетом, бежевые кудри и аккуратное белое личико.
– А, – я попытался извиниться, но слова застряли в горле.
Через прорези в шлеме я увидел, возможно, единственную красивую женщину Воснии. Уголок ее нежных губ с двумя родинками шевельнулся и…
– Слепая скотина!
Она замахнулась крохотной ладонью, будто та была клинком, а я не носил доспехов. Бам! Ребро ладони ударило меня по шлему с самого низа – у шеи. Куда уж дотянулась.
– Чтоб ты издох, падаль! Мой отец тебя распотрошит, свинья! Ты будешь хрипеть и плеваться кровью, пока не…
Долбаный город.
Я стащил шлем, подул на растрепавшиеся волосы и огрызнулся:
– Ему бы поспешить! Зовите, смелее. Я подожду!
Хамка заморгала, приоткрыла рот. Захлопнула его, вытянула губы в тонкую нить. И почему-то совсем замолчала.
Под ребрами все горело. Нет, ну до чего сволочь! Хоть бы кто в Воснии оказался хорошим человеком. Манеж, стойло для скота – кругом одни животные. И я, и я не…
Лицо воснийки начало расплываться. Что-то коснулось моей щеки. Я еще раз моргнул. Шмыгнул носом, резко отвернулся и вытер лицо грязным запястьем. Позорище-то какое.
Будто бы можно опозориться еще больше!
– Так это вы! – ткнула девица мне в грудь пальцем. – Чужак на ристалище, мечник Излома…
Я скинул ее руку и ускорил шаг. Зацепил носком щебень, неловко пошатнулся. Шаги за моей спиной притихли.
– Погодите! Эй, эй! Немедленно остановитесь, это приказ! – Последнее прозвучало уже не так уверенно. – Я не буду за вами бежать! Стойте.
Проклинала она меня вслед или нет, я уже не разобрал. Меня поглотил шум улиц.
Я прижимал чертов шлем к ушибленному боку. С силой. Так мне и надо.
Идти тоже не было никакого смысла. Я остановился у каменного моста, положил шлем на землю, уселся на плащ. Вода в канале бурлила, на ее поверхности пузырилась грязь. Объедки, нечистоты. Сквозь пленку выглядывал поплавок – рыбье брюхо. Течение уносило гниль в город. Редкими пятнами, будто облаками, собиралась мутная вода. В ней отражалось небо, песок на моих сапогах и хмурая рожа.
Победитель из Содружества, первый мечник. Показал всем пример честного бойца, мастера клинков. Достойно получил славу и нашел свой дом. На зависть отцу, на радость матери…
В воде отражалось лицо самого мерзкого человека во всей Воснии. Слабака с покрасневшими глазами.
За моей спиной что-то зашаркало.
– Молодой господин, вы, эта, – прошамкал какой-то старик, – ежели тонуть собралися, будьте милы, скиньте сапожки с ножнами, вам они там ни к чему…
Я резко поднялся, схватил шлем и подошел вплотную к старику. Тот попятился и начал мазать лоб пятерней, припоминая двойное солнце.
– Не дождетесь, скоты, – отчетливо произнес я ему в лицо и отпихнул с дороги.
Первая забегаловка на пути называлась крайне непристойно. А может, я совсем плохо читал по-воснийски.
– Прочь, – бросил я проституткам, которые терлись у ближнего к выходу столика.
Положив шлем перед собой, я стал стирать с него брызги грязи. Натирал чистым краем плаща. Снова и снова.
– Милорд?
Сталь отразила силуэт. Низкий рост, писклявый голос. Мальчишка пришел за заказом.
– Плевать. Что угодно, – я махнул рукой, даже не посмотрев на подавальщика.
– Т-тогда подам лучшее, вот увидите, милорд!
Я пожал плечами. Лучшее мне уже подарила чертовка Восния, валун Вард и безусый сопляк на ристалище.
Казалось, время летело быстрее, чем во сне. Шлем давно заблестел. На крупном блюде остыла какая-то местная птица. Мальчишка сиял, улыбался и страшно желал подачки.
Зашарив ладонью по поясу, я вспомнил, что не взял с собой ни медяка.
– Проклятье! – Я потер переносицу.
На плечо мне опустилась ладонь. Легко, без угрозы.
– Я тут слышал, что какой-то полоумный боец ворвался на пристань, распугал портовых девок и хочет прыгнуть в воду. – Я узнал Рута по голосу.
Только его болтовни не хватало в этот час. Я огрызнулся, сразу позабыв про деньги:
– Ты откуда всплыл?
– Матушку родную мне в свидетели, я опять стал жертвой чужой трагедии! – Рут поднял лицо к небу и всплеснул руками. – Во всем городе не найти человека более обиженного, чем ваш покорный слуга!
Я глянул на него исподлобья и поднялся из-за стола. Рут встал передо мной, растопырив руки.
– Ладно-ладно, я рад, что ты просто собрался выпить. Так же? – Он ткнул пальцем в блюдо. – Так?
Вблизи я заметил, что Рут устал не меньше, чем я. Может, долго шатался, пока пытался меня отыскать. Скривившись, я неуверенно кивнул и вернулся за стол. Есть совершенно не хотелось.
– Между прочим – вещь! Рябчик что надо. – Приятель уже расчистил стол под свои локти да уселся напротив. – Я два раза пробовал. Многовато на одного, скажу я тебе. Ты не против?
Я отвернулся и жестом дал добро. Здоровый аппетит – удел победителей. Или, по крайней мере, не проигравших.
Жареная тушка уменьшалась, а Рут болтал. Он что-то нес про Эми, сестриц какой-то танцовщицы и ее обманутого мужа. Про желудевую настойку в предместьях и сыпь на шее. Вероятно, это должно было мне чем-то помочь.
– … Я и представить не могу, сколько нужно храбрости, чтобы так выйти и кому-нибудь открыто навалять. – Рут успокаивал меня паршивой лестью. – Ты дрался, как зверь!
– Куропатка, – ответил я.
– Это птица, – уточнил Рут и продолжил мозолить мне глаза своей рожей напротив. – Птица не зверь…
Не хватало еще, чтобы со мной принялись спорить. Еще одно поражение? К дьяволу.
– Ты что, следишь за мной? – я нахмурился.
Рут уже любезничал с подавальщиком:
– Лучше две сразу неси, ага? Вот умница. – Рут отправил мальчишку прочь и посмотрел на меня без доли сочувствия. – Мы же условились выпить!
– За победу, – я скривился.
– Врешь! Условились так: еще две кружки после боя. Я и дождался. Сам же звал: иди, мол, Рут, посмотри на гвардейцев Крига. Вот я на трибуне и сидел. В портках, как ты и просил.
Я свел брови. Не помнил, как выходил на улицу.
– Мы разминулись?
– Ага. Ну и заставил ты меня побегать…
Не то чтобы в Воснии было много бойцов с двумя клинками и турнирным плащом. Спроси любого – признают. Я тяжело вздохнул.
– Да и… – Рут явно колебался, выглядя еще большим болваном, чем обычно, – у меня не так уж много друзей.
– Я заметил.
Мой сосед закивал головой, совершенно не сопротивляясь. Я почувствовал себя подлецом, отлупившим беспомощное – да еще и чужое! – дитя.
Я принял новый заказ, зажал кружку в ладонях и долго смотрел внутрь. Вино беспокойно лизало стенки сосуда. Я спросил шепотом то ли у вина, то ли у Рута, а может, у самого себя:
– Да что со мной не так, черт дери?..
Рут сказал едва слышно:
– Тебе сказали слить бой?
Я поднял глаза на него. Только сейчас осознав, что придурковатый восниец меня не пугает. Хотя должен бы.
– Нет.
И сделал глоток. Вино на вкус здесь еще ужаснее, чем дешевая брага у Шторха. Но Рут вздохнул явно не из-за качества выпивки – к своей кружке он и не притронулся.
– Эх, матушка, меня всю жизнь пытаются надурить в Криге, но так откровенно – впервые, – Рут продолжил паясничать. – Я был на трибуне и видел…
– Просто я дерьмо, а не боец, – я перебил Рута и поморщился от горечи. – Это чистая правда.
Он выдержал паузу. Нетронутое вино и восниец – невозможная категория.
– Не води за нос. Ты мог победить. Всем нужны деньги и добрая слава, – Рут развел руками. Затем придвинулся и зачесал волосы на затылок. – Но жизнь нужнее. Не подыхать же из-за гребаного турнира?
Я молчал. Кажется, Руту только это и нужно было.
– Могу поставить серебряк, что синяки после южного квартала с тебя еще не сошли. Нет, даже два серебряка! – Он положил монеты на стол.
Мне почему-то захотелось смеяться. Не вышло. Веселья во мне не больше, чем на погосте.
– Ну, смотри сам. Нет в тебе торговой жилки, дружище! Потому и прозябаешь. – Рут пожал плечами, одним движением спрятал монеты. Я прикинул, что так ловко он мог бы обчищать карманы. – Чего теперь собираешься делать?
Я через силу пил худшее вино в своей жизни. Пил, морщился. И это заслужил.
– Есть у меня одна идея. От сердца отрываю. Послушаешь? – Мой ответ Руту не был нужен. – Повремени, остынь…
– Остывают в канаве! – прорычал я, поднявшись со стула.
Рут поднял руки, будто мы бились на ристалище, а он обронил оружие.
В Воснии не найти приличных друзей – одни пьяницы, лжецы, слабаки. А я еще хуже. Дурак последний. Не ценю и той малости, что получил в Криге.
– Вот что, Рут. Не нужна мне такая помощь. Я знаю, что ты с Вардом, – я покачал головой. – Можешь не прикидываться, и так ясно.
Рут положил руки на стол, кивком позвал вернуться на место.
– А вот и нет. Мимо, промазал! Клянусь родной матушкой, ее душою и всеми солнцами…
– Удиви меня, – без энтузиазма сказал я.
– Я-то похуже буду, – подмигнул Рут и перешел на шепот: – Меньше друзей – меньше проблем, верно?
Я вздохнул, отставил кружку с вином так брезгливо, будто перепутал с ночным горшком.
– …А у кого меньше всего друзей, всекаешь?
Я прищурился. Присмотрелся к Руту еще раз. Помятый плащ, рубаха в заплатках, шерстяная безрукавка для воснийской погоды. Ношеные сапоги, протертые штанины. Без года пьяница, не совсем законченный бедняк, как-то сводит концы с концами… Так одевается каждый второй восниец.
Я бы не узнал Рута в толпе, даже запомнив его лицо. Я не придавал этому значения раньше. Стоило бы. Скрипнула спинка стула: я чуть отодвинулся от стола.
– Кого почти никто не знает?
Рут щелкнул пальцами:
– Вот видишь! Не так уж ты и плох. Зря наговаривал…
Может, я видел тень за каждым углом. А может, с этой дружбой вляпался еще больше, чем с ребятами Симона.
– Чем ты на самом деле занимаешься, Рут?
Он склонил голову набок и поднял глаза к потолку. На удивление, даже не припомнил любимую матушку:
– Пытаюсь выжить, как и все. Ну, никого тут не грабил, не калечил и не убивал, если тебе интересно. – Рут примолк, а потом сдержанно улыбнулся. – Мне опаснее дружить с тобой, чем тебе – со мной. Вард – то еще гузно…
– Совсем недавно ты говорил, что от любых друзей одни неприятности. – Я старался подловить его на лжи. – Так зачем ты со мной возишься?
Рут покачался на стуле, будто у него и правда шило в заднице застряло. Потом переплел пальцы на руках и заговорил:
– Когда матушки не стало, я перебрался в ее дом. Да-да, в эту помойку. Пару лет назад. – Он осмотрел забегаловку с кислой мордой. – Пил на последние деньги, влез в долги, потерял крышу над головой. Так бы и подох, честное слово, если бы мне не встретился Гэри.
– Кто?
– Хороший был человек. Работящий, честный. – Рут посмурнел. – Помог наладить дела.
Я с сомнением посмотрел на приятеля. Если это называется «наладить дела», мне не стоило покидать Стэкхол.
– Я тебя как углядел, сразу понял: вот оно. Я ведь ничем не заплатил тогда, не вернул должок, хоть Гэри и не просил, не подумай! А ты там, в той аллее, ну точь-в-точь как я был весь первый год. Разве что трезвый. – Рут снова кивал сам себе. – Я думаю, каждому пригодится плечо. Особенно в такой заднице, как Криг, верно?
Моя бровь сама поползла вверх.
– Значит, это добрая помощь? От человека, который учил меня корысти?..
– Да, паршиво звучит, не спорю. Я бы сам себе не поверил. – Рут усмехнулся и пожал плечами. – Такой правды в Криге быть не может, так? Будто я хотя бы раз за жизнь хочу сделать что-то действительно хорошее. – Рут сказал это так тихо, что я не сразу разобрал слова. И виновато почесал затылок. – Глупость, правда?
Из всей тирады я выловил самое главное:
– Значит, тебе от меня ничего не нужно.
– Как это – ничего? – возмутился Рут. – Выпивай, слушай мои истории и постарайся выжить.
– Эй-эй-эй, – я ткнул в его сторону пальцем. – Я прибыл в Воснию не ради того, чтобы спиваться!
– Это не обязательно.
– И не проституток кормить!
– Можешь просто посидеть рядом, – он хитро улыбнулся.
На миг Рут показался мне уставшим вовсе не от беготни или долгих запоев. И я стану таким же, если задержусь в Воснии?
– Посмотрим. Ничего не обещаю. – Давать обещания в этом городе не имело никакого смысла. Каждый вертел своим словом, как ему вздумается.
Рут не спорил. А у меня наконец-то появился аппетит.
– Короче, дай себе время. Знаешь, сколько веков из Крига делали город? Вот и я не знаю, – сознался Рут. – Но думаю, что очень-очень долго.
Птицу здесь и правда умели запекать на славу. Я прожевал последний кусок и ударил по столу ладонью.
– Ладно, к дьяволу. Сходишь со мной к Варду?
Рут помедлил. Залпом выпил вино и сказал:
– Я провожу тебя до поворота на улицу Привозов.
– А дальше?
– А дальше сам.
Я хмыкнул:
– Боишься обзавестись новыми друзьями? Или встретить старых?
– Чем их меньше – тем лучше, сам знаешь…
Рут сделал вид, что сказал чистую правду. Я сделал вид, что поверил ему.
– Не торопись, дружище. Прошло всего-то две недели. – Меньше всего мне нравилось, когда даже пьяницы были правы. – За Воснией нужен долгий уход.
– Длиннее жизни, – хмыкнул я.
– Святые образа, ты совсем в себя не веришь! Слушай внимательно. – Рут стал похож на проповедника. – Уже к концу осеннего турнира тебя узнают вельможи Долов, Восходов и даже династия! Останется только выбрать, перед кем выслуживаться. Ведь не думаешь же ты всю жизнь провозиться с Вардом?
Я выдохнул со злостью:
– Даже не начинай про этого ублю…
– Вот! Вот это я понимаю – настрой! Выше нос. Совсем скоро ты будешь смеяться и пить «Жен Селье» с какой-нибудь знатной дамой!
– «Жин Сильве»? Это вино такое?
Рут довольно ощерился:
– А дьявол его знает! Слыхал, им торгуют у дворца. Поди разбери, чего они там у себя пьют. Вот разбогатеешь, попробуешь – сам мне и расскажешь. С твоими талантами на это уйдет не больше года.
Рут расплатился, вскочил. Открыл передо мной дверь, будто я был самым настоящим аристократом с землями и доходом. Затем накинул капюшон – на улице моросил дождь – и сказал еще увереннее:
– Не больше года. Вот увидишь!
IV. Не больше года
Через три года, Криг
Я завел клинок мальчишке за спину, прихватил его за затылок и отправил на землю, ударив по голени. Меч выпал из слабой хватки, колени с локтями встретили пол. Обернувшись, я уже держал чужой подбородок на острие меча. Деревянного, тупого и совершенно бесполезного меча…
– А, проклятье! – проворчал Кин. – Еще раз?
Я кивнул и отошел в сторону.
Кин быстро отряхнулся и вернулся на ноги. Мальчишка смотрел на меня глазами, полными восторга. Как-то так смотрит паломник из Эритании, представ перед королевой Орон-До. За три года я так и не смог запомнить ее имени.
«Наверное, поэтому ты все еще не под флагом, а?»
Я сделал слишком резкий выпад, и Кин замычал от боли. Выдохнув, я отступил на два шага, сделал вид, что так и было задумано.
– Внимательнее. Ты зазевался.
Кажется, на мальчишке я оставлял куда больше синяков, чем Саманья – на мне.
– Есть, так точно! – пропищал Кин, подражая гвардейцам.
А может, в глубине души я, наоборот, желал, чтобы его отец вышвырнул меня за порог.
«Я не беру учеников», – огрызнулся я после очередного слитого боя. Три к одному. Семь золотых, второй год. Ни одной короны с турнира.
Аристократы Воснии отличались странным упорством: «Что же, я не отступлюсь. Мой сын достоин лучшего. Что насчет двенадцати золотых за сезон? Полагаю, с вашим мастерством было бы оскорблением предлагать меньше».
Я чуть не поперхнулся. И еле выдавил из себя, что мне надо подумать. Вместо унизительного: «Когда начинать, господин Лэнгли?»
И вот я здесь. Луплю знатного отпрыска, совершенно не представляя, как сделать из него бойца. Сам не бывавши под флагом…
В часовне отзвенел полдень. Мальчишка вытер пот со лба, но все еще был полон надежд.
– Может, покажете еще раз тот прием, как вы уронили того эританца на третьем бо…
Я вздохнул от скуки.
– Увы, мне нужно спешить на другое занятие. Ведь вы бы с отцом не простили меня, если бы я явился с опозданием? – Я очень быстро смотал ремнем тренировочные мечи и скинул их на стол.
Этот вопрос, как обычно, озадачил Кина надолго. Я переобулся и поменял рубаху, хоть после уроков практически не пачкал одежду. Меня и правда ждали. На бесконечный бой с трезвостью в Криге.
– Вы правы. – Голос выдал мальчишку. Кажется, его могло огорчить и облако в небе.
– Что же, увидимся через два дня, верно? Не забудь, четыре круга утром…
– И разминка через час от обеда, – угрюмо повторил Кин.
Интересно, хоть кому-нибудь нравилась эта рутина? И думал ли Саманья то же самое, пытаясь меня натаскать. В одном я был уверен точно: наставник не пил со странным приятелем, улыбаясь страшным женщинам. У него был выбор.
Меня же ждала непокорная чертовка Восния: улица Милль, улица Привоза, переулок Железногор…
Я надеялся, что не запомню их. Что уже год как буду колесить по Северному перевалу, собирая честную славу. Что суверен оценит мою верность и мастерство. Или на крайний случай приметит маршал похода. Предводитель второго, третьего Дола, двух Восходов. Пока что меня не боялся даже Гекли.
«Не больше года, как же. Ну ты и лжец, Рут. Или дурак».
Я смотрел на кирпичную башню Восходов и не испытывал ни волнения, ни азарта.
Через несколько дней я снова схлестнусь с новым противником на ристалище. Мне известно его имя, стиль боя, повадки, связи в Криге и еще кое-что. Самое главное.
Что я должен пропустить один удар в самом начале, повалять его в грязи на втором. И закончить бой один к трем. Иначе Симон потерпит убытки, я собью счет, расстрою династию, какого-то лавочника и его семейку. И Вард открутит мне голову на пути в «Перину». Улыбаясь вежливо, по-отцовски.
Я встал перед забегаловкой Шторха. Из-за закрытой двери можно было услышать, как Рут веселится. Я прикоснулся ладонью к ручке, не решаясь ее толкнуть.
Еще пара лет, и я забуду, как побеждать гвардейцев Воснии.
Улицы Крига через три часа
Кажется, я уже в четвертый раз клялся, что больше не потащу Рута до «Сухопутки». Мой приятель еле плелся впереди, собирая углы.
– Разве это моя вина? – я тяжело вздохнул.
Этот уверенный восниец, пока еще мог складывать слова без запинки, настаивал, что я глубоко несчастен. Пять раз предлагал мне заказать новую кружку. И смертельно обижался.
– Вот потому я и отказываюсь, – заметил я, прихватив его за шиворот и оттаскивая в сторону: по улице гарцевала конница.
Некоторым людям удивительно везет. В отличие от меня.
– И как тебя раньше здесь не затоптали, Рут?
Он обиженно махнул рукой и притих. Его молчание не продлится долго: сливянка память не бережет.
– Зачем ты так много пьешь? – Я спрашивал, зная, что останусь без ответа. – Зачем я пью?..
Хорошо, что ноги его пока держат. Воснийское пьянство опаснее войны. Мы прошли мимо постоялого двора для высокопоставленных рож. Знак династии – золотые шахты на севере, желтая нить на бордовом полотне, – большой стяг. И пять помельче. Их меняли каждый сезон. Выслужился – и флаг твоей семьи висит над входом. Не выслужился – сопровождаешь пьяниц до дома…
В нос ударил приторный аромат. У дверей расселась торговка маслами. Я остановился, признав запах.
Левкой. Сиреневые, белые, розовые цветы. В Содружестве так же пахли клумбы перед учебным корпусом. Кто бы из пантеона знал, для чего их там высадили. Приторный, почти медовый запах, совершенно не соответствовавший тому, что творилось в академии.
– Мне бы пригодилось… немного помощи. – Рут забыл не только обиду, но и как стоять без опоры.
Я подал ему руку. Посмотрел на результат. Вздохнул, закинул его локоть за шею.
– А я предупреждал.
Рут то веселился, то извинялся на моем плече, когда его совсем заносило в сторону. За каким-то дьяволом ему приспичило тащиться по самой людной улице в этот час. Мы прошли здание банка.
– Это в последний раз, слышишь? – Я не вызывался таскать мешки. Или людей, похожих на мешки.
Вместо ответа приятеля я услышал женский крик в спину:
– Какого дьявола ты тут ошиваешься? Пошел прочь!
Рут вздрогнул. Я вздохнул, придержав его вес. Осталось пройти всего два десятка домов.
В Криге меня и правда уже знали. Увы, совсем не тем образом, на который я надеялся.
– Простите, молдая гоп-псожа, – оправдался приятель, каким-то чудом хватаясь за мое плечо, – я вас никак н-не могу припомнить!
Я не оборачивался, узнав хамку по голосу, грубому и одновременно звонкому. Каждое слово – команда. Дочь первого банкира, как иначе?
– Сьюзан! – крикнула она еще громче. – Запомни это имя, червяк!
– Это не тебе, Рут, остынь. – Я заметил очевидное, так и не повернувшись: – Он страшно пьян, не сердитесь…
– Мой отец тебя вздернет! – крикнула Сьюзан нам вслед. – Слышишь? А?!
Я не оборачивался, привыкший к местному хамству.
Уже через пять домов Рут заупирался:
– Вот сучка. Эт-то вообще кто? В-вы знакомы? Я пдумал…
Думать, того более в пьяном виде, – явно не конек воснийцев.
– Понятия не имею, шагай прямо. Еще немного.
– Н-ну я и перебрал, во даю. Миленькое дело. – Рут выглядел абсолютно ошеломленным. Будто бы не надирался раз в месяц как черт. – Ты простишь? Меня? Сты-доба какая. Хорошие друзья, говор-рю же… они как враги!
– Не отвлекайся.
Мы прошли еще три дома.
– Нет, вот же сука! – вспылил Рут, обернувшись. – Как она псмела т-тебе такое сказать? Давай-ка вернемсь и все ей…
Его ноги перестали шевелиться. Нет, так мы никуда не дойдем и до утра. Я попытался его успокоить:
– Я не в обиде.
– Зато как я-а-а обижен! За тебя! – Он снял руку с плеча, пошатнулся и постучал по сердцу. – О-ой, не ценят себя люди, не… Золотой ты челов-ик-ечище, Лэйн.
– Мг-м.
– Я запомнил. Ее! Кожа да кости, раз-зве же это баба? От и злая как собака. – Рут пошатнулся. Я поставил руку. Терпел, как и всегда – не хуже столба для висельников. – Т-ты мне одно обещай, вот прям щас…
– Ты после этого пойдешь в «Сухопутку»?
Рут стал мазать лоб, будто и правда уважал Мать двойного солнца.
– Клянусь м-матушкой, какую захочешь…
Я кивнул. Оглянулся в сторону прохожих. Над нами не смеялись: в Воснии быть трезвым к вечеру хуже смерти.
– О-обещай, что накажем эту козу. Как-нибудь. Пр-роучим. Чего она х-худая такая?..
– Обещаю, – я усмехнулся.
Память у Рута избирательная, бояться нечего. Это и хорошо, и временами паршиво: иногда он забывал, что я держу свое слово.
– Т-точно?
– Я даже придумал как, – заверил я Рута. В его глазах загорелся азарт. – Но расскажу только в «Сухопутке».
Рут просиял и зашевелил ногами. Он и не догадывался, что после того, как я скину его бренное тело, Сьюзан сама придет в гости. Придет наказывать меня.
Руки затекли под поясницей. Прохлада сквозняка касалась ног. Я не жаловался: меня грели женские бедра. В комнате отчетливо кружил запах левкоя и пота.
– Он тебя точно вздернет, только… – выдохнула Сьюз, зажмурившись, – попробуй за… икнуться!
Я промычал что-то в ее ладонь. Неразумное, честное. Лишь потому, что меня не слышали.
– Молчи. В Воснии мужчины кричат в одном случае…
Она облизала губы, подалась бедрами вперед и вверх. Один раз, другой. Я и забыл, о чем мы говорили. Пока меня не обхватили ладонями за голову. Сьюз наклонилась и сказала чуть тише:
– От боли!
И упала мне на грудь, тяжело дыша. Я терпеливо ждал, пока она продолжит.
Ненасытная воснийка довела себя уже в пятый раз. А теперь еле-еле шевелилась. Чтобы помучить меня.
– А может, мне… больно, – соврал я.
Сьюз остановилась. Хмыкнула, слезла с меня, будто с мертвой кобылы.
– Эй, – я почти взмолился, – я солгал.
Она выпила разбавленное вино из кувшина. Так и стояла на нетвердых ногах, делая вид, что нет ей никакого дела.
– Конечно, солгал, – безжалостно заметила она, отставив кувшин. – Ты в любой момент можешь скинуть меня.
Могу, спору нет. И это был бы последний раз, когда я бы оказался в постели с кем-то по обоюдному согласию. Все-таки в Воснии встречались красотки. Одна уж точно.
Я посмотрел на подмерзшие ноги. Заметил сгусток крови на животе. Улыбнулся. Не дотерпела один день. Нашла меня раньше. Уговорила. Сама.
– Или тебе больше нравится валять крупных гвардейцев?
Сьюз присела на край кровати, не соприкоснувшись со мной. Устала – оно и видно. Бежевый. Розовый. Удивительно, как легко меняется цвет лица и у самой безжалостной девушки, стоит только оказаться в…
Я сжал губы и жадно вдохнул. Придется все доделывать самому.
– Лежать! – приказала она.
Я прошипел от досады, убрал руки обратно под поясницу. Хотелось только одного. Хотелось уже целую вечность.
Повернуться бы на бок, потереться о ее бедро. Кажется, и этого хватит.
– Можно?..
Скрипнула кровать: Сьюз села ближе, согрела телом.
– Попроси, – сказала она низким тоном и провела влажными пальцами вдоль моего бедра, – как следует.
Я рвано выдохнул, внутренне собрался.
– Вы знаете, я… в этом крайне плох.
– Не только в этом, – заметила Сьюзан, обхватив мой член рукой.
Ответить я уже не смог.
– Ну и глупое же у тебя лицо…
Я не помнил, что она говорила дальше. Миг тишины и блаженства. Не надышишься. Слишком короткий миг.
А потом снова появились стены, темная гардина, створки, шум Воснии за окном. И лицо Сьюз.
Мы оба играли в гордость. Моя стоила дешевле.
– Твой воснийский уже достаточно хорош, чтобы попросить должным образом. Хоть у меня, хоть у принцессы Орон-До, – уколола она еще раз и стряхнула семя с руки мне на живот.
– Мг-м, – ответил я, прикрыв глаза.
– …или отблагодарить меня за помощь, – я не разобрал, была Сьюз серьезна или подшучивала.
В Воснии и шутили все, как солдатня на войне.
– Мг-м, – я вытащил руки из-под спины. Кровь заколола онемевшие пальцы.
– Болван.
Я молчал, не сопротивляясь. Быть болваном – малая цена, чтобы тереться о ее лобок раз в две недели. А иногда чаще.
«Боги, кажется, я стал к этому привыкать». – Я приподнялся на локтях и раскрыл глаза.
Сьюзан уже бренчала серьгами и браслетами, выкладывая их на столе перед зеркалом. Я не знал, что страшнее – ее красота или острый язык.
Прикрыв ноги от сквозняка, я заметил:
– Вы всегда грозитесь отцом, но не мужем.
– Уилл и мухи не обидит. Он прекрасной души человек, – уверенно сказала Сьюз. – По крайней мере, был таковым два года назад, когда я видела его в последний раз.
– Когда вас венчали?
– Когда нас венчали, – улыбнулась эта прекрасная женщина уголком губ, полагая, что я не замечу.
Муж Сьюзан присылал ей живые цветы из Эритании. Я приносил на себе синяки с ристалища и нелепые извинения.
Мы оба играли в гордость. Но последнее время мне казалось, что ее-то у меня никогда и не было.
Я любовался, как Сьюз неторопливо влезает в нижнее платье. Неторопливо, но все еще слишком быстро, ибо после этого, как всегда бывало, она подойдет к выходу. Улыбнется, поправит волосы. И закроет за собой дверь, пригрозившись чем-нибудь.
Я всегда ожидал, что после этого в комнату нагрянут ее братья, а может, и обещанный отец. Сморщат воснийские носы. И забьют меня насмерть, пока я буду блаженно улыбаться в потолок, вспоминая шлейф левкоя.
– Кстати. Чтобы носа твоего больше не видела возле моего банка.
Величественное здание с табличкой «Арифлия и Коул» было в той же степени ее, как моими были поместья Буджуна Тахари. Но я лишь лениво вытер бок простыней.
– Я слышу эту угрозу в тридцать шестой раз, миледи…
– Ты что, считаешь? – Она чуть обернулась и изобразила возмущение.
В Воснии мне пришлось считать не меньше, чем иному гувернеру.
– Только если вам так больше нравится, – парировал я.
Она выпрямилась, уперла руки в талию. Под тонкой белой тканью все еще топорщились крохотные соски.
– И думать не смей, что мне это нравится. – Как обычно, приподнятый подбородок и гордый взгляд замужней женщины. – Я отдыхаю, ты меня обслуживаешь. Ясно?
Расческа в ее руке смотрелась ничем не хуже булавы.
– Тогда, пожалуй, мне и правда не стоит попадаться вам на глаза. – Я перевернулся на живот и накрылся покрывалом. Ничем не выдал свое веселье.
– Пустые угрозы. Ты все равно вернешься.
– Разве что за своими деньгами, – промычал я в подушку.
– Ах, деньга-ами, – протянула она. – Что, если в один из дней твое скромное состояние не найдут в стенах банка?
Я положил голову набок, чтобы видеть половину Сьюзан.
– Неужто я слышу угрозу, миледи?
Она фыркнула, вытянула спутавшиеся волосы из зубцов и скинула их на пол.
– Ты, конечно, болван, Лэйн. Но болван смышленый.
Мы говорили об этом не первый раз. И я уводил разговор в одно и то же русло:
– Выходит, я должен появляться, если вам будет угодно. И исчезать, едва надоем?
Я задержал дыхание, чтобы расслышать ее ответ. Сьюз не торопилась.
– Верно. Мне нужно послушание, не более того. – Рассказывая, Сьюзан проводила расческой по непослушным кудрям.
Черт, кажется, я испачкал ей волосы.
– Могу поспорить, в Криге найдется немало мужчин, готовых обслужить вас.
Сьюзан нахмурилась, грозно посмотрела в сторону плотной гардины, скрывавшей нас от целой Воснии. Она росла в лучах отцовской любви, при этом оставалась недовольна каждый час. Любой ученый муж Содружества назвал бы ее уникальной. Феноменом. Дивным чудом природы – наперекор и вопреки.