Борис Зыков
Собрание Ранних Сочинений
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ПАСЕКУ
Пришла зимушка-зима. У пихт иголок побольше будет, чем листьев у других деревьев, да и не облетают они на зиму, вот поэтому и снегом пихты укутаны намного теплее, чем остальная голь перекатная. Всё как в жизни – кто больше нахапал, тот и пан. Да и внешне заснеженные пихты смотрятся куда красивее – к такому выводу пришли мы с Серёгой, когда перекуривали на той же самой развилке к пасеке.
Нам предстояло подняться на тягун, затем повернуть на девяносто градусов налево и, одолев перевальчик, упасть в середину речки Комарихи. А там останется только скатиться вниз, прежде чем снова окажемся на пасеке. В общем, часа через два мы должны были оказаться на месте. А там мы планировали сбросим рюкзаки и пойти на охоту на зайца.
А пока что, мы сидели и во всю силу своей неукротимой любви к природе, любовались пихтами в снегу. Лыжи стояли вертикально воткнутые в снег.
– Серёга, есть предложение.
Мой товарищ сидел на поваленном дереве, подставив солнцу свою физиономию.
– Не возражаю… Наливай! – с крайне философским видом ответил Сергей.
– Да погодь ты, я не об этом!
– А о чём ещё можно говорить в такое утро? Ещё только десять часов, а я уже хмельной от воздуха, красоты и запаха портянок.
– Гы-гы. Где ты увидел портянки? Я о другом. Давай путь срежем! Тупо пойдём по диагонали и выйдем на середину Комарихи. А вдруг эта тропа окажется короче? Хотя, как сказать… Те, кто прокладывал эти дороги, тоже не дураки и, наверняка, испробовали другие варианты.
– Ну и что нам это даст?
– Возможно, выявим новую тропу… Возможно по пути рябчика повстречаем.
– А давай, – согласился Серёга и стал решительно пристёгивать лыжи.
Какие же мы были дурни! Сначала идти было сносно – снегу в колено, настроение прекрасное. Прошли по склону крупный осинник. Ручей ушёл влево к Верхней Комарихе, а мы, как и было задумано, пошли по диагонали. За осинником, на взгорке, нам открылся прекрасный вид на большую поляну.
И её мы прошли без приключений. Но дальше стоял молоденький осинник, промеженый кустами волчьей ягоды. Здесь случился мы стопорнулись из-за того, что осинник и кустарник росли так густо, что лыжину приходилось просовывать сквозь стволики. Перенося вес на палки (повисая на них), мы постепенно вдавливали просунутую лыжину между стволами. Затем наступал момент тех же манипуляций со второй лыжиной. На каждый шаг уходило много времени, которое не стояло на месте.
Когда мы всё-таки преодолели эту «полосу препятствий», то заметили, что солнце заволокли тучи, и слегка посвистывает ветер. Радовало лишь то, что впереди стоял мелкий кустарник, состоящий в основном из шиповника. Тем более что полулысая вершина обещала нам долгожданный перевальчик, за которым и должна быть прямая дорога на Среднюю Комариху.
Наши бы надежды, да Богу в уши! Здесь снег оказался намного глубже и, что самое противное, наступая на наст, мы чувствовали себя в безопасности, но когда переносили вес своих тела на лыжину, она вдруг проваливалась то задком, то носком. Пришлось снять лыжи и нести в руках, а верхний слой снега пробивать ногой, и только затем проваливаться в него по самые бёдра. Мучительная прогулка продолжалась метров сто.
Серёга сносил испытания молча. Как он сам мне рассказывал, для него не проблема бегать на лыжах. Он это хорошо делал на прогулках, но только по проложенной лыжне! Теперь он захотел научиться ходить по лесу. Если бы я знал об этом, то выбрал бы что-нибудь полегче, чем эта «диагональ». А сейчас было важным, что он молча всё переносил.
Когда мы поднялись на мнимый перевал, то убедились, что за ним идёт небольшое чистое плато и начинается следующая ступенька подъёма. Вот так! Приходи, кума, любоваться! Наши мучения продолжались. Чтобы не повторяться, скажу, что так мы преодолели ещё две ступени. По шиповнику, по сугробам, по нервам. Сергей, хвала ему и слава, если и падал, то молча выкарабкивался сам и продолжал движение. Я-то тоже хлопался периодически, но мне это было привычно, а вот каково ему?!
Уже в сумерках мы выбрались-таки, на последнюю ступень и здесь нас ожидало новое открытие – перед нами стоял во всей красе стеной густой и пружинящий черёмушник. Нет, ну нельзя же так, чтобы десять бед в одном стакане! Обходить было сомнительно, ведь сумерки уже настолько сгустились, что ближайшие ветки различались с трудом. Сергей дышал запалено, как, собственно, и я. Что ж, сиди-не сиди, а начинать надо!
Трудно передать, как мы шли через заросли. Здесь приходилось не только устраивать лыжу, но и самому протискиваться между веток. Да её отцепляться от тех, которые тебя схватили за одежду. Стало совсем темно и я не мог рассмотреть, как там двигается мой напарник. Приходилось временами окликать его.
Всему приходит конец, и нашим мучениям тоже. Прямо из черёмушника мои лыжи провалились в какую-то канаву, и я принял удар тверди земной прямо пятой точкой. Ощупав снег, я понял, что это накатанная машиной дорога, и что машина здесь проходила давно и не раз. Первая мысль была о том, что это кто-то приезжал на пасеку. Ур-ра!
Из кустов вывалился Серёга. И тоже пал жертвой глубокой колеи.
– Это где мы?
– На комарихинской дороге. Теперь уже рядом, километра два.
Мы стояли упиревшись грудью в лыжные палки и хрипло дышали. Идти никуда не хотелось. Хотелось разжечь костёр, вскипятить чай и хоть немного согреться. Когда мы ломали горочку, то, естественно, пропотели так, что выжимай. Теперь же, когда постояли на месте, ветерок сделал своё дело, и наши бренные останки стало потряхивать. Ну, чего ради разжигать костёр, когда пасека уже рядом? Ничего, дотянем. Если что, костёр мы всегда успеем разжечь.
Я снова потопал впереди, но теперь прощупывая колею. Ночь залила весь свет чернилами двоечника. Идти приходилось медленно, то и дело запахиваясь носками лыж в стенки колеи. След был утрамбован и поэтому лыжи постоянно отдавали назад, когда пытаешься ими оттолкнуться. Так мы шли долго. Очень долго. Пока однажды мои лыжи не уткнулись во что-то. Этим «что-то» оказался стог сена. Тут уж и дурак поймёт, что машина ехала вовсе не на пасеку, а объезжала стога. Её след колесил по полю и петлял между стогами. Господи, сколько же мы протопали зря. Ведь по идее, мы должны уже быть на пасеке!
Что же делать? Где лес, где дол? Вокруг чернота. Оставалось одно – надеяться на рельеф и на интуицию. Пройдя немного туда-сюда, я понял, где низ, а где верх поля. Естественно, речка Комариха должна течь именно внизу. Тогда, не задерживаясь более ни на чём, мы направились в низ поля. И не ошиблись. Когда лыжи стали стремительно падать вниз, я тормознул и достал фонарик. Всё ясно, вот кустарник, которым поросла речка Комариха. Случайно скользнув лучом рядом с собой, я увидел небольшую разворошенную копну сена. Сергей тоже увидел копну и направился ко мне.
– Серый, ты куда?
– Туда.
Я пошёл следом. Сергей устало повалился на сено.
– Всё. Я больше никуда не пойду.
Стало ясно, что наступил надлом. Он действительно никуда не пойдёт. Но ведь осталось идти метров пятьсот. Что делать?
– Хорошо, отдохни.
Серёга как сидел, так и повалился на сено. Даже рюкзак не снял. Тогда я достал зажигалку и зажёг пучок сена. Правда, горело оно одну минуту, но и этого хватило, чтобы Серёга придвинулся к пламени. Тогда я подбросил сена побольше, и стало светлее и теплее. Но сено жечь нельзя. Это закон и нарушить его можно только в самом крайнем случае, но такового случая не было. Смерть нам пока что не грозила. Я вытащил из рюкзака пару сарделек и срезал две веточки с ближайшей ивы. Подбросив сена, стал жарить сардельки. Видимо пятиминутного сна хватило моему товарищу, чтобы прийти в себя. Я растолкал его и вручил горячую сардельку.
Он вяло потянулся к мясу и стал безразлично жевать. Огонь погас. Из темноты послышался его голос:
– Давай переночуем здесь. Ведь люди как-то ночуют в стогах?
– Ночуют. Летом. А мы, с нашими летними спальниками, к утру обморозимся к чёрту! Давай, поднимайся! Осталось совсем немного. Теперь уж точно!
– Я не пойду.
– Хорошо. Я сейчас сам сбегаю на пасеку, отнесу свой рюкзак и вернусь за тобой. Только ты никуда не уходи, ладно?
– Ты не вернешься. Уйдёшь и всё.
– Серёга, ты что – дурак? Как это я не вернусь. Не расклеивайся, давай! Вот тебе моё ружьё, чтобы ты не сомневался.
Я достал из рюкзака свою вертикалку тридцать второго калибра.
– Вот тебе мой «олень» (так называлось ружьё), держи. Я скоро. Серёга остался где-то в темноте, а я наддал по чьему-то следу. Метров через четыреста след нырнул вниз к речушке, и я оказался на пасеке. Здесь, не теряя времени, я разжёг печь и сразу же отправился назад, за Серёгой. Мой товарищ мирно посапывал в сидячем положении. Пришлось прервать его сладкий сон.
– Далеко ещё? – Сергей говорил не разжимая зубов и как-то вяло реагировал на меня. Тут-то я и подумал о переохлаждении. Надо было срочно заставить его двигаться.
– Рядом. Пошли, пошли. Нельзя сидеть.
– Сколько?
– Четыреста двадцать пять метров. И мы дома! – я стащил с Сергея рюкзак.
– А ружьё не отдам. Вдруг ты захочешь убежать.
– Ладно, неси ружьё.
– Только попробуй удрать!
– Не волнуйся! – Я же знал, что ружьё не заряжено, и патроны находятся в моём рюкзаке. А рюкзак на пасеке.
Вскоре я сказал, что надо быть внимательнее, сейчас будет спуск и через двадцать пять метров мы окажемся у домика. Мы благополучно съехали, и Серёга выдохнул:
– Не соврал!
Когда разгорелись две свечи, я направил друга в спальню. Там находилась духовка печи и около неё можно было греться. Сама печь ещё не разогрелась, открывать заслонку нельзя, – задымит, а возле духовки самое то. Сергей сел на маленький стульчик и сунул руки в духовку. Я пошёл рубить прорубь, чтобы набрать воды. Поставив чайник, я заглянул в спальню и охнул. Такого мне ещё видеть не довелось. Из духовки торчал только худой Серёгин зад. Остального не было! Как он умудрился влезть в духовку, для меня и сейчас загадка! Пришлось вытаскивать.
От ужина он отказался наотрез. Пришлось насильно заставить его сделать глоток чая и всё. Укутав парня местным одеялом и добавив сверху его же спальник, я и сам, наконец-то, смог вытянуться на второй кровати. Мир погас!
Проснулся я часов в восемь. Сергей мирно посапывал под двумя одеялами. Печь не успела прогреть избушку, и я вновь развёл огонь. Было часов десять, когда мой товарищ зашевелился и сел на кровати.
– Ни фига! Где это мы?
– На пасеке.
– А когда мы пришли? Я же помню, как засыпал в стогу сена. Сначала было холодно, а потом ничего, согрелся. А ты куда-то ушёл и с концом.
Я взглянул на взлохмаченного Серёгу и покатился от смеха. Уж больно он напоминал воробья.
– Так ты, Серый, действительно ничего не помнишь?
Не-а. Я жрать хочу, как волк!
За завтраком я рассказал ему, как мы добирались до пасеки. Оказалось, что до черёмушника он всё помнил, а после – урывками. Сардельку и прочее вообще не мог припомнить. Зато, когда он стал вставать из-за стола, сразу вспомнил каждый пройденный метр пути. Если у меня тело поднывало и давало знать о вчерашней нагрузке, то, что говорить о Сергее? Он взвыл и после этого не мог сделать ни одного движения без оханья или подвыва.
Что особенно интересно, так это яркое горячее солнце за окном. Погода стояла.... Ну где она вчера была? Даже при свете луны мы бы заметили, что след от машины крутит между стогами, что речка и пасека находятся рядом. Ну, что теперь сетовать? А сегодняшнее светило просто не давало нам спокойно сидеть в доме, и мы решились-таки, выйти на охоту. Не упомню сейчас по какому случаю мы отдыхали три дня, но впереди у нас был этот день и завтрашний.
С песнями и матерками нацепили лыжи и даже прошли метров сто, когда Сергей остановился:
– Ой-й-й! Нет, я нагулялся. Пойдём назад?
И надо же!? В это время впереди вспорхнула парочка рябчиков. Я мог спокойно выстрелить в ближайшего, но что-то удержало меня и я протянул ружьё Сергею.
– Он твой, Серёга! Только второго не стреляй.
Мой товарищ прицелился и грохнул выстрел. Растрёпанным комком перьев, рябчик рухнул в снег.
– Валер, а почему второго нельзя было стрелять?
– Вторая была самочка, а этот самец. Скоро весна, гнездование.
– Понял. Слушай, а как я его срезал? Но, всё равно, пойдём на пасеку?!
– Пошли. Мы и так с добычей. Да и куда нам больше?
И мы, едва отойдя от дома, снова вернулись в него. А через пару часов на небе появились первые облака. За ними потянулись тучи. Повторялась вчерашняя канитель. Тучи шли с северо-запада, а это значило, что будет снег.
Вечер мы встречали застольем. Когда, отволновав нас чарующими запахами, рябчик уварился, и мы садились за стол, Сергей достал из рюкзака двух хариусовмалосолов. Тогда я тоже вытащил из рюкзака бутылочку водки. Поверьте, это был праздник, которого ждали наши промёрзшие души. Мы вспоминали вчерашний поход и смеялись друг над другом. Утро и впрямь принесло снег, но он был для нас уже игрушкой. Мы и не такое видывали!
Вскоре, не помню почему, Сергей уволился с комбината, и мы больше не виделись. Хотя.... Однажды я шёл по улице текстильщиков на КШТ. Меня обогнала машина и вдруг остановилась. Из неё выскочил молодой мужчина и пошёл мне навстречу. Как я удивился, когда узнал в нём Сергея Анфилофьева! Мы обнялись, словно родные и такая радость виделась на наших лицах, словно встретились два родных человека.
– Валера! Бросай всё! Сейчас едем к тебе, собираешь рюкзак и берёшь ружьё. Продуктов много, патроны купим и вперёд, на охоту!
Не могу сказать точно, но тогда меня ждали какие-то дела, и я с огромной печалью вынужден был отказаться.
Вот так. Оказывается, выстрел в рябчика оставил в душе моего товарища неизгладимый след. Сергей стал охотником! А меня мучает до сих пор вопрос: почему я тогда отказался ехать с ним на охоту?! Жаль, время не воротишь!
ЗАРОСШИЙ ДОМ
Случилось это давно. В школьные годы, класса до девятого, я и подруга моя Катя, проводили каждое свое лето на даче. Мы были соседями (дома наши стояли совсем рядом), но больше в округе никого из наших ровесников не было. В общем, на даче было ничего, но иногда очень скучно.
Недалеко от нас протекала река. Небольшая, но пригодная для купания. Ее песчаные берега обрамлялись невысокими холмами, в которых любили гнездиться ласточки. На одном из таких холмов и стояла дача Бумагина. Был ли Бумагин князем, или просто зажиточным человеком – мы не знали. Но, конечно же нам прикольнее было думать, что князем. Дача эта представляла собой желтое деревянное здание в стиле модерн, увенчанное башней, и, словно замок, вырастающее из деревьев над рекой.
Возле был перекинут мост, так же носящий имя «Бумагин мост», а через мост, напротив дачи Бумагина, стоял небольшой старый дом, так плотно окруженный деревьями, что, если бы не покосившийся забор, можно было бы подумать, что участка на этом месте вовсе и нет. Лишь перелесок. Но, между тем, там стояла дача. И именно она привлекала наше особенное внимание. По деревенской легенде, в этой даче когда-то жила слепая любовница Бумагина, и деревья были специально высажены вокруг столь плотно, чтобы ничем не напоминать о солнце. Дача эта, как и многие другие старые дома, уже давно была заброшена.
А дальше хочу рассказать о событиях, о которых никогда не говорила даже своей маме, хотя у нас с ней всегда были прекрасные отношения.
Случилось это где-то в августе, когда сезон купания уже отошел, и занятий для подростков на даче стало на одно меньше. В это время мы с Катей обычно много гуляли. Туда-сюда – вдоль берега реки. Часто мы сидели на крыше старого ГЭС и, смотря на воду, обсуждали город, общих знакомых и первые влюбленности. Но разве этого достаточно для подростков? И вот, не поймите меня не правильно, но учтите – тогда мы были лишь подростками – гуляя мимо дачи Бумагина, нам в голову пришла озорная мысль: залезть в дом к его любовнице. Нас подогревали скука, жажда адреналина и слухи, гласящие, что призрак слепой любовницы Бумагина до сих пор ходит по дому. Глупо. Очень глупо. И некрасиво. Но дача была заброшена, а мы хотели хоть каких-то приключений.
И вот, мы начали планировать: осматривали местность (собирались словно в поход)… Даже ножики с собой взяли (а вдруг бродяги какие в старом доме будут)!
В назначенный день мы пришли к даче, пролезли на территорию через дырку в заборе, и …очутились в полной темноте. Деревья, и без того плотно посаженные друг к другу, так давно не обстригались, не рубились и вообще не получали никакого внимания, что под кроной их было темно, словно в пещере. Снизу же росла высокая жесткая осока. Заросли и заросли осоки. Никаких клумб и дорожек. А посреди всего этого виднелись покосившаяся крыша, стеклянная веранда с остатками витража и гнилое деревянное крыльцо.
С трудом мы пробрались к крыльцу, поднялись по скрипящим ступенькам, Катя толкнула дверь, и та отворилась. Мы оказались внутри. Из-за нервов и адреналина, я мало что помню из внутреннего убранства. Но, кажется, на веранде стоял большой круглый стол, пара стульев, деревянный комод со стеклянными створками.
Мы сделали пару шагов по кухне, как услышали шум. Он раздавался из закрытой двери в комнаты. Мы с Катей переглянулись и… пустились наутек. Как мы выбрались с дачи, я не помню, но, как только мы оказались на безопасном береге реки, мы повалились на землю и долго-долго смеялись своей проделке.
Чуть позже, огибая дачу со стороны улицы, мы, о ужас, увидели припаркованную возле калитки машину. Похоже, дом все же не был нежилым.
Позже, сидя на веранде Катиного дома, мы все еще обсуждали свое приключение, как Катя достала что-то из кармана.
– Смотри! Это на память! – и она показала мне маленькую фарфоровую собачку. Та помещалась на ее ладошке и смотрела на нас грустными глазами.
– Как ты успела? – спросила я.
– Да она на подоконнике возле входа стояла, – пожала плечами Катя, – Думаю, хозяева даже не заметят.
Я кивнула.
Вечером мы играли в карты. В стеклянное окно веранды постучали. Мы решили, что это бабушка пришла с козами, и вышли на крыльцо, чтобы помочь. Но на крыльце была не бабушка. Там стояла какая-то женщина. Высокая. Худая. С темными волосами. Бледная. Она нервно заламывала тонкие руки и глядела куда-то в никуда. Словно она была слепая.
– Простите, вы не видели мою собаку-поводыря? – спросила она красивым низким голосом, – Я потеряла ее с утра, но без нее практически ничего не могу.
– Одну минуту, – пробормотала Катя, и, за локоть, затащила меня обратно в дом.
– Что делать будем? – спросила она.
Я, и без того обливаясь потом от страха, не смогла выдавить ничего членораздельного.
– Думаю, они заметили пропажу статуэтки, – продолжила Катя.
Я словно очнулась. Мои мысли по поводу гостьи были далеки от земного.
– Давай отдадим! – импульсивно сказала я, схватила собачку и вышла на крыльцо. Но там уже никого не было.
Тут нервная дрожь пошла и по телу Кати. Взгляд ее упал на калитку – то запирающуюся на замок, то открытую для покупателей молока – и сейчас калитка была закрыта на замок.
– Пойдем отдадим, – пробормотала Катя.
Я была полностью согласна.
Через полчаса мы были у старой дачи. Потоптались у калитки. Крикнули: «Здравствуйте! Есть кто в доме!!???», и навстречу нам вышел высокий лысоватый мужчина.
– Чего Вам? – спросил он, подходя к калитке.
И дальше был один из самых неприятных разговоров в моей жизни.
Нет, мужчина не ругался. Он даже был достаточно спокоен, когда мы рассказывали свою историю и возвращали собачку. В конце хозяин дачи даже посмеялся. Он пригласил нас внутрь, показал дом, который, при спокойном рассмотрении был самой обычной деревенской дачей. Старая мебель, ковер на стене возле кровати. Печка. Кухонька с электроплиткой. Ничего интересного. После хозяин посадил нас на той самой веранде, куда мы еще утром врывались со взломом, и поставил перед нами по чашке чая.
– Да, сюда вообще часто лезут, – задумчиво сказал он, – Но вы девчонки – совсем смешные. Залезть, а потом с повинной. Молодцы. Прощаю. Только расскажите друзьям своим, такой же глупой молодежи, что нет тут и не было никакой слепой любовницы.
– Разве нет!? – почти хором сказали мы с Катей.
Хозяин помотал головой.
– Дача эта принадлежала моей бабушке. Она зрячая была. Замужняя. Потом маме моей перешла. Теперь вот я. Знаю, сам виноват – запустил место…
Он вздохнул.
– Редко приезжаю – все по командировкам. Да и денег на поднятие дачи нет.
Мы лишь кивали. Мы знали: дома заботы требуют.
После мы распрощались и пошли по домам.
–Так кто же это был? – в очередной раз задались мы вопросом, стоя возле моей калитки.
Катя не знала. Я тоже. А может хозяин дачи все же соврал о своей бабушке? Кто знает. Но после мы никогда не видели его машины возле калитки «дачи слепой любовницы», а тетя Зина – ближайшая соседка – и вовсе говорила, что дом – уже давно не жилой.
