Зои Сагг
Общество сороки. Две – к радости
9
Одри
Чайки пронзительно кричат над головой, их крики перекрывают музыку, звучащую в наушниках. Я останавливаюсь перед замысловатыми железными перилами, провожу пальцем по пятну облупившейся краски, ковыряю его, высовываюсь и смотрю на море. Это тот мутный, тусклый сине-зеленый цвет, который, кажется, тут никогда не меняется. Вода никогда не становится кристально-чистой, как это бывает в Джорджии. Пляж состоит из сотен тысяч камней, неудобных и рассыпающихся под ногами. Я скучаю по золотому песку и мягкой колышущейся траве, которые остались дома. Это единственное, чего мне не хватает.
Не так уж много народу отваживается отправиться на пляж в эти выходные. Слишком холодно, слишком влажно и ветрено. Те, кто поумнее, толпятся в кофейнях или ныряют в милые антикварные магазины на главной улице. Тонкого пальто недостаточно, чтобы защитить мой свитер от дождя. Джинсы сдавливают мое тело. Сильный ветер вывернул зонт наизнанку, так что он тоже не очень-то помогает. К тому моменту, как дойду до Патрика, я буду похожа на мокрую крысу. Но пока с этим ничего нельзя поделать. Я решаю соответствовать этому образу. Карта на телефоне показывает, что нужное здание находится всего в нескольких футах, немного в стороне от набережной. Это одно из тех массивных зданий с высокими окнами, которые я привыкла считать визиткой британского побережья. Они выглядят по-королевски, будто они сами часть давно минувших эпох. Все в этой части света, в этом «древнем Кенте» напоминает, как много истории таится тут.
И там, где есть прошлое, обычно есть фольклор. Легенды. Мифы. Бьюсь об заклад, залив Уинферн повидал немало подобного.
Я не могу больше откладывать свой визит, кроме того, я действительно скоро промокну насквозь – так что перебегаю через дорогу. Надеюсь, дневник Лолы не намок, хотя, прежде чем положить в сумочку, я завернула его в пластиковый пакет.
Нажимаю на звонок квартиры «С» на верхнем этаже, и через несколько мгновений дверь со щелчком открывается. Не слышу слов и не вижу камеры, но, наверное, Патрик ждет меня. Я опоздала всего на несколько минут.
Коридор здания искусно выложен черно-белой мозаикой, а винтовая лестница закручивается вокруг решетчатого металлического лифта. Патрик предупредил меня, чтобы я воспользовалась им, но выглядит он так, будто не работает со времен сотворения мира. Ужасно не хочется застрять в нем. Не буду рисковать.
Поднимаюсь пешком. Надо мной круглое, куполообразное окно, через которое на стены из песчаника льется мягкий, отфильтрованный свет. Выглядит прекрасно и умиротворяюще.
Патрик ждет меня у двери.
– Не слышал звуков лифта и предположил, что ты поднимаешься по лестнице. Он тебе не понравился?
Он улыбается мне, и я снова поражаюсь тому, как он чертовски красив. Если бы моя лучшая подруга из Джорджии, Линда, была тут, она бы упала в глубокий обморок, особенно теперь, когда на нем нет костюма. Ему идут хорошо сидящие джинсы и небесно-голубой вязаный свитер с белым воротником. Сожалею, что выгляжу, как крыса-утопленница.
– Он показался мне несколько ненадежным. Не доверяю технике, которая была сделана до моего рождения.
– Полагаю, справедливо. Но ты упустила тот факт, что он привез бы тебя прямиком в мою квартиру. Это одна из самых привлекательных его особенностей. Я устроил бы для тебя румтур, но тут не настолько интересно. Стандартная квартира на две спальни.
Заглядываю внутрь через входную дверь.
– Для меня она не выглядит стандартно.
Он коротко смеется.
– Входи. Могу я предложить тебе что-нибудь? Чай? Хотя нет, о чем я… Ты американка. Кофе?
– Кофе было бы здорово. Спасибо.
Он уходит, оставляя меня разматывать шарф и вешать пальто на крючок прямо у входной двери. Я понимаю, что почему-то двигаюсь очень медленно. Квартира светлая и просторная, но на удивление бездушная. На стенах нет никаких личных фото или картин, стены выкрашены в мягкий оттенок магнолии. Но затем я думаю, что это не удивительно. Он ведь говорил, что это временная квартира.
Но по мере того, как я прохожу дальше, вглубь квартиры, я начинаю задаваться вопросом: почему? Это чертовски великолепная квартира. Из коридора попадаю в огромную открытую гостиную и кухню с окнами во всю стену, с видом на море. У каждого окна есть небольшой уголок с мягким сиденьем.
– Вау, потрясающее место, – говорю я.
– Неплохое. Выполняет свою функцию.
– Я могла бы любоваться этим видом каждый день, и он бы мне никогда не наскучил. Даже сегодня, как бы ни было на улице отвратительно, но отсюда, из тепла, это выглядит как-то… волшебно.
Кстати о тепле. Я придвигаюсь к открытому камину в центре комнаты. Это один из до боли современных каминов, открытых со всех сторон, и я встаю рядом, чтобы обсохнуть. Яростное пламя практически лижет мою одежду, и я отступаю на шаг назад. Закручиваю волосы, чтобы они не лежали в беспорядке.
– Все это хорошо и прекрасно, пока не наступает вечер четверга и ты не слышишь пьяных пацанов, во всю глотку распевающих «Мистер Брайтсайд»[2], или до полудня субботы, когда подростковые банды снимают Тик-Токи прямо под окнами…
– О, это не так уж плохо.
– Нет, полагаю, нет. Но море не видится мне таким уж хорошим местом. В конце концов, оно забрало Лолу.
Прикусываю губу. Об этом я не подумала.
– Тогда почему ты захотел смотреть на него каждый день?
– Это напоминание, – отвечает он. – Напоминание о том, зачем я здесь. Чего пытаюсь добиться. Справедливости для моей сестры. – Он медлит. – Кроме того, я тут лишь до конца года.
– В смысле?
– О… мои родители хотят, чтобы я вернулся в универ. Полагаю, нельзя винить их в этом. Они не хотят, чтобы смерть Лолы разрушила всю мою жизнь. Я и сам не хочу этого. Но пока не могу сдаться. Не в тот момент, когда чувствую, насколько близок.
Стоя у своего кухонного островка, сжимая в кулаке ручку кофейной кружки, он выглядит разъяренным. Знаю, что его гнев призван сдержать волну горя, следующую за ним: он использует свою борьбу за справедливость, чтобы подавить печаль, отложить эту эмоцию до тех пор, пока не будет готов к ней. Я понимаю. Я прошла через то же самое.
– Ты слышал о том, что случилось в школе прошлой ночью? – Я внимательно всматриваюсь в его лицо, ожидая реакции, но ее нет.
– Что, вечеринка в честь Самайна? Они ее каждый год проводят. Это была одна из любимых вечеринок Лолы. Она бы потрясающе провела время, занимаясь подготовкой к ней. Знаешь, в тот год, когда мы устраивали ее вдвоем с Карой, мы скупили все фейерверки в городе и запускали их весь вечер. Так, чтобы никто ничего не ожидал, и тут «бах!» Фейерверк. Было довольно эпично.
– Похоже на то. – Закусываю губу, расстроенная тем, что не могу произнести это. – Но нет, я не о…
– Таким должен был быть Иллюмен Холл. Но он сбился с пути. Это больше не та школа, которую я когда-то знал. Не то чтобы это сейчас имело для меня значение.
– Я хотела рассказать тебе не о вечеринке, – обрываю его я. Он вскидывает бровь, услышав мой тон.
– Тогда что?
Я делаю глубокий вдох.
– Это Кловер. Она пропала. Ее могли похитить. Полиция приезжала в школу, чтобы допросить ребят и все такое.
– А, это. Я действительно что-то слышал. – Он занимается кофе, достает модный вспениватель молока и делает мне капучино. В этот момент он выглядит моложе, чем мне казалось до этого. Конечно, он все еще учится в колледже. Он всего на пару лет старше меня, такого же возраста, как и мой старший брат.
– Я знаю, что вы знакомы. Ты помогал ей с подкастом. Все это время это был ты. Мы нашли наушники, которые ты ей прислал. Ты не получал от нее вестей после вечеринки?
– Ого, это что, типа допрос? Полиция уже была тут. Они тоже нашли наушники в ее комнате.
– Была? А почему ты не сказал?
– Я хотел сначала посмотреть, что скажешь ты.
Скрещиваю руки на груди.
– Что, ты мне не веришь? Вот. – Он роется в кармане и вытаскивает маленькую прямоугольную карточку, которая мне знакома: визитка инспектора Шинг. – Она и сварливый мужик, который возглавлял расследование по делу Лолы, приезжали сюда. Но я рад, что они расследуют исчезновение Кловер. По крайней мере, теперь преступник знает, что за ним наблюдают. Люди смотрят. И мы не забудем о том, что случилось с Лолой.
– Ты не беспокоишься о Кловер?
– Шутишь? Очень беспокоюсь. Я беспокоюсь за вас всех! Кловер подошла слишком близко к правде. Ей всего-то было нужно больше времени для расследования. В школе есть кто-то, представляющий опасность, и она знает это.
Я балансирую на грани того, чтобы рассказать ему все, что мы разузнали о мистере Уиллисе, но я сдерживаюсь. У нас нет доказательств… Особенно после того, как Айви сожгла фото.
– Ладно, ты пришла сюда не для того, чтобы рассказать мне о Кловер. В сообщении ты писала, будто вы что-то нашли.
– Ага. Я наконец заглянула в комнату, о которой ты мне рассказал. И ты был прав. Лола спрятала кое-что за панелью в стене. Вот.
Достаю дневник и благоговейно кладу его на стол между нами. Патрик придвигает его ближе, вынимая из пакета. Он переворачивает страницу, резко выдыхая, когда узнает закольцованный почерк Лолы. Поднимает взгляд на меня.
– Вы читали его?
Поеживаюсь.
– Частично. Мы с Айви просмотрели его, чтобы проверить, нет ли там каких-то ключей к тому, что с ней случилось. Хотя она и была подавлена, мы не думаем, что она покончила с собой. Мы верим тебе. Мы считаем, ее кто-то убил.
Голубой взгляд Патрика темнеет.
– Она упоминает какие-то имена?
– Нет. Она определенно с кем-то встречалась, но использовала только прозвище. Гуфо. Это не дало нам особых подсказок.
– Печально. Но уже кое-что. Спасибо. Спасибо вам за это. – Он пристально всматривается в дневник. От этого взгляда у меня пробегает дрожь по спине, и я вдруг оказываюсь на грани срыва.
– Думаю, мне пора, – говорю я.
– Но погоди… ты даже кофе не выпила.
– Я знаю. Но автобус скоро уходит…
– Прежде чем ты пойдешь… еще одно. Я знаю, что и так уже много просил. Но есть кое-что еще… и теперь, когда вы отдали мне этот дневник, я чувствую, что могу вам полностью доверять.
– А раньше не доверял?
Он склоняется ближе.
– Ты представить себе не можешь. Каждый раз, как нам с Кловер кажется, будто мы приближаемся к истине, мы терпим неудачу. Как будто… кто-то предугадывает каждый наш шаг еще до того, как мы его сделаем. Может быть, вы поможете нам хоть чуть-чуть продвинуться вперед.
– Как?
– Это насчет «Общества сороки». Помнишь, как я просил разузнать о них?
Я едва не смеюсь. «Общество сороки» занимает слишком много места в моей голове. Но ради Патрика сохраняю спокойствие на лице. Я хочу знать, чего он хочет.
– Нам нужно раздобыть список тех, кто в нем числился. Посмотреть, жив ли кто-то из них сегодня.
– Точно… И как мне предлагается это сделать?
– Кловер думает, что где-то в школе есть тайные комнаты. Она пыталась найти их, но много коридоров заблокировано. Просто… не говори никому, что ты ищешь. Я имею в виду никому.
– Ну, я, очевидно, расскажу Айви.
– Нет!
– Почему нет?
– Я верю тебе потому, что ты новенькая в школе. Ты одна из тех, кто не может быть среди подозреваемых! Ты была в тысячах миль, когда она погибла.
Я скрещиваю руки на груди.
– Айви была одной из ближайших подруг Лолы, а теперь она моя лучшая подруга. Я просто не могу скрывать от нее что-то. Ну, то есть мы живем вместе.
Патрик вздыхает.
– Окей. Ладно. Ты и Айви. Но больше никому не рассказывайте… Особенно учителям.
– О, не беспокойся. Мы им не верим. Я слежу за всеми.
– Напиши мне, как только найдете что-то.
– Обязательно. Но тайная комната в школе – это довольно расплывчато. Если я ее не найду… не слишком сердись на меня. – Поднимаюсь. – Я сама найду выход.
– Конечно, конечно. – Он снова пристально рассматривает дневник, нежно ласкает его. Я сбегаю по ступеням, перепрыгивая через две сразу. Не знаю, что насторожило меня… но думаю – перспектива сидеть вместе с Патриком и его горем. Это слишком. Но почему его, казалось, не встревожила судьба Кловер?
Когда вновь оказываюсь на пляже, я оглядываюсь на здание. Вижу окно, в котором появляется тень Патрика. Он пересекает гостиную, проходит в одну из дверей в дальнем ее конце. Замирает там. Я невольно задаюсь вопросом, что он делает. Звонит кому-то? Читает дневник?
Но затем занавеска на окнах задергивается… и мне кажется, что я мельком вижу лицо. Но этого не может быть, не так ли?
Я вглядываюсь снова, и у меня перехватывает дыхание.
Кловер.
Прежде чем я успеваю подумать, я бегу обратно к дому, снова и снова нажимаю на звонок квартиры «С». Отступаю в сторону, ожидая ответа. Патрик не впускает меня.
Нащупываю телефон, но, когда набираю номер, меня сразу перебрасывает на голосовую почту.
– Патрик? Это Одри. Кажется, я забыла у тебя блокнот. Не мог бы ты впустить меня, чтобы я забрала его?
Я расхаживаю у входа, чувствуя себя дурой, молясь, чтобы кто-нибудь вышел из здания, чтобы я могла проскользнуть внутрь, как в кино. Но никто не входит и не выходит. Мое сердце бешено колотится в груди. Чем дольше он игнорирует меня, тем сильнее я убеждаюсь, что он что-то скрывает. Я просто не думала, что это такая важная вещь, как пропавший ученик.
Я отступаю на несколько шагов назад и смотрю в окно. Занавески мертвенно неподвижны.
* * *
Слоняюсь в округе почти полчаса, надеясь заметить какие-то признаки жизни в квартире, время от времени звоня в дверь, ожидая, когда он меня впустит. Мне кажется, что я чокнулась. Неужели я вправду решила, что Кловер – внутри? Может быть, это воображение подшучивает надо мной.
Наконец, собираюсь сдаться, когда со скрытой подземной парковки с другой стороны здания показывается капот машины. Я инстинктивно прячусь, ныряя за низкую стену. Поднимаю голову ровно настолько, чтобы попытаться заглянуть в окно, когда машина – совершенно новая «Тесла», гладкая, с низкой посадкой – без единого звука проносится мимо. За рулем – Патрик. И тут не может быть никакой ошибки.
Кловер – на пассажирском сиденье.
10
Айви
– Привет! – Я беру трубку, чтобы ответить Одри. – Погоди секунду… Я выйду. Тут очень плохо ловит.
Внизу, в музыкальной комнате, толстые стены позволяют мне заниматься сколько угодно… Но не дают возможности толком поговорить по телефону. В любом случае, я закончила, и скоро мне нужно будет подняться в зал собраний для срочной первой репетиции, собранной Араминтой. В последнее время она сильно наседала на меня.
В коридоре я едва не отдергиваю телефон от уха, так сильно кричит Одри.
– Успокойся! – говорю я ей. – Я с трудом тебя понимаю.
Повисает пауза, она пытается взять себя в руки.
– Это Кловер. Я нашла ее. Она у Патрика.
– Что? Она в квартире Патрика?
– Я видела ее в окне и в его машине, – говорит Одри. – Похоже, она там по своей воле… ее не держат насильно и все такое. Что мне делать? Позвонить в полицию и сказать им?
– Возвращайся в школу. Я напишу Кловер и скажу, что мы знаем, где она. Может, она все еще преследует убийцу Лолы, и, если мы предупредим полицию сейчас, они могут ее остановить. Придумаем план вместе.
– Ладно, дерьмо… Не могу ясно мыслить!
– Просто возвращайся.
– Да.
Я кладу трубку, прислоняясь головой к стене. Кловер в безопасности. Она жива. Но почему она – с Патриком Рэдклиффом?
Позади раздается шелест падающей бумаги. Я резко разворачиваюсь и вижу, как мистер Уиллис ползает по полу, собирая рассыпавшуюся пачку нот. Ловлю его взгляд, гадая, что он услышал из разговора. Нажимаю несколько кнопок на телефоне.
Он кашляет.
– Вы уже выбрали новый отрывок для концертного выступления? Мне действительно надо прослушать его, прежде чем включить его в программу.
– На самом деле у меня не было особо времени подумать об этом, сэр. И, кроме того, кто сказал, что Кловер не вернется к концерту? Мы ведь все надеемся на это, так?
– Похоже, вам известно больше, чем мне.
– Что это значит? – огрызаюсь я.
Он вздыхает.
– Ничего. Послушайте, Айви, я запаниковал, когда сказал вам тогда, что уеду. Вы не там ищете. Я не имею к Лоле никакого отношения и абсолютно никакого отношения не имею к ее смерти. Так что давайте просто оставим все это, как думаете? – Он разворачивается и собирается уйти, будто разговор окончен, но я еще не закончила.
– А как насчет фотографии, а? – Скрещиваю руки на груди, мое раздражение растет.
– Не знаю, что, по-вашему, вы видели, но на том фото была не Лола.
– О, правда? Тогда кто это был?
– Конечно же, моя невеста. Так что давайте постараемся и вернемся к нормальным… – Он делает шаг ко мне, и я отшатываюсь, вскидывая руки.
– Не подходите. Вы знаете, когда Кловер вернется, вам придет конец. – Я едва не плююсь словами, настолько я зла.
Тон его мрачнеет.
– Думаю, мы оба знаем, что Кловер не вернется. – Он шагает прочь, протискивается через звуконепроницаемые двери и идет выше, в зал собраний.
Меня передергивает, я смотрю на телефон. Останавливаю запись. Последнее, что мистер Уиллис сказал о Кловер? Это прозвучало как угроза.
* * *
Наверху, в зале собраний, в моей голове мысли проносятся вихрем. Отчаянно хочется отправить Кловер сообщение, чтобы убедить ее рассказать нам, что она задумала. Отчасти я сомневаюсь, что Одри действительно видела ее, но она казалась абсолютно убежденной.
Прошла неделя с тех пор, как пропала Кловер. Обычная школьная жизнь продолжается, будто ничего не произошло, и это – за гранью приличия. Шепот и непрекращающаяся болтовня в коридорах стихли, сплетни переключились на новые темы. После смерти Лолы меня действительно поразило, как столько людей могут казаться такими взволнованными, скорбящими и хандрящими на собраниях, плачущими друг у друга на плече – на уроках, а через минуту их уже заботит то же мелкое, бессмысленное дерьмо, что и раньше. Люди и вправду слишком непостоянны.
Не может быть, чтобы лишь мы с Одри были обеспокоены этими странными обстоятельствами и желали выяснить правду. Я часто задаюсь вопросом, спали ли бы мои сокурсники так спокойно в этой школе, если бы знали, что мы сделали. Если бы они знали, что на территории школы может находиться убийца.
Большой актовый зал – это театр в старинном стиле с плотными красными бархатными шторами и многоярусными креслами. Есть даже пара лож для особо важных гостей.
Сейчас зал пуст, если не считать исполнителей, которые собрались в передней части сцены. Мистер Уиллис решил обратиться ко всем, не дожидаясь моего прихода. От его вида у меня по коже бегут мурашки. Меня тошнит, когда вспоминаю, как раньше задерживалась допоздна, жертвуя своим временем и опытом, который могла бы передать другим студентам, лишь бы провести с ним несколько лишних часов.
Больше такого не будет.
Проскальзываю на сиденье в задней части зала, пытаясь, насколько возможно, оставаться в тени. Я хотела бы наблюдать, как не Араминта, а Лола выступает с вдохновляющей речью. Мой разум должен быть занят произведением, которое мне предстоит сыграть, а не биться над решением множества различных загадок. Я вспоминаю, как когда-то восхищалась мистером Уиллисом, даже была немного в него влюблена. Мысль об этом повергает в дрожь: теперь я испытываю лишь ярость и отвращение к нему.
Чувствую, как разгорается злость, и когда вижу Араминту. Тут всего около пятнадцати выступающих, но Араминта старается утвердить свою власть надо всеми и взять ответственность на себя… Конечно же, с зеленым соком в руках. Она разглагольствует о своем зеленом соке и о том, что на вкус он – как сточные воды, но она все равно будет его пить, такой он дорогой.
Рождественский концерт – одна из самых престижных и давних традиций Иллюмен Холла. Это главное событие года, и зал всегда заполнен родителями и членами семей. Хор школы – один из самых уважаемых на юге Англии, и, должна признать, это невероятно – слышать, как они поют «Carol of the Bells»[3].
Некоторые истории, происходившие на этих вечерах, превратились в легенды. На вечер собираются не только родственники студентов, но и охотники за талантами, музыкальные продюсеры, композиторы и музыканты. Многих студентов отмечают после концерта, предлагают невероятные возможности, стипендии в университетах, обучение и даже работу. Меня мог бы заметить какой-нибудь крупный продюсер: это мог быть мой год. Я так усердно репетировала, и теперь, без Кловер, это будет мое первое сольное выступление. Я должна просто решить, что это будет.
Основатели школы финансируют вечер и устраивают длящийся до двух часов ночи прием с шампанским, канапе и шведскими столами, на которых легко можно было бы играть в футбол. У большинства студентов нет права присоединиться к приему: там присутствуют лишь префекты и старосты. Это скорее шанс для богатеев пообщаться с себе подобными и помериться богатством друг с другом.
Предполагается, что Араминта исполнит большой номер – как и положено старосте, – но, конечно, она до сих пор держит детали в тайне. Я вижу, как она смотрит на меня. Ручаюсь, она чего-то хочет. Интересно, не умирает ли она от желания узнать последние новости о Кловер? Она в бешенстве от того, что ее не допрашивала полиция, хотя для тех из нас, кто был допрошен, это была настоящая боль. Она просто обязана быть в центре любой драмы.
– Ладно, все на сцену и готовьте свои инструменты! – кричит мистер Уиллис.
Подхожу к фортепиано. Сижу на маленькой скамейке, пока все остальные полируют свои инструменты и меняют смычки. Нервы начинают накаляться. Когда дело доходит до игры на фортепиано, я очень редко нервничаю. Для меня это похоже на второе дыхание, как будто я абсолютно спокойна и чувствую единение с клавишами, едва не растворяюсь в них. Но сейчас я хочу провалиться сквозь землю.
– Итак, как вы все знаете, я решила, что эта репетиция будет посвящена моему большому сольному номеру! – кричит Араминта всем.
– Я думала, мы тут, чтобы репетировать собственные выступления, – отвечаю я.
– Ну, зная, что ты еще даже не выбрала произведение для себя, я решила, что ты будешь счастлива, – бросает она мне.
Она поворачивается обратно к остальным.
– У меня мало времени, поэтому я была бы признательна, если бы мы собрались все вместе и сделали это! Я подготовила ноты для ваших инструментов, и это будет эпично! Подумайте о настоящей оркестровой меди. – Она допивает остатки сока и промокает верхнюю губу салфеткой.
Я оглядываюсь на других студентов, ожидая, что кто-то еще скажет, что пришел сюда не за этим. Но никто не делает ничего подобного. Все они намного младше Араминты… и напуганы.
– Минти, никто из нас не играл раньше в оркестре. Тебе не кажется, что, когда до концерта осталось так мало времени, было бы лучше петь под фонограмму? – предпринимаю еще одну попытку.
– Фонограмма для рождественского концерта? Ты с ума сошла, Айви? Зачем мне вообще это делать? Меня освистают на сцене.
Она усмехается и складывает руки на груди, пока Бонни раздает ноты.
Остальные ученики раскладывают их на своих пюпитрах и готовятся к репетиции. Я выхватываю свои ноты у Бонни и смотрю на них. Это «Думай обо мне» из «Призрака оперы».
– Сильный выбор, – говорю я, вскидывая брови.
– Думаешь, я не смогу это спеть? – Ее тон меняется, когда она подходит ко мне. – Потому что я могу. Я могу это спеть и спою потрясающе. Если начнешь стучать по клавишам перед собой, сама убедишься в этом.
Я слышу пару смешков от нескольких студентов позади нее.
– Не сомневаюсь. Единственная проблема – это ты и типично хамская манера, в которой ты просишь меня сыграть фортепианную партию для твоего выступления.
– Я делаю тебе одолжение, – огрызается она. – Я могла бы выбрать кого-то другого, но я подумала: «Нет, попрошу Айви».
– Как мило с твоей стороны, – вздыхаю, поправляя ноты перед собой.
Она подходит еще ближе и склоняется ко мне.
– Не испорти все, Айви. Я тебе доверяю. Просто играй чертову музыку.
– Поверь мне, у меня есть о чем беспокоиться, кроме как портить «твой большой момент», Араминта. Некоторые из нас действительно обеспокоены тем, что здесь творится, а не только собой и рождественским концертом. – Я закатываю глаза.
Она напряженно улыбается и возвращается на авансцену.
– Ладно, на счет раз… два… и ТРИ.
Мы играем композицию трижды. В первый раз Араминта довольно быстро понимает, что десятиклассник Бенни на самом деле не так хорош в игре на скрипке или чтении нот, и просит его собрать вещи и уйти. Как только Бенни грубо выдворяют, мы, играя вместе, кажется, действительно звучим несколько приличнее, и Араминта на самом деле поет удивительно хорошо. Правда, чересчур драматично. Единственное, над чем ей нужно поработать, – хореография. Ее движения ужасны. Она просто стоит там безвольным кальмаром, а Бонни и Кэти покачиваются на заднем плане, изображая подтанцовку. Не знаю, что она собирается с этим делать: мистер Уиллис, возможно, хорош в качестве дирижера, но когда дело доходит до актерской игры, он безнадежен. Однако он достаточно долго расхваливает ее.
– О, Араминта, это было невероятно, – говорит он, и меня опять одолевает тошнота.
Всякий раз, когда я вынуждена проводить много времени с Араминтой, я думаю о том, какой замечательной старостой была бы Лола. Как раз в тот момент, как мы собираемся четвертый раз сыграть «Думай обо мне» – меня уже мутит от этой песни, – я замечаю Одри, которая машет мне в окно. Она дико жестикулирует, призывая меня подойти и поговорить с ней.
Я закрываю крышку пианино и хватаю сумку.
– Ты куда? – взвизгивает Араминта.
– Не знаю, помнишь ли ты, но я пришла сюда, предполагая порепетировать собственное выступление. Теперь у меня нет времени, у меня другие дела! – Я легонько взмахиваю рукой, проходя мимо нее и остальных.
– Ну, ладно… В это же время на следующей неделе? – В ее голосе нарастает паника.
– Я дам тебе знать!
– Айви, это ты мне не испортишь!
Слышу, как мистер Уиллис выкрикивает мое имя, но я втягиваю голову и выхожу.
Прохожу до центрального входа, протискиваюсь через двойные двери к Одри. Она встревожена и расхаживает взад-вперед.
– Что случилось? Это по поводу Кловер?
– Я пыталась дозвониться, но ты не отвечала.
– Я была на репетиции, отключила звук на телефоне. Что? Что случилось? – Чувствую себя так, будто едва не вытряхиваю из нее ответ.
Она тяжело выдыхает и роняет голову на руки.
– Это не о Кловер, Айви. Я получила весть от «Общества сороки».
