Зинаида Гиппиус
Литература летом

Полная версия

Народная поэзия сегодняшнего дня – частушка; она единая царица всех углов России, и она создается легко, мгновенно. Нынче распустившаяся – завтра облетает, забывается, на ее место уже готова другая. Частушка уродлива, – в ней смешение двух принципов: индивидуалистического, интеллигентского (это видно по содержанию, не только внешнему, но и внутреннему, по складу, по «психологии») и принципа обратного: ведь частушка создается органически, сама собой, всеми, – никогда одним.

Собирать частушки, как собираются русские песни – бесполезно. Сборник «Частушек Псковской губернии», изданный год тому назад, уже нынче не представляет никакого интереса: иные поются «песни», новые, а те забыты. То же наблюдаю я и в Новгородской губернии, в этом «сердце» России.

В прошлом году это было. Теперь другие, «модные» поем.

«Модные» оказываются не теми же, по потрясающе похожими на прошлогодние, внутренне похожими: плохие, глупые стихи, – «стишок» Смердякова, – с однообразной бессодержательностью: напился, подрался, поколотили, у милки дом с карнизом, кофточка в полосочку, гребеночка в причесочку, опять напился, опять колотили, только раньше «меня били не гораз, в леву щеку восемь раз», а нынче «били колотили в три стяга четыре гири». В следующем году, очевидно, камнями будут «по-модному» бить, иначе как-нибудь. Вот и вся разница. Ни малейшего следа человеческой мысли, и никакого отзвука чего бы то ни было, происходившего вне вот этой дороги, вот этой казенки, вот этой драки. Времени точно не существует. В частушках своя «вечность», да и широки они – как сама Русь: поется про эту казенку, но все казенки, все драки, все дороги – как одна, потому и частушка как бы одна по всей России.

Три поэта, случайно съехавшись вместе, выдумали домашнюю игру: написать несколько частушек, перемешать с подлинными, кто узнает? При современном навыке «стилизовать» – чего, казалось бы, легче?

И, однако, никому из «стилизаторов» не удалось скрыться. Не по силам им было проникнуть в тайну какого-то особенного частушечного бессмыслия. Правда, подражание всегда несовершенно, стилизация всегда стилизация; но частушки – прежде всего «плохие стихи»… а вот, тайна их скверности неуловима.

Как знать, впрочем? Может быть, в частушках есть капля истинного «народного творчества», и она-то для нас и неуловима? Все может быть. Но пока неуловима, пока сегодняшняя «народная поэзия» кажется нам лишь грустным идиотством, – так и будем говорить, без лишнего притворства, без меда умиления. И бояться за этот народ, который пережил все последние годы, не заметив их, как во сне, – тоже будем открыто. Ведь страх еще не безнадежность, не потеря веры.

Возвращаясь, в заключение, к современным литераторам, пишущим «о народе», как Муйжель и другие, я должен сказать, что во всех них чувствуется какая-то коренная, нынешняя, фальшь. И это независимо от таланта и от фактического «знания» народа. Уклон, что ли, фальшивый, сама тенденция, грубость черных красок, непременные ужасы и «ужасики», оканчивающие эти писания. Всегда точно «счастливый» пишет о «несчастных». Корень забывается; то, что нужно бы вечно повторять себе, – перифразу поэта: