Зена Тирс
Суженая мага огня
1
Люди созданы, чтобы обрести истинную пару. И только глупый этого не чувствует. Моя душа изнывает от гудящей пустоты, которую ничем невозможно заполнить, заглушить. Я сгораю вдали от того, кто мне предназначен.
Где же ты, тот, кого я так жду?
Был ли ты когда-нибудь?..
От мыслей о забытом прошлом глаза увлажнились, я промокнула их грубым льном рукава и продолжила обдирать листики с высушенных стеблей целебной моросянки. Не время лить слёзы. Не время. Для этого есть ночь, когда никто не видит.
Когда не спится от тоски, сжимающей сердце…
А сейчас надо сделать работу и отнести на рынок траву, а то не на что купить молока нашим сироткам-подкидышам. Вообще, время нынче тяжёлое. В лесах завелись болотожёры, на дорогах бродят магические волки, а в холмах, говорят, видели дракона. Он-то и пожрал всех коз, ещё до того, как выпал снег. И наших тоже…
– Триса, господин Фалькон идёт! – кликнула со двора Идда, старая травница, которая приютила меня в своём доме, в стенах святилища Пресветлой Девы.
Триса…
Я привыкла к этому имени и сроднилась с ним, оно мне даже нравилось, хотя это не моё имя. Так назвала меня Идда, когда нашла в лесу. Но кто я и откуда – никто не знает.
Вернее, откуда – догадываются, предполагают… Из лап тёмного колдуна, который высосал мою жизненную силу до дна, изуродовал тело, оставил на спине, под шеей, метку от костяного серпа, которым сцеживал кровь. Лишил лица… Да, искусанное болотными тварями и опухшее от воспаления крови, оно представляло страшную картину. Монахиням, хвала Пресветлой, удалось вернуть мне человеческий облик. Но вряд ли это был мой прежний облик. Что ещё со мной делал колдун – страшно подумать. Никто не знает. А я… я боюсь вспоминать.
– Снова сказать, что ты на рынок пошла, а, Трис? Да ведь дожидаться будет…
Я спешно отёрла с лица остатки слёз и приняла бесстрастный вид.
– Не надо, – вздохнула я. – Давно бегаю, ты права, пора поговорить.
Я отложила моросянку, накинула скатавшийся катышками шерстяной плащ и шагнула на крыльцо, навстречу холодному зимнему ветру.
Эх, был ли ты когда-нибудь, тот, по кому я так тоскую? Пришёл бы, защитил бы меня сейчас? Нет? Не придёшь? Знаешь, а жаль!
Очень жаль! Значит, нет тебя уже на земле, а то бы ты обязательно пришёл…
Я думаю, ты мёртв, иначе как ты мог не спасти меня от колдуна и обречь на расправу.
А если жив? А если жив и забыл меня?…
Вместо слёз явилась злость. Я вышла во двор и встретилась взглядом с подошедшим Фальконом – начальником стражи Вейгарда.
– Наконец-то, Трис, милочка, – растянул он в кривой усмешке рот. – Что-то ты с-совсем меня позабыла. Я же приглашал тебя заглянуть ко мне.
Пухлые губы, жирные после сытного обеда, строго вытянулись. Маленькие глаза пожирали меня, и без того тощую – за три года ещё до конца не оправившуюся от почти смертельного истощения.
– Извините, много работы, – сказала я безразлично. – Мне надо траву готовить. Не приходите больше, господин Фалькон, я не пойду с вами.
Я плотно сжала губы и развернулась, чтобы скрыться в доме, но Фалькон схватил за локоть и дёрнул на себя.
Ай, как же больно! Но я не подам вида, я умею быть сильной. Может, отстанет.
Волосы выбились из-под платка послушницы, рассыпались по плечам. Мои огненно-рыжие волосы – такая редкость на севере Ниртании – почти ни у кого не встречаются.
Взгляд Фалькона хищно разгорелся. Вожделение, желание обладать – он так привык обладать каждой, кого поманит пальцем.
– Ну, что ты ломаешься, Трис-с, – прошипел он. – Ты ведь не девочка, тебя принесли сюда с болот, жрицы все твои дырки изучили – у тебя их больше, чем следует, и тебе не стать служительницей Пресветлой!
Он знал, зараза, куда давить. Девушке, потерявшей невинность, особенно с таким сомнительным прошлом, как у меня, монахиней стать было невозможно.
– Ты должна в рот глядеть защитникам, оберегающим тебя от чудовищ, живущих за этими стенами, – приблизил лицо Фалькон и жадно вдохнул мой запах.
Чем я таким пахла, что он так меня хотел? Моросянкой?
– Вкус-сная… Ты же сдохнешь с голоду, если не пойдёшь со мной. Есть вам нечего… хоть молока детям принесё-ш-шь…
2
Да, святилищу Пресветлой на севере, где многие ещё поклонялись древним, приходилось тяжело. В святилище жили одни монахини и сироты, местные мужчины не молились Деве, не приходили и не приносили пожертвований. Мы жили на королевские взносы, проходившие через наместника. Он брал с них свой налог, и в итоге нам оставалось разве что… как бы сказать помягче… на оплату пользования городским колодцем и сливной канавой.
– Ну, идём? – прошептал Фалькон непозволительно близко к моей коже.
Его скрипучий голос резал уши. Запах копчёного окорока, который он только что съел, сводил с ума…
Предательская дрожь выдала мой страх.
– Пустите, пожалуйста, господин, – одёрнула я руку.
– Отпусти девочку, Фалькон! – заступилась настоятельница Альба, заведя меня себе за спину.
Горячая волна облегчения прокатилась по телу. Я одарила благодарным взглядом седовласую монахиню, прижалась к её худому телу и принялась спешно поправлять сползшую повязку.
Фалькон послушно отступил от крыльца на два шага. Не больше.
– И не смей больше домогаться к послушницам на земле святилища! – потребовала Альба. – Есть места, где тебе охотно дадут всё, что ты просишь!
– А мне нравится, когда дают неохотно, так интереснее! – прыснул Фалькон. – В общем, Трис, когда захочешь кушать, приходи, накормлю.
Да подавись ты! Ой, прости Пресветлая, не хорошо на светлой земле ругаться…
За стенами святилища раздались восторженные визги и звонкие детские голоса. Донёсся приближающийся стук копыт и показалась снежная пыль над стеной.
Фалькон посерьёзнел и вытянулся по-военному, устремив взор к воротам. Светлая Альба тревожно двинулась на середину двора, а мы с Иддой скрылись в доме и пристали к дверной щели.
Ворота медленно развели в стороны два воина, одетых в стальные шлемы и доспехи с королевскими эмблемами львов, выведенных на груди чёрной краской. Следом, ведя коня под уздцы, во двор святилища вошёл воин с красным, отделанным мехом, плащом. Шлем его сиял в солнечных лучах. На нагруднике доспеха тоже был лев, только золотой, который тоже искрился на зимнем солнце.
– Паладин… – с придыханием прошептала старая травница.
Я прилипла к двери и больше не могла отвести взгляд. Щель вдруг стала узкой для взора, а платье – тесным для дыхания.
Его выправка, ровный шаг, лёгкие взмахи рук – всё веяло спокойствием и чистотой. Он снял шлем и склонился на колено перед настоятельницей, поцеловав ей руку. У меня пробежали по коже мурашки от сокровенной нежности, с которой он это сделал.
– Паладины – защитники веры, воины Света, – восхищённо прошептала Идда. – Может, прогонят нечисть от города.
То, чего так не хватает этой земле… И мне… Воин Света, наверняка, спас бы меня от чудовища, испившего мою жизнь.
Паладин выпрямился. Ах, какой темноволосый, с небрежной многодневной щетиной. Устал, должно быть, в пути…
На кончиках пальцев ощутила покалывание, будто прикоснулась к его щеке.
Странное чувство. Приятное.
Он осмотрелся по сторонам и его взгляд скользнул по двери, которую мы с Иддой облепили. Глаза серые и холодные, как сталь меча. Интересно, сердце у него такое же закованное в сталь? В строгих чертах лица угадывалось что-то мимолётно знакомое, и в то же время совершенно чужое, далёкое.
Опасное.
Паладин развернулся к Фалькону. Начальник гвардии так смешно старался втянуть живот и приподнимался на мысках, но это ему совершенно не помогало сократить разницу в росте с воином Света.
Они о чём-то говорили. Лицо паладина сохраняло бесстрастное выражение, в то время как Фалькон мялся и морщил лоб, указывал руками то в сторону леса, то в сторону холмов.
– О драконе, наверное, говорят… – вырвалось у меня.
– А то ж, конечно, – прошептала Идда. – Он за тем и приехал – убить чудовище, чтобы помочь жителям. Стражники-то боятся.
Я вся обратилась в слух. Чудилось, что голос у паладина низкий и бархатный, мне страшно захотелось его услышать.
Фалькон, наконец, поклонился и стремительно зашагал в сторону ворот. Соратники паладина расступились и пропустили его. А сам господин светлый воин направился к алтарю Пресветлой девы в сопровождении Альбы, чтобы вознести молитвы. Все его воинственные спутники повернули следом.
– Ну, что, вон они разошлись, – прокряхтела Идда. – Беги теперь на рынок, Триса, пока не стемнело.
Я ссыпала моросянку в кулёк, подхватила корзинку с баночками лечебного масла и поспешила во двор. Нужно раздобыть денег на молоко детям.
Морозный ветер тут же пробрался под тонкий шерстяной плащ. Плечи свело судорогой от холода. Я поправила на голове капюшон, подбитый самым дешёвым, волчьим, мехом, но предательские хлопья снега успели залететь в щели одежды. Более тёплых вещей у нас, приживалок святилища, не было, и мне приходилось каждый раз лишь безмолвно скулить, выходя на улицу.
Подойдя к воротам, не удержалась и поглядела на рыцарей, стоявших толпой у алтаря. Паладина среди них уже не было.
Где же он?
Я огляделась. Красный плащ мелькнул по другую сторону поклонной площади возле маленькой мраморной статуи принцессы Беатрис.
Паладин положил к её ногам зелёную ветвь ели, символ вечной жизни, и склонился на колени под усилившимся снегопадом.
– Великая была женщина. Всем помогала, – вздохнула из-за плеча Идда. Я обернулась. – Я тебе шарфик свой хотела дать, холодно! На рынке-то долго стоять!
Травница закутала меня, заворожённо глядевшую на паладина.
– Он что, плачет? – прошептала я онемевшими от холода губами.
– Ему позволительно. Она была его женой. Не подсматривай. Такой любви на земле никогда больше не будет.
Я опустила взгляд. Отвернулась.
– Спасибо за шарф, Идда, – прошептала я и побрела по снегу в тонких кожаных башмаках.
3
После обеда на рынке уже не так многолюдно. Площадь перед ратушей, где стояли торговые ряды, заметно пустела, была уже не такой тесной и шумной. Однако, покупателей тут ещё толкалось предостаточно.
– Кому целебную мазь? Травы для припарок? – крикнула я, расстеливая льняное полотно на прихваченной с собой скамеечке.
Свет надо мной закрыл бородатый мужик в кожаных доспехах. Наёмник, один из тех, кого нанимал Фалькон для истребления болотожёров и расплодившихся волков. Но по виду, бородач скорее походил на бандита: выбитые зубы, синяк под глазом, дивный хмельной аромат.
– Хе, а чего-нибудь чтобы стручок крепче стоял нет? – прищурился он.
Вот потому на рынок отправляют нас, приживалок святилища, а сами светлые жрицы торговать не ходят. Чтобы не слышать вот это вот…
– Сегодня готовой толнянки нет, извините, господин. Завтра будет, приходите.
Я старалась держаться спокойной и бесстрастной, но было непросто снести наглый развращённый взгляд наёмника.
– Ох, наконец, ты тут! – воскликнула пожилая госпожа, оттеснив бородатого обратно в толпу. – Дай мне мою моросянку. Сколько с меня?
– Один медяк, госпожа.
– А это что? Лечебная мазь? Тоже возьму – у мужа спину прихватило. Нет, даже две давай!
– Пожалуйста, госпожа, – поклонилась я, протягивая баночки и кулёк с сушёной травой.
Я знала, она выводит ей волосы у супруга в паху. Ей нравится, когда мужчина гладкий. Что ж, у каждого свои недостатки…
В руку легли три медные монеты, и я спешно сунула их в карман передника. Ну вот, теперь на молоко малышам хватит.
Неделю назад подкинули к воротам святилища грудничков, и Грета, женщина, что обычно торговала нашими с Иддой травами, занялась малышами: у неё было больше опыта, своих трое.
Я разложила на полотне оставшиеся баночки и поставила с краю блюдце для подаяний.
Мы всегда ставили блюдце: авось добрые люди положат монету Пресветлой деве. Желающие иногда были, но редко. Светлая Альба говорит, что на юге люди больше почитают Деву и приносят в святилища такие дары, что жрицы ни в чём не нуждаются, сидят, да шьют шёлковые платья и украшают изваяния Девы драгоценными камнями.
На севере власть королевства распростёрлась не так давно – лишь в начале правления нашего государя Орвина. Альба рассказывала, что встречалась с ним однажды, и он ей очень понравился. Благочестивый и добрый король, он делал всё чтобы оградить страну от тёмных сил, от колдунов, которые похищали людей и насылали бедствия.
Наконец до Вейгарда добрались королевские защитники – паладины. Может, всё же когда-нибудь и у нас, на окраине, будет счастье?
Из мыслей меня вырвала проплывшая перед лицом рука. Сильная мужская ладонь потянулась к пустому блюдцу и положила на него золотую монету. Я с удивлением подняла глаза, и увидела взмах красного плаща паладина, который тут же скрыла от меня толпа его соратников.
Паладин!
Я схватила монету, пока никто не стащил. Она ещё хранила тепло его руки. Пальцы вновь закололо. По венам потекло благостное тепло, живот скрутило в тугой сладкий узел, и грудь сдавило.
Что со мной? Почему сердце так обливается кровью?
Вслед за паладином прошагал Фалькон со своими стражами, а за ними – знатные горожане и наместник Хакон. Все шли в ратушу. Хакон, должно быть, представит паладина! И светлый воин, наверняка, сделает обращение к горожанам…
Ах, как же хочется услышать его голос!
Я сжала ставшую липкой монету. Теперь хватит не только на молоко, а даже на мясо!
Всё, решено, иду в ратушу!
Сунув оставшиеся банки с маслом в передник и задвинув скамейку под прилавок пекаря, я побежала в толпу догонять красный плащ.
4
Народу, конечно, набилось полно, все стояли и толкались в тяжёлых зимних одеждах. Я худенькая и плащик у меня тоненький, мне легко было протиснуться между круглыми боками знатных горожан. Стражи Фалькона узнали меня и пропустили в ближний круг, откуда открывался хороший вид на центральное возвышение.
Наместник Хакон вышел вперёд, нацепил дурацкую улыбку и помахал рукой собравшимся.
– Приветствую, дорогие жители! Король Орвин услышал наши просьбы о помощи и прислал своего первого паладина – господина герцога Генриха Даренфорса! Он очистит холмы от дракона!
Горожане радостно загудели. Заликовали! Уши чуть не лопнули от восторженных визгов.
Господин герцог приблизился к людям.
– Именем Арноса и Пресветлой, приветствую благочестивый народ Ниртании! – сказал он низким властным голосом. – Мой меч рассеет тьму над Вейгардом.
Люди разразились ещё большим гулом.
По спине побежали мурашки. Генрих Даренфорс… Какой ты серьёзный, суровый… не похож ни на одного, из собравшихся здесь! И ещё ты такой уставший…
Сердце укололо при виде его нахмурившихся бровей, свинцово-серых глаз и мужественных морщинок, тянущихся от крыльев носа к уголкам рта. Чуть заметно посыпанные пеплом виски манили меня коснуться их кончиками пальцев.
За всё время, сколько я помнила себя, живя в Вейгарде, мне ни разу не хотелось мужчину. Но сейчас живот наполнился теплом, и я вполне могла понять причину особого блеска в глазах женщин и их восторженный шёпот – паладин был невероятно привлекательным!
– Завтра я отправлюсь в холмы со своими людьми, – сказал он и развернулся к Хакону: – С вас необходимо снарядить обоз с продовольствием и поставить временный лагерь. Обеспечить тыл.
– С нас? А кто за это заплатит?
– Вы.
– Но идёте же вы!
Паладин смерил Хакона суровым взглядом и прищурился.
– За работу мне заплатит король. А за что заплатите вы? Дракон-то ваш.
– Ну, ладно, господин герцог, обеспечим, что скажете… – процедил Хакон.
Паладин приложил руку к груди, коротко поклонился и спустился по ступеням в толпу. Собравшиеся расступились, им помогли соратники воина света. Красный плащ покинул ратушу – на душе стало грустно и одиноко.
Темно.
Услышала его голос, такой, как и предполагала, глубокий и благословенный. Хотелось почувствовать его ближе, ощутить прикосновение к коже его теплой ладони, благодатного огня…
Трис, что за мысли! Иди за молоком и давай домой!
Я развернулась и увидела перед собой ухмыляющееся лицо Фалькона.
– Занята, много работы, говорила…
5
Маленькие глаза победно забегали, изучая моё серое невзрачное платье и шерстяной плащ на плечах. Люди Фалькона нацепили злорадные улыбки, переглядываясь за спиной своего начальника.
Я сомкнула губы и вцепилась пальцами в подол юбки в поисках уверенности. Так страшно сделалось. Я чувствовала себя совершенно беззащитной в шумной толпе перед готовым накинуться хищником.
– Ну всё, сегодня со мной пойдёшь, я устал ждать, – рыкнул Фалькон, приблизившись вплотную.
Пропаду…
А ведь меня ждёт Грета с молоком…
– Господин Фалькон, что это вы девочку в угол загнали? – раздался сильный звучный голос. – Она вам что-то должна?
Рядом возник высокий статный рыцарь с короткой седой бородкой – один из соратников паладина.
– Нет, господин, сэр… – проговорил Фалькон, оглядывая рыцаря. – Просто хотел убедится, что госпожа Триса спокойно доберется до дома. Далековато живёт, вдруг люди недобрые пристанут…
– А вы плохо следите за безопасностью в городе, господин начальник стражи?! Что за недобрые люди у вас на улицах пристают к беззащитным девушкам?
Фалькон побледнел и бросил на меня умоляющий взгляд, мол, помоги.
– Всё хорошо, господин рыцарь, – кивнула я. – Господин Фалькон просто проявляет ко мне доброту…
Зачем прикрыла засранца?… Сейчас рыцарь уйдёт, и я снова окажусь в паучьих лапах. Теперь уже бесповоротно.
– Хм, что ж… – сдвинул седые брови рыцарь, поглядев на меня, ещё больше задрожавшую, а потом перевёл недобро сверкнувший взгляд на Фалькона. – В Вейгарде все такие добрые. Ответственные. Честные… Мне даже самому захотелось сделать что-то доброе. Может, позволите мне проводить вас, госпожа Триса?
– Да! – спасительно воскликнула. – Да, хорошо, – проговорила более сдержанно.
Фалькон бросил на меня недовольный взгляд, поклонился и скрылся в толпе. Я осталась один на один с высоким, облачённым в доспехи господином. Его закалённое битвами загорелое лицо с белой аккуратной бородкой приблизилось, и мне снова сделалось не по себе.
– Не бойтесь меня, – угадал он мои мысли. – Навязываться вам я не собирался, госпожа Триса. Я лишь хотел спасти вас от этого… Видел, вы только и искали глазами, как сбежать. Что ж, теперь можете идти.
– Спасибо, господин… Могу узнать, кого благодарить за… за доброту?
– Меня зовут Рэндеваль Даренфорс. Только не называйте меня господин, что вы. Среди рыцарей не принято это обращение. Сэр Рэндеваль – этого достаточно.
– О, вы родственник паладина? – удивилась я.
– Да. Дядя. Я старший брат ныне покойного паладина герцога Адеваля Даренфорса, отца нашего Генриха. Не бойтесь, что же вы снова дрожите. Сэр Генрих победит дракона, не сомневайтесь.
Задрожала я не от страха перед драконом. Даренфорс… Адеваль… Генрих… Генри… что-то делают со мной эти звуки. Накатывает боль, стискивает грудь. Трепетная сладость мешается с чувством опасности. Волной вскипает тревога.
Кончики пальцев закололо. Я сцепила руки и начала растирать ладони, чтобы избавиться от зудящего ощущения. Сэр Рэндеваль пристально поглядел на меня и перевёл взгляд на платок послушницы, скрывающий мои волосы и лицо почти до самых глаз. Я почувствовала на щеке прядь, выбившуюся из прически. Взгляд Рэндеваля хищно блеснул, выражение лица переменилось, потемнело.
– Триса, а давно вы живёте в Вейгарде? Что-то не похоже, что вы из этих мест.
Сердце забилось в таком страшном испуге, что объятия Фалькона показались бы медовой сладостью в сравнении с тем, что можно ожидать от сэра Рэндеваля. Возникло необъяснимое чувство опасности…
Смерти!
Рыцарь надвинулся стеной и протянул руку к платку.
– Мне пора идти, сэр… – быстро выпалила я и юркнула в двигавшуюся к выходу толпу.
Рэндеваль не стал преследовать.
Надеюсь.
6
Бегом соскочила по ступеням ратуши, в переднике зазвенели монеты.
Молоко! Ах, ведь чуть не забыла! На рынок – уже поздно, все разошлись. Надо идти к Тании в корчму, она с утра берёт всегда свежее. Надеюсь, для меня у неё найдётся бутыль.
Пересекла площадь и оглянулась на ратушу. Увидела красный плащ паладина и собравшихся вокруг него соратников. Белая борода Рэндеваля мелькнула среди одетых в шлемы голов. На сердце отлегло: меня никто не преследовал.
Я спустилась по оживлённой улице, свернула в переулок, прошла ещё по одной улице и увидела знакомую корчму, которую держали Тания и её муж Салли, оба полненькие и весёлые. Тания часто приходила в святилище Пресветлой и брала травы у нас с Иддой, мы были знакомы с самого моего появления в Вейгарде.
Отворив дверь, я вошла в тёмное помещение, наполненное ароматами тушёной баранины, картошки, свежего хлеба, хмеля… Живот свело, и я прижалась к стене, чтобы не упасть. С утра во рту не было ни крошки. Так, потерпи, мне нужно молоко, и – домой!
Гостей было немного: вечер только начинался. Лишь несколько наёмников занимали стол в глубине зала. Не поднимая головы, я тихо прошагала к прилавку, за которым увидела Танию.
– Привет, – улыбнулась я.
– Привет, Триса! Ты в городе? – отозвалась она, натирая кружки льняной салфеткой.
– Да, ходила продавать травы и масло… Можно у вас молочка купить?
Я потянулась к переднику и положила на стол медную монету.
– Сейчас принесу. – Тания взяла деньги и ушла в подсобку.
Я прислонилась к прилавку и положила голову на руки. После мороза в тепле корчмы меня разморило. Совсем уже не было сил стоять. Ведь я не так давно на ногах, на самом-то деле. Всего несколько месяцев, как стала подниматься, пролежав в постели два года. Идда с Гретой выхаживали меня, словно младенца, кормили из соски. Я на всю жизнь останусь благодарна им.
– Вот вам молочко, – поставила на прилавок пузатый кувшин Тания и придвинула миску с похлёбкой. – А это тебе, поешь, Триса, ты так устала.
Мне сделалось неловко от проявленной заботы, я потупила взор и помотала головой.
– Даже не спорь! – махнула рукой Тания.
Полненькая хозяйка вышла из-за прилавка, потянула за руку к столу в уголке, отделённом перегородкой от остального зала, и поставила передо мной миску.
– Ей, хозяйка, подай ещё пива! – позвал один из наёмников.
Тания скорым шагом вернулась к прилавку и отнесла кружки к дальнему столу.
Я подняла ложку и принялась кушать. Тихо, чтобы не привлечь внимания мужчин. Приметила среди них бородача, который приставал ко мне на рынке. Хорошо, что он не увидел меня, да и остальные не обратили внимания. На послушниц обычно засматриваются только извращенцы… Хм…
– Что же получается, Расс, если паладин убьёт дракона, то десять тысяч золотых нам не достанутся? – услышала я разговор наёмников.
– Хакон так сказал. Если бы мы убили – он бы заплатил, как обещал. А если паладин убьёт, то ему он ничего не должен. И мы тоже в пролёте. Вот так, Свенни.
– А если… Так, нет тут лишних ушей? – протянул хриплый голос.
На минуту воцарилась тишина. Наёмники должно быть осмотрелись. Я сидела за перегородкой в углу, меня не было видно. Для надёжности я склонилась ниже к столу и затаила дыхание.
– Мы наймёмся к паладину в обоз! Подождём, когда он прикончит дракона, а потом… От холмов ведь путь-то неблизкий. Прикончим его и всех его железных братьев! Сколько их? Десять… Справимся! Сожжём их тела и скажем, что дракон укокошил, а дракона – мы! Отлично придумал?
– Как ты собрался прикончить их, Свенни, ты же видел их – великаны, мечи в человеческий рост, стальные доспехи!
– Думаешь, они и спят в доспехах? Ночью прикончим. Их всего десять. Как и нас. Только т-с-с, никому ни слова, а то придётся делиться!
Я опустила ложку. Кушать больше не могла. Пресвятая Дева! Что за подлость они задумали! Как же мне теперь быть? Я должна бежать, предупредить, уберечь Генри…
– Что ты корчишь морду, Расс? Ты что не с нами?
– Знаешь, Свен, я наёмник, а не убийца. Паладина мочить не согласен.
– Ты же понимаешь, нам придётся тебя убить, чтобы ты не сболтнул.
– Понимаю. Но я не сболтну. Ты меня знаешь.
Загремел стул, кто-то поднялся и прошагал к двери.
– Иди, Расс, иди! – долетело вдогонку. – Если что, я под землёй тебя найду, ты знаешь!
– Знаю, Свен. Удачи в деле.
Дверь захлопнулась. Я сглотнула, руки похолодели. Что же делать?..
– Расс хороший парень, но десять тысяч… – проговорил всё тот же хриплый голос. – Избавьтесь от него, ребят. По-тихому.
– Есть, командир, – буркнули в ответ. По голосу поняла, что ответил тот беззубый бородач.
Застучали кружки и раздалось чавканье. Наёмники принялись за еду. Как они могли так спокойно есть?!
У меня затряслись плечи и коленки от страха. Я вытерла ставшие влажными ладони о юбку, прижала к животу кувшин с молоком и спустилась под стол. На четвереньках выбралась из-за перегородки и поползла к двери. Тихо-тихо. Чтобы не скрипнула ни одна половица. Надавив плечом на дверь и приоткрыв её, выползла наружу.
Подняв голову, увидела на скамейке у входа молодого наёмника в меховой накидке, под которой виднелся кожаный доспех, на поясе висел меч. Расс, кажется… Мы оба поглядели друг на друга широко раскрытыми глазами, с осознанием, что оба посвящены в страшную тайну.
– Тебя хотят убить, беги! – проговорила я хриплым голосом, вставая с колен.
– Ты… Ты всё слышала? – удивлённо сощурился он.
Не ответив, я развернулась и побежала в переулок. Расс кинулся за мной. Сердце ушло в пятки от ужаса.