Зайнетдинов Эльнар
Сквозь тени 90-x. Банды и магия
Предисловие
Здравствуйте, дорогие читатели! На неопределенный срок я решил выкладывать черновики бесплатными. Если вам понравилась новая книга, обязательно подписывайтесь на мой телеграмм канал @creativity_power. Так вы поддержите автора и будете в курсе выхода новых глав. Так же сможете сообщить о найденных ошибках (все же черновик), если пожелаете. Приятного чтения!
Глава 1
Дуло моего пистолета согревало висок заложника.
Обойма пуста.
Радовало то, что в патроннике остался один болтун, способный вынести мозги любому.
– Отпусти! Умрешь быстро, – как заевшая шарманка, повторял один из бойцов, что взял на себя роль переговорщика.
– Да-да. А теперь представь, будто летишь на воздушном шаре, над своей столицей. Представил? – спросил я.
– Хватит резину тянуть, тебе не выйти живым!
Мои нарочито безумные глаза сверкнули огнем. Я крепко встряхнул заложника, давая понять присутствующим, что лучше не нарушать правила игры.
– Ну, представил, – процедил переговорщик.
– Представляй дальше. Ваш вождь на главной площади подписывает акт капитуляции перед армией землян. А ты, нелюдь, рукоплещешь и поешь наш гимн в громкоговоритель! Знаешь, как так получилось?
– Да? И как же?
Переговорщик ухмыльнулся. Какой наглый провокатор!
Выдалась пауза на раздумье. Десятки стволов разного калибра глядели на меня, готовые мигом нашпиговать свинцом.
Он был прав – я просто тянул время. Еще пятнадцать секунд, и реликвия насытится моими жизненными силами. Эти магические артефакты обладали неведомой мощью. С радостью бы активировал предмет энергией духа, но вражеские маги уже вытянули ее до капли. Откуда им было знать, что я владею особой техникой, позволяющей расплачиваться собственным здоровьем в критической ситуации?
Так случилось, что мы проиграли войну и Земля целиком оказалась под гнетом иномирных захватчиков…
Мой элитный отряд, полагаясь на удачу и храбрость, рискнул сунуться в самоубийственную атаку в родной мир интервентов. Удалось выкрасть реликвию, но цена этой победы оказалась непомерной – на земле остались лежать все боевые братья, чьи жизни были отданы в борьбе.
Наши ученые уверяли, что эта реликвия – единственная надежда на спасение человечества. Но о том, как именно она работала, никто не знал.
Что же, наступало время ликбеза!
– А вот как! – ответил я с лихой улыбкой на лице.
Ловким движением золотистая пирамидка переместилась из моего кармана в руку. Ладонь оказалась прямо перед лицом заложника. Активированная реликвия с хрустом рассыпалась под давлением пальцев, оставляя за собой лишь пыльный след таинственной силы. Секунды замешательства хватило для того, чтобы осуществить задуманное.
– Не-е-т!
Сквозь крик отчаяния вражеский офицер вырвался из плена, ведь его уже никто не держал.
Пулеметный град и магические всполохи сплелись в смертельную бурю, сметая надежду на мое выживание.
Пространство дрогнуло, искривилось, как зыбкая ткань, попавшая под невидимую волну. Все вокруг задрожало, потеряло устойчивость. Видимо, все законы физики разом решили выйти из-под контроля.
Гул нарастал, тяжелый, оглушающий, с мощью, сравнимой с ревущим ракетным двигателем. Вот и приплыли… накрыло не по-детски. Я погрузился в глубокую, беспросветную темноту.
***
Пришел в себя на продавленной кровати. Вокруг – тесные стены убогой, полутемной комнаты.
Первичный осмотр собственного тела дал понять, что душа переселилась в незнакомого мне человека. Неожиданно получилось… что происходит?
Позже предамся размышлениям. Понять бы, отчего меня так предательски трясет сейчас? Словно зайца, запертого в клетку с тигром. Возможно, по причине того, что я погиб мгновение назад? Это вряд ли. Мой дух крепок настолько, что им можно было рельсы гнуть в форме кренделей. Поток адреналина бурно циркулировал по венам, штурмовал спокойствие и побуждал к действиям.
Все же армейский расчетливый ум помог сгладить углы. Пришлось задушить панику в зародыше. Не люблю я подавлять чувства и эмоции, это вредно для здоровья, но ситуация вынуждает. Разум озарило понимание того, что на текущий момент опасность отсутствует.
Самое время разобраться, с чем имею дело. Пора войти в свойственный мне режим хладнокровия и рассудительности.
Первое, что бросилось в глаза, – могильный холод, заполнивший комнату. Отопление в квартире словно вымерло, оставляя воздух студёным и неподвижным.
Я поднялся с кровати, и ледяной паркет обжег ступни. Черная футболка и старые штаны с дырками были бесполезны против этого колючего холода, пробиравшего до костей.
Захотелось прыгнуть обратно под одеяло. И что это на меня нашло? По сравнению с тем, что приходилось терпеть в прошлом при выполнении боевых задач, сейчас условия должны казаться райскими.
Такое чувство, что привычки и сущность прошлого владельца этого тела пытаются выселить меня. Прости, но нет. На кону стоят миллиарды жизней, которые можно и нужно спасти. Вячеслав Огнев, ты оказался сопутствующей потерей, как бы цинично это ни звучало. Пока что мне удалось вспомнить только имя.
Одна из стен обклеена плакатами-постерами с мужиками разнокалиберной крутости: Рамштайн, Кисс, Ария и нескольких прочих деятелей тяжелой музыки. Пощупав голову, я обнаружил длинные волосы до плеч. Судя по одежде на спинке стула, Вячеслав являлся представителем неформальных субкультур.
На столе магнитофон «Электроника 302», а рядом с ним стопки магнитных кассет, книг и тетрадок. Желтые обои в полоску, возле окна чугунная батарея. Все было похоже на то, что я попал в лихие девяностые.
Вышел из комнаты и побрел по квартире. На кухне встретил женщину. Доброе, но уставшее лицо, волосы заплетены в косичку. В старомодной кофте, штанах и шерстяных носках. Она готовила суп. Содержимое кастрюльки булькало на газовой конфорке, источая запах картошки с луком. Завидев меня, мать сначала улыбнулась, а потом нахмурилась.
– Сынок, ты еще не выздоровел, а уже на босу ногу ходишь. Холодрыга такая дома. Ну-ка быстро носки надень… и свитер, – серьезным тоном сказала она.
– Хорошо, – только и успел ответить я.
– Скоро кушать будет готово, оденься потеплее, быстро!
– Ладно.
Пока не разберусь до конца, как я оказался в этой абсурдной ситуации, пожалуй, буду стараться соответствовать образу предыдущего владельца тела. Не хватало еще, чтобы меня в дурдом увезли.
Покидая кухню, пытался вспомнить, где лежат носки, но заприметил альтернативу. Возле входной двери рядом с обувью аккуратно расположилась пара махровых тапочек серого цвета. То, что нужно!
Проскользнул в ванную комнату, которая располагалась напротив входа в квартиру. Стены были облицованы пожелтевшей кафельной плиткой, блестящей при тусклом свете. Потолок затянул черный налет плесени, создавая мрачный контраст. Лампочка, закрепленная в патроне, неуклюже свисала на спиралеобразном проводе и походила на хвостик свиньи.
Я стоял у зеркала, пораженный собственным отражением, и не верил, что это я – худой, бледный неформал с впалыми щеками, похожий на Кощея. Одна бровь выбрита полоской, длинные волосы темно-русого цвета струились по плечам, а голубые глаза смотрели с недоумением. В сердце закралось раздражение, и я не удержался от ругательства.
Судьба, похоже, отнеслась ко мне с безжалостным юмором. Мне предстояло перевернуть ход истории, остановить геноцид, обилие концлагерей и массовое порабощение. Твою мать! Неужели именно с такими исходными данными мне суждено это сделать?
Радовало только то, что ростом вышел, под метр восемьдесят с копейками.
Мысленное возмущение прервал настойчивый стук в дверь квартиры. Нет, не стук… Кто-то ломился и щедро сыпал тумаками. Под влиянием остатков сознания прошлого хозяина тела я вновь ощутил панику. И что сейчас будет?
Вернулся в коридор и увидел, как взволнованная мать открыла дверь, а домой завалился пьяный батя. Он неряшливо скинул квадратную меховую шапку-формовку и кожаную куртку в руки жене, а потом замер, завидев меня. Его брови изогнулись как турецкая сабля, желваки напряглись.
– Ремень или боксерские перчатки? – хмуро спросил отец.
Я замер в коридоре с приподнятой ногой, пытаясь сделать шаг.
– Володя, не надо! Сынок не в себе, он же болеет, лихорадит его, не видишь разве?
Судя по тому, как мать умоляла отца, я понял, что вечер выдастся интересным. Пришлось подавить панику силой воли.
– К чему истерики? Может, лучше обсудим предмет негодования? – задал я отцу встречные вопросы, и вдруг сердце защемило.
– Ха-ха-ха, – зловеще засмеялся папаня, а потом продолжил говорить серьезно, запихивая мать на кухню, – Славик, ты походу терминаторов пересмотрел, да? С чебурашками-ниндзя…
Володя, сняв обувь, подошел к шифоньеру. В его движениях сквозила уверенность. Он поднял крышку верхней полки и извлек боксерские перчатки, тряся с них пыль, словно возвращаясь к давно забытым тренировкам. С нескрываемым наслаждением он начал неспешно надевать их. Каждый жест был наполнен предвкушением. Ухмыльнувшись, отец взглянул на меня с искоркой в глазах и произнес тоном, который не предвещал ничего хорошего:
– Славик, Славик… Ты же прекрасно знаешь, что тапочки мои трогать нельзя.
Я сделал несколько шагов вперед, стараясь создать пространство для маневра. В голове вспыхнули яркие воспоминания Вячеслава. Его отец, молодой и полный сил, завоевал звание кандидата в мастера спорта по боксу. Теперь же он собирался выйти на квартирный ринг против дрыща, явно страдающего от панических атак. Учитывая мое прошлое, это можно было назвать паритетом.
– Долго еще болтать будешь или начнем состязание уже? – состряпав скучающий вид, спросил я.
Батя опешил, но спустя мгновенье вальяжно двинулся ко мне.
– Ты башкой, что ли, ударился, пока меня несколько дней дома не было, а? – спросил глава семейства и выбросил правую руку вперед, метя мне в нос.
Он даже в стойку не встал, ведь не ожидал никакого сопротивления. В прошлом-то сынок драться не умел.
Ловко поднырнув и развернув корпус, я нанес удар в печень левой, а затем правой – в челюсть пьяницы. Обычно после такой комбинации можно расслабиться, но в новом теле не хватало сил, чтобы свалить мужика, который знал, как держать удар. Тем не менее, даже слабый, но точный панч выбил его из равновесия. Отец покосился, в его глазах читалось смятение. Алкоголь явно не способствовал хорошей координации в пространстве. Он споткнулся и ударился головой о зеркало, висевшее на стене справа. Звон разбитого стекла эхом разнесся по комнате, вызвав истерический вопль женщины из кухни, словно ее мир вдруг рухнул.
Батя оттолкнулся перчаткой от поломанного зеркала и принялся поедать меня бешеным взглядом. С бритого черепа его стекала скромная струйка крови и не торопясь пряталась за ухом.
Он ударил себя по лицу несколько раз перчаткой, и бульдозером попер на меня. Какой крепкий, зараза! Прямо с ног я метнул тапочками в лицо бате. Первый снаряд тот отбил, а второй прилетел ему в лоб. Доля секунды замешательства оппонента толкнула меня к действиям. Я прыгнул вперед и ударил локтем по диагонали, метясь опять в подбородок. Батя удивил, откинул голову назад, после чего я потерял контакт с поверхностью. Крепким захватом тот меня бросил через бедро, а после взял на удушающий. Как освобождаться от этого приема я знал, но слабое тело не располагало достаточными ресурсами.
Меня спасла мать, что выскочила из кухни, а после схватилась за веник. Ну тот, которым обычно валенки от снега отряхивали… и принялась лупить нас.
– Все, все, сдаюсь! – прокричал отец и выпустил меня из своей мертвой, как у бульдога, хватки, а после оттолкнул.
Ну и семейка мне попалась! Мать еще полминуты награждала нас щедрыми ударами, а мы покорно прикрывали голову и терпели. Веник тем временем окрасился в красный цвет, после многократного прилета по сочащейся жизненными жидкостями голове отца. Меня измазало в крови. Тут-то я и понял, что женщина она вроде добрая, но доводить ее не стоит.
– Клавдия, харэ! – строго произнес отец и юрко поймал орудие домохозяйки, зажав его меж перчаток. – Все уже! Посостязались. Жрать хочу, что там такое вкусное приготовила?
Суровый взгляд отца вывел из боевого ража Клавдию.
– Суп с картошкой. Ты хлеб купил? – Спросила она как ни в чем не бывало. Даже не запыхалась.
– Не купил. Слышала, что в ресторанах кладут сухари прямо в суп? Так что сегодня ужинаем по-модному. Ну, иди накрывай стол, чего ждешь? А Славик мне пока пластырь наклеит.
Я поднялся на ноги. Тело внезапно охватил мандраж. Меня люто потряхивало, словно после первой драки в жизни, и ничего я не мог с этим поделать. Такое состояние во время боевой задачи зачастую приравнивалось к смерти не только себя, но и соратников. Пришло мерзкое осознание того, что уровень духовитости Славика находится едва ли не в минусах. Трус, одним словом.
Дух, мана, прана, ци – в разных культурах мистическую энергию, скрывающую тайные возможности, называли по-разному, но ее суть оставалась неизменной. Радовало то, что Вячеслав обладал даром, то есть способностью стать ведуном, и это ощущалось нутром, как тихий шепот в глубине души. Большинство людей лишены перспективы овладеть магическими навыками, и, пожалуй, это справедливо.
Однако было бы странно, если бы могущественная реликвия, из-за которой погибли мои соратники, переселила меня в тело обычного человека, а не в обладателя потусторонних сил.
Из раздумий вывел бархатистый, мурчащий и довольный, как у сытого кота, голос бати, что уже успел протрезветь.
– Сла-а-авик, пойдем умоемся, а потом ты мне дырку на башке заштопаешь… ну хулиган, а-а-а? – сказал отец своим дерзким и хриплым голосом, после чего захохотал.
Мандраж моментально спал. Куда я вообще попал? Отец рад тому, что забрызгал кровью квартиру и пытался побить сына. А не одержимый ли он? Я насторожился.
Одержимыми называли маньяков, серийных убийц и прочих лиц, жаждущих человеческих мук. Людьми к тому моменту они уже не были. Нечестивцы испытывали эйфорию, когда проводили пытки да истязали жертв долгими днями. При этом по максимуму поддерживали жизнь в страдающем, с целью продлить себе удовольствие. Питались страхом и отчаянием бедолаг. Обычно такими становились по воле сильных темных ведунов, или случайно, самостоятельно, от крайне горькой жизни. Среди прочих способов – чрезмерное употребление наркотиков, особенно тех, которыми наводняли Россию спецслужбы враждующих стран. Но батя точно не наркоман. Слишком уж крепкий дух у него и это несмотря на пристрастие к алкоголю.
Вдруг вспомнились очередные фрагменты из прошлого Славика. Батя сидел в тюрьме одиннадцать лет за убийство. То есть, когда мне было пять лет, он сел, а год назад освободился. Значит, убийца. Теперь понятно, почему он так разъярился из-за тапочек. Зэки не любят, когда трогают их личные вещи.
Сопоставляя факты из воспоминаний обоих сознаний (меня реального и Славика), я сделал вывод, что вероятность одержимости выше среднего. Если сейчас он схватится за нож, то быть большой беде. Мы с матерью в опасности.
Даже в такой мерзкой ситуации я нашел плюсы. Чтобы инициировать силы ведуна и обрести возможность использования первого круга ворожбы, человеку, обладающему даром, подходил один из трех способов. Инициация родовыми техниками. Это для солидных, богатых и властных семей, владеющих тайными знаниями. Второе – оказаться на грани смерти, при этом выжить. Кстати, это единственный способ для обретения дара ведуна тому, кто ранее им не обладал (правда, с вероятностью один к десяти), ну и бонусом сразу пройти процесс инициации. И третье – уничтожить любого представителя нечисти, например, одержимого.
Мы умывались от батиной крови. Алый водоворот в раковине уносил ДНК Огневых по длинным трубам. Когда закончили, глава чудного семейства попросил меня намазать зеленкой его лысый череп и наложить пластырь. Покидая ванную, я схватил опасную бритву, что лежала в стакане с зубными щетками, да положил в карман штанов.
Володя присел на табуретку, а я обеззаразил порез и прикрыл пластырем.
– Пойдем на лоджию, побазарим, пока мать поляну накрывает, – сказал отец с привычным ему блатным акцентом.
Дверь на балкон, что находилась в зале, со скрипом распахнулась. В лицо мне ударил морозный ветер. Отец достал из штанов пачку сигарет балканской звезды и чиркнул спичками. Нетерпеливо засосал первую затяжку.
– Сынка, а ты меня сегодня удивил, – Володя широко улыбнулся и пустил две струйки дыма из носа, а потом продолжил, – мой шкет!
Я стоял босиком на снегу, что покрывал площадку незастекленного балкона. Ладонь плавно вошла в правый карман.
– Имя свое назови, демон, – произнес я.
На такой вопрос одержимые всегда отвечали по существу. Некие одержимские понятия не позволяли лгать им, потому подобная методика являлась самой эффективной в плане определения на подселение в человека инородных сущностей.
Чего я не ожидал, так это то, что батя прыснет хохотом.
– Ты бы поменьше телека смотрел, – сквозь смех сказал отец, после чего посерьезнел. – Славик, как ваще себя чувствуешь? Стоишь босиком на снегу и даже не дрожишь. Мама говорила, что ты захворал. Может это, в больничку?
Надо же было такую ошибку допустить. Сказывалась мнительность предыдущего хозяина тела, что наслаивалась на мое сознание. И почему я не удосужился обратить внимание на первичные признаки одержимости, а уже потом предпринимать действия? Мешки под глазами у отца отсутствовали. Улыбка не являлась маниакальной, неадекватной, скорее какой-то стебущей и отмороженной, но это другое. Рожи не корчил. Синяки на ногах и руках я, увы, разглядеть не мог, в силу присутствия одежды. Тоже один из признаков одержимости.
– Хе-хе, – я постарался засмеяться поубедительнее, – да это прикол такой, нынче популярный, не в курсе разве? Совсем ты, мамонт, от жизни отстал.
Выдалась пауза и батя снова зобнулся, выпуская плотные клубы дыма в воздух. На меня накатила волна воспоминаний о том, как он в детстве души не чаял во мне. Я вспомнил, как отец воровал импортные шоколадки в магазинах, а потом радостно дарил мне, с улыбкой на лице, как будто это был самый ценный подарок на свете.
Мы вместе ходили на рыбалку, проводя часы на берегу реки, где он учил меня забрасывать удочку. В те моменты его глаза светились счастьем. Володя катал меня на санках, и смех раздавался в морозном воздухе. Мы были неразлучны, как герои сказки, пока однажды его не посадили. Этот момент стал для меня поворотным, положив конец безмятежному счастью, которое казалось вечным.
– Прикол говоришь? Заточку ты в кармане тоже для прикола заныкал? – сказал отец и щелбаном отправил окурок в полет. – Ну, и как твое имя, демон?
Я достал бритву и протянул бате.
– Можешь постричь меня налысо? – спросил я единственное, что пришло в голову.
Отец всегда ненавидел мои неформальные увлечения, и в этот миг его глаза расширились от удивления и недоумения. После короткой паузы он попятился назад, делая небольшие шаги, словно пытаясь отстраниться от того, что услышал. Его голова качалась из стороны в сторону, выражая недоверие, как будто он не верил своим ушам и хотел убедиться, что произошедшее – не шутка.
– Славик, ты что вдруг человеком стать решил?
– Так порода-то гончая, мне бы еще прикид нормальный урвать. Шмотки чертофа́нские давай сожжем после ужина, а? Вместе.
Я грамотно выбирал слова, ведь в прошлом неоднократно доводилось общаться с ребятами, которые любят излагать мысли «по фене». Тот факт, что большую часть жизни отец меня не знал по причине лишения свободы, тоже расширяло возможности для словесной манипуляции. С матерью же придется фильтровать свою речь.
Мракобесная одежда внушала мне отвращение, ее темные цвета, наличие металлических элементов и странные надписи с кривыми рожами казались нелепыми. Я жаждал избавиться от нее не только ради собственного комфорта, но и чтобы порадовать отца. Он всегда предпочитал более сдержанные вещи, и этот шаг, безусловно, станет небольшим вкладом в улучшение наших отношений.
– Да я с удовольствием! Ты ж в меня уродился: рост один в один, да и габарит тот же! Подгоню тебе свой козырной свитер. А вот с курткой повременим, как будет возможность, урву. А пока ходи в своей косухе.
Я довольно кивнул и хлопнул по плечу отца, а тот нетерпеливо протараторил:
– Щас тебя шерсти лишу. Ну, пошли!
Как оказалось, стричься перед разбитым зеркалом – не комильфо, ведь в таком случае фарт отвернется стопудово. Я не стал дожидаться, когда это произойдет, и отправился в ванную. Доставая другое зеркало, ощутил его прохладную поверхность в руках, а затем повесил его на место старого.
Убедившись, что новое зеркало отражает меня в полном объеме, сел на табуретку, стараясь унять волнение. Свет в прихожей мягко подчеркивал черты моего лица, и я, наконец, почувствовал, что готов к переменам, которые ждут впереди.
Отец довольно шустро обкорнал меня, ловко работая ножницами, как старый мастер, обрезающий ненужное. Стрижка завершилась в самый нужный момент – именно тогда, когда из кухни донесся голос матери, призывающий к ужину.
Клавдия при виде новой прически сына выронила тарелку из рук, послышался характерный звук.
– Володя, ну зачем ты так его?
– Я сам так захотел, мама! Все нормально.
Она лишь грустно покачала головой, а после сходила за окровавленным веником и начала подметать пол.
Тем временем отец снял крышку с деревянного ящика на подоконнике и начал копаться в сухарях. Он перебирал недоеденные горбушки и заплесневелые четвертинки буханок. С кропотливой внимательностью выбрал то, что выглядело посвежее, ломая на куски и укладывая их на широкую тарелку. В воздухе витал запах сухарей, смешанный с легким налетом времени, напоминая о давно минувших днях, когда мы собирались за столом в более достойной обстановке.
Суп оказался на удивление вкусным, чувствовалась любовь и благодарность, с которой его готовили.
Из очередных фактов, что всплыли в памяти, мне удалось выцедить следующую информацию. Отец числился безработным, но при этом суетился на улицах, добывая для семьи необходимое. Например, несколько мешков картошки, которые кормили нас в эту трудную зиму и весну.
Мать работала на хлебозаводе, благодаря чему в нашем доме изредка появлялся свежий хлеб. Сухари же почти всегда имелись в достатке. Однако забрать больше не удавалось – среди сотрудников было немало желающих накормить свои семьи, а большие кражи привели бы к ненужным вопросам и подозрениям. Строгость завода не оставляла места для расточительности.
Вспомнилось, как к нам в гости частенько заглядывали соседи, испытывающие нехватку продовольствия. Зарплаты не выплачивались месяцами. Голодные желудки урчали, напоминая о суровых временах. Огневы всегда делились хлебом, создавая атмосферу взаимопомощи и единства. Заботы о пропитании сближали людей, заставляя забыть о разногласиях.