Захар Сергеевич Левин
Это всё, что я знаю…
Глава 2. Они бы стали птицами ради полета над Парижем
Сегодня я снова в том же кафе. Погода нормализуется. Трамвайная линия электропередачи искрится уже как фейерверк. Куда смотрят ответственные за это люди? В общем, не важно, продолжим. Погрузимся в молодость. Вспомните школьные годы. Чувствуете это прекрасное ощущение? Ностальгия. Какое счастье тогда могла принести фраза о болезни учителя? И вы веселой толпой бежали гулять или домой. Некая хамская наивность. Человек заболел, а вам только в радость. Тогда вообще для счастья нужно было мало, а т. е. совершенно ничего. Мы и так были счастливы. Ах, от чего же с возрастом человек увядает. Почему он обрастает психологическими проблемами, седеет, здоровье физическое ни к черту и вот уже меньше заметна улыбка на лицах. Все больше сетования на кучу проблем, времени в сутках не хватает на отдых. Кем бы вы ни были, читатель, позвольте молодости жить. Повзрослеть всегда успеете. Взросление вообще такое размытое понятие, что его не существует. Сделав эту оговорку, продолжаем. Тишина в коридорах 120-ой школы уже давно стала привычной. Если многие десятки лет здесь царил ребяческий смех и беготня, то это все давно сменилось на общение в соцсетях. Все сгорбленные что-то нажимали в телефонах на ходу и стоя. Иногда слышны были какие-то обсуждения об увиденном или прочитанном на просторах глобальной сети. Темы нынешней молодежи очень расстраивают мой слух. Чрезмерная опошлённость их смутила б, пожалуй, даже бывалого невежу. Нравственного разврата, думаю, тут еще нет, но есть цинизм. Не внутренний, наружный. Он та и считался у этих молодых людей некой деликатностью. Среди всего этого, произнесем сразу эту страшную фразу, царства деградации, белым светом озаряли все вокруг юные парень и девушка. На удивление только их глазам образ друг друга был куда интереснее, чем экран смартфона. Юноша был во всем светлом, волосы крашеные светлые уложенные на бок. Она, без видимой откровенности как у сверстниц, выглядела по девчачьи простенько. Юбчонка и кардиган насыщенного коричневого цвета. Сидели на подоконнике и смотрели то в окно, то друг на друга. В нем было много ошибок, но она не хотела вносить поправки. Это он переплавил пули в струны и пел ей до утра на берегу реки все самые романтичные песни. Они смогли бы уместить весь мир в своих сердцах, не будь он таким паршивым. Обычно мы хотим вызвать у партнера те чувства, которые испытываем сами, в случае с этими двумя молодыми людьми все иначе. Она всю сильную половину общества помножала на ноль, а он в свою очередь просто не нуждался в ком-то больше. Правильно ли это или нет, мы судить не в праве. Да и судить еще совсем рано. Если все же это была глупость, то они твердо знали, что если не совершать глупости, то никогда не станешь умным человеком.
– Чего расскажешь? – Смотря в окно, спрашивал он.
– Чего тут рассказывать, у отца очередное выигранное дело, которым он бесконечно кичится, до мамы ему дела нет. Живем как соседи. – Тихо отвечала она, любуясь двором школы.
– У тебя то еще весело, – с ухмылкой отвечал юноша, – у моего опять попался какой-то очень вредный пассажир и все утро мы об этом слушали. Хотя мать мою он любит, да и она его.
– К черту, – отрезала она, – пойдем, пройдёмся сегодня после школы? – Немного уставшим и слегка отчаянным тоном спрашивала девушка.
На вопрос юноша, молча, кивнул. Прогулка ради прогулки удел философа. Во время таких прогулок были не редкостью размышления и дискуссии. Парочка бродила по всему городу, обсуждения шли как политические, так и философские. Под строгую критику попадали все: политики, общество, поделенное на классы, родители, сверстники; во всех них находились какие либо изъяны. Оно и верно – все больны. Но не торопитесь их судить, это был не максимализм и не тотальная ненависть ко всему вокруг, просто если люди не грязь то они пыль. Пока у молодых людей еще идут уроки, я познакомлю вас с ними поближе, чего бы я иначе, не полагая этого необходимым, никак не сделал. Она как раз и была дочерью Романа Захаровича, как ты мой чуткий и внимательный читатель мог догадаться. Роман Захарович семнадцать лет назад дал ей имя София. Соня. Сонечка. Она одна из первых начала чувствовать потерю отца и разруху семейного очага, доселе такого сплоченного и теплого. Она была единственным ребенком в семье. Ее появление на свет принесло много счастья её родителям. Что пошло сейчас не так сказать пока не могу, но очень постараюсь до конца сего произведения не оставить ни одного вопроса открытым. Воспитание грубого нрава началось с первых шагов становления на жизненном поприще. Она была изгнанником из всех школ, посмешищем для сверстников. Предметом того была крупная родинка, отроду находившаяся на лбу, прямо возле волос. Как же жестоки дети, уму непостижимо, доводя до слез это милое создание, они беспощадно хохотали и тыкали пальцем. Ни у кого в толпе не нашлось разума заступиться за нее. Пряча свои крылья, Соня убегала с уроков и ревела в центральном парке у речки. Такое посвящение ее ожидало в каждой школе, после которого она там больше не появлялась. Время шло и предмет насмешек медленно, но верно начал становиться предметом оригинальности. Подростки окружающие ее стали старше и малость разумнее. В процессе этого они как будто раскрыли глаза и разглядели ее оригинальную внешность. Насмешки закончились, началась зависть со стороны других девушек. Те из кожи вон лезли, чтобы выделиться, а ей для достижения такого результата не требовалось никаких усилий. К пятнадцати годам жизнь подарила ей юношу, который, по-видимому, и я на это очень надеюсь, станет ей спутником на всю жизнь. Парнишку звали Михаил. Мать назвала его в честь великого писателя Булгакова. Она всю жизнь была библиотекаршей и как следствие поклонником классиков. Отец его был простым таксистом. Семья жила в частном старом доме на отшибе города. Роскоши себе не позволяли. Жили мирно и любили друг друга. У Миши был младший брат Федор, появившийся на свет шесть лет назад. Имя ему было дано тоже в честь известного писателя. Он заканчивал детсад, и уже подавал крупные надежды стать, может и не богатым и известным, но хотя бы добропорядочным человеком, в целом, как и его старший брат и родители. Мама Михаила знала Соню и уже, кажется, очень полюбила её как родную дочь. Сонька в свою очередь отвечала тем же и была частым гостем в их доме. В свой дом Мишку она не водила и избегала всяческих контактов его с её родителями. Мать часто видела их из окна и имела некоторые догадки о романе дочери, а отцу никакого дела до этого не было. Михаил рос простым парнем и очень порядочным. Несмотря на свои ранние лета, он уже занимался самоанализом, искал ответы на сложные вопросы существования. При встрече с Соней он быстро принял её позицию в жизни и ощутил, что это именно та жизнь, которую он и хотел. Вот прозвенел звонок и обращаю Ваше внимание на двух прекрасных молодых людей, которые торопились на выход из здания школы. Они направлялись в свой любимый парк, который располагался подле школы. Осень постепенно вступала в свои права, и парк тот становился очень поэтичным и поистине красивым. Сонька делала уйму фотографий на свой телефон. Целью её объектива было все вокруг. Малышку так вдохновляла природа и все вокруг, что она буквально светилась от счастья и запечатлела всё подряд. Михаил, хоть и разделял эту любовь, но был более сдержанным в эмоциях. Он, молча, созерцал. В разуме ребенка нет границ. О чем тогда думал Мишка понять очень сложно, взгляд его всегда был тяжелый, складывалось впечатление, что он знает и понимает слишком много для своего возраста. Тело его ответило на его сложный и тревожный разум седыми волосами. Мальчишка в свои семнадцать уже был седой частично. Они дошли до пруда. Берега его были ограниченны бетонными плитами. Сонька незамедлительно запрыгнула на них, а Михаил поспешил подстраховать её от падения своей худой рукой. Одно неверное движение и она оказалась бы в среде годной лишь для роста кувшинок и водорослей. При критических моментах в сущности каждого из нас на первый план выходит главный инстинкт самосохранения, и не дай она ему обрести верх над своим сознанием, находясь хоть на краю пропасти, хоть на краю пруда, то он бы прыгнул следом.
– Смотри! – Громко протянула последнюю согласную Сонька, тыкая пальцем в пруд.
В такое удивление её привели проплывающая посередине пруда утка, ведущая следом за собой весь свой выводок. Она поспешила запечатлеть кадр и очень неловко, но крепко держала телефон, дабы на пике таких впечатлений не выронить устройство в воду. Отсутствие возможности делать фотографии привели бы её в полное негодование и депрессию. Девчонку также радовал объем отснятого материала, который каждый вечер подвергался тщательной обработке. Полученные кадры выглядели профессионально и собирали множество приятных комментариев на всех страницах её соцсетей.
– Чего бы ты хотел прямо сейчас, чтобы оно произошло? – Спросила Соня.
– Чтобы резко стемнело. – Ответил Михаил.
Соня ожидала романтики, ответ ей был непонятен, но она не стала развивать тему, она знала, что он загадочный и как говориться "со своими тараканами".
– А зачем тебе это? – Спрашивала она.
– Люблю когда темно.
Свою прогулку молодые люди продолжили сидя на лавочке, позади которой располагались уже ржавые, давно не приводимые в действие, аттракционы. Мало-помалу темнелось, несмотря на заброшенные аттракционы, парк все-таки снабжался электроэнергией, которая использовалась исключительно для освещения дорожек. Фонари блекло засветились, как тот час возле ламп начали кружиться мотыльки. Жаба неуместно заквакала где-то рядом с парочкой.
– Никогда не понимала, почему дети должны отвечать за грехи родителей. – Заговорила Соня.
– Это неизбежно, – обронил юноша, – жизнь это своего рода череда мучений и подъемов, а какими путями и случаями тебе предоставляется и то и другое уже не важно. – Продолжал он.
– Но ведь это абсурдно, почему я должна терпеть это все? – Повернувшись к Мишке, продолжала Соня.
– Потому что тебе уготована именно такая судьба, жизнь тебя учит через их пример, – Рассуждал Мишка, – никогда не жалуйся на свое положение, ищи в нем что-то положительное, извлекай опыт.
На столь исчерпывающий ответ у девушки не нашлось опровержения, и она погрузилась в задумчивое молчание.
– А ты не думал никогда о переезде куда-нибудь? – Снова заговорила она.
– Хотел бы в Париж, или нет, в Барселону. – Глядя в небо, отвечал Мишка.
– В Барселону? Размечтался. – Парировала Соня
– Если бы мечтания были под запретом, то я бы разозлился по-настоящему.
– А хочешь ли ты работать как наши родители, например?
– Зачем? Чтоб на собеседованиях везде у меня спрашивали, служил ли я в армии и, получив ответ, сразу же отказывали? Буд-то я хуже других становлюсь, если не был там. – Тон, каким это было сказано, не допускал возражения.
– Пойдем, уже поздно. – Поднимаясь с лавочки после недлительного молчания, произнес Михаил.
Связанные дневным светом и темнотой ночи они пошли глубже в сумрак парка. Как же сильно тогда запахло дождем. Темнота становилась все гуще и гуще, обволакивала город как расплавленный свинец, только вместо жара был холод. Сырой ветер начал поднимать шум и носить по воздуху редкие опавшие листья. Выходя из парка, они оба продрогли от ветра. Путь был недолгий, жили они почти рядом. Соня в новом двенадцатиэтажном доме, а Михаилу приходилось пройти немного дальше по той же улице до своего частного сектора. У подъезда он очень аккуратно, левой рукой, отводя волосы в сторону, оголил то самое пятно на лбу. Он находил его невероятно прекрасным. Соня подарила ему поцелуй и попросила написать ей как тот дойдёт до дома. Ветер тогда разыгрался уже не на шутку, сдувая капюшон с головы Михаила, давал понять и всем остальным жителям, что ночью будет ливень таких масштабов, какие бывают осенью только в городе S. Такими ливнями смывало все с этого города. Всё плохое и хорошее, всё старое и новое. От тяжелых туч тьма была настолько сильна, что, казалось, город S исчез. Столько столетий стоял и вдруг чернота. Мишка измазал все ботинки, пока доковылял до дома. Там его ждала уютная обстановка; мать с отцом ужинали, отец оживленно рассказывал какое-то из происшествий сегодняшнего дня, а мать, положив голову на обе руки и уперев их в стол, влюбленными глазами смотрела на своего героя. Младший брат на полу рядом собирал конструктор.
– Мишка, заходи скорее, замерз? Заходи, давай, отец запек свою фирменную картошку по французки, иди, поешь. – Тороторила мать.
– Садись! – Указал на стул слева отец. От него немного разило водкой, – вот тебе с большим окороком, ешь. – Заботливо наполняя тарелку, говорил он.
– Федя, ты будешь еще? – Спросила мать младшего, он отрицательно кивнул, и она направила взор на более взрослых своих любимых мужчин, – может еще по одной?
– Нет, милая, хватит, завтра много дел, – отказался муж от еще одной рюмки. – Сейчас чаю поставлю, на этом и закончим.
Соня тихонько отворила дверь, застав родителей за напряженным разговором, которые последнее время были не редкость и уже вошли в привычку. Она прошмыгнула в свою комнату так быстро, что пара листочков от собранного гербария отвалились в коридоре, неоспоримая улика присутствия третьего в доме.
– Ром, ты каждый день стал заявляться домой ночью, да еще и с запахом спиртного. – Доносился голос матери через тонкие стены.
– Да, и что же в этом криминального? – Не поднимая взгляда от ноутбука, проговорил Роман Захарович.
– Ты не обращаешь никакого внимания ни на меня, ни на дочь свою, что с тобой стало? – Продолжала она, стоя у входа на кухню, где за столом сидел Роман Захарович с деловым видом, в очках, погруженный в ноутбук.
– Со мной все в полном порядке. – Проговорил он совершенно спокойно и сильно щелкнул клавишу компьютера.
– Ты меня за дуру держишь? – Немного разгорячившись, продолжала жена.
Роман снял очки. Погрузил свое красное лицо в обе ладони и начал его растирать, отвечая, – Оксан, сейчас совершенно не тот момент для таких разговоров, да говорить, собственно, не о чем, всё хорошо. Просто завал на работе. – Убрав руки и смотря на жену, продолжал Роман.
– Я чувствую, Ром, меня не обманешь, – голос её слегка дрогнул, – я знаю, ты был с ней! – затихающим тоном закончила Оксана.
– С кем с ней? С кем с ней!? С кем!? – Взорвался Роман Захарович, – что ты такое несешь опять? Что? – Швырнув очки в экран, разразился Роман.
Оксана, сделав жест руками обозначавший фразу «Я в этом не участвую», пошла по коридору в зал. По пути она нашла те самые два листочка и оглянулась на дверь комнаты дочери. Слабый желтый свет настольной лампы виднелся через стекло, Оксана еще более расстроилась по причине того, что дочь стала свидетелем, чего она всячески избегала. Сопровождаемая криками мужа «Вот так всегда, что-то сказанула и пошла!», она легла на диван и уткнулась в экран телевизора. Вместо какой-то глупой комедии, которую тем вечером вещал один известный канал, она перед глазами видела всю свою супружескую жизнь, вспоминала покупку этой квартиры, переезд, о том, как этот же телевизор смотрели вместе. Глаза были мокры, но Оксана нашла в себе силы дать отпор эмоциям. Крепкая женщина.
На сей печальной ноте я покидаю тебя, мой читатель, совсем ненадолго.
Глава 3. Время начало бежать, время обман
И вот спустя несколько дней, которые должен сказать прошли трудно и медленно, я снова с Вами. В том же кафе, возле которого все так же искрят провода. День сегодня ужасно жаркий, не люблю жару. Но все же, несмотря ни на что, заглянем в еще одни окна, а окна эти частного ветхого дома семьи Прокудиных. Как мною было сказано ранее, в этой семье росли двое мальчишек – Фёдор и Михаил. Мать Вероника Андреевна, библиотекарь со стажем, книжный червь в круглых очках, взяла фамилию Прокудина уже целых двадцать два года назад. Пост главы семьи, в прямом и переносном смысле этого слова, занимал водитель такси, который двадцать два года назад подобрал на остановке, во время сильного ливня, насквозь промокшую Веронику. Как в красивых драматичных фильмах, не правда ли? И действительно всё в этом доме было как в сказке. Не было скандалов, упреков, криков, были только любовь и взаимопонимание. Кстати того счастливчика водителя звали Володя. Всю свою жизнь он провел за рулем. Как-то вот так сложилось, что счастье свое он нашел в дороге, везучий человек. Так легко найти его и быть довольным всю жизнь крайне редкий случай. Пожелаем все-таки счастья этим людям и продолжим наш рассказ. В то утро, которое следовало за главой написанной выше, Федя проснулся раньше всех и выскочил на кухню, дабы налопаться конфет пока родители спят. По своей детской торопливости и страху быть замеченным за таким непростительным проступком, не аккуратным движением руки задел чайник, на его беду стеклянный. Посудина покачалась на столе и предательски соскользнула вниз. Однако если смотреть оптимистичнее, то лучше сейчас, чем тогда, когда он был бы полон кипятка. От лязганья стекла проснулась Вероника, Володя не спал уже минут тридцать, но не шевелился, не смел прервать покой своей возлюбленной жены, которая вызывала у него самые теплые чувства во время сна. Она лениво и одновременно любя, подарила ему поцелуй, как обязанность за каждое утро, начинавшееся с ним. Покидать постель в такое прохладное утро после ночного дождя было неприятно, но звук из кухни все же вынудил супругов пойти посмотреть что стряслось. Преступника на месте преступления уже не оказалось, а улика была небрежно им оставлена на полу. Расследование длилось недолго, стоило только взглянуть на развязанный пакет с конфетами, как сразу было ясно – воришка в соседней комнате.
– Федя, иди, собирай осколки! – Громко проговорила Вероника.
– Это не я, я спал! – Гундосым голосом протянул Федя.
– А кто, по-твоему, его разбил? Михаила нет дома, мы спали, иди, давай собирай! – Заглядывая в комнату, говорила мать.
– А где Михаил? – Возмутился отец.
– Я на рассвете услышала, как он ушел, наверное, с Сонькой сидят где-нибудь, – ответила Вероника, – мы с папой сейчас ноги порежем себе, как тебе нас не жалко, давай вдвоем уберем, иди сюда. – Зазывала мать младшего сына.
– Я как понимаю, кофе заварить теперь не получиться. – Рассуждал отец.
– Сейчас на плите разогрею, садись. – Отвечала жена.
– Нет, это долго, нужно поторапливаться, попью где-нибудь по пути. – Накидывая на плечи рубашку без рукавов, отвечал муж.
– Заедешь домой на обед? – Подойдя близко к мужу и глядя ему в глаза, спросила Вероника.
– Конечно, Вер, не голодом же весь день, – с улыбкой ответил Володя и поцеловал жену, – всё, я побежал.
– Федор! – Зазывала Вероника, – что это за вредный мальчуган, вставай, умывайся и будем собирать осколки!
Соня и Мишка, по своему обыкновению любили иногда встречать рассветы или закаты на их тайном месте. То был высокий обрыв, этажей так в десять высотой, с которого открывался прекраснейший вид на поле, леса и широкую реку. Солнечный диск поднимался на горизонте, красно-алыми красками освещая поля и деревья. Сонька уносила оттуда уйму фотографий, а Михаил душевное спокойствие. Влюбленные, как правило, сидели подальше от края, внимая всем соображениям безопасности. Обрыв из года в год потихоньку осыпался, каждую весну Мишка и Сонька разочаровывались очередному урезанию площади их местечка. Михаил из рюкзака достал термос с какао, налил Соньке и себе.
– Никогда не понимал, почему люди завидуют? Ведь твоя жизнь она самая лучшая, – начал Миша, – в такие моменты сидишь и думаешь: Где-то там суета начинается, а тебе тихо и спокойно, вся твоя суета это трава, которую ветер колыхает да мухи.
– Если так глубоко мыслить, то взаимоотношения людей превратятся в механизм и ты потеряешь прелесть быть человеком. – Философствовала Соня.
Начало её фразы было совсем не почтительным его концу, что вогнало Михаила в раздумье, он решительно ничего не понял, но и досаждать спутницу вопросами не стал.
– Да, с людьми и правда стало трудно общаться, временами я думаю, может это я трудный, а не они? – Риторически продолжал Мишка.
– Ты и в правду трудный, – с ухмылкой отвечала Софья, – чем голову себе морочишь? Не нравиться человек, значит не общайся, всё просто! – Заключила Соня, широко улыбаясь, оголив свои белые зубы.
– Если так устроен мир, то я согласен. – Смеясь, заключил Мишка.
Он налил еще по одной кружке какао и продолжил наблюдать за восходом.
– Я кстати нашел рецепт своего счастья, шли дождливые дни и я был в депрессии, а сейчас, как по волшебству, чувствую себя очень довольным.
– Это естественно, солнце способствует выработке серотонина в организме. – Пояснила Соня.
– Всё-то ты знаешь!
– Ну а ты, в самом деле, как вчера родился. – Повернувшись к Мише и обнимая его за плечо, отвечала Соня.
– Ничего не вчера, кажется, я это уже слышал где-то, – отстреливался Михаил, – как-нибудь бы устроить свою жизнь так, что бы проводить так утро или вечер каждый день.
– Ну, тут ты, конечно, размечтался, глупыш, важные дела тоже нужно решать, иначе никак. Но участить такие посиделки можно, потому-то я и намекала тебе вопросами, где бы ты хотел жить, – продолжала Сонька, – сейчас начнутся холода и снова эта грусть, прятки от мороза и прочие прелести нашего климата, я бы хотела в теплые края.
– Нам только по семнадцать, куда ты так торопишься? – Заворчал Миша.
– А думать надо уже сейчас!
– Сейчас я ничего не хочу думать, хочу наслаждаться моментом. Вот видишь дерево?
– Ну.
– Вот ты смотришь на него, а оно в эту секунду растет. – С довольным лицом проговорил Михаил.
И четыре юных глаза уставились на высокий тополь, будто и в правду пытаясь уловить взглядом процесс прорастания. Для уставшего ума любая глупость услада. Покинем на некоторое время этих прекрасных юных мечтателей, ибо таково решительное требование повествования и заглянем в дом Калагереевых.
Да простит мне мою оплошность читатель, я до сих пор не назвал фамилии Романа Захаровича, это ни в коем случае не тайна, а всего лишь рассеянность автора. В то воскресное утро Роман Захарович, живший по глупому графику «работа-дом-работа», подбирал галстук к синему костюму. Супруга молча кормила кота. В квартире царила тишина, но тишина для посторонних ушей, для жителей этой квартиры был чётко слышен металлический скрежет шестерен огромной машины, название которой супружеский брак. Всякий раз, когда я думаю об этой семье, я не могу найти те самые точки соприкосновения, существование которых до этого года оба супругов не смели ставить под сомнение. По какому-то непонятному распорядку Гера покидает дома, а на замену ей приходит Эрида. То, что женщина делает из мужчины человека – это факт неоспоримый, как и то, что также ловко она может его полностью разрушить. Но, ни того ни другого Оксана еще пока не торопилась выполнять. Она погрузилась в раздумывания, где сплошь фигурировали только догадки, то ли любовница молодая то ли работа встала каким-то образом на первое место. А может это и временно, думала она, все мы люди и все мы совершаем ошибки, а иногда из них выходит что-то чудесное. Также она твердо понимала, если бы семья была счастьем для человека, то это была бы семья с большой буквы, чего сейчас о них сказать никак нельзя. Никогда не болейте людьми, от них нет лекарства. И даже если бы сбылась мечта всего человечества – рождаться старым и глупым, и по мере взросления молодеть и обретать разум, то всё равно ситуации в семье Калагереевых избежать не удалось. Т. к. их возраст средний и при любых векторах развития человека они бы находились на одной и той же стадии. И вот когда галстук был подобран, не вспомню уже какой, наверняка тот же, что и вчера, Роман Захарович поспешно удалился из дома. Оксана смотрела в след до тех пор, пока дверь не захлопнулась. После накинула легкий плащ взяла сумку и на полминуты задумалась у двери, глядя на ключи от автомобиля. То были ключи мужа, он никогда не водил свой автомобиль. Роскошный, белый, немецкий седан простаивал неделями во дворе, изредка Оксана садилась за его руль, чаще Сонька воровала ключи, чтобы посидеть с Михаилом или в одиночестве, слушая музыку. Приняв решение о пешей прогулке, она открыла дверь и вышла, кот пришел провожать хозяйку, самодовольно вылизываясь после плотного завтрака. Оксана прогулочным шагом, будто первый раз в этом городе направлялась в сторону проспекта N, там она повернула направо и остановилась у пешеходного перехода. Желтые листья пронеслись у ее ног, будто играя в догонялки, друг за другом. На разрешающий сигнал светофора Оксана не сразу начала движение, она смотрела на него, но не видела. Юноша, пролетевший мимо на велосипеде, заставил её опомниться и поторопиться через дорогу. Покинув главный проспект города S, она более не выполняла никаких маневров, продолжая идти прямо. Дойдя до свежевыстроенной высотки, она подошла к последнему подъезду и позвонила в домофон. Высокомерное, невозмутимо спокойное «Кто там?» прозвучало из динамика домофона.
– Это я. – Ответила Оксана Владимировна.
– Ой, доченька, заходи! – Прозвучало сквозь помехи и дверь разблокировалась.
Роскошная, стальная белая дверь была уже открыта. Она скрывала от глаз соседей невероятно дорогостоящее убранство этой квартиры.
– Чего не позвонила, знаешь же, что не люблю незваных гостей. – Томным тоном цедила женщина, сидя в комнате на большом бежевом кресле.
– Прости, забыла. – Снимая туфли, ответила дочь.
– Входи, ну как ты? Рассказывай! – Начала беседу мать.
То была статная, роскошно одетая, умеющая себя держать как барышня высшего света, женщина шестидесяти двух лет. Вдобавок ко всему вдова. Отец Оксаны полтора года бился с опухолью головного мозга, увы, силы были не равны. Он оставил в наследство своей жене адвокатскую контору, которая как нефтяная вышка приносила неисчислимые доходы матери Оксаны.
– Да помаленьку, вот, шла в салон и решила к тебе зайти. – Продолжала Оксана.
– Я по одному твоему виду вижу, что что-то не так.
– Тебе никогда не казалось, что папа тебе изменял? – Спросила Оксана очень аккуратно, будто преодолевая минное поле.
– Ах, вот оно что, ну я тебе говорила, не выскакивай ты за этого козла, у него в глазах все видно, что он там из себя представляет! – Подняв чуть выше тон, проговорила мать и отвернулась в сторону с недовольным лицом.
– Нет, всё совсем не так, как ты подумала, он просто стал какой-то странный…
– Доченька, он не стал, он им и был, – перебила мать, – просто глаза твои постепенно стали открываться, когда уже и дочь выросла, долго же тебе надо было!
– Ну почему так происходит?
– Доченька, единственный настоящий мужчина уже умер полтора года назад, этот твой Рома, он же нарцисс самый натуральный, он никого вокруг не видит, через работу свою все комплексы несет, сажает вон всех виновных-невиновных, он питается этим. Оставь ты его, у тебя есть все средства, чтобы растить дочь самостоятельно. Кстати как там твой салон?
– Да с ним-то всё в порядке.
– Вот и давай не тяни с этим, Сонька уже взрослая она всё поймет, а если сама раскроешь все его похождения, больнее будет, не лезь ни во что, слышишь меня?
– Слышу. – Вполголоса ответила дочь.
– Иди я тебя обниму. – Уже спокойным тоном позвала мама.
Оксана с блестящими глазами подошла к матери и приобняла ее. Мать погладила её по плечу и дала обещание, что все будет хорошо.
– Ладно, я пойду, наверное, надо на работу.
– Иди, моя хорошая, и не делай глупостей! – Говорила вслед мать.
Конечно, как тут их не наделать? Когда живешь семнадцать лет себе и думаешь, что знаешь весь этот мир, а он оказался подлым. По пути в свой салон она заприметила центр психологической помощи. На ходу изучила режим его работы и последовала дальше по улице, на которой находился ее салон красоты. Оставим Оксану с её мыслями и хлопотами на работе и устремимся вслед за бежавшим Роман Захаровичем. Куда он так торопился в субботнее утро, даже если бы кто-нибудь остановил его и спросил об этом, думаю, ответа не последовало, лишь надменным взглядом был бы удостоен тот, кто посмел остановить главного прокурора города S. Дорогостоящие наручные часы подтверждали опоздание прокурора на работу, и тот вовремя заприметил машину такси, которая стояла возле кофейни. Рядом выкуривал сигаретку и потягивал дымящийся кофе, кто бы вы могли подумать? Прокудин Владимир Степанович оказался как нельзя кстати, и кофе успел заказать и пассажир попался, готовый заплатить любые деньги за своевременное прибытие в прокуратуру. Роман Захарович, противясь и с трудом преодолевая ненавистный запах табака, обратился к водителю.
– Уважаемый, плачу полторы тысячи до прокуратуры, очень срочно! – Донес свое предложение до Володи Роман и уже закинул портфель в открытое заднее окно автомобиля.
– Да это мы сейчас запросто! – Ответил Володя и поторопился за руль.
Кофе было установлено специальный подстаканник, ремень пристегнут и только запах жженой резины еще с минуту напоминал о присутствии тут машины такси.
– Господи, как вы это курите? – Скривив гримасу, спрашивал Роман Захарович.
– Да, привычка поганая не могу никак бросить.
Роман Захарович надменно кивнул и промолчал.
Примерно минут десять заняла бы поездка до прокуратуры, как непоколебимый светофор остановил на короткий промежуток времени поток машин, Роман Захарович возненавидел все светофоры мира за такую наглость. Пешеходы начали движение, пересекая проезжую часть, на встречной полосе движения, девушка переходила дорогу, ведя рядом свой велосипед. Остановились все машины, заисключением одной. Шумная, с черными окнами, красного цвета машина стремительно набирала скорость. Ввиду небольшого заветвления дороги левый ряд машин загораживал идущих пешеходов, а злостный нарушитель левую полосу для движения принял видимо за взлетную площадку, всячески игнорируя красный свет. И вот железный киллер появляется на стоп-линии перекрестка в момент перехода девушки с велосипедом. Теперь, чтобы лучше представить то, что сейчас произойдет, пусть читатель вообразит себе странную человеческую способность: в критические моменты, несущие опасность для жизни, картина происходящего замедляется в пользу восприятия. Т. е. человек превозмогает над временем и успевает среагировать на ситуацию. Свист резины, звук сигнала машин, крики из окон, вопли пешеходов. Всё замедлилось. К сожалению, никакая сверхспособность не помогла бы бедняжке избежать увечий т. к. она невозмутимо наслаждалась любимой музыкой, которая заглушила посредством наушников все происходящее вокруг. В одно мгновенье велосипед вырвало из рук, столкнув пострадавшую прямо по своему направлению, машина остановилась. Переднее колесо велосипеда покатилось к обочине. Шлем велосипедистки проломлен. Картина застыла. Все свидетели замерли и в раз, как будто находясь под водой медленно, но с большим усилием заторопились на помощь. Из красной машины выскочили двое молодых людей, оглянулись на происходящие и дали дёру. Народ сбежался вокруг; женщины склонились, мужчины сели на корточки подле велосипедистки. Володя, кажется, тогда он так быстро двигался, на фоне всего происходящего в глазах Романа Захаровича, молниеносно отстегнул ремень и достал аптечку из бардачка. Он прытью вынырнул из машины, оставив дверь открытой. «Да чтоб меня!» обронил Роман Захарович. Опоздание его волновало больше. Он оставался сидеть на заднем сиденье и наблюдать за происходящим. Володя с криками «Её нельзя трогать, не переворачивайте её!» преодолевал эти долгие метров тридцать до встречного перекрестка. Добежав до толпы, растолкал людей в стороны и преклонил колено перед пострадавшей, разместив перед собой аптечку. Женщина, склонившись рядом, вызывала скорую. Крови вокруг тела нет, видимых переломов нет, все конечности имеют форму обычного человеческого тела. Девушка потратила все оставшиеся жизненные силы на шепотом сказанное «Больно». Володя приложил бинт к единственной видимой ссадине на теле пострадавшей и достал обезболивающее. Подняв голову вверх, громко спросил воды у присутствующих, кто-то из толпы сунул ему бутылку. «Вот, примите эти таблетки, вам полегчает» – сказал Володя и дал девушке две таблетки «Нимесулида». Где-то вдалеке послышалась сирена и народ закопошился вокруг. Люди побежали отгонять свои автомобили в стороны, чтобы пропустить машину скорой помощи. В миг, откуда не возьмись, без звуковых сигналов и проблесковых маячков, съехалось три полицейских экипажа. Два из них дорожная служба и один из отряда сотрудников полиции. После осмотра один экипаж дорожной службы резко сорвался с места происшествия, включив сирену. Володя, не торопясь вернулся к своему такси, он находился в некотором смятении. Садясь за руль, не проронил ни единого слова своему пассажиру и продолжил движение до прокуратуры. Пассажир разглядывал происходящее происшествие до тех пор, пока не пересекли перекресток. Оба погрузились в смутное молчание. По приезде Роман Захарович рассчитался крупной купюрой и по своему обыкновению сдачу оставил на чай. Володя еще долго курил сидя за рулем, а после отправился дальше работать. К сожалению и мне нужно торопиться по делам, на сегодня приостановим повествование и в скорое время возобновим.