Юрий Витальевич Яньшин
У порога
– И в качестве «большого камешка» вы надеетесь, станет завтрашнее объявление Председателя Правления «Промгаза» об изъятии, в качестве ответных мер, акций иностранных корпоративных держателей? – угадал Афанасьев.
– И это, безусловно, тоже, – согласился Сергей Юрьевич. – Но…
– Что?! – перебил его Валерий Васильевич. – Входите во вкус?! Вам нужен еще один камень?
– Да! – на выдохе произнес министр. – Хотелось бы еще. Тем более, когда мы с вами разрабатывали совместный план действий, то пришли к консенсусу о том, что действовать необходимо комплексно. И одним газовым сектором, как бы он не был хорош, ограничиваться никак нельзя. Проблему засилья иностранцев в ТЭК нужно решать немедленно и радикально, если мы всерьез решили бороться за нашу независимость. А значит, надо сюда подтягивать и нефтянку, и прочих энергетиков. Сами же видите, как вольготно чувствуют себя на наших месторождениях и «Шелл», и «Экссон», и «Бритиш Петролиум» с проходимцем Дадли, на котором клейма ставить уже некуда. Или взять хотя бы ту же самую энергетику. Ведь после недолгого правления в РАО «ЕЭС» этого, прости Господи, Чайбуса, и последующего её дерибана, а иначе и не скажешь, одни только финны и итальянцы из «Эни» получили, страшно вымолвить, почти треть гидроэлектростанций. И мы ещё с вами хотим, чтобы наша экономика после всего этого встала с колен?! Хотя, что я говорю?! Мы это с вами и так уже обсуждали этот вопрос со всех сторон. Пора бы от вербального осуждения данного факта переходить к активному исправлению ситуации.
– Постойте-постойте, любезный Сергей Юрьевич, вы, что же предлагаете мне сейчас провернуть с руководителем «Русойл» тоже, что и с Мюллером?
– Почему бы и нет?! По-моему недурно всё получилось.
– У вас, я смотрю, аппетит приходит во время еды, – проворчал Афанасьев, в душе соглашаясь, как следует тряхануть за глотку зажравшийся менеджмент ещё одной государственной корпорации, но для виду, вынужденный носить белые одежды беспристрастия.
– Дело не в аппетитах, – опять принялся возражать биржевой престидижитатор, – а в скорости нашей расторопности и ответной реакции бизнес-воротил на происходящее. Если мы сделаем паузу между наступлением на газовом, нефтяном и электрическом рынке ценных бумаг, то эффект не будет таким сокрушительным, а значит, и платить нам придется гораздо больше за наши же авуары, перешедшие в руки иностранцев нечестным путем.
– Тут я, конечно, вынужден согласиться с вами – шторм будет колоссальных масштабов. Как бы и нас с вами не смыло его волной…, – начал чесать переносицу Афанасьев.
– Не смоет, – уверенно отозвался Глазырев.
– Значит, советуете брать за жабры Чечина из «Русойла»? – задумчиво вопросил диктатор.
– Да. И хотелось, чтобы это было демонстративно сделано прямо перед началом утренних торгов на Токийской бирже.
– А во сколько она открывается?
– Японцы поздно встают и ещё поздней ложатся. Открывается биржа в 9.00 по местному и закрывается в 21.00, – деловито проинформировал Глазырев диктатора.
– Ага, – подхватил сразу тот, – стало быть, если исходить из разницы в 6 часов, то, следовательно, захват надо производить не позже 3-х по полуночи?
– Что поделать? – хмыкнул банкир. – У Тучкова работа такая – бдить круглосуточно.
– Хорошо. Я позвоню ему сейчас, – заразился Афанасьев азартом от своего подчиненного. – У вас есть ещё что-то? – мимоходом поинтересовался он и опять угадал.
– Есть, – в тоне Глазырева появились просительные нотки, что происходило с ним весьма редко.
– Слушаю.
– Нельзя ли вместе с Чечиным прихватить еще и руководство Росимущества?
– Это Яковлева что ли?! – открыл от изумления рот Афанасьев, никак не ожидавший такого поворота.
– Его самого, – подтвердил Сергей Юрьевич. – И еще всех его бывших руководителей, начиная с Полеванова, – затараторил Глазырев, видимо опасаясь, что сейчас его перебьют или вообще бросят трубку. – По идее-то с самого Чайбуса надо начать, но он и так уже сидит.
– Господи! Да за каким лядом они вам все-то сдались?! – изумился Афанасьев. – Вы решили пересмотреть итоги приватизации, я так понимаю?!
– Пересматривать или нет, это время покажет, а вот поднапугать всех участников залоговых аукционов, да так, чтобы их потрясуха взяла, стоило бы непременно. Тем более, это только усилит шторм на рынке.
– Экий, я смотрю, вы сатрап, батенька мой! Почище меня – самодура будете! – не удержался Валерий Васильевич.
– Если сатрапия просвещенная, то она ничем не хуже пресловутой демократии, – фыркнул министр. – Но зато от неё есть хоть какая-то польза. Так что готов носить это звание в качестве поощрения моих заслуг.
– Но-но, полегче там, – не то в шутку, не то всерьез одернул министра Афанасьев. – Диктаторское место – не резиновое, и двоим нам на нем не усидеть. Поэтому пока позволяют обстоятельства, я сам на нем посижу, а вы рядом постойте.
– Ладно, постою, – притворно вздохнул Глазырев.
– Хорошо. Я, предположим, пойду вам навстречу и науськаю нашего «держи-хватая» на указанных вами лиц, чтобы спровоцировать, так желаемый вами «идеальный шторм», но тут возникает резонный вопрос: хватит ли у вас средств, чтобы приобрести упавшие в цене активы? Ведь, если шторм по-настоящему будет велик, то обвалятся не только рынки ТЭКа, но и смежных, и даже просто параллельных, отраслей. Поймите меня правильно, дорогой вы наш Сергей Юрьевич, я не из праздного любопытства интересуюсь вашими возможностями. Финансовая разведка наших врагов не зря ест свой хлеб. И как только она почувствует, что на бирже орудуют наши деньги, хотя бы и через фирмы-прокладки, они тотчас же заблокируют все транзакции, – неожиданно проявил познания в области крупных биржевых игр Валерий Васильевич.
– Не извольте волноваться, на сей счёт, Валерий Василич, – в голосе Глазырева сквозило восхищение и уважение. – Деньги придут со стороны.
– Откуда же?!
– Помните, как вначале моего назначения, нам удалось опередить на несколько дней дорогих «партнеров» из США и Западной Европы, намылившихся было заморозить корсчета наших государственных юридических лиц. Ещё чуть-чуть и они бы оттяпали куш, примерно в триста пятьдесят миллиардов.
– Помню, конечно, – буркнул Афанасьев. – Именно поэтому и выражаю свои опасения.
– Нам, в основном, удалось вытащить лапы из капкана, хоть и пришлось пожертвовать хвостом, фигурально выражаясь.
– Да, и этот «хвост», насколько я помню, потянул где-то на пятьдесят лярдов, – угрюмо подытожил диктатор.
– Сорок два, если быть точнее, – поправил его министр. – Так вот, вытащить-то из капкана вытащили, но вернуть домой не смогли, потому, как уж больно крупная сумма. Но зато успели распихать по банкам из офшоров Ближнего и Дальнего Востока, куда покуда не смогло сунуть свой вездесущий нос Министерство финансов США. Долго держать там эти припрятанные средства тоже всё-таки опасно, так как рано или поздно до них могут добраться. Наши друзья уже предупредили нас, что долго скрыть у себя их пребывание они не смогут. Вот мы и пустим их в оборот. Пусть послужат благому делу.
– Триста миллиардов…, – в задумчивости пожевал губами Афанасьев, – боюсь, что даже такой суммы может не хватить, если масштаб задуманной вами аферы окажется действительно грандиозным. Триллиона два-три, а возьми, да положь.
– Тут уж ничего не поделаешь, – с грустинкой ответил Глазырев. – Чем богаты, тем и рады. К тому же всё-таки надеюсь на таланты Николая Палыча, который поможет нам опустить стоимость акций до «мусорной» величины. Тогда и не придется изыскивать дополнительные средства.
– Я бы на вашем месте не был таким оптимистом, возжелавшим за триста миллиардов скупить ценностей на пять-шесть триллионов, а ведь именно приблизительно на такую сумму утекли наши богатства за бугор, если верить аналитикам.
– Отчасти верно, – согласился с ним Сергей Юрьевич, – ибо эта сумма только за двадцать лет этого века. К ним следует прибавить еще столько же – за десять последних лет прошлого века.
– Б…ь! – не удержался от крепкого словца Афанасьев. – Будто проиграли целую войнищу, и заплатили контрибуции.
– И всё ещё продолжаем платить, – подначил его Глазырев.
– Ладно, Сергей Юрьевич, я подумаю где найти для вас недостающие триллионы, – напустил тумана Афанасьев и разжег неистовое любопытство главного финансиста страны, отрезав безапелляционно, – но только, умоляю вас, не спрашивайте: что и откуда?! Не моя тайна, вернее не только моя. И покончим на этом.
– Неужто «золото партии»?! – чуть не вскрикнул тот от изумления.
– И оно тоже, – не стал вдаваться в подробности диктатор. – Ша, Маруся! Я всё сказал!
– Молчу-молчу! – одновременно радостно и разочарованно прошептал на том конце связи министр, шокированный полученными сведениями.
– Ну, всё, Сергей Юрьич, идите отдыхать, – подвел итоги состоявшемуся разговору Верховный. – День у вас и так был весьма насыщенным. А я сейчас свяжусь с Николаем Павловичем и передам ему вашу настоятельную просьбу. Учитывая его воинственный характер и служебное рвение, думаю, что он не сможет отказать мне в просьбе арестовать вышепоименованных лиц. Так что, не сомневайтесь и не волнуйтесь. В общем, отдыхайте, а с завтрашнего утра продолжайте держать меня в курсе дел.
– Спасибо, Валерий Васильевич, – с чувством прошелестела трубка голосом Глазырева. – Всего вам доброго.
Глава 67
I.
В процессе разговора Афанасьев не заметил, как комната опустела. Вероника, не желая вникать в то, что не касалось её непосредственно, тихо удалилась в спальню. Чтобы не обижать молодую женщину своим невниманием он спешно проследовал в том же направлении. Когда он появился на пороге спальни, она уже заканчивала стелить простыни. Почуяв затылком его присутствие, тяжко вздохнула и, не поворачивая головы, укоризненно проворчала:
– Удивляюсь я вам мужики. Вы всё время обвиняете нас в том, что мы постоянно треплемся по телефону, а сами готовы часами висеть на трубке. Неужели двенадцатичасового рабочего дня вам не хватает, чтобы обсудить все свои насущные дела?
– Не сердись, Вероника, – чуть виноватым голосом произнес Валерий Васильевич, – ты же прекрасно знаешь, что диктаторский труд – вельми тяжкое занятие, неподверженное регулированию никакими трудовыми кодексами и нормами по охране труда.
– Да, знаю это всё, – махнула она безнадежно рукой. – Меня просто удивляет порой отсутствие такта у некоторых твоих соратничков.
– Ты про Глазырева, что ли?
– А про кого же ещё? – недовольно передернула она плечами, всё еще не поворачиваясь лицом. – Поимел бы хоть каплю совести? Дня ему было мало? Или у него своей семьи нет, что он тут названивает в полдесятого вечера?
– Это был очень важный и срочный звонок, – парировал он её упреки. – К тому же, как ты могла заметить, он не злоупотребляет своим положением, чтобы тормошить меня по пустякам.
– Ой, ну всё! – наконец соизволила она повернуться к нему передом, чтобы упереть руки в бока.
– Не сердись, душечка, – повторил он опять, переходя на откровенное заискивание перед ней, – а только тебе снова надо набраться терпения. Теперь уже я должен выступить в роли нарушителя семейного спокойствия.
На её недоуменное поднятие бровей, он тут же принялся пояснять свою мысль:
– Мне нужно сделать еще один малю-ю-сенький звоночек, а потом я полностью перейду в твоё распоряжение.
– Вот те на! Поговорили! – в порыве разочарования всплеснула она своими красивыми руками, как лебедиными крыльями. – Не дом, а переговорный пункт какой-то! Ладно. Только отсюда я уже никуда не уйду. Хочешь секретничать – сам иди куда-нибудь.
– Хорошо-хорошо, я буду тут неподалеку, – покорно согласился убраться вон диктатор.
Выйдя из спальни, он быстренько прошмыгнул к себе в кабинет, но не стал запирать за собой дверь, оставив её чуть открытой, чтобы его избранница не подумала ненароком, будто бы он под личиной занятости крутит с кем-нибудь шашни (в последнее время она стала какая-то раздражительная). «Уж не беременная ли?» – подумал он, набирая хорошо знакомый номер на коммуникаторе. Прошел всего один гудок, прежде чем на том конце взял трубку наследник дела Малюты Скуратова и Степана Шешковского.
– Добрый вечер, Николай Палыч! Я не слишком припозднился со своим звонком? – в который уже раз за вечер произнес Афанасьев эту сакраментальную фразу.
– Да, нет, что вы?! Нисколько не поздно, – добродушно пророкотала трубка голосом Тучкова. – Я, как раз, и сам собирался вам позвонить, но как-то не решался.
– А, что, есть какие-нибудь интересные сведения по поводу нашего общего знакомого, потерявшего всяческие края? – поинтересовался Верховный.
– Ого-го! И ещё какие! – чуть не захрюкал от восторга Тучков.
– Ладно, не томите! – подхватил заразу нетерпения Афанасьев.
– В общем, допросили мы Мюллера по заветам его однофамильца, а из него столько всего повылезало! Вы меня знаете, товарищ Верховный, я многое чего повидал в жизни и меня мало чем можно удивить.
– Короче, – поторопил его Афанасьев.
– Но даже меня, со всем моим опытом оторопь взяла. Такого масштабного воровства, взяточничества, да и просто откровенного предательства, которое вскрылось, я бы не взялся предположить ещё пару месяцев назад. Замешаны и запачканы почти все, кого ни коснись.
– Не понимаю, чему вы так удивляетесь? – не проявил эмоций Верховный. – Пора бы уж и привыкнуть к тому, что абсолютно «чистых» давно уже пора показывать в зоопарках, как представителей фауны, занесенных в «красную книгу». Тут ведь главное, что? Главное, в процессе расследования, не выйти на самого себя, – процитировал он фразу, принадлежащую, по слухам, самому Лаврентию Палычу.
– Я удивляюсь не масштабам, а тому, как при всём этом Россия-матушка всё ещё жива. Осталось ли у неё за душой, хоть что-нибудь – не украденное и не изгвазданное в дерьме, – пожаловался Тучков.
– Вы закончили с его допросом? – спросил Афанасьев, не обращая внимания на панические завывания жандарма.
– Да какой там?! – возмутился он. – Память любого негодяя, а тем более такого матерого – это такая бездонная кладовая, из которой черпать и не вычерпать до конца. Сейчас он отдыхает, завтра с утречка его малость подрихтуем для заседания Правления, а после обеда продолжим.
– Слишком-то не увлекайтесь, а то сердчишко у него не выдержит и подохнет раньше времени, – наставительно произнес диктатор.
– В этом деле, прошу меня не учить. Сами с усами, – обиделся Николай Павлович.
– Не обижайтесь, Николай Палыч, – примирительно произнес Афанасьев. – Я нисколько не сомневаюсь в вашем личном профессионализме, просто опасаюсь того, что его могут попытаться устранить руками ваших людей те, кто заинтересован в его молчании.
– Будьте покойны, товарищ Верховный! За тех, кто занимается его персональным делом, я готов ручаться не только своей должностью и головой, но и честью дворянина в одиннадцатом колене, – с ноткой пафоса выговорил Тучков, не любивший ни перед кем подчеркивать свой природный аристократизм.
– Верю, – коротко подтвердил его слова Верховный. – Продолжайте с ним работать. Но звоню я вам отнюдь не по этому делу, – подпустил он в голос долю интриги.
– Ого! Что-то ещё наклевывается?! – проявил Николай Павлович свое профессиональное чутьё.
– Да. У меня к вам будет еще одна просьба. Если стоите, то сразу сядьте, а то упадете.
– Уже сижу, – жадно подхватил слова Верховного Тучков, словно охотничья собака, взявшая след.
– Вам нужно немедленно, до трех, максимум до четырех часов пополуночи произвести одновременный арест Председателя Правления ПАО «Русойл» гражданина Чечина и всех, я подчеркиваю, всех бывших руководителей Росимущества, со времен правления Борьки-пьяницы. Задержание и арест производить максимально жестко. И я не стану на вас сердиться, если невольными свидетелями всего этого станут журналисты, включая и зарубежных. Вы меня хорошо поняли?
– Есть, произвести задержание и арест! – с щенячьим восторгом едва не взвизгнул генерал-полковник.
Занимая пост Председателя Комитета Государственной Безопасности, Тучков обладал поистине высочайшим интеллектом и феноменальной интуицией. Он сразу догадался, что подобная идея просто так не могла зародиться в мозгу у неглупого, но не слишком изощренного в подобных делишках бывшего генерала бронетанковых войск.
– Ай, да, Глазырев! Ай, да, сукин сын! Руку даю на отсечение, что это его идея! Когда мы с вами договаривались о координации действий по делу Мюллера, я то думал, что он просто хочет обесценить акции ТЭКа, попавшие в руки иностранцев! А теперь понимаю, что он, вообще, хочет обрушить все рынки! Ну, чертяка! Я бы никогда не рискнул пойти на такое! – принялся фонтанировать восторженными эпитетами чекист, в адрес министра.
– Ну, зачем же сразу руку? Поберегите ваши конечности. Они еще должны сослужить службу Отечеству, – скромно подправил неистового кэгэбэшника Афанасьев. – Так что, будьте любезны, поторопитесь, пожалуйста. До открытия Токийской биржи осталось не так уж и много времени.
– Есть! Бегу! – радостно кинул тот в трубку и моментально отключился.
– Надо же, как мало надо человеку для полного счастья? – тихо проронил Валерий Васильевич в ответ на короткие гудки коммуникатора.
Воровато оглянувшись на чуть приоткрытую дверь кабинета, в опасении того, что сейчас может появиться на пороге раздосадованная молодая женщина, Валерий Васильевич опять стал набирать на коммуникаторе какой-то номер. На этот раз ответа пришлось ждать гораздо дольше. Огорченный диктатор, хотел, уж было, прекратить настойчивую попытку связаться с абонентом, как тот все же соизволил взять трубку:
– Слушаю вас, товарищ Верховный, – сумрачно откликнулся на звонок руководитель внешней разведки.
– Здравствуйте, еще раз, Дмитрий Аркадьевич. Извините за поздний звонок, но дело, по которому я решил связаться с вами, не терпит откладывания на завтра, – с места и в карьер начал Афанасьев.
– Господи! Случилось что-то серьезное?! – с тревогой в голосе спросил Барышев.
Начало разговора весьма понравилось Валерию Васильевичу. Добиться тревоги в голосе от вечно флегматично настроенного главы нелегалов нужно было очень и очень постараться.
– Нет, но с вашей помощью, непременно случится, – заявил Верховный.
– Может быть, мне прибыть к вам? – спросил осторожный во всём, что касается конспирации, разведчик.
– Нет. Это, пожалуй, лишнее. Ничего страшного, если мы это обсудим по телефону. Надеюсь, ваши визави из Штатов не придумали ещё, как можно расшифровать квантовые ключи? – на всякий случай поинтересовался Афанасьев.
– Самому мощному заокеанскому компьютеру для этого понадобится пятьсот лет, и никак не меньше, – не скрывая гордости за отечественного производителя, сообщил Барышев.
– Верю, поэтому и звоню вам в этот неурочный час, – на полном серьезе ответил диктатор и тут же задал следующий вопрос. – Скажите, Дмитрий Аркадьевич, есть у вас возможность экстренной связи со своими «спящими» ячейками за бугром?
– В принципе, когда мы внедряем своего человека во враждебное окружение, варианты экстренной связи обязательно проговариваются и учитываются в дальнейшей работе, – несколько витиевато ответил разведчик.
Ответ, видимо, не сильно воодушевил Афанасьева, и он принялся уточнять детали срабатывания данного механизма:
– Если, предположим, вы немедленно пошлете ему определенный сигнал, то в какой срок он его сможет получить и приступить к выполнению задания?
– В отличие от прошлых времен, когда об интернете ничего не было известно, сейчас держать связь с нашими агентами гораздо проще, используя хотя бы те же самые социальные сети, – пустился в рассуждения Барышев.
– А можно поконкретнее узнать о сроках? – бил в нетерпении копытом Верховный.
– Ну, если поконкретней, то в течение нескольких минут внедренный агент будет оповещен о задании, если, конечно, принимающий аппарат (смартфон, планшет, компьютер) будет в рабочем состоянии и подключен к интернету, – на всякий случай подстраховался Дмитрий Аркадьевич.
Природный такт и выдержка не давали разведчику наброситься на начальство с расспросами о том, с чем связано его любопытство о способах связи с нелегалами. Он достаточно хорошо изучил повадки Афанасьева и потому не сомневался в том, что спустя непродолжительное время, тот сам пояснит суть своей заинтересованности. И не прогадал.
– Я хочу дать срочное задание вашим ребятам. Не всем, разумеется, а только тем, кто имеет возможность легальным образом распоряжаться крупными суммами денежных средств, – взял быка за рога Валерий Васильевич.
– И какого характера будет это новое и срочное задание? – спросил Барышев таким тоном, что даже трубка коммуникатора сумела передать его явное неудовольствие.
Дмитрий Аркадьевич, сам многие годы проработал нелегалом в Великобритании, а поэтому очень трепетно относился к судьбе каждого из своих подопечных, стараясь по возможности никого не тормошить из «спящих», дабы не подвергнуть риску разоблачения. Мало кто знает каких усилий потребовалось Афанасьеву для того, чтобы расшевелить Барышева на подключение некоторых из них к операции по устранению всех причастных ко взрыву на Красной площади. И вот, прошел всего лишь месяц, а неугомонный диктатор опять что-то хочет поиметь с глубоко законспирированных агентов.
– Что ж вы, голубчик, так сразу напряглись? – нервно хохотнул Афанасьев, крайне недовольный независимым и строптивым поведением Главнелегала после чего немедленно сменил тон общения на более приказной, нежели просящий. – Я ведь не прошу от вас, каких либо сверхусилий. К тому же, я не так часто прибегаю к помощи вашей организации, как мне бы того хотелось, хотя имею для этого самые веские основания.
Последнее предложение он произнес ледяным тоном начальника, перечить которому не стоит, если хочешь позаботиться о своем дальнейшем благополучии. Дмитрий Аркадьевич, так же, как и Тучков обладал даром незаурядного аналитика, а посему вовремя смекнул, что в общении с таким человеком, как Афанасьев, не стоит лишний раз демонстрировать свою значимость и независимость, так как за время своего правления тот уже достаточно поднаторел в деле плетения интриг. Поэтому, он хоть и не без оснований кичился своим положением подпольного Креза, управляющего людьми, как марионетками, но фактор неучтенного снайпера с крыши соседнего дома сбрасывать все же не стоило.
– Простите, товарищ Верховный, – сразу поубавил спеси Барышев, – вы меня, видимо, превратно понять изволили. Я всего лишь хотел узнать характер предстоящего задания.
– Завтра на биржевых площадках обоих полушарий намечается «идеальный шторм», связанный с обрушением топливно-энергетических рынков. По моему поручению, товарищи Глазырев и Тучков намерены превратить акции наших нефтегазовых монополистов в кучу резаной бумаги, чтобы под шумок биржевой паники скупить у иностранцев все акции, некогда полученные ими на не совсем законных и честных основаниях.
– Сегодня акции «Промгаза» рухнули на 20%, – заметил Дмитрий Аркадьевич, показывая тем самым, что внимательно следит за биржевыми котировками.
– Этого мало, – проскрипел Афанасьев ржавым голосом биржевого воротилы. – Нам надо вернуть в родную гавань все авуары, находящиеся в руках противника. И желательно по бросовым ценам.
– Я обеими руками только «за», – подхватил Барышев.
– Хорошо. Раз так, – уцепился за его косвенное согласие Афанасьев, – то не могли бы вы отдать срочное распоряжение своим людям о скупке падающих «голубых фишек»? Да и не только их, так как, я полагаю, что эпидемия падения распространится почти на всё, связанное, хоть каким-то образом, с Россией. Думаю, что биржевые игроки сейчас начнут лихорадочно избавляться от всего подобного. Вал падения ожидается грандиозным. И у меня в связи с этим возникают резонные опасения за нехватку средств у товарища Глазырева и подконтрольных ему теневых структур.
– Это, конечно, хорошая идея, но…, – чуток замешался разведчик, подбирая очередной повод для опасений.
– Дмитрий Николаевич, – перебил его диктатор. – Мы не стали вас сильно напрягать в деле устранения фигурантов московского теракта, ограничившись чисто технической поддержкой. Президиум и так пошел вам навстречу, когда вы не захотели через свои структуры оказать материальную помощь стране, задыхающейся в тисках санкционного режима. Мы учли вашу аргументацию по сохранению в нетронутом виде тайной кубышки СВР, – принялся нудно перечислять свои уступки Афанасьев, как настырная бабка в собесе перечисляла бы свои заслуги перед страной в чаянии повышения пенсиона.
Сообразительный Дмитрий Аркадьевич уже понял, что злопамятный Афанасьев еще не раз и не два напомнит ему об отказе раскошелиться на государственные нужды.
– Да, разве я против?! – попробовал отыграть назад с наименьшими потерями разведчик. – Просто я выражаю опасение, что если мои люди начнут в унисон скупать «мусорные» акции, то это привлечет к ним нездоровое внимание со стороны спецслужб противника. Их активность в этом направлении может навести на мысль, будто они каким-то образом связаны с нами.
– Не считайте своих подопечных учениками-первогодками, – усмехнулся в трубку Валерий Васильевич. – Если шторм действительно будет идеальным, то посыплются акции не только аффилированных с Россией лиц, но и совершенно посторонних игроков, имевших несчастье играть на той же площадке. Что помешает тогда вашим людям прихватить и их заодно с нашими? И тогда уж точно никто никого не заподозрит. Закон джунглей – сильный пожирает слабого, невзирая на родовую принадлежность. Нам ведь главное, что? Нам всего-то и надо, чтобы акции наших ведущих отраслей не попали в руки недоброжелателей, – продолжал искушать Барышева хитрый диктатор. – Зато ваши люди, вовремя сориентированные, получат еще большие прибыли, а значит, и влияния. И с формальной точки зрения к ним не может быть никаких претензий со стороны властей, так как юридически они являются их согражданами, и следовательно, обогащаясь, они тем самым, якобы обогащают и свои страны.
– Я понимаю, – промямлил Дмитрий Аркадьевич, убеждаясь, что на сей раз Верховный не отстанет от него, игнорируя любые доводы противной стороны.
– Вот и отлично! – сразу повеселел Афанасьев. – Значит, я могу рассчитывать на то, что вы отдадите соответствующее распоряжение в срочном порядке?
– Я сейчас же займусь этим делом, – виртуально взял под козырек генерал от разведки.
– Замечательно! Ах, да, вот ещё что! Чуть не забыл сказать, – спохватился вовремя Верховный. – Когда будете отдавать распоряжение о вступлении в игру, то сделайте акцент на том, чтобы ваши люди начали скупать акции после того, как начнет падать активность наших игроков, и никак не раньше, дабы не создавать ненужной конкуренции. Впрочем, я все же надеюсь, что у товарища Глазырева хватит и своих средств.
«Я тоже на это надеюсь» – подумал Барышев, а вслух произнес:
– Вы правы, я непременно укажу им на это обстоятельство.
– Я очень рад, Дмитрий Аркадьевич, что мы нашли с вами общий язык, – не стал скрывать своего удовлетворения от беседы Афанасьев. – Прошу еще раз извинить меня за принуждение работать в неурочное время. Всего вам доброго. И удачи вам и вашим товарищам.
– Спасибо. Удача нам сейчас всем необходима, – донеслось в ответ перед тем, как связь отключилась.
II.
Окончив непростой разговор с Барышевым, диктатор, наконец, смог вздохнуть свободней. «Неужели этот рабочий день закончился?» – подумал он, с трудом веря самому себе. Он мельком глянул на часы, висевшие на стене. Они показывали, что до времени, когда в соответствие с Административным Кодексом необходимо прекратить громкие проявления жизнедеятельности, оставалось двадцать минут. Не выпуская из рук коммуникатора, он заспешил к любимой женщине, чтобы перед положенным сном подарить ей несколько минут женского счастья. Дверь в спальню была не закрыта. Вероника лежала на кровати в шелковом коротком халатике, абсолютно не скрывавшим от страстного взора все прелести еще молодого и красивого тела. Молодая чертовка знала, как сыграть на притупившемся воображении возлюбленного и всегда умела пользоваться подобными уловками. Закинув нога на ногу, так что были видны её аппетитные икры, она, казалось, с увлечением читала какую-то книгу. Причем, увлеченная чтением, она даже не заметила его появления. Такое несвойственное ей доселе поведение весьма удивило Валерия Васильевича. Он никогда раньше не замечал за ней увлечения художественной литературой.
– Я думал, что ты уже спишь? – деланно удивился он, приближаясь к супружескому ложу.
– Когда это я спала, не дождавшись тебя? – ответила она вопросом на вопрос, откладывая книгу в сторону.
– Спасибо. Ты настоящий друг, – без тени насмешки произнес он, подойдя к ней вплотную. – Что читаем? – присел он на край постели.
– Вот, нашла у тебя на журнальном столике. Андрей Вербицкий «Хроники Зареченска». Я поначалу думала, что это какие-то мемуары комсомольцев-первопроходцев, а это оказалась крутейшая фантастика! Вот уж никогда не думала, что ты всерьез увлекаешься таким жанром. Половину книжки уже прочел, вон и закладка на середине торчит.
– Внучок любимый постарался, подогнал, – как бы оправдываясь за несвойственное возрасту увлечение произнес он. – А я смотрю, ты тоже увлеклась, пока меня ждала, – перевёл он неё «стрелки».
– Уж больно сюжет захватывает с первых страниц, – не стала скрывать Вероника своего интереса к повествованию. – Вот жили себе люди и жили тихо в своем маленьком городке. Всё, как и положено – работа, дом, семья. И вдруг всем городом, переместились. И не куда-нибудь, скажем в Африку или на Амазонку, а вообще на другую планету. Ты себе это представляешь?!
– Почему бы и нет? – пожал он плечами. – Коль уж автор сумел представить себе такое, то читателю это сделать гораздо легче. Люди, вырванные из привычной обыденности, попали в стрессовую ситуацию. Перенос населения целого города в иную, враждебную среду пробудил в нем дремавшие до поры до времени способности и смекалку, встряхнув тем самым от полусонного бытия.
– Нет, – помотала она головой и глаза её при этом зажглись каким-то внутренним пламенем. – Ты ничего не понял. Книга совсем не об этом.
– А о чем? – с интересом поглядел Афанасьев, не без труда узнавая прежнюю Веронику в этой светящейся тайной страстью женщине.
– Она, прежде всего, о переоценке ценностей. Всё, что было до сих пор, в большинстве своем оказалось ненужным и отринутым. И наоборот. Всё, что не имело значения до этого, приобрело неподдельную ценность. Деньги, драгоценности, положение в обществе, в соответствие с номенклатурой, всё и разом кануло в Лету. А на первый план вышли недооцененные до сего времени вещи, как еда, патроны, мужество, сообразительность, умение работать, и умение применять полученные знания. И чувства. Обычные чувства между людьми. Они стали совсем другими и поднялись на другой уровень. Людям, привычным к однообразию жизни так не хватает порой искренних чувств. Я еще вчера начала читать книгу, но умею быстро это делать. Прочитав, всего лишь треть, я поняла, насколько герои раскрыли свои характеры, знания, помыслы и чувства, дремавшие в них. И я даже подумала: «Вот как было бы хорошо, если бы и мы с тобой смогли бы так неожиданно поменять всё вокруг себя – обстановку, окружение, занятия». Мы бы ходили с тобой на охоту, и я с копьем или луком прикрывала бы тебе спину. А по ночам мы лежали бы под небом и разглядывали совсем незнакомые созвездия.
