Юрий Витальевич Яньшин
Формула Бога. Возвращение
XII
В отличие от людей, Захария помнил момент, когда появился на свет. За плечами были более трех тысяч лет существования, но тот день запомнился ему наиболее отчетливо. Все было до обыденности просто, он очнулся на каменном ложе в каком-то полутемном помещении, открыл глаза, как будто поле долгого сна, встал и вышел в другое. В этом другом, громадным до бесконечности, залитым непонятно откуда взявшимся светом, помещении, он увидел множество таких же, как и он, абсолютно голых особей мужского и женского пола, которые, впрочем, никак не реагировали на свой вид и вид окружающих. Он никогда не был ребенком, и у него никогда не было детства. Он появился на свет уже вполне взрослым, с минимально необходимым набором инстинктов и знаний, как модель автопроизводства в базовой комплектации, которую еще долго приходится доводить «до ума». О некоторых вещах он имел довольно ясные представления, заложенные в него Всевышним при рождении, а о некоторых не имел никакого понятия. По большому счету он представлял из себя всего лишь белый лист, формата А4, заправленный в каретку пишущей машинки Фатума. Здесь никто и ни с кем не разговаривал, все старательно делали вид, что они тут совершенно случайно. Делал вид и он, чтобы никак не выделяться из толпы. Когда громадный зал достаточно наполнился, откуда-то сверху и со всех сторон послышался громкий, но приятный по тембру голос, выразивший желание видеть всех присутствующих построившимися вдоль стен. Когда голая братия после некоторой, обычной в таких случаях, суеты все же кое-как выстроилась вдоль стен, в зал вошли еще несколько персон с развевающимися за спиной громадными переливающимися всеми цветами радуги крыльями. Крылатая кучка прошла в центр зала и там остановилась. Один из них, самый старший на вид, таким же громким, но чуть менее приятным голосом возвестил, что все собравшиеся здесь являются созданиями Господними, и кандидатами Ангельского Воинства, призванными служить Его воле. Сейчас каждого из них нарекут персональным именем, выдадут подобающее одеяние и дальнейшие инструкции. После этих слов, группа «крылатых» подошла к ближайшей шеренге, и началось наречение. Группа подходила к очередному кандидату в ангелы, что-то негромко произносилось одним из крылатых, неслышное из-за дальности расстояния и не громкости слов, после чего «нареченный» склонялся в неглубоком поклоне и выйдя из строя направлялся к одной из многочисленных разноцветных дверей. Через довольно продолжительное время, очередь дошла и до него. Остановившись напротив Захарии, «старший» посмотрел тому, казалось в самые зрачки и торжественным, но уже чуть усталым голосом произнес негромко: «Нарекаю тебя именем Захария. И носить тебе его отныне и до скончания рек». Захария поклонился так же, как это делали и все предыдущие. Бесцветный голос из-за спины «старшего» произнес: «Проходи в белую дверь». Захария повиновался и вышел из строя. Быстро отыскав глазами нужную дверь, он уверенно направился к ней. Помещение, в котором оказался Захария, представляло собой длинный как чулок коридор вдоль стен уставленный грубо сколоченными столами, за которыми тоже сидели крылатые существа, но с крыльями, куда меньших размеров и красоты. Мимо столов, вереницей, чуть задерживаясь у каждого, проходили «кандидаты». Назвав свое имя, он подошел к первому из столов. Сидящий молча, окинув оценивающим взглядом подошедшего, откуда-то из-за спины достал стопку белья из довольно грубо выделанной ткани, сунув его в руки Захарии. Белье состояло из длинной, серого цвета рубахи без ворота, с вырезом для головы и таких же серых штанов на подвязке. Водрузил на нее сандалии, вынув их из под стала и также молча указал взглядом на соседний стол. За этим столом, более словоохотливый крылатый сообщил Захарии, что жить он будет в казарме на фронтоне, под крышей которого имеется изображение, и он быстро начертил на пергаменте тростниковым пером знак «IV», оторвал кусочек с изображенным знаком и протянул его Захарии. У третьего стола ему сообщили о месте и времени трехразового столования. У четвертого стола уведомили о «банном» дне и выдали холщевый мешок с ремнем для ношения через плечо, в котором находились: иголка, воткнутая в моток ниток; костяной гребень с нечастыми зубцами; чернильница из обожженной глины, заткнутая каменной пробкой; пучок тростниковых перьев, перевязанных бечевкой; свернутый в трубочку носовой платок, для того чтобы сморкаться в него, а не ковырять пальцем в носу, из ткани чуть более нежной, чем нательная одежда; большой кусок чего-то не очень приятно пахнущего, коим оказалось мыло, как он узнал впоследствии и небольшого размера черная грифельная дощечка с набором разноцветных мелков. У последнего стола ему выдали маленький кожаный кошелечек на поясном ремне. В кошелечке сиротливо лежала одна маленькая медная монетка. Как ему пояснил вручивший кошелек крылатый, это была его ежедневная оплата труда и учебы, вручаемая авансом. На вопрос, что он, Захария, может на нее купить, крылатый криво усмехнулся и неопределенно пожал плечами. Потом приняв опять официально-строгий вид посоветовал поторопиться с переодеванием, потому что вскоре должно начаться построение. Перед тем как выйти в мир, он по примеру рядом находящихся соискателей ангельского чина, оделся, застегнул поясной ремень на впалом животе и перекинул через плечо ремень с холщевой сумой. Так, не слишком обремененный имуществом и лишними финансами Захария и явился в этот мир, где ему предстояла долгая и кропотливая работа, пока главным образом над собой, а уж там, кто ж его знает, что будет потом?
Выйдя на свежий воздух, Захария впервые очутился под лучами местного светила. В глубоком голубом до рези в глазах сияла оранжевая звезда, посылая свои лучи на планетообразную поверхность (он еще не знал ни как называется твердь, на которой стоял, ни как называется светило, посылающее свои лучи на нее). Здание, из которого только что вышел Захария, находилось в центре огромной и круглой площади с выложенной из камня мостовой. Вокруг площади громоздились, как ему показалось, здания поистине циклопического размера. От площади, расходясь лучами в разные стороны, виднелись улицы, тоже сплошь застроенные зданиями различной высоты. Тут и там сновали люди, одетые, как он сразу заметил гораздо лучше его. У всех снующих туда-сюда были серьезные и озабоченные лица, поэтому он не сразу решился остановить одного из них, чтобы спросить, где находится здание со знаком «IV» на фронтоне. Вопреки ожиданиям, остановившийся возле него прохожий не только не отмахнулся от бестолкового вопрошателя, но напротив, улыбнулся и охотно указал на длинное и высокое здание, находившееся в глубине одной из улиц и стоящее торцом к собеседникам. Поблагодарив, за помощь, спешащего прохожего, Захария направился к указанному зданию. Подойдя к нему, он убедился в правильности своего маршрута, обнаружив у центрального входа толпу таких же, как он одетых в серую робу особей обоих полов. Дверь в здание была закрыта. По толпе прошел шепоток, что де двери не откроют, пока все не соберутся. Прошло еще какое-то время, прежде чем высоченная двустворчатая дверь отворилась и на ступеньках, ведущих к ней, не появился высокий дядечка в белоснежном одеянии и с громадными, выше головы крыльями за спиной. В одной руке он держал обнаженный, но опущенный книзу длинный меч, а в другой чашу из которой виднелись неяркие язычки пламени. Трубным голосом он произнес краткую, но выразительную и не совсем понятную в некоторых местах речь:
– Приветствую в вашем лице всех благополучно созданных дланью Божьей и прибывших сюда. То место, где вы сейчас находитесь, называется Раем, но я вам обещаю, что вы все еще побываете в Аду. Меня зовут Уриил. Звание мое – архангел. На ближайшие годы я буду для вас – мать, отец, учитель и экзекутор .
Немного передохнув после произнесенной фразы, видимо нечасто ему приходилось произносить без паузы такие длинные речи, он поднес к губам пылающую чашу и сделал из нее несколько глотков под изумленными взглядами присутствующих. После чего продолжил уже менее трубным, но все равно хорошо слышимым гласом:
– В этих стенах вы получите все необходимые вам знания для дальнейшей работы по исполнению воли Создателя нашего. Вы будете учиться и работать. И то и другое станет для вас тяжким испытанием и тернистой тропой, ведущей к совершенству как вас самих, так и тех за которых вам, поручено, будет нести ответ.
Он опять отхлебнул из чаши, содержимое которой окончательно привело его в благодушный настрой, и он уже совсем повеселевшим голосом закончил:
– Сейчас ваши кураторы разобьют вас на сотни и проводят до вашего нового обиталища. После обустройства – обед. После обеда вам зачитают нормы общежития, которых вы должны будете придерживаться, а также расписание часов учебы, труда и отдыха. С Богом!
С этими словами он развернулся и шагнул в дверной проем здания, не закрывая за собой двери.
Тут к толпе подошли еще несколько крылатых, но с крыльями поменьше и начали формировать сотни, уводя каждую за собой в ту же дверь. Вскоре сотня, в которую входил и Захария, под водительством одного из крылатых тоже вошла в эти двери и не задерживаясь на первом этаже стала подниматься по крутым и скользким мраморным ступеням на второй этаж. Пройдя узким и длинным коридором небольшое расстояние, сотня свернула направо и очутилась в просторном и светлом от больших оконных проемов помещении. По двум противоположным стенам помещения располагались двухъярусные нары, застеленные куцыми серого цвета покрывальцами и увенчанные такими же сиротского вида жиденькими подушками с белыми наволочками. После приказа крылатого о занятии койко-мест, толпа с шумом и смехом мигом ринулась разбирать места на нарах. Захария не стал суетиться, а подошел к ближайшим от входа закинул свой мешок с немудрящими пожитками на верхний ярус и сам вскарабкался туда следом. Над изголовьем была прибита тумбочка, которой он не преминул воспользоваться, положив туда свой мешок и пояс кошельком. Кто занял нижние нары под ним, он даже не обратил внимания. Когда суета с расселением улеглась, все тот же крылатый, которого звали Малхий, скомандовал построение. Будущие ангелы тут же стали выстраиваться в две шеренги в проходе между двумя рядами нар, согласно занимаемым им местам.
Закончив построение, Малхий обходя двойной строй произнес речь не менее зажигательную, чем его предшественник:
– Значит так! Меня зовут Малхий! Эй, кто там такой веселый и скалится?! Я сказал Малхий, а не малахай ! Если кому-то непонятно, то мой кулак растолкует все как надо! – и с этими словами он поднес свой немалый кулак к носу одного из недавно скалившихся, после чего продолжил. – Чувства юмора у меня нет. Телесные наказания в Раю не практикуются, но в качестве средства для быстрого приведения к адекватному состоянию – не запрещены. А с настоящим малахаем некоторые из вас непременно познакомятся, когда их упекут куда-нибудь севернее Гирканского моря, но вам уже тогда будет не до смехуечков! Усвоили?!
Шеренги дружно закивали головами в испуганной растерянности, ибо никто из них не знал, каким должно быть это адекватное состояние, где находится Гирканское море и почему его надо опасаться именно с северной стороны. А он, прохаживаясь вдоль вытянувшихся по струнке двух шеренг, продолжал:
– Я являюсь куратором вашей группы. Все вопросы, все жалобы, все проблемы – это ко мне. Теперь следующее. Надеюсь, умение определять время по солнечным часам уже заложено в ваши головенки?! Хорошо. Тогда слушайте и запоминайте расписание, коему вы будете следовать не один год. Читать хотя бы по складам, я надеюсь, вы тоже умеете.
6.00 – побудка, заправка топчанов и одевание;
6.15. – туалет. Он находится в конце коридора и налево. Места всем хватит, так что без столпотворения у меня. Там же находятся и рукомои. За чистотой рук буду наблюдать лично. Если обнаружу «траур» под ногтями, то накажу;
6.45 – утренняя гимнастика. Буду сам проводить ежедневно в коридоре;
7.00 – завтрак, на который будем спускаться строем в столовую на первом этаже;
7.30. – возвращаемся в спальное отделение, откуда забираем свои писчие принадлежности и строимся во дворе;
7.45. – опять же строем, можно с песнями, идем к амфитеатру, где и будут проходить основные занятия;
8.00. – начало занятий. Между отдельно преподаваемыми дисциплинами перерыв – 15 минут. Занятия – до 13.00;
В 13.15 – построение и поход на обед. Туда же;
13.30 – обед;
14.00 – построение и направление на стройку. Физический труд у нас наравне в почете с интеллектуальным;
17.45. – построение и поход на ужин;
18.00 – ужин. Опять там же;
18.30 – отдых. Для желающих факультативные занятия, место, перечень и расписание которых будут уже завтра висеть в столовой;
19.45. – построение;
20.00 – отдых, занятие личными делами;
22.00 – отбой.
И так шесть дней. На седьмой день – отдых. Каждый волен заниматься своими личными делами. Вопросы?!
У матросов вопросов не было, но зато было слышно, как поскрипывают, проворачивая шестерни новенькие мозги у некоторых особей от усилия запомнить все и сразу. Выждав необходимую паузу, он закончил:
– Раз вопросов больше нет, то слушайте мою команду. Нале-во! За мной шагом марш, в столовую на ужин.
Эта команда и сообщенная новость о грядущем приеме пищи, как-то сразу приободрила присутствующих, и они бодрой походкой устремились вслед за своим вожатым. После, в общем- то простого, без всяческих изысков ужина, опять же строем, будущие ангелы отправились назад в казарму. До отбоя еще оставалось свободное время, и завтрашние студиозы начали понемногу знакомиться друг с другом. Так для Захарии прошел первый день в Раю. Сравнивать его было пока не с чем, поэтому по здравому размышлению он признал его вполне приемлемым для себя.
А со следующего утра начался настоящий ад. После завтрака их строем погнали к амфитеатру – громадному круглому в сечении сооружению со ступенями каскадом поднимавшимися с самого низа и до верха. И вся эта громада была заполнена такими же, как и он – студентами Райского Высшего Ангельского Училища. Из объяснений данных Малхием на ходу по пути к амфитеатру Захария понял, что там будет проходить обучение будущих ангелов общим дисциплинам: обучение основным языкам, принятым на какой-то там Земле; логике; риторике; этике в разных ее ипостасях; истории; божественному праву и прочим дисциплинам. Специальные дисциплины будут преподаваться в классах расположенных на третьем этаже их казармы. Перед началом занятий в центр амфитеатра вышло существо с обычным телом, и уже достаточно примелькавшимися за сутки крыльями, но зато с головой похожей на львиную. Весь вид этого существа внушал невольный трепет у всех, кто здесь находился. От существа с такой головой можно было ожидать услышать все что угодно вплоть до грозного рыка, но ожидания были обманчивыми. Голос у него оказался мягким и приятным и кажется Захария, уже его где-то слышал. Несмотря на циклопические размеры арены амфитеатра акустика была превосходной, поэтому существу с львиной головой, представившемуся как Херувиил, не пришлось даже повышать голоса. Слова, что он произнес спокойным и где-то даже задушевным голосом, навсегда остались в голове Захарии:
– Зравствуйте мои дорогие соплеменники, соратники и просто друзья. Меня зовут Херувиил. Я из рода херувимов, призванный доносить до вас Божью мудрость. Я являюсь ректором вашего учебного заведения. Сейчас я поведаю вам о том, какие задачи нам с вами предстоит решить и какие трудности преодолеть на этом пути…
И тут он поведал собравшимся о том, для чего их создали и зачем собрали всех в этом месте. Из его слов выходило, что Бог оказывается создал два мира – тот в котором находимся мы и еще другой – неизмеримо далеко отсюда. Оба этих мира населенные внешне похожими друг на друга живыми существами, но разные по их внутреннему строению, находятся в неразрывной связи. Этот мир называется Раем или Райскими Кущами. Рай представляет из себя громадную по всем космическим меркам планету с приятным и теплым климатом, разнообразной флорой и фауной. Особенностью планеты является то, что на ней практически отсутствует такое понятие как смерть. Планета населена разумными существами – райанцами. Их отличительной чертой являются незлобивость характера, любовь ко всему окружающему, открытость и искренность чувств, отсутствие таких пороков как зависть, жадность, нравственная развращенность и прочие многие достоинства. Однако в этот и заключается их слабость. В чем слабость серафим не стал уточнять. А на краю Галактики имеется маленькая планета, во много-много раз меньшая, чем Рай, и на языке народов, населяющих ее, называется «Земля». Так как и мы, и они созданы одним Творцом, то между нами существует нить связующая наши этносы незримым родством. Однако в отличие от Рая на Земле почти все не так как у нас. Там суровый климат, земляне в подавляющем большинстве своем являются, по сути, дикарями, отягащенными бесчисленным количеством грехов и пороков, а главное – там повсюду гуляет смерть в самых отвратительных своих формах. Мурашки неподдельного ужаса пробежали по спине Захарии. До него теперь стал доходить смысл слов Уриила, когда тот обещал им попадание в Ад. Без всяких сомнений он имел ввиду Землю и ее обитателей. Тут лектор опять не стал пояснять, почему Бог создал такое неприглядное место как Земля и какой от этого может быть прок. Дальше из его слов следовало, что так как мы являемся братьями землян по факту рождения от одного отца, то нам жизненно необходимо помочь им преодолеть врожденные и приобретенные грехи и пороки и наставить их на путь радости и добродетели для дальнейшего воссоединения в одну общую семью, в которой мы с ними сможем обменяться полезными качествами. «Это какими такими полезными качествами они могут наделить нас, интересно!?» – подумал Захария. «Наставление» на путь истинный будет происходить путем временного, по меркам Рая, внедрения нашей сущности (опять непонятка) в тело кого-либо из землян. (Вай-дот ! Еще чего не хватало?!). Причем внедрения и пребывания в нем до тех пор, пока землянин существует. По словам говорившего, лишенные своего собственного тела, возможности общения с себе подобными, заключенные в чужую оболочку и утратившие часть самосознания, мы не сможем руководить поступками тех, в кого нас будут внедрять. Не сможем, ибо это будет нарушением Божьей заповеди о свободе воли. Однако мы можем и должны всеми силами подсказывать пути ведущие к добродетели, постоянно указывать им на ошибки и пробуждать муки совести (это еще что такое?). Но перед тем, как приступить к спасению душ несчастных братьев-землян, нам самим предстоят еще долгие и долгие годы учебы тому, что мы должны будем им передать. В этом заключается наша ответственность и Господь строго взыщет с каждого из нас за упущенные и не спасенные души землян. Эти слова больно кольнули Захарию, ибо слишком явно намекали на то, кто из двух народов у Бога является любимчиком. Его горечь разделил сидящий рядом, хлопнувший себя ладонями по коленям и прошептавший:
– Вот те, на, те! Они стало быть грешить будут, а нам, значит, отдуваться за них! Я на такое не подписывался!
Захария был полностью солидарен с подобным мнением, однако решил благоразумно промолчать. Он вообще с некоторых пор начал замечать за собой поразительное благоразумие.
Вот для чего по мысли херувима было создано Небесное воинство, представителями которого являются ангелы. Они должны служить катализатором (снова непонятный термин) спасения обеих цивилизаций. В конце своей речи крылатый лев выразил надежду в том, что все мы, благодаря заложенным в нас с рождения, хорошей памяти, усидчивости и благонравия, успешно пройдем все этапы многолетнего обучения и оправдаем возложенные на нас надежды.
Что и говорить, дело по спасению сразу двух миров (неизвестно, правда, по спасению от чего), конечно весьма эпично и, безусловно, благородно. Но некоторые детали этого, прямо скажем попахивающего откровенной авантюрой, мероприятия вызывали чувство стойкого отторжения, особенно это касалось процедуры, так называемого «внедрения» от которой у Захарии пробегал морозец по коже. Обо всем этом думал Захария, опасаясь все же делиться с кем-нибудь из окружающих своими мыслями. Начавшиеся сразу после речи оратора лекции преподавателей, отвлекли Захарию на время от его тягостных раздумий.
После первых вводных лекций по общим дисциплинам и обеда, куратор повел будущих «воинов небес» на работу, дабы в «процессе тяжелого физического труда, отточить навыки смирению и долготерпению». Работа действительно была тяжелой, почти каторжной, не хватало только надсмотрщиков с плетьми из воловьей кожи. Суть ее заключалась в том, чтобы ломать камень в каменоломне, возить его и предварительно отполировав укладывать в качестве уличной брусчатки. Весь их курс поделили на три неравные части. Две части представляли собой особей мужского пола, а одна – самая большая, женского. Мужчины ломами и кирками добывали камень, возя его на волокушах к месту укладки, а женщины специальными ручными терками с закрепленным в них образивным материалом полировали его с одной стороны, оставляя другую сторону шероховатой. Далее камни передавались специально обученным мастерам, которые и укладывали его с помощью особого связующего материала плотно прилегающими друг к другу ровными рядами. Уже к концу первого рабочего дня, старый мастер, руководивший работой каменщиков, с клочковатой длинной бородой чуть не до пупа, прохаживаясь вдоль неровного строя только что закончивших работу, с ехидным прищуром поинтересовался:
– Ну как вам работалось первый день, вольные вы мои каменщики ?
– Да какие же мы вольные?! – послышался из рядов недоуменный возглас.
– А как же голубчики не вольные?! – в свою очередь удивился дедок. – Вольные и есть! Вы, чью волю тут выполняете?! Его волю. О том, что это будет ваша воля, никто не говорил. Стало быть. вольные и есть! Сегодня вы вошли в историю, а она, сынки, вас так и запомнит отныне в качестве «вольных каменщиков», – проговорил он, оглаживая свою бороденку. И уже вдогонку уходящим ссутулившимся спинам, добавил:
– Это ничего. Это так – мелочи жизни. Вы еще научитесь носить круглое и катать квадратное.
Ужасно болели поясницы и плечи. Руки и ноги гудели от перенапряжения, ладони и пальцы саднило от кровавых мозолей у всех без исключения – мужчин и женщин. Кое-как соблюдая строй, доплелись до казармы, и там тоже кое-как ополоснувши руки, заняли места в столовой. Ужин опять был сытным, но на это никто не обратил внимания. Ели вяло. После ужина Малхий привел в казарму группу ангелиц, которые споро и без лишних разговоров обработали всем раны, смазав их какой-то до ужаса вонючей мазью, от вони которой резало в глазах и было не продохнуть, а затем перебинтовали смазанные места длинными узкими полосками материи. Несмотря на вонь, мазь показала пациентам свои чудодейственные свойства, разом уняв боль и сочившуюся сукровицу. На факультативные занятия никто даже и не подумал идти. Перекинувшись парой-тройкой фраз с соседями по нарам, все поспешили улечься на свои места. Через некоторое время в казарму буквально ворвался незнакомый ангел с маленькими крылышками и таким же, как и у всех мешочком для монет в руках. Пробежал туда и обратно вдоль нар, аккуратно кладя на постель каждого по одной маленькой медной монетке, и так же стремительно удалился. Уже перед самым отбоем, когда Малхий пришел, чтобы пожелать всем доброго сна, кто-то с верхнего яруса, Захария со своего места даже и не разглядел толком, жалобным голосом вопросил его:
– Скажите пожалуйста, зачем все это?
– Что, это? Выражайтесь яснее, курсант! – весьма недружелюбно отреагировал Малхий.
– Н-ну, в-вот эт-то всё? Камни ломать, таскать, шлифовать и вообще, – запинаясь проныл тот же голосок.
– Встать, когда со старшим разговариваете! – рявкнул Малхий.
С верхнего яруса соскочил тощего вида паренек, перевязанный с ног до головы. Видимо ему сегодня досталось не только рубить и таскать, но и получить несколько производственных травм.
Паренек вытянулся по стойке смирно. Кадык на его тоненькой шейке судорожно дергался, делая глотательные движения. Малхий тяжелым взглядом смерил его от пяток до макушки:
– Имя?
– Натив .
– Ага. Подходит. Так что, «Врожденный» ты наш, тебя не устраивает? – ухмыляясь, переспросил куратор курса.
– Я-я, просто хотел спросить: зачем нам все эти работы, рубить, таскать, шлифовать? Ведь утром серафим, ну тот, что с головой льва, сказал, что нас будут готовить к внедрению в тела человеческие для интеллектуального воздействия на их поступки. А тут… такие понимаете ли. Истязания, чисто физические.
С каждым словом замотанного в тряпки субчика, глаза Малхия все выше и выше лезли на лоб.
– Ты откуда, зародыш, таких слов нахвататься успел?! «Интеллектуальное», «воздействие»! Уж не интеллигент ли ты часом?! – в крайней степени изумления поинтересовался он у задавшего вопрос. Тот помотал головой из стороны в сторону, а Малхий продолжил. – Умный что ли такой?! Ты еще очки нацепи на нос!
Уловив на себе недоуменно-вопрошающие взгляды, пояснил:
– Потом. Изобретут потом такой прибор, чтобы интеллигентов от приличных людей отличать. Еще не скоро, – и опять обращаясь к Нативу, протянул, – то-то я смотрю. Лицо у тебя какое-то подозрительное. Сразу видно, что засланный казачок!
Заинтересованные этим диалогом курсанты, начали сползать с нар и подтягиваться к эпицентру событий, чувствуя, что намечается нечто интересное. Малхий отвернулся от собеседника, и уже обращаясь к почтеннейшей публике, проговорил:
– Ладно. Это все были шутки. Я же предупреждал, что чувством юмора не обладаю. А теперь серьезно. Я вижу этот вопрос многих интересует. Так вот, как вы, я обращаюсь сейчас ко всем вам, собираетесь влиять на людей, склоняя их к труду, терпению, самоотречению и даже возможно к подвигу, если сами не знаете что это такое?! Один день поработали и уже заныли?!
– А что, разве то, что мы сегодня делали это подвиг?! – раздались голоса.
– Да. Подвиг. Я не говорю о грехах – у вас их нет. Я говорю о другом. Все то, что вы преодолеваете в себе, будь то праздность, усталость, отчаяние, сомнение в себе и окружающих, все это подвиг. И у каждого из вас он свой. Если сами в силах совершить подвиг, значит, и других сможете подвигнуть к этому. Я все сказал.
С этими словами он круто развернулся и быстрыми шагами покинул полное тишины помещение.
Прошло более трех тысяч лет с тех пор, как Захария услышал эти слова, но они до сих пор звучат в его ушах. Этот день стал переломным в жизни Захарии и рассеял все сомнения терзавшие его прежде.
XIII
А дальше потянулись годы учебы и труда. Учебный процесс для будущих ангелов не составлял больших проблем, они как пересохшая губка жадно впитывали в себя новые знания по десяткам дисциплин. Усвоение пройденного материала тоже не требовало каких-либо усилий, ибо вложенная в них с рождения прекрасная память цепко удерживала в мозгу все, что было необходимо для самосовершенствования. Помимо учебных предметов напрямую необходимых для плодотворного влияния на объект предстоящего внедрения, изучались еще и сугубо специфические, такие как, владение рукопашным боем, умение обходиться с мечом, ножом, копьем, пращей и луком. На осторожные вопросы, ибо откровенные претензии после того памятного всем случая с Нативом уже никто не решался высказывать что-либо подобное, зачем и к чему нужны эти экзерциции, если после «внедрения» они будут лишены своей телесной оболочки, Малхий с присущей только ему откровенностью пояснял:
– Разумеется, сами вы не сможете на практике применить свои познания в боевых искусствах, потому как будете пребывать исключительно в образе «внутреннего» голоса. Но в нужный момент на подсознательном уровне сможете подсказать даже растяпистому неумехе, как уклониться от удара копьем или парировать выпад меча в его сторону. На большее рассчитывать не приходится, но это все же лучше чем совсем ничего. И к тому же не забывайте, что вы будущие ангелы-хранители. Причем хранители не только душ, но и по возможности тел, в факультативном, так сказать, порядке. Чем на дольше время вы задержитесь в телах своих подопечных, тем лучше для них и для Рая тоже. Для Рая мало проку будет в том, чтобы получить чистую, с минимальным количеством пятен душу молодого и неопытного юнца без жизненных навыков. Мы здесь заинтересованы в прибытии к нам специалистов, обладающих полезными для развития общества навыками, имеющими зрелость в поступках и суждениях.
А на вопрос о том, почему преподаватели никогда не устраивают своим ученикам экзамены, как в иных учебных заведениях Рая, он отвечал с такой же прямотой:
– А зачем? Самый лучший и беспристрастный экзаменатор это будет ваша жизнь там. И она будет выставлять вам свои, возможно нелицеприятные оценки.
Трудовая повинность тоже не вызывала в Захарии глухого неприятия как было в начале. Он видел, что трудятся в Раю все без исключения и порой этот труд был более тяжким и гораздо менее приятным, чем тот каким занимался он со своими сокурсниками. Тут никто не сидел без дела в праздном ничегонеделании. За время обучения, Захарии приходилось осваивать многие профессии. Он уже успел поработать не только горным рабочим, но и плотником, переписчиком, кузнецом, ратаем и садоводом. В процессе труда и в нечастые дни отдыха, Захария уже успел познакомиться с некоторыми представителями «обращенных». Эти знакомства напрочь, перевернули его прежние представления о представителях Земли как о грубых и диких варварах, неспособных ни к созиданию, ни к благородству поступков и слов. Все эти «бывшие» люди были если и не все достаточно просвещенными, то во всяком случае обладали другими не менее ценными свойствами такими как самопожертвование, душевный порыв и тяга к высшей справедливости. Причем. Далеко не все из них при жизни там, на Земле имели своих незримых помощников в лице ангелов. Это невольно наводило его на мысли о том, что земное общество, не такое уж и отсталое по сравнению с райским, если способно было самостоятельно генерировать в себе таких своих представителей. Если райанцы обладали дарованным Всевышним благонравием, усидчивостью и хорошей памятью, то земляне брали свое природной изобретательностью и упрямством в достижении поставленной цели. Со временем он понял слова херувима о том, что оба мира, разделенные громадным межзвездным пространством способны в процессе слияния обогатить друг друга в плане обмена жизненной стойкости и знаний на высокие душевные качества. Захарии все больше и больше нравились эти мужественные и в тоже время какие-то беззащитные существа, появление которых здесь в подавляющих случаях сопровождалось какими-либо трагическими обстоятельствами. И несмотря на это их душе не были сломлены, напротив, получив возможность прожить бесконечно долго новую жизнь, они подобно засохшей ветви опущенной в кувшин с водой, начинали преображаться и покрываться молодой зеленью, расцветая и раскрывая весь свой доселе нерастраченный потенциал. Ему очень хотелось поскорее приступить к работе.
