Юрий Викторович Швец
Рок. И посох в песках оружие. Книга 2. Том 1 «Угроза из прошлого»
Рассказчик замолк.
– А, отправившись в Африку, ты не испортил себе карьеру в Республике? – спросил его собеседник.
– Я свободный гражданин, и, вправе, выбирать свой путь сам! Поверив в несправедливые, лживые обвинения в адрес целого народа и его отдельных личностей, я встал на неправедный путь и, поэтому, возвращён Богами на начало его! Так учили меня Симон и Калипсан, говоря: «– Нет тяжёлого пути, как и лёгкого. Есть путь человека, который сам выбирает, куда и каким образом он будет двигаться!» Поэтому, это я решил твёрдо, что послужу за дело тех, против кого неправедно боролся! – закончил Бриан.
– Ну, что же, благородно! Очень благородно! Но знай, Бриан, теперь нам противостоят люди, для которых благородство пустой звук. Они привыкли продавать не только свой меч, но и продавать свои помыслы! Если у них вообще таковые имеются. Спендия я знал очень хорошо! Он такой же, как и ты – римлянин. Сам из-под Капуи. Компанец. Очень искусный воин. Хотя… если сравнивать… то Безерта был лучше! Оба попали в плен под Солунтом. Тогда, Республика объявляла всех своих легионеров, кои сдаются в плен в сражении, утратившими римское гражданство! Это, конечно, дикость! Человек мог попасть в плен, от крепкого ранения, без сознания в конце концов! Но, факт остаётся фактом! Поэтому, выбора у них было совсем мало, да и тот был невелик – стать рабом в каком-нибудь греческом городе или томится в неволе, в Африке, работая на плантациях до окончания войны! Они оба выбрали третий путь! И скажу так – служили неплохо. Когда начались переговоры о мире с Римом, все бывшие наёмники, дезертиры римляне и сбежавшие рабы из Сицилии, узнали, что консул выдвинул одним из условий мира – обязательную выдачу всех своих бывших граждан, включая и воевавших на стороне Гамилькара дезертиров и рабов! Все, кто каким-то образом относился к вооружённым силам Республики, спросили тогда у Гамилькара, собирается ли он выполнять это требование? Гамилькар, ответил тогда, что считает этот пункт в переговорах невыполнимым и своё слово сдержал! Никто не был выдан Риму из тех, кто воевал в корпусе и вообще служил Карфагену. А вот многие, из числа вопрошающих, своего слова не сдержали! Нет! Ведь именно тогда, Гамилькар решил отправить бывших «дезертиров», Рима – кто куда попросится! Многих переправили в Иберию! Вместе с семьями! У кого семей не было, уплыли в Африку, к Приону. И здесь подняли бунт, обвиняя того же Гамилькара в предательстве их и не выплате вознаграждения! я так скажу, Антоний! Опустившийся один раз до предательства – предаст и тех, кому он предался! Предавший раз, предаст и второй! Эти вековые общеизвестные истины, в этом случае подтвердились полностью! Поэтому, воюя с этими людьми, так называемыми бывшими нашими «товарищами» – о благородстве забудь, Бриан! Они будут вести войну с особым ожесточением и упорством!
Антоний прослушав рассказанное, помолчал…
– А кто живёт в Утике, Сапфон? Ливийцы? – спросил наконец Антоний.
К этому времени они уже вышли на ровный участок, меж череды холмов.
– В Утике живёт много народностей! Как и в Карфагене! Ливийцев там, как раз, меньше всего! Да, что рассказывать, ты, вскоре, все увидишь сам! Это город ремесленников. В нём живут все народности. Но более всех белых гетулов.
Некоторое время, они шли молча, потом Бриан, посмотрев на идущего рядом с ним, спросил:
– А ты, Сапфон, сколько лет уже воюешь? И сам откуда?
Сапфон ответил не сразу…, а немного помедлив:
– Я был пиратом, Антоний! Да-да! Не смотри… в удивлении. В 20 лет, меня захватили в рабство пираты Киренаики. Я тогда плыл с отцом с острова Лепея (будущий Крит. Авт.). Мы направляясь на Саламис… Отец мой был довольно успешным торговцем Карфагена! Он имел два корабля и торговал в Восточной части Внутреннего моря. Торговали в основном пурпурным красителем, пряностями, да много, чем ещё! Тогда случилась страшная буря, и чтобы обезопасить себя от разгулявшихся Нереид, мы зашли в бухту. По стечению плохих для нас обстоятельств, туда же, с теми же целями вошли ещё два корабля! Оба были с Киренаики и оба оказались вооружёнными пиратскими кораблями… Так разыгралась драма моей жизни, которая в корне поменяла её, Антоний!.. – Сапфон помолчал совсем немного, припоминая тот день. – На моих глазах убили моего отца, пронзив его грудь огромным копьём, выпущенного со «скорпиона». Команда почти вся была перебита, численно превосходящими силами пиратов… Кучку израненных и еле живых членов команды, кто защищался до самого конца, они, навалившись всей гурьбой скрутили и связали… В их число, попал и я… Главарь посмотрел на нас и на предложение своих пиратов всех нас убить, ответил отказом. «Они убили многих из моих людей! Будет большой тратой для меня просто убить их! Мы продадим их!» Так они и сделали. Нас завезли на какой-то другой остров и продали таким же пиратам… Те, другие пираты, спросили нас – не хочет ли кто из нас, послужить «братству» пиратов или же предпочтёт, продажу в рабство, на египетские галеры! Выбор был невелик! Или умереть на галерах Египта гребцом или согласится стать их товарищем! Я выбрал второе. Год от года я превращался в злого, беспринципного пирата. Но… Я не участвовал в дележах награбленного. Из всей добычи я брал только минимальное необходимое. Более, мне было не надобно! Все «теперешние товарищи» очень удивлялись этому, но никто меня не пробовал переубедить! Пиратство живёт жадностью! Это основа этих людей, если их можно назвать людьми… Жадность этих людей, является главной движущей силой их поступков. Они только радовались тому, что моя доля в наживе, столь малая – меня устраивает. Как-то в одном из набегов, от ранения стрелой, умер наш предводитель. Состоялись выборы нового предводителя «братства» и вот тут, мои товарищи, зная мою храбрость и непритязательность к добыче, выбрали меня на эту должность. Вот! Стукнуло тогда моё сердце. Вот то, что мне было нужно! Я, как предводитель клана, стал рыскать по другим просторам, расширив пространство нашего разбоя! Но делал я это не ради обогащения! Хотя, это вызвало бурю восторга со стороны моих товарищей! Нет! Я искал те два корабля, которые выжгли, отпечатали в моей жизни свой столь кровавый след. И вот однажды, у самого Родоса, мне подсказали, что видели такие галеры, кои очень похожи на описываемые мной! Мне было подсказано место, где я их могу найти и, куда! они частенько заходят!.. Это был один из скальных островов череды Киклады. Я простоял там более месяца, моя команда дважды чуть не взбунтовалась от бесцельного, как им казалось, ожидания… Но вот, однажды, одним спокойным вечером, в бухту нашего ожидания, вошли два корабля… У меня по спине пробежался холодок от воспоминаний, когда я смотрел на них… «Ребята, – обратился я к команде, эти корабли прячут здесь в одной из пещер, свои награбленные сокровища! Отберём их!» Моё предложение было принято с огромным восторгом, ибо для пирата слово «сокровища» является сакральным по смыслу и святости достижений души! Мы подстерегли их при высадке из лодок, у входа в одну из пещер! Схватка была жаркой! Но внезапность нападения и наша быстрота, сделали своё дело. Захватили пленных и главаря в том числе. Главарь их уже не помнил меня. Да и как он может запомнить те сотни людей, коих убил, продал в рабство, сломал, покалечил! Я швырнул ему меч и сказал, что победитель нашей с ним схватки будет командовать всей флотилией! Он принял вызов со смехом… Потом, глядя в его глаза, и видя, как угасает в них жизнь, полная подлости, бесчеловечности и крови, я напомнил ему о себе и за что именно он несёт ответственность в мгновение своей смерти!.. – Сапфон снова прервал свой рассказ, помолчав, продолжил. – На мою сторону перешла часть команды моего врага, ибо пират не знает, не придерживается какой-либо привязанности, или приверженности! Его привязанность – это разбой и нажива! Теперь, у меня было три корабля. Я поделил своих людей на три части и стал грабить в пределах островов Киклады. На одном из островов, мы оборудовали свой небольшой пиратский город. Проливы там страшные: подводные скалы чередуются с рифами, а ночью слышно пение-завывание сирен! Так прошло ещё два года! Но однажды, мы увидели боевой корабль. Он шёл один. Серебряный месяц плясал на пене волн свой танец! Такой рисунок был на его парусе! Мне страшно захотелось иметь такой же, и мы бросились в атаку… Так и закончилось моё пиратство… После всего дела, Карталон Барка, обходя раненых и ещё живых пиратов, нагнулся надо мной:
«– Такой молодой, а уже вождь?! – удивился он. – Видимо жизнь заставила взять его оружие и добиться управления над такими же, как он сам! Значит, на то была мотивация! – он долго смотрел на меня и сказал, – Хочешь ли ты, сириец, будучи из такого же народа, как и я сам, уйти от разбоя и послужить своей стране, в коей жил ты сам и жили твои родители?»
Сапфон снова замолчал на некоторое время… и продолжил рассказ:
– Я был поражён таким предложением! Ведь всех пиратов, захваченных где-либо и кем-либо, распинали на крестах! Власти любой страны не считают пиратов за людей и казнят, не раздумывая!
«– А поверишь ли ты, пирату? – спросил я.
– Поверю! Но в случае предательства, вот эта рука совершит возмездие! – ответил он, протянув мне ту самую руку». Да… мне кажется это было совсем недавно… Целый год, я проплавал с Карталоном, мы уплывали в далёкие туманные земли, на какой-то остров, где провели почти восемь месяцев! Это было для меня… незабываемое плавание… – Глаза Сапфона загорелись воспоминаниями, так что Бриану казалось, что даже в ночи он видит от света горящих глаз Сапфона, цвет его зрачков. – Потом… Пережив там невероятные приключения, мы, наконец, нашли то, что искали и Карталон выполнил какую-то свою важную миссию на том странном острове, где люди красят лица в синий цвет и занимаются ещё более странными обрядами! Я тебе скажу, Антоний, остров тот, полон колдунов, которые правят живущими там народами, при помощи колдовства, страха, проклятий и тайных знаний!
Бриан слушал Сапфона затаив дыхание… Так слушает взрослого человека маленький ребёнок, когда ему рассказывают о чем-то удивительном или волшебном… Антоний всю свою молодую жизнь провёл в Италии и самой дальней точкой его отдаления от дома, до прибытия в Африку, была Сицилия…
– …Люди там живут по каким-то странным законам, которые им даёт кучка старцев… Они часто идут войной: одно племя – на другое, без видимых на то причин… В общем, то, что мы там пережили, полностью излечило мою душу от того грязного осадка, который скопился у меня за годы пиратства! Кстати, в том плаванье, с нами в команде были такие же римляне, как и ты! Один, бывший приимпелярий легиона, наверное, самый мужественный человек из всех встречавшихся мне людей за годы моих скитаний! Да и бывший центурион манипула – тоже не из робкого десятка! Именно они совершили чудеса находчивости, что, в конечном итоге, помогло выполнить нашу задачу!
– А где они сейчас? – не сдержался от вопроса Антоний.
– Центурион Массилий Фимбр, остался на корабле Карталона. А Кассий Кар?.. Он, одно время, был в корпусе на Эрике… Но, вот куда он делся потом, не знаю!..
– Ну, а как, ты, оказался в корпусе? Ведь ты же был на корабле? – Бриана очень сильно заинтересовал рассказ Сапфона. В его голове прокручивались невероятные приключения, кои испытали его соотечественники и идущий рядом с ним Сапфон.
– После прибытия из Туманного острова, я участвовал в битве при Дрепане. Эта была искуснейшая победа, в которой мне посчастливилось участвовать! Там я был ранен. Стрела пробила мне бок, и я оказался в лагере Эрика на излечении. Карталон уплыл в новые скитания, а я остался с Гамилькаром.
– Сапфон, ты послужил обоим Баркидам, кто из них более талантлив? – Спросил почему-то Антоний.
Сапфон задумался…
– Это очень трудный вопрос, – начал свой ответ он, – Карталон, хоть и старше, но более чувственен и сентиментален! Но он очень хорошо, просто страшно хорошо, владеет оружием! Гамилькар плавает мало, только для какой-нибудь операции, которую разработает и выполнит как стратег замечательно и блестяще! Оба они яркие личности! И отдать кому-либо предпочтение, я не могу! – Закончил свои рассуждения Сапфон…
…В это время, отряд вошёл в пространство длинного коридора, лежащего меж цепи различных по высоте холмов… К Сапфону и Антонию, приблизился вчерашний гонец.
– Вон за тем, холмом, откроется вид на Утику! – проинформировал он.
– Надо прибавить шагу! Скоро рассвет! – заметил Сапфон…
Глава 10
Гамилькар, получив права протектора над Карфагеном, быстро, без отлагательств, начал осуществлять ряд, намеченных им, мер по обороноспособности города. На, совсем недавно воздвигнутых стенах, возобновили дежурства стражники и дозорные наблюдатели. Стража была создана из Священных отрядов, и набрал её Гамилькар, непосредственно, из казарм Бирсы, где те и базировались. В городе было вновь сформировано ополчение, для отражения возможного нападения одной из армий мятежников. Гамилькар добился, чтобы были открыты все оружейные кладовые холма Бирсы и её цитадели. Он забрал оттуда всю тяжёлую конницу и слонов под своё начало и отправил их с Теоптолемом, который прибыл из Сицилии с последними отрядами конницы, в лагерь к Бриану. Барка, со всей свойственной ему энергией, запустил все механизмы обороны торговой республики, которые «дремали» или по недалёкости в военном вопросе Совета Суффетов, или по растерянности его же, в свете внезапно всплывших угроз у границ Карфагена…
Собрав требуемую сумму выплат всему своему корпусу и наёмникам гарнизонов, он отправил гонцов к Матосу и Спендию, с просьбой отпустить Гиксона и его командиров в обмен на обещанную им сумму выплат. Через гонцов, Гамилькар дал слово, что выполнит все условия договора и сделал недвусмысленное предложение, что в случае выполнения и его просьбы мятежниками, стороны могут разойтись без войны. Вследствие этого, далее, он заверил, что препятствий их удалению из Африки чинить никому не намерен, и они могут вернуться в свои страны…
До этого, в город прибыли гарнизоны городов Сицилии и конница Теоптолема. Теоптолем, прибыв в порт Карфагена, тут же, отправился в родовой дом Баркидов. Дом был полон городских людей. Гамилькар, как протектор, теперь должен был заниматься не только обороной города, но и различными тяжбами города.
– …Все, что нам нужно, это небольшой конвой, для провода кораблей, загруженных воловьими шкурами собранными городами Сицилии, ещё до наступления мира! – Просила его делегация цеха кожевенников. – Мы оставили свой груз в Гераклее и Акраганте. И, теперь, надо его доставить сюда!
– А, что же, вы, не перевезли его вот с этой партией, везущей гарнизоны Лилибея и Солунта? А ещё один конвой вёз конницу Теоптолема?
– А и мы подошли к твоему высокомерному греку! Но он сказал, что занимается сейчас людьми и «ваш шкурный интерес», так выразился он, – вот где! – один из членов делегации показал жест ребром ладони, приложив её к шее.
– Узнаю Теоптолема! – засмеялся Гамилькар, – сколько там примерно шкур?
– Шкуры есть выделанные и необработанные! А есть уже приготовленные, склеенные для монтажа доспехов! Все можно погрузить в десяток транспортников! Но нужна флотилия конвоя! Ты сам знаешь, Гамилькар! Пираты не дремлют во Внутреннем море!
– Да. Шкур многовато! – изменившись в лице, задумался Гамилькар. – Слишком богатый подарок для «волчьих сынов»! Бросать жалко! Если их оставить, римляне быстро их приберут к рукам! – Он снова повернулся к кожевенникам. – Хорошо, идите к Диархону, скажите ему от моего имени, чтобы отправил с вами 10 пентер прикрытия!
– Клянёмся мудростью Милгарта, ты – Великий стратег Гамилькар и разбираешься в выгоде нашего города! Не то, что высокомерные греки!.. – Кожевенники, довольные разрешением их вопроса покидали дом Гамилькара, и торопились в гавань, чтобы ещё сегодня отправить транспорты за грузом…
Гамилькар, отдав ещё кое-какие распоряжения, городским магистратам, заполнившим его дом, вышел в сад. В саду благоухали реликтовые растения родового гнезда Баркидов, их запах навивал его на воспоминания. Этот аромат, источаемый сплетёнными изгородями растений, цветущих и расцветающих, создавал по замыслам садовников, живую беседку, где можно было отдохнуть жарким, солнечным днём. Здесь, разместилось все семейство Гамилькара… Гамилькар обвёл глазами всех присутствующих в беседке, кроме взрослой прислуги, помогающей присматривать за детьми, среди детей выделялась белокурая, статная женщина. Все дети, а их было не меньше семи, весело играли и с ней, и с, присматривающими за ними, домочадцами. Гамилькар засмотрелся за их игрой, с его лица не сходила улыбка, а мужественное сердце обмякло и наполнилось счастьем и радостью… Он краем глаза заметил тень, скользнувшею у него за спиной и спрятавшуюся за кустом роз… Прошло мгновение… Гамилькар резко обернулся и поймал тень, появившеюся из-за куста…
– Вот он разбойник! – засмеялся он, подняв на руках, мальчика лет семи, – Ганнибал, ты почему не со всеми?! Что Гасдурбал с сёстрами, не берут тебя в свои игры?
– Нет! – смеялся, от щекотки, мальчик, – мне неинтересны их игры! Они сажают сад, с тётушкой Иолой! А мне хочется играть в гоплитов!
– А сын, Иолы, Ольвий? Он тоже сажает сад? – смеётся Гамилькар.
– Нет, он один играет со мной! Он сейчас прячется и готовится отражать моё нападение! Скоро я пойду его искать! – отвечает Ганнибал.
– Вот оно, что? А почему ты не прячешься, Ганнибал? – Гамилькар ставит сына на землю и треплет его тёмные волосы.
– Потому-что, мы с Целием, разработали целую систему маскировок, и они меня никогда не могут найти! – совершенно серьёзно, не по-детски, говорит мальчик.
В его голосе звучит даже некое разочарование этим.
– А что же, Целий, не обучит этому искусству и Ольвия? – спрашивает Гамилькар.
– Целий говорит, что ему это не пригодится! – отвечает Ганнибал.
Ганнибал становится серьёзным.
– Что он имеет в виду? – спрашивает он, глядя на сына. Но тот не отвечает, а устремляется куда-то вглубь сада и Гамилькар, поддавшись, вновь, налетевшему душевному порыву, ещё раз подхватывает его и прижимает к своей груди… Счастье отца переполняет его… Он, медленно, опускает сынишку и тот, скрывается за кустами роз…
«– Мне кажется, Кларисса, я, никогда, не смогу отомстить квиритам за твою смерть и смерть Магона! Это сделаешь ты сама! И месть твоя уже растёт!» Гамилькар провожает взглядом мелькнувшую тень мальчика, бегущую по саду, с деревянным мечом в руке, и поворачивается ко всем остальным детям, кои уже заметив его, бегут к нему.
– О, я смотрю, наш сад преображается и расширяется! – говорит он, приближаясь к ним, – Здесь никогда не росли такие красивые кусты! – Гамилькар улыбается и целует дочерей в щёки, сына Гасдурбала треплет за плечо, – Иола, ты волшебница! Насажать столько новых кустов!
– Это не я одна, все мы копали, а потом рассаживали орхидеи и розы, которые распустили новые побеги! – отвечает белокурая женщина, улыбаясь Гамилькару.
– А наша маленькая гостья, Ольвия? Что посадила эта красивая девочка? Должно быть, цветок, под стать красоте её самой! – Гамилькар поднимает и целует светловолосую девочку. Та весело смеётся и показывает на куст роз.
– Вот этот! – девочка держит в руке ещё один побег, – а этот посажу здесь!
– Ну, ты, Ольвия, настоящая садовница! Я жду и не дождусь, когда увижу ваш сад, где живете вы вместе с мамой и папой! Там, наверно, очень красиво, как в саду Богов?
– А папы дома нет! – говорит, вдруг, девочка. – Он снова уплыл в море!
– Да, я знаю, Ольвия! Мы его все ждём! – Гамилькар, ещё раз, целует девочку в щеку.
– Папа, а я посадил куст роз! Вон там, около аллеи! Но, ещё хочу посадить нарциссы, так любимые мамой!
Гамилькар взглянул в глаза Гасдурбала. Этот ребёнок поражал его! Поражал своей преданностью памяти матери! Он помнил о ней почти все мелочи – её любимые шутки, её любимые игры, её любимые цвета одежды… И, теперь, выяснилось, что он ещё помнил любимые цветы Клариссы… Гамилькар прижал сына к своей широкой груди.
– Спасибо, тебе сынок! – прошептал он ему на ухо и взъерошил ему волосы…
Он принял на руки, у одной из присматривающих сиделок, самого меньшего сына Магона и расцеловал его в щёки. Повернувшись к Иоле, он спросил:
– А куда уже убежали старшие девочки?
– Они пошли в беседку у ручья! – ответила Иола.
Гамилькар подошёл к ней.
– Спасибо тебе, Иола! Что помогаешь мне с детьми! Не знаю, что бы я делал без тебя!
– Для меня это счастье! Когда я разговариваю с ними, мне кажется, что я слышу смех Клариссы, совсем рядом с собой! И я, нередко, чувствую её присутствие!
Гамилькар вздрогнул, услышав слова Иолы. Он и сам, много раз ловил себя на мысли, что Кларисса, находится рядом с ним! Он даже чувствовал на себе её взгляд! Это было странное чувство, и о нём Гамилькар предпочитал молчать… и вот почти те же самые мысли и чувства высказывает и Иола…
– Мне тоже кажется иной раз, что она рядом с нами! Видно, мы, вспоминая о ней слишком часто, не отпускаем её от себя! – Гамилькар смотрел в глаза подруги Клариссы, говоря эти слова. – Она, будто бы чувствует наши мысли о ней, и незримо, находится около детей!
Гамилькар, тоскливо, улыбнулся и решил сменить тему разговора.
– От Кассия, не было ничего? – спросил он.
– Я, хотела спросить тебя об этом же? – Иола оживилась, – у меня нет, пока, никаких вестей!
– Как только, я что-то узнаю, то сразу дам тебе об этом знать! Я даю тебе слово, что сделаю это! – замечает Гамилькар. – Пока я знаю только одно – он уже в Африке. Более… не знаю.
Иола улыбнулась в ответ. Она знала, Гамилькар свои слова выполняет всегда… и если говорит что-то – то это правда.
– Я, давно, не видел Ольвия?! И сейчас, Ганнибал сказал мне, что он где-то прячется! Он уже, наверное, вырос, за это время?
– Ольвий пошёл в своего отца! Они с Ганнибалом все время что-то замышляют! – Оживилась Иола,. – Мне так трудно усадить за обеденный стол этих двух стратегов!
Иола и Гамилькар засмеялись.
– И все же, Иола, я пришёл пригласить всех за стол! Скоро, я отбываю к армии, и мне хочется побыть со всеми, как это было в наше счастливое время, там, в той жизни, на Сицилии! Как жаль, что ничего нельзя вернуть! Но, сейчас, перед моим отъездом, мне, ещё раз, хочется взглянуть на родные моему сердцу лица!
Иола встала.
– Пойдём, Гасдурбал искать твоего брата! Ольвия, зови девочек из беседки! – Она посмотрела, как все дети разбежались по саду.
– Когда, приезжает Саламбо? – спросила Иола.
– Диархон отправил флотилию за ней в Коринф!
Иола посмотрела на Гамилькара, в её глазах засеребрились слезы.
– Тебе не хватает её, я знаю! Поэтому, тебе понадобилась Саламбо, так напоминающая своей внешностью Клариссу! Но, все же, тебе Гамилькар нужно поискать замену Клариссе! Я понимаю, что ты, сейчас, хочешь сказать мне Гамилькар! Возразить… Но, кому, как не мне не знать, чего бы хотела сама Кларисса! Она бы хотела, чтобы её отпустили, а твоя жизнь наполнилась новым чувством. Пусть, не таким сильным, как прежде! Но все же, тебе стало бы легче! А значит, стало бы спокойней и ей. Подумай над этим Гамилькар!
И Иола пошла вслед за детьми. Гамилькар молча посмотрел ей вслед….
«– Она права, – думал он, – мне надо отпустить Клариссу! Попробовать создать новую семью. Найти, если не замену ей, то хотя бы человека, который разделит со мной тяготы взросления моих детей».
Гамилькар посмотрел, как Иола скрылась в саду.
«– После договора с бывшими соратниками и усмирения остальных, мне надо попытаться наладить личную жизнь, чтобы освободить Иолу от забот о детях!» – решил Гамилькар и отправился в дом… Он прошёл вдоль протекающего к центру сада ручью, дарящему прохладу и влагу зелёным насаждениям. Остановился, вдохнув свежий, благоухающий, ароматный воздух. Наклонившись к ручью, он набрал в ладонь воды и глотнул холодный глоток ключевой воды. Остальной водой, оставшейся в ладони, смочил свой лоб и лицо. Вода родного источника, из которого он пил ещё в своём детстве, освежила его воспоминания… Он вспомнил, как ждал возвращения своего отца из очередного похода против племён, совершающих опустошительные набеги на южные рубежи Республики… Он вспомнил, как пройдя в сад, отец, первым делом, омывал лицо в этом ручье. А он, Гамилькар, подсматривал за ним из-за кустов…
«– Как, мгновенно, пролетело время?! – удивившись, подумал Барка, – Столько событий и людей, похоронило оно! Ушло поколение отца. Их больше нет с нами. Республика, за это время, не стала стабильней и сильней! Но вот в чем вопрос и казус – она стала богаче, намного богаче! Но сильнее от этого не стала! Богатство не даёт силу, а только отнимает её! Оно разобщает людей, заставляет их думать только о собственном благополучии. Об этом предупреждал отец, когда в Совете произнёс речь о накоплении богатств, некоторыми родами суффетов. „Ваше богатство не укрепит город! – говорил он тогда, – С каждым приобретённым вами талантом серебра, город будет слабеть, и наливаться немощью, как плод, переспевающий на ветке, с коей должен упасть в чьи-то руки или просто на землю!“ Как прав был отец!»
Гамилькар пошёл дальше, но чья-то возникшая впереди тень, принадлежащая не ребёнку, остановила его. Он увидел её за зарослями гранатов… Человек, увидев, что Гамилькар остановился, заметив его, решил не скрываться… и вышел из-за деревьев…
– А, Целий! Я решил, что к нам в дом забрались чужие! – тепло и искренне радуясь встрече произнёс Гамилькар, увидев латинянина. – Кстати, я давно хотел тебе сказать, ты тоже можешь вернуться в свою республику! Я не хочу задерживать тебя! Ты уже совершенно здоров.
Целий, не ответил на вторую часть слов Гамилькара. Он, смотря на Барку, произнёс:
– Чужие? А разве я не принадлежу к партии чужих? Ведь, я, был взят в плен с оружием в руках! И мог, с таким же успехом прийти в этот дом с ним же, по приказу высших магистратов Рима! И мой приход не сулил бы всем обитателям его ничего хорошего?! Когда я стал для тебя не «Чужим», стратег Гамилькар?
– С тех самых пор, когда утратил угрозу, потеряв оружие! Я не брал тебя в плен. В этом не было необходимости. Ты мог умереть там же! Что меня на это толкнуло? Не знаю. И, даже, угроза тебе со стороны звероподобных жрецов Молоха не заставила меня спасти тебя. Не знаю почему, я это сделал?! Это произошло спонтанно и, скорее всего, решалось не в моей голове! Но, в этом доме, для меня врагов нет! И я рад, что ты выжил в нём… и можешь, теперь, отправиться домой!
Целий потрогал огромный рубец на своём лице, ещё не заживший полностью. Рубец, шёл наискось, со лба, через переносицу и левую щеку к уголку рта…
– Я, теперь, не больно-то красивый и привлекательный мужчина… – задумчиво произнёс бывший приимпелярий, – позволь мне самому принять решение, когда покинуть этот дом? У меня здесь установился контакт с одним из обитателей этого дома, и мне бы хотелось не прерывать наши отношения, в столь интересное для меня самого время!
Гамилькар подозрительно посмотрел на Целия.
– Ты говоришь о Ганнибале? Я знаю о ваших с ним беседах! Хорошо, пусть твои слова по поводу твоего отъезда будут законом для этого дома. Ты сам решишь, когда покинешь его! Но надеюсь, ты не научишь моего сына ничему, чему не хотел бы научить своих детей!
Приимпелярий, утвердительно, качнул головой.
– У меня нет детей, Гамилькар! Жизнь так сложилась, что я воевал много лет, и сердце не требовало отцовства! Но, сейчас, я впервые почувствовал интерес от общения с ребёнком. Необыкновенным ребёнком! Ребёнком, который лишился матери и брата по моей вине! И я хочу, хоть чем-то, компенсировать тот ущерб, что нанесла война, ведущаяся мной, этому ни в чём не повинному ребёнку!
Гамилькар посмотрел на Целия и ничего не ответил на эти слова.
– Сейчас все домочадцы этого дома собираются за обеденным столом. Приходи и ты, Целий. Я, завтра, покидаю город и хочу посмотреть на всех перед своим отъездом!
– Ты отправляешься на войну? – Глаза Целия загорелись от осознанного им значения этого слова. – Не знаю, поверишь ли ты моим словам, но желаю тебе избежать предательской стрелы! В прямом столкновении, с тобой справиться нет возможности, поэтому, твои недруги будут использовать другой метод! Береги себя! Я же, в свою очередь, попытаюсь сберечь твой дом!
Гамилькар посмотрел на Целия, последнюю часть сказанных слов Целием, он не понял, но приложив руку к сердцу, отправился в дом…
Позади него стоял человек, смотрящий ему вслед… Мысли того человека, в тот момент, были очень далеко…
