Юрий Мамлеев
Другой

Лёня и так, без красноречия Леры, затаил в душе обиду на то, что его фактически чуть не убили. Обида жгла его, особенно потому, что он ощущал себя законченным жизненным идиотом, раз стал жертвой разжиревших людоедов. Он мог даже простить собственную смерть, но не издевательство над собой. «И вместо лекарства подсунуть фальшивку, яд мне, невинному молодому человеку, – вздыхал он про себя, – инвалиду, можно сказать, по части гипертонической болезни и состоянию нервной системы».

– Пойми, – убеждала Лера, – сколько сейчас в стране блаженных, изувеченных, сломленных, несчастных людей, всех мы отстоять не можем, но себя отстоять надо, вопреки мировому апокалипсису.

Лёня восхищенно слушал её, думая про себя: «Без них, без женщин, мы – ничто теперь…»

Лера закурила, свернулась калачиком на диване и продолжала:

– Но мы, слава Богу, не смертники. Как говорил один знакомый Алёны, – мне что бабы, что грибы – один чёрт, лишь бы жить.

И Лера хихикнула. Она за многое осуждала Алёну, пассию Вадима, но втайне иногда любовалась ею.

Лёня во всём был согласный, он верил в хитрость Леры. «Кому ж ещё доверять, если не любимой женщине, – думал он, – мамаше? Но мамаша глупа и многого не понимает в капитализме».

– Легко сказать, – скорбно возразил он Лере, – но как мы всё это осуществим?

– Положись на меня. Кой-какие намётки уже созрели в моём уме… Нам только нащупать след, по одному заключению какому-то никто искать их не будет. Тем более у них и крыша есть…

Глава 4

Незаметно промелькнула неделя. Наконец выдался тёплый солнечный день. Квартира Анны Петровны находилась в районе метро «1905 года», место весьма суетное: Макдоналдс, автомобили, ларьки и т. д., и единственным утешением была близость Ваганьковского кладбища. В том смысле, что там всегда можно было погулять среди зелени на чистом воздухе. Лёня и направился туда. Лера понеслась на работу – отнести в редакцию свои переводы и заодно найти что-нибудь подходящее для Лёни (кстати, он тоже был переводчиком). «Если он не сможет, я сделаю сама за него, пусть отдохнёт немножко, мужиков надо жалеть, особенно тех, кто вырвался из лап смерти. Таких, наверное, немало сейчас в нашей стране», – думала она.

И, оберегаемый женою, Лёня прогуливался вдали от шумных улиц, погружённый в отсутствие мыслей. И вдруг кто-то тихо окликнул его: «Лёня!» «Ух, глюки даже появились», – ухмыльнулся он. Но голос опять тихо и нежно, но уже чуть-чуть настойчиво произнёс: «Лёня!»

Одинцов оглянулся. Ноги его подкосились, а из горла вырвался визг, отдалённо напоминающий стон птеродактиля. Перед ним стоял Аким Иваныч во всём своём сиянии. Не узнать его было невозможно! Лёне сделалось дурно. Аким Иваныч озаботился.

– Что с вами, дорогой! Вот уж не думал, что встреча со мной вас так напугает. Сердечные капли?!

Лёня застонал.

– Да вот скамеечка. Садитесь, дорогой… А таблетки у меня припасены на всякий случай.

И Аким Иваныч – он, кстати, был очень прилично одет, седовласый такой, элегантный, лет сорока пяти, – осторожно взяв Одинцова под руку, посадил его на скамью и сунул даже в рот таблетку. Ничего не понимая, Лёня разрыдался. Аким Иваныч вынул из кармана чистейший шёлковый платок и вручил его Лёне.

– Вот мы какие, – утешал он, – и ад пролетели, и рассеянье по Вселенной, а как встретили своего старого друга, так ручьём слёзы потекли. Нехорошо…

Лёня высморкался, поднял голову:

– Значит, всё правда?! Всё истинно?

– В той степени, в какой истинно то, что мы, милый друг, сидим с вами на скамейке, а вы рыдаете.

– Боже мой…

– Всё очень просто. Несомненно, вы побывали там, где ещё будете. Загадка только в вашей экзотической форме восприятия. Согласитесь, в ад попадают не на поезде. Ваше восприятие оказалось чрезмерно субъективным. Но персонажи и все эти миры – они истинны. И я в том числе. Короче говоря, суть вы уловили, а остальное не так важно.

– Что же делать?!! – закричал Лёня.

– Не кричите так, Леонид, – остановил его Аким Иваныч, – на нас уже смотрят. А этим людям ещё рано на тот свет.

– Кто вы? – осклабился Лёня.

– Ваш друг. И к тому же, во-вторых, путешествую далеко не в первый раз.

Лёня вяло улыбнулся.

– Вот оно как, – вымолвил он, ничего не понимая.

– Да, да. Одной ногой я вполне устроен на этом свете, другой – я весь там. Неужели непонятно?

– Но как вы вернулись? – пробормотал Лёня.

– Справедливое замечание. Вижу, Лёня, что к вам возвращается разум. В связи с этим давайте пройдём вместе на Ваганьковское кладбище. Там будет виднее.

И Аким Иваныч поддержал ослабевшего Лёню, помогая ему.

– Здесь же рядом. Вот оно. Вперёд!

И Лёня послушно последовал за своим мэтром. Ничего не соображал, но в голове чуть-чуть просветлело.

– Пора, пора! – подхватывал мелодично Аким Иваныч.

Лёня ни о чем не спрашивал, только вздыхал и ковылял за ним. У него был пропуск на кладбище.

Вскоре они вошли в эту обитель тишины. И довольно быстро и юрко оказались у некоей могилы.

– Узнаёте? – ощерился Аким Иваныч и указал на фотографию.

Лёня опять взвизгнул. На него, несомненно, смотрело лицо того самого незабываемого парня с кровавой ладонью, который упрекнул его в том, что у него нет «зрения ада».

– Это он? Это он! – заголосил Лёня.

– Тише, тише, конечно, он. Ладный такой, не правда ли?

– Я его боюсь, – Лёня оглянулся.

– Зря. Я же с вами. Те персонажи, которых вы узрели тогда, похоронены, но, разумеется, в разных местах. На Ваганькове – только двое. Вот этого и ещё одного – помните, толстячок, который всё время бормотал «Помоги мне, Боже, помоги поскорей расплыться по Вселенной». Его просьба, кстати, была уважена. Он расплылся. Хотите, покажу, где лежит угрюмый его прах?

– О, не надо, не надо, – чуть не завопил Лёня. – Я и так его хорошо помню. Такой симпатичный.

– Да, да. В нём было что-то привлекательное. Даже сексуальное.

– А этот в аду? – сказал Лёня, с ужасом глядя на фотографию.

– Далеко не совсем. С ним гораздо сложнее. Любопытнейший персонаж – недаром он вас так напугал. Он ещё многих напугает.

Под фотографией была подпись: «Дорогому, незабвенному мужу. Спи спокойно. Твоя Катя».

Лёня пугливо бросил взгляд в сторону на огромный монумент из чёрного камня. Аким Иваныч заметил:

– А это знаменитый учёный, изобретатель. Совершеннейший идиот. Ничего, кроме своей науки, знать не хотел. Ни тебе Бога, ни тебе искусства – ничего. Одним словом, доизобретался.

Лёня стал почему-то оглядываться.

– Ну, хватит, мой друг. Достаточно. Надеюсь, теперь вы всё поняли. Покинем это печальное место.

Обходя ямы, Лёня последовал за Аким Иванычем. По дороге бормотал:

– Значит, смесь сновидения и реальности была. Жгучая смесь.

– Не совсем так, – поправил его Аким Иваныч. – Чуть-чуть так называемого сновидения, точнее… ну, не будем уточнять, а в основном – горькая действительность.

И Аким Иваныч вздохнул.

Лёня вдруг спохватился:

– Аким Иваныч, а как же самое главное: почему вы вернулись?

Аким Иваныч захохотал.

– Вот я и ждал, когда вы спохватитесь. Не забыли о главном. Так вот, юноша, я вернулся назад потому, что меня никуда не пустили. Оказалось, я такое редкостное, самобытное и, не боюсь преувеличить, до сих пор никогда не бывшее существо, что для меня ещё нет места в невидимых мирах. В видимом мире – нашлось, здесь каждая причудливая тварь найдёт себе место, а дальше – никуда. Это в точности тот же случай, который произошёл с вами: мы одной крови – ты и я! – и Аким Иваныч обнял Лёню за талию. – Вот в чём разгадка моей к вам симпатии, юный друг. Такое, как с нами, не бывает даже раз в тысячелетие. Собственно говоря, никогда и не было.

Лёня после этих слов взвизгнул, споткнулся и чуть не упал перед Аким Иванычем на колени.

– Да как можно! – закричал он в страхе, размахивая руками. – Я же собачонка, Аким Иваныч, по сравнению с вами. Я это чувствую! – брызжа слюной, продолжал он. – Я человек простой, тихий и глупый, ну как может быть, чтоб такого человека на тот свет не пустили, что ему места нет во Вселенной.

Лёня шатнулся и припал к дереву.

– Да я в муравейнике место себе найду, не то что во Вселенной, – прямо-таки шипел он.

Аким Иваныч, однако, осадил его.

– Возьмите себя в руки, вы же не баба. Я понимаю, вас это травмировало. Все разошлись, а вы остались.

– Но я же идиот, Аким Иваныч. Таким место есть. В чём же тогда дело? – влажные испуганные глаза его смотрели на Аким Иваныча, не отрываясь на суету.

– В общем, тупик в мироздании и в антропологии тоже.

– Какой бред! Какой ужас! – и Лёня покраснел, словно ему надрали уши. – А как вы-то?

– Что я? Меня уже третий раз не пускают. И, может быть, вообще никуда не пустят. Но я не горюю. Разве я похож на страдальца?! – и Аким Иваныч захохотал, обнажая золотые зубы во рту. – Страдальцы – они в девятнадцатом веке были, а сейчас для этого надо придумать слово какое-нибудь похлеще, из самых неописуемых глубин.

Лёня, стараясь изо всех сил не показаться бабой, чуть-чуть бодро поплёлся по дорожке за своим приятелем.

– Ничего, – не вполне человечьим голосом весело сказал Аким Иваныч, – в нашей ситуации есть много преимуществ, Лёня. Когда-нибудь вы это поймёте. И для нас приготовят в конце концов такую обитель… молчу… молчу.

– Значит, что-то произойдёт, и я стану иным. Когда?

– Не задавайте инфантильных вопросов. Живите как жили. Если считаете себя идиотом, так и считайте на здоровье. Взрыв произойдёт помимо вашей воли…

– Я не думал, что я – это, оказывается, не я… – вырвалось у Лёни.

– И не думайте. Не ломайте голову. Впереди – вечность.

И тихонечко, как всё равно любящий папаша с сынком, они подошли к выходу.

– А вон и Сашок в машине меня поджидает, – и Аким Иваныч указал на малинового цвета автомобиль у ворот кладбища.

Лёня увидел маленькую фигурку человека, дремлющего у руля.

– Он не из тех… не с поезда? – беспокойно спросил Лёня.

– Ни в коем случае, – успокоил его Аким Иваныч. – Близок к этому, но пока – нет.

– Аким Иваныч, а как же связь, должен же я знать…

– Ну, во-первых, я все ваши координаты знаю.

– Как, вы знаете мои координаты? – по-детски спросил Лёня.

– Дорогой мой, я за вами ещё с вашего детства наблюдаю. Прямо как только вы вылезли на свет.

Лёня растерялся и стал топтаться на месте.

– Во-вторых, за моими координатами вам не уследить. Так что связь будет верная, но односторонняя. Может, появится человечек от моего имени, Глебом зовут. Учтите.

– Да как же может быть такое существо, которому в мире нет никакого соответствия и понимания?!! Я брежу или живу, Аким Иваныч?!

– Вы опять за своё?.. До свидания и живите, – Аким Иваныч вдруг поцеловал Лёню в щёчку и в лобик, махнул рукой и направился к машине.

Сашок улыбнулся ему навстречу. Однако Аким Иваныч успел сунуть Лёне в карман газету, где чёрным по белому извещено было о небывалом крушении пассажирского поезда, которое произошло как раз в тот день, когда Лёня Одинцов уходил от мира сего. Но, как оказалось, не безвозвратно.

Глава 5

Когда Лера вернулась с работы, Лёня уже походил на нормального человека. Он совершил чудо, чтобы казаться таким. Но всё же, ложась спать, нервная и чуткая Лера вдруг спросила его:

– Ты кто?

Лёня вздрогнул, тем более он и сам теперь не знал, кто он. Внутри души он стал даже побаиваться самого себя. Вздохнув, он полез к жене под одеяло.

Утром Лера, еле позавтракав, побежала по делам. Лёня, решив, что всё происходящее вне сферы его ума, решил обратиться за помощью. А к кому же было обратиться, как не к Вадиму. Вадим был весьма сведущ в разных тайных науках и учениях.

Лёня позвонил Вадиму, сказав, что хочет поговорить с ним наедине. Вадим ответил, что у него Алёна, но она скоро должна уйти – «к сожалению», – добавил Вадим.

Лёня совершенно не понимал, даже не отдавал себе отчёта, что за человек эта Алёна, которую так обожал Вадим. «Почему она всё время дрожит за свою жизнь? – думал он, собираясь к Вадиму. – Даже улицу переходит дрожа. За кого же она принимает себя, что так до истерики ценит свою жизнь? Я вот, оказывается, какой-то потусторонний мотылёк и ничего больше. Чего мне дрожать, переходя улицу. Она, наверное, считает себя каким-то исключением, или же тут опять какая-то тайна. Не может нормальный человек так дрожать за свою жизнь. Конечно, сейчас жизнь стала не в меру тяжёлой, того и гляди прирежут. Но всё-таки… Многие, правда, стали пугливы, и если вечерком безлюдным видят человека, то шарахаются: не смерть ли моя? Даже при дневном свете шарахаются. Перестали доверять друг другу, вот до чего дошли. Но с Алёной это не сравнить. Она и в раю будет оглядываться».

Дверь ему открыла блондинка лет двадцати семи, симпатичная, чуть полная; в глазах голубеньких светился ум, немного печали и ещё что-то, что определить Лёне было трудно. Алёна провела его в гостиную, где в кресле расположился Вадим. На журнальном столике – кофе, шоколад, печенье. По стенам – книги. Одна валялась на столике. Лёня прочел заглавие: «Вопреки смерти». Женский голос пел:

 
Ах, как хочется быть, быть!
Ах, как хочется жить, жить!
 

Лёня поёжился: «Начинается. Что они так хотят жить, особенно быть. Я не очень хочу и жить, и быть. Я сам не знаю, чего теперь хочу».

Между тем Алёна налила ему ароматного кофейку, положила на блюдечко пирожное и булочки, не забыла и лимонные корочки. От такой женской ласки Лёня чуть не прослезился. В другое время он бы не обратил внимания, но сейчас нервы сдали.

– Вы столько пережили, Лёня, – с участием посмотрела на него Алёна. – Я бы с ума сошла.

– Всё бы ничего, – прошептал Лёня, – но что-то во мне надломилось.

– Ужасно. Тоже мне мироздание. Куда ни ступи – один кошмар, – заметила Алёна.

– Ну, ладно, Алёнушка, – успокоительно вмешался Вадим, – не суди слишком строго. А то ещё докатишься до слезинки замученного ребёнка. Мы в другое время живём.

– Не буду. Не буду, – засмеялась Алёнушка. – А то ещё влетит от Творца. Как там твоя Лерочка, Лёня?

– В работе. Но завтра идём на тусовку. К художникам.

– Ты всё-таки ум держи на привязи, Алёна, – прервал его Вадим. – Это что, ты иной раз такое загнёшь. В высшей степени странное и неслыханное. За это от тебя и оторваться не могу.

И они выпили по рюмочке.

– Я пошла, – наконец сказала Алёна. – А то опоздаю.

– Проводить? – спросил Вадим.

– Зачем? Не умру. Тут рядом. На маршрутке – и я у цели. И на улице светло.

Поцеловались, и Алёна выскользнула за дверь.

Вадим не удержался, подошёл к окну и увидел, как она вышла из подъезда, быстро оказалась у остановки и юркнула в маршрутку.

– Ну, рассказывай, – Вадим вернулся и сел на диван.

И Лёня рассказал – истерично, надрывно, с полуслезой и ничего не понимая в случившемся.

Вадим ошалел и на миг забыл об Алёне. Он откинулся на спинку кресла, и тотчас у него вырвалось:

– Боже мой! Какая смесь реальности и бреда. Причём реальность больше похожа на бред, а бред на реальность!

Он замолчал. От этих слов Лёня совсем ошалел и стал бегать по комнате. Незримое присутствие Алёны раздражало его. Он лишь повторял:

– Только Аким Иваныч – не бред! Только Аким Иваныч!

– Да при чём тут Аким Иваныч! Ад и прочее – это тоже не бред.

Вадим откашлялся.

– Во всей этой истории единственный бред – это ты, Лёня! Понял?

– Понял. Нет, не понял.

– Твои сновидческие извращения. И то, что тебя не приняли, потому что твоей душе нигде нет места – такая уж самобытная и невыразимая, – это, извини, бред. Не больше и не меньше! Ну, подумай вглубь, может ли такое быть? Что же, Вселенная хуже тебя, что ли?

– Да, я идиот, Вадимушка, как же Вселенная может быть хуже идиота?

– Ты опять за своё, – поморщился Вадим. – Ладно. Хлебни-ка коньячку. И давай подумаем.

Лёня робко присел на стул, но до коньяка с горя не дотронулся.

Вадим погрузился в раздумье.

– Алёны нет. Она бы сразу сказала. У неё страшная интуиция. А по разуму, будь он проклят, я вот что скажу: загадка тут в Аким Иваныче. Он не иначе как мистический шарлатан… нет, нет, о чём это я, ерунда. Этот человек опасен для тебя, Лёня. Мы не знаем, кто он – мэтр магических наук, выходец с того света, контролёр бытия, антропоморфный дьявол, но он ставит над тобой какой-то серьёзный эксперимент. Не знаю, что это за эксперимент и почему именно ты ему нужен, – не знаю. Но беги от него сломя голову.

– Как и куда я могу бежать, если его нет? Он никаких координат не оставил.

– Это проблема. Забудь о своём потустороннем путешествии и высших мирах – сейчас это неактуально для тебя. Подумаешь, прихватило немного сердце, с кем не бывает? Главное, отыскать этого Аким Иваныча и по душам с ним поговорить. А лучше всего сбежать – сбежать в никуда в конце концов, чтоб и шороху от тебя не исходило. Это, конечно, тебе не поднять. Извини.

– Где уж нам, – Лёня посмотрел в зеркало и прямо-таки отскочил от своего отражения.

– Но как его найти? – пересев на другой стул, спросил Лёня.

– Его надо искать и в то же время бежать от него. Это противоречие, но на противоречиях стоит мир. Искать его попробую я. Как? Думаю, что «душа, которой нет соответствия нигде» – это просто код, некий символ Аким Иваныча. По следу этого кода надо и рыскать. Я это смогу, мне самому интересно, тем более у меня много связей в самых затаённо-эзотерических кругах Москвы и Питера. А ты – беги.

– Куда?

– Обдумай с Лерой.

– Но пока она хочет мстить.

– Одно другому не мешает. Ты знаешь, её не переубедишь. Но всё равно ей надо рассказать. Мамуле, конечно, пока ни слова, она не заслужила, чтоб сойти с ума.

Лёня лихо выпил коньячку, исподлобья посмотрел на себя в зеркало и вымолвил:

– Вперёд!

И они отправились домой к Лере.

Лёня схватил подвернувшуюся тачку, и, понукая шефа, они поехали. К их несколько странному изумлению, Лера уже была дома, мамуля спала, она любила днём спать, чтоб, как она уверяла, не видеть пугающих снов, и они расселись на кухне.

Лёня, откусывая бутерброд с колбасой, всё рассказал на этот раз с каким-то глуповатым спокойствием, словно это его уже не касалось. И всё время ссылался на Вадима. Тот тоже подтвердил свой анализ Лёниного «бреда».

На столе пыхтел самовар, увы, электрический, кошка на подоконнике смотрела безмятежно-безумными глазами с высоты десятого этажа на великий, весь в огнях город. Лера среагировала спокойно.

– Ну, эта история из параллельной реальности. А я считаю, нельзя жить в двух реальностях сразу, пусть меня осудят за это. Такое доступно поэтам, но ты не поэт, Лёня. Выбрось из головы всю эту историю, а особенно Аким Иваныча. Потому что обо всём этом страшно даже думать. Главное, отгородиться от Аким Иваныча.

– Как? Как? – застонал Лёня.

– Да очень просто. Будет звонить, он или этот Глеб, отказывайся от любых встреч. Тебя нету, и всё. Сам возникнет на улице – подними скандал или убеги. В конце концов, есть управа: та же милиция и тому подобное. Мы не на Луне живём.

– Первый раз слышу, чтоб такого персонажа, как Аким Иваныч, можно было одёрнуть с помощью милиции, – печально возразил Вадим.

– Вадимушка, всё можно, если целиком жить здесь. Если жить там и здесь – конечно, ничего не выйдет.

Лера вдруг встала, и покой ушёл с её глаз. Даже губы задрожали.

– Да провались этот Аким Иваныч в бездну. Тоже мне Воланд. Я замучилась, видя то, что произошло и происходит. Здесь сюрреализма тоже хватает.

– И что?

– Да я не о том, Вадимушка, – сбилась с толку Лера. – Для меня важный момент этой так называемой жизни – закон возмездия. Но не жертвуя собой, ни одним волосом.

– «Мне отмщение, и Аз воздам». Ты что, забыла? – возразил Вадим. – Неужели ты думаешь, что они не получат своё в своё время?

– Но я хочу сейчас, хочу видеть это, хочу для себя, а не для них, – истерично ответила Лера. – Хочу наполниться местью, как своей кровью, как своей жизнью. Иначе я тронусь от гнусности этого мира.

– Ой, Лера, Лера, – Вадим явно обескуражился. – Старый путь.

– Я не революционерка. Я хочу отомстить за себя и за мужа. Мы пережили столько, что с меня хватит. Я хочу только сплясать на их могилах.

– К чему мы пришли? – прервал Лёня, вообразив в своём уме этот пляс. Лёня упорно молчал во время этой взвинченной беседы. Но тут вмешался: – К чему пришли? Да, ясно, Лера и я начнём поиск отравителей. Здесь, на земле. Вадим возьмётся за Аким Иваныча. Вот и всё.

На этом и закончили. Вадим уехал к себе. Лера успокоилась. Но Лёня скрыл своё состояние.

Лера уже спала, но он рядом не мог долго заснуть. Мучил патологический страх – заснёт, и опять начнётся все с начала. Полёт. Ад. Бог. Аким Иваныч. И ему некуда приткнуться. И душе его нет места. Среди ночи, когда казалось, звёзды смирились со своей судьбой, он заорал безумным голосом во сне… И ему казалось, что он будет кричать так вечно.