Юрий Корчевский
Залп! Пушечный наряд
– Эх, как тебе объяснить, приятель. На Родину тянет, по снегу походить, поговорить по-русски. Родина у человека одна, даже птицу в своё гнездо тянет, что о человеке говорить. Опять же, родня у меня там.
– Да, это якорь. А по мне – где жить приятно, там и жить надо.
– Ну ты же не живешь в Турции.
– Сказал тоже, они же не христиане, как можно?
– Вот ты сам и ответил.
Венецианец обещал завтра же узнать в порту – нет ли оказии для меня и сразу сообщить. В обед на следующий день прибежал взмыленный матрос от Винченцо:
– Синьор, есть подходящее судно для вас, идет в Португалию, скоро отплывают, Винченцо просил поторопиться.
– Хорошо, вот тебе пара монет, – я дал матросу пару оболо, – помоги донести багаж.
Я простился со слугами, подхватил плащ и шпагу и поспешил за матросом, который взвалил мой кофр себе на спину и быстрым шагом шёл в порт.
У причала меня ждал Винченцо:
– Пойдём, познакомлю с капитаном. Они уже собирались отплывать, да я попросил повременить, тебя ждут.
Мы подошли к пузатой каракке, перед ней по пирсу прогуливался такой же пузатенький капитан, с рыжей шкиперской бородкой и веснушчатым лицом.
Увидев Винченцо, он подошел, снял шляпу:
– О’Брайен к вашим услугам.
– Так вы ирландец, сэр? – спросил я на английском.
– Да, а как вы угадали?
– Что же тут сложного – рыжие с такой фамилией, по-моему, встречаются только там.
– Верно! У вас чутьё! – И громко захохотал. Похоже, весельчак.
Мы договорились, что мне выделят каюту и будут кормить – в этом месте капитан развел руками:
– Деликатесов не обещаю, судно торговое, но с голоду не умрете, тем более мы будем заходить в некоторые города, сдать груз, взять груз, так что свежая вода и продукты будут. Вам куда надо, сэр? Мне ваш друг и мой давний знакомец говорил, что в Московию?
– Да, это так, чем ближе к северу вы меня отвезёте, те лучше.
– К сожалению, не дальше Амстердама, сэр, там я разгружаюсь и иду в Англию.
Мы договорились об оплате, я обнял в последний раз Винченцо – он даже всплакнул, и вслед за капитаном поднялся на борт судна. Кофр мой уже стоял на палубе.
Сходни тут же убрали, по палубе забегали матросы, как всегда бывает при отходе, и под одним парусом мы медленно отвалили от причальной стенки.
Я стоял у борта и махал рукой Винченцо. Добрый итальянец, он вытащил меня из плена, ссудил денег для открытия дела и вообще принял участие в моей судьбе.
Удастся ли когда-нибудь свидеться?
Ко мне подошел матрос. Взяв кофр, попросил следовать за ним. Каракка была огромна – метров семьдесят в длину, верхняя палуба возвышалась над уровнем моря на высоте третьего этажа.
Устойчива, однако скоростью не блещет, её главное достоинство – вместимость, трюмы просто безразмерны. Моя каюта была на первой палубе, у кормы. Невелика по размеру, два на два метра с узеньким оконцем – но со стеклом, тогда это было редкостью. Койка, под койкой – рундучок для вещей, вешалка у входа – вот и вся скромная обстановка. Ладно, мне здесь не жить, всего-то недели две-три. Перебьёмся, это не в плену в сарае на соломе. Сняв плащ, шпагу, уложив в рундучок кофр, я вышел на палубу.
Красотища! Лазурный цвет моря, зеленые горы, синее небо, волны плещут о борт. Несильный ветер надувал паруса, каракка неспешно шла вдоль берега, милях в полутора-двух от него. Полюбовавшись красотами, обошел судно. У меня это уже вошло в привычку. Как говорится в пословице – «Бережёного Бог бережёт, не бережёного – караул стережёт». Жизнь научила относиться к своей безопасности всерьёз. На палубе специального вооружения я не нашёл, спустился вниз. По бортам с обеих сторон стояли по две небольшие пушечки.
Странно, очень странно, на таком большом судне должно стоять два десятка. Торговая каракка – судно очень заманчивое для пиратов всех мастей, к тому же тихоходное, команда невелика, защищать некому. У матросов торговых судов ни абордажной практики, ни боевых навыков нет, может, только случайно у отдельных членов команды были в прошлом темные делишки. Сам капитан, по словам Винченцо, человек солидный, в авантюры не лезет, но уже нахождение на самом таком судне чревато неприятностями. Лучше было бы плыть на небольшой быстроходной шхуне, да где её взять. Оставалось надеяться на благоразумие капитана. Далеко в открытое море он не выходил, жался ближе к берегам, надеясь в случае опасности уйти под защиту любого ближайшего городка. Но до него ещё добраться успеть надо. Это здесь, в Ионическом или Тирренском море, относительно спокойно, а в Средиземном море, когда Африка рядом и мусульманские шебеки или галеры так и рыскают поодиночке и стаями в поисках наживы? Для себя я решил держать пистолеты заряженными, шпагу и кинжал далеко не убирать. Как говорится – «Хочешь мира – готовься к войне». Меня не раз спасала такая осторожность. Ещё немного полазив по палубам и коридорам корабля, дабы не плутать в нужный момент, я вышел на палубу. В этот момент меня пригласил на обед капитан, прислав матроса.
Обедали в кормовой каюте. Вместе со мной и капитаном за столом сидели старший помощник и штурман, он же, как я понял – стивидор. Подавали жареные отбивные с тушеной капустой. Обильно вино и фрукты. Полная смесь кухонь – что-то немецкое, что-то итало-французское.
Наверное, морякам это свойственно. После обеда моряки достали трубки и затянулись душистым табаком. Я поинтересовался – почему пушек мало, и не боится ли сэр капитан пиратов.
– Сейчас мы идем в виду берегов и при опасности сразу уйдем к любому городу, поглядите – городки все недалеко друг от друга, сразу можно увидеть два-три. После Неаполя, как разгрузимся, должен быть караван судов на Испанию или Португалию, примкнем к ним.
Ну негоже, не мне учить старых морских волков. Они знают местность, моря, им ведомы излюбленные приёмы пиратов. Раз плавают долго – стало быть, должны быть опытны, неопытных и неосторожных уже крабы на дне давно съели.
К вечеру второго дня прошли Мессинский пролив, огибая итальянский сапог. По левому борту виднелась Сицилия. Плавание проходило без происшествий, и я наслаждался отдыхом. Но ночью судно стояло на якоре. Тирренское море изобиловало островками и мелями. К вечеру следующего дня пришли в Неаполь. Уже смеркалось. На берегу бухты уютно светились огоньки. Надо выспаться. Пока разгружается судно, можно побродить по городу; в моём времени люди за турпоездки деньги платят, так почему мне не посмотреть местные красоты. После утреннего завтрака я поинтересовался у О’Брайена, как долго простоит судно.
– Дня три, сэр. Надо разгрузиться, взять новый груз. Можете осмотреть город, отдохнуть, рекомендую на ночь возвращаться ночевать на судно. В Неаполе, впрочем как и в Марселе, по вечерам неспокойно, хорошо, если только побьют и отберут кошелёк. Местные развлекаются, да и моряков с судов после выпитого на приключения тянет.
– Спасибо за совет, сэр!
Я откланялся, спустился в каюту, нацепил шпагу, сунул за пояс один пистолет – не на войну все же иду, подумал-подумал и нацепил на палец перстень со львом, что получил в качестве гонорара. Недалеко от порта почти все улицы через дом были забегаловками, оттуда уже с утра доносились весёлые крики, песни на самых разных языках. И то – вся бухта была забита торговыми, рыбацкими и военными кораблями.
Заработав деньги в море, на суше моряки спускали деньги на выпивку и шлюх, причем как будто соревнуясь – кто скорее окажется с пустым кошельком.
На улицах к прохожим приставали дешёвые, потасканные шлюхи, полупьяненькие, часто с синяками на лице.
Бесцельно побродил по улицам. Наткнувшись на общественные бани – зашёл, снял отдельный кабинет, в ванне с удовольствием полежал, затем двое прислужников губками натёрли спину.
Обтершись полотенцем, отказался от умащивания благовониями. Хорошо, а ещё бы лучше в русскую баньку, с паром, с веником, да выскочить потом в снег, попить пива с варёными раками в мужской компании, поговорить про жизнь, потравить анекдоты. Хуже ходить с женщинами – визгу, писку много, вечные капризы с надуванием губок.
Ничего, ещё несколько недель, а может и месяцев, как раз к зиме и попаду в Россию.
После бани, даже такой скучной, захочешь перекусить, попить пива или хорошего вина. Выбрал трактир поприличней, зашел, присмотрел удобный столик поближе к окну и подальше от входа. Заказал жареную курицу с овощами, вина. Здесь в трактирах не варили супов или борщей, но хорошо делали мясные и рыбные блюда. Всегда с овощами и специями, а вина стоили не дороже русского пива.
Не спеша покушал, прихлёбывая очень неплохое вино. Привлёк разговор за соседним столиком – даже не тем, что говорили тихо, а тем, что по-русски. Я невольно прислушался – одна служанка дома… по-быстрому… на судно. Похоже, земляки затевали какую-то пакость. Одеты почти по-европейски, кабы не сапоги. Местные в основном в туфлях. В сапогах или военные, или верховые.
Из интереса я решил проследить за парочкой. Доев, они вышли и, стуча сапогами по каменной мостовой, направились по улице.
Расплатившись, я выскочил на улицу. Никакого понятия о конспирации у земляков не было. Посчитав, что по-русски здесь никто не понимает, они особенно и не таились. Пропустив их вперед метров за сто, я спокойно шёл.
Попетляв по городу, парочка свернула за угол. Я свернул тоже и никого не обнаружил. Вот следопыт, двух шпыней проследить не смог. Прошел ещё вперед, покрутился – никого. Вероятно, зашли в дом. Ну и чёрт с ними, не больно-то и надо было. Погуляв ещё по городу, посетил несколько лавочек, но не обнаружил ничего интересного и отправился на корабль, уже начинало садиться солнце.
И вдруг я увидел эту же парочку земляков в компании ещё с двумя такими же, судя по одежде. Да и рожи их, обросшие бородами, потемневшие и задубевшие от солнца и морского ветра, не внушали доверия, а скорее пугали уже редких прохожих.
Я свернул за ними, стараясь идти тихо. Напрасные хлопоты, теперь уже четверка.
Шли, не оглядываясь, довольно громко болтая и хохоча во все горло. Но вот вся четвёрка как-то подобралась, замолчала. Я вжался в какую-то подворотню. Очень вовремя. Земляки стали оглядываться по сторонам, явно опасаясь. Никого не увидев, поочередно перемахнули через забор. Выждав несколько минут, последовал за ними и я. Во дворе был ухоженный садик с аллеями и фонтанчиком. Я спрятался за кусты. Где земляки, не понятно. Садившееся солнце отбрасывало от деревьев длинные тени, и в некоторых местах было уже сумеречно. Плохо видно. Из дома раздался женский вскрик. Ждать не стоит. Я ворвался в дверь, благо она была не закрыта.
Двое разбойников держали за руки пожилую служанку, ещё один держал у неё перед глазами нож. Другого видно не было – скорее всего, рылся в сундуках или шкафах. Пока вся разбойничья троица на мгновение замешкалась от неожиданности, я прыгнул вперед и вонзил шпагу в грудь тому, кто держал нож. Молча разбойник рухнул на пол. Двое державших женщину отпрянули в сторону, выхватывая кривые матросские ножи.
– Панфил, обходи этого урода справа – по-русски.
Ага, я же не должен понимать русского. Так и сделаем вид, что не понимаем.
Я слегка повернулся влево, краем глаза следя за остающимися справа. Матросский нож штука практичная – и веревки резать, и дерево строгать, а будет необходимость – и людям глотки.
Я сделал полшага назад, не давая зайти с тыла. Уловив движение справа, тут же перевел туда шпагу, и разбойник, что кинулся на меня, сам же на неё и напоролся, шпага вошла чуть не на всю длину, почти по эфес в живот. Выронив нож с выражением удивления на лице, он схватился обеими руками за лезвие шпаги, пытаясь вырвать из раны. Я бросил рукоять шпаги, выхватил кинжал и мгновенно обернулся. Второй разбойник не дремал и выбросил руку с ножом вперед, метя мне в спину. Наши клинки столкнулись. Я саданул его кулаком левой руки в глаз. Его мотнуло в сторону, я резанул кинжалом по руке, поздно вспомнив, что у меня стилет. Им хорошо колоть, но трехгранное лезвие по определению не может резать. Противник заорал:
– Тимоха, быстрей сюда, этот гад Панфила убил!
Если сейчас прибежит второй, будет тяжко. Времени вытащить шпагу из убитого нет, против двоих с ножами стилет – не самое выгодное оружие. Придется применить пистолет. Я вытащил из-за пояса пистолет, взвел курок и, не вскидывая – что тут целиться – между нами от силы три метра – выстрелил ему в грудь. Ба-бах! Шумно, мне бы этого не хотелось.
А где служанка? В пылу драки я не заметил, куда она исчезла. Сверху, со второго этажа послышались быстрые шаги, наверху, на балюстраде появился Тимоха. За спиной болтался узел, карманы оттопыривались, знать, уж что-то нашел в чужом доме.
Увидев трех своих убитых, взревел зверем и прямо с балюстрады сиганул вниз. Пока он поднимался и выхватывал нож, я отбросил разряженный пистолет и, уперев ногу в брюхо убитому Панфилу, выдернул шпагу. Против шпаги нож – не оружие, все-таки лезвие у шпаги семьдесят сантиметров. Тимоха выгляде разъярённым, как же, трое подельников убиты, а его вот-вот лишат законной прибыли.
– Ну сейчас я тебя урою, проклятый итальяшка!
– Посмотрим, кто кого уроет, шпынь!
От моего русского разбойник слегка растерялся:
– Что ж ты земляков режешь, или в охране?
– Какой ты мне земляк, разбойник, место твоё на виселице!
Тимоха кинулся на меня, но я не расслаблялся ни на миг, коротко успел полоснуть по руке – хорошо полоснуть, до кости, но вскользь.
Обратным ходом шпаги – по груди. Шпага рассекла одежду и кожу. Грудь окрасилась кровью, но рана была неглубокой, от таких не умирают.
Тимоха здоровой рукой зажал раненую, исподлобья глядел на меня:
– Добивай, пользуйся положением!
– Ты кто такой и откуда?
– Матросы мы, с купца литовского!
– Ага, вот значит как, – перешёл я на русский говор, совсем забыв, что большая часть населения княжества Литовского говорит по-русски.
Больше ничего я спросить и сделать не успел. Распахнулась дверь, влетели городские стражники. Четверо держали алебарды, на груди кирасы, на голове шлемы, пятый, старший, держит в руке шпагу.
Из-за его спины выглядывала испуганная служанка.
– Всем оружие на пол!
М-да, против четырех алебард и шпаги делать нечего, или башку смахнут, или руку отрубят. Меня не устраивали оба варианта, я разжал пальцы, и шпага звякнула об пол. Стражники подскочили, верёвками связали руки обоим, подобрали наше оружие, скомандовали:
– Пошли!
Служанка показывала пальцем на Тимоху.
– Он тут главарь, по дому шарил, а этот, – показала она на меня, – с ними чего-то не поделил, подрались, произошло смертоубийство.
– Разберёмся, суд на это есть.
Меня, связанного вместе с Тимохой, повели по улице. Уже осведомлённые о происшедшем жители выбегали на дорогу, плевались, обзывали непотребными словами, пытались ударить или пнуть.
Стражники лениво их отгоняли, но только для проформы, мне перепало несколько хороших ударов. Поделом тебе, дураку, супермен хренов. Не делай добра, не получишь зла – как в русской поговорке. Неизвестно, сколько сидеть в их тюрьме, когда суд. За это время О’Брайен погрузится и, не дождавшись, уйдет. Черт с ними, с вещами и деньгами, уплывут в неизвестность две картины Рембранта, что лежали скрученные трубочкой в кофре. Потеря невосполнима. Ха, да что я о картинах. Ещё неизвестно, как посмотрит на все это дело суд. Служанка показывает на меня, как на подельника, да ещё три трупа и раненый, который постарается свалить на меня всю вину. А с разбойниками нигде – ни в Европе, ни в Турции, ни в России – не церемонятся. Суд обычно не долог, приговор – повешение – исполняется сразу. Правильно, однако – чего в тюрьме за городской счёт кормить. Как же мне доказать свою невиновность?
Через полчаса нас подвели к городской тюрьме, замку, я бы сказал. Высокие толстенные стены, узкие окна-бойницы, забранные толстыми ржавыми решетками, перед стенами ров с водой и опускной мост.
Тимоха как будто прочитал мои мысли:
– Отсюда хрен сбежишь!
Нас обоих провели по коридорам, развязали, гремя ключами, открыли дверь и втолкнули в камеру. Копия шведской, только окна нет.
На полу утоптанная старая солома, никаких лежаков или табуреток, куча народа, в основном бомжеватого вида, и запах – от немытых тел, от параши в углу. Воздух спёртый. Нас встретили безразлично, мы нашли место в углу, уселись на пол. Тимоха засмеялся.
– Ты чего?
– Ну вот и чего ты нам помешал? Жил бы себе спокойно, а теперь три моих товарища убиты, я ранен, и мы оба в тюрьме. Кому от этого лучше?
Надо признаться, резал он по-живому. Я и сам поймал себя на этой мысли. Ладно, утро вечера мудренее, надо отдохнуть, хоть и на полу. Наворочавшись, я уснул. Утреннее пробуждение было не самым радостным. Проскрежетал ключ в замке, двери распахнулись.
С порога тюремщик указал пальцем на троих старожилов камеры:
– Ты, ты и ты – на выход.
После их ухода я спросил у соседа – куда их?
– На суд, ежели не вернутся – вздёрнули.
Через час забрали ещё двоих сидельцев.
Время тянулось медленно, хотелось пить, но ни еды, ни питья не приносили.
Приблизительно в обед пришли за нами.
Меня и Тимоху привели в зал, поставили перед судьёй. Сзади стояло двое стражников. В самом зале для присутствующих стояли длинные деревянные скамейки. Я увидел служанку из дома. Настроение упало – не зная сути дела, она будет рассказывать о произошедших событиях со своей точки зрения. И ещё вопрос – кому поверит судья – ей или мне. Тем более никакого адвоката я здесь не увидел, а лицо судьи не предвещало мне, так же как Тимохе, ничего хорошего.