Юрий Корчевский
Наследник Гиппократа
– Я думаю, на месяц меня вполне хватит.
– Вот и договорились. Меня Артёмом Витальевичем зовут.
Главврач нажал кнопку, вошла секретарь.
– Выпишите нашему новому сотруднику пропуск.
– Оформить, как положено? Трудовую книжку…
– Нет, доктор будет работать у нас временно, месяц, вместо Хомутова.
– Хорошо.
– Желаю удачи.
В «предбаннике» секретарь выписала пропуск.
– Если что-то надо будет, обращайтесь.
До начала смены четыре часа. Сходил в кафе, пообедал. Даже удалось полтора часа в общежитии полежать.
Охранник в клинике был прежний, наверное – сутками работали. Никита пропуск предъявил.
– Где найти дежурного врача?
– По коридору налево, на двери табличка.
Никита в дверь постучал, вошёл. За столом дежурант его лет.
– Добрый вечер, я Никита Алексеевич Зотов, буду в клинике работать, временно.
– Меня предупредили. Вон шкафчик с разовыми костюмами, переодевайтесь.
– Богато живёте.
– А то! Меня Михаилом Васильевичем звать, можно Мишей.
Никита переоделся.
– В курс дела введёте?
– Обязательно. Я и сам здесь на подработке, по ночам. Семья, сам понимаешь, деньги нужны. Вообще-то я военврач.
– Ого! Так вроде военным на стороне совмещать нельзя.
– Я здесь неофициально. Отработал смену, денежки получил и адью!
Никита переоделся. Удобно, ни стирать, ни гладить не надо, отработал смену и выкинул.
– Михаил, на что внимание обратить надо?
– На пациентов. Тут или богатые, либо их жёны, тёщи, любовницы. Все с капризами. Так что улыбайся, кивай и терпи.
Хм, слово «терпи» он слышит в этой клинике уже не первый раз.
– А тяжёлые здесь есть?
– Бывают, килограмм по сто. Шучу, но в каждой шутке есть доля правды. Бывают, причём экстренные, при клинике есть своя бригада «скорой помощи», да с реанимобилем. И не какая-нибудь «Газель», а «мерседес».
– Неужели окупается?
– Не окупалась бы, не держали, – резонно рассудил Михаил. Большинство больных то липосакция, то мелочь. Но клиника в них заинтересована, живые деньги. Нам на обход пора.
– Сколько пациентов?
– Два десятка, каждый в отдельной палате, телевизор, холодильник, сплит-система, душ. Само собой – кроватка на водяном матраце, чтобы пролежней не было.
– Оперируют часто?
– Разогнался! Тебя никто к операционному столу не подпустит, только профессора и доктора наук к телу подпускаются. А тебе только крючки доверят держать, будешь на вторых или третьих ролях.
Крючками на медицинском сленге называли ранорасширители. Хирурги пошли на вечерний обход, с ними медсестра. Не спеша обошли палаты, осмотрели каждого пациента, с улыбкой и вежливо до приторности.
Никита к концу обхода устал, как после напряжённого дежурства. Вернулись в ординаторскую, Никита плюхнулся в кресло.
– По-моему, я не смогу, – он стянул с себя шапочку.
– Э, брат! Я тоже когда-то так думал. А вот втянулся. И ты сможешь. Я за четыре, нет – уже пять месяцев работы только две перевязки сделал и раз поставил катетер. И всё! Это же санаторий! Единственно, что плохо – вздремнуть нельзя. С этим строго. Засекут, что заснул на дежурстве, – рассчитают сразу.
– Хреновато. В больнице на дежурстве есть работа, пашешь до упора, а нет, так можно вздремнуть часок.
– Сегодня ещё хорошо, мы вдвоём, можно анекдоты потравить.
Михаил взялся за истории болезней, надо записать обход.
– Помогай. Ненавижу писанину.
Вдвоём управились быстро. Ночное дежурство прошло в томительном бездействии. Утром пришли штатные работники. В ординаторскую зашла главная медсестра.
– Доктор, распишитесь.
Михаил получил деньги, поставил автограф.
– Не тяни, получай.
– Так я же стажёр.
– Половину от моего получишь.
Никита расписался, получил тысячу. Хм, в своей больнице за эти деньги он в поте лица пахать должен как раб на галерах. С подработки сразу на занятия, едва успел. Потом в кафе, потому как есть хотелось, как волку зимой. А ещё спать, полтора суток на ногах. Разделся и в койку, уснул мгновенно.
Утром на занятия бодрый пошёл. Немного напрягало, что впереди ночное дежурство. И не работа не нравилась, а безделье.
Первое самостоятельное дежурство на новом месте. Вроде бы ничего особенного, дежурил уже сотни раз, а почему-то волновался. Наверное – новое место работы тому виной. Он переоделся, пролистал истории болезней. За минувшие двое суток одна серьёзная пациентка, да и та после операции. Никита сразу пошёл на вечерний обход в сопровождении медсестры. Одну за одной обходил палаты. Осталась одна, угловая четырнадцатая. Он вздохнул облегчённо и как сглазил. Пациентка после аппендэктомии, двое суток уже. Операция, судя по записям, прошла без осложнений. Но на обходе пациентка пожаловалась на боли в области операционной раны, озноб. Боли быть вполне могут, всё же разрез есть разрез. Но при осмотре Никита обнаружил покраснение краёв раны, отёчность, скудные сукровичные выделения.
– Температура? – спросил он у медсестры.
– Тридцать семь и восемь.
Похоже, началось нагноение, надо делать ревизию раны. Однако, памятуя об особом статусе пациентов, решил позвонить главному врачу клиники. На столе дежуранта список рабочих и домашних телефонов сотрудников. Никита набрал номер.
– Добрый вечер, Артём Витальевич! Это дежурант Зотов беспокоит.
– Какой же он добрый, если Вы звоните? Что случилось?
– Пациентка Кудрявцева из четырнадцатой палаты после аппендэктомии. Подозреваю нагноение, надо делать ревизию, – казённо и чётко доложил Никита.
– Без меня ничего не предпринимать, сейчас буду.
В трубке короткие гудки. Никита в ожидании главврача заполнил истории болезней, за исключением Кудрявцевой. Артём Витальевич прибыл через полчаса. Зашёл в ординаторскую, присел на диванчик.
– Докладывай.
Никита подробно доложил о состоянии пациентки.
– В истории болезни записал?
– Пока нет.
– Правильно. Пошли, посмотрим.
Артём Витальевич переоделся в разовый костюм, вымыл руки. Пациентку осмотрели ужё вдвоём. За минувшие полчаса температура подросла ещё на градус. В ординаторской присели.
– Твоё мнение? – спросил главврач.
– Вскрыть, чистить, ставить дренаж и антибиотики. Состояние ухудшается, до утра не терпит.
– Блин! Её оперировал… Артём Витальевич назвал фамилию врача, довольно известную. А он сейчас в Санкт-Петербурге, на симпозиум уехал.
– И на солнце бывают пятна, – философски заметил Никита.
Главврач вспылил:
– Ты понимаешь, что может произойти? Пациентка – тёща известного бизнесмена. Связи в мэрии и всё такое!
Артём Витальевич достал из кармана сотовый телефон, набрал номер. Абонент не отвечал. Главврач набрал другой номер.
– Алло, здравствуйте! Анатолий Сергеевич, это Артём Витальевич. Узнали? Очень хорошо. У нас нагноение после операции, не могли бы Вы подъехать в клинику? Да, прямо сейчас.
Главврач выслушал ответ, покачал головой.
– Очень жаль, я на Вас рассчитывал.
Напряжение нарастало.
– Давайте я, время теряем, – предложил Никита.
– А вдруг неудача? С меня голову снимут!
– Неудача уже случилась, будем тянуть время, будет ещё хуже.
– За исход отвечаешь?
– Сами знаете. В медицине гарантий не бывает.
Главврач размышлял несколько минут.
– Ещё позвоню.
Он набрал номер, ответил женский голос, это Никита расслышал. Опять неудача, доктор сам лежал с простудой.
– Всё! – Главврач раздражённо хлопнул по столу ладонью.
От неожиданности Никита подскочил на стуле.
– Идём оперировать!
– Идём – это кто? – решил уточнить Никита.
– Конкретно – Вы, я ассистентом.
Понятно, сам понаблюдать хочет, проконтролировать. Никита это понял сразу, но возражать не стал. Если что, отвечать в первую очередь ему перед бизнесменом. В принципе юридически ответчик хирург, он несёт ответственность за исход. Это как командир воздушного судна. В случае чрезвычайной ситуации рекомендации могут давать все – штурман, второй пилот, диспетчер с земли, но решения вправе принимать только он.
Пациентку на каталке доставили в предоперационную. Главврач сказал:
– Вызову анестезиолога.
– Не надо, я под лидокаином сделаю.
– А вдруг?
– Рана ещё не зажила, я быстро.
Артём Витальевич посмотрел с сомнением, но возражать не стал. В операционной оперирующий хирург – главный, его слово должно исполняться, а не обсуждаться.
Никита не хотел давать наркоз. Второй наркоз за трое суток, это уже перебор. И как он потом отразится на здоровье пациентки, ещё вопрос. Они вымыли руки, надели операционное бельё. Медсёстры накрыли пациентку простынёй.
– Доктор, а наркоз? – спросила она.
– Да тут пустяк, управимся за несколько минут. Я под местной анестезией выполню, – успокоил женщину Никита.
Чтобы ни случилось, показывать тревогу, неуверенность либо другие эмоции пациентке нельзя. Шутить, улыбаться – вот правильное поведение.
– Приступаем!
Никита обколол рану после обработки лидокаином, немного выждал, пока анестетик подействует, ножницами разрезал нитки, скальпелем поддел края раны, развёл. Из образовавшегося кармана обильно потекла серозная, с примесью гноя, жидкость. Никита щедро полил перекисью водорода, осушил салфетками. Что-то в глубине раны виднеется, похоже на сгусток. Никита подцепил это «нечто» зажимом, вытащил, показал главврачу. «Это» оказалось забытым тампоном. Никита бросил его в подставленный лоток. Главврач изменился в лице. Никита ещё раз промыл рану, поставил дренаж, ввёл в рану антибиотики.
– Всё, милочка, а Вы переживали! Я не сделал Вам больно?
– Нет, доктор.
Процедура, в самом деле, прошла быстро, минуты, всё же опыт сказывался.
– Всё прекрасно, Вас отвезут в палату, сделают укольчик, Вы поспите. К утру ни температуры, ни болей не будет.
Медсёстры осторожно перегрузили пациентку на каталку, увезли в палату. Артём Витальевич от души выматерился.
– Кто бы сказал, что в нашей клинике такое возможно – не поверил! А ещё доктор наук!
– Ошибок не бывает только у тех, кто не работает, – осторожно сказал Никита.
Того, кто оперировал женщину, он не видел никогда. Зачем поливать грязью человека? И без него найдётся много желающих. Как говорится, у победы родителей много, а поражение всегда сирота. Хирурги вымыли руки, сняли операционную одежду. Никита отдал распоряжения постовой медсестре. Спустились на первый этаж, но не в ординаторскую, а в кабинет главного врача. Артём Витальевич плюхнулся в своё шикарное кресло, показал Никите на кресло у стола.
– Садись. Как думаешь – обойдётся?
– Должно.
– Не видел бы своими глазами – не поверил. Ты в историю болезни ничего не записал?
– Нет, я уже говорил, Вас ждал.
– Молодец! И не надо, всё идет штатно.
Штатно, конечно, не шло. Но и всем знать об этом необязательно. Никита уже понял, что вышколенный персонал будет держать язык за зубами, боясь потерять работу.
– Накатим?
– Мне же дежурить.
– Пятьдесят граммов коньяка – это не только полезно, но ещё и мало, – пошутил главврач.
Гроза миновала. Ошибка исправлена, и Артём Витальевич повеселел. Он достал из шкафчика бутылку дорогущего французского коньяка и две маленькие рюмочки, разлил.
– Ну, с крещением, Никита Алексеевич!
Они чокнулись, выпили. Коньяк оказался чертовски хорош, Никита такого ещё не пробовал.
– А ты молодец! Не побоялся ответственности, всё сделал быстро и с пациенткой контакт нашёл, – одобрил главврач.
Артём Витальевич открыл ящик стола, вытащил две стодолларовые купюры, протянул Никите.
– Держи!
– Так я же утром за дежурство получу.
– То за дежурство, а это за то, что из дерьма вытащил. Бери.
Никита сунул деньги в карман. Ему было неудобно, но главврач разрядил ситуацию.
– Репутация клиники намного дороже стоит. Ты всё правильно сделал. Меня вызвал, историю болезни не испортил, оперативное пособие провёл быстро и грамотно. Не ошибся я в тебе.
Артём Витальевич плеснул себе в рюмку коньяку, выпил.
– Тебе нельзя, тебе ещё дежурить. Мне остаться?
– А зачем? Я за пациенткой присмотрю. Если Вы к ней в палату зайдёте, она подумает – что-то не так, забеспокоится.
– Психолог! – хмыкнул главврач. А впрочем, правда. Счастливо додежурить.
Никита поднялся на второй этаж, в палату к пациентке, она уже спала. Он проверил пульс – не частит, хорошего наполнения. И температура нормальная, по крайней мере, на ощупь. Часа через два навестил Кудрявцеву снова, осмотром остался доволен, сделал запись об обходе в истории болезни.
Утром сдал смену с лёгким сердцем. Получил деньги от главной медсестры – две тысячи. Похоже – в клинике ловчили с деньгами, обходя налоги, потому как зарплату должен платить кассир. Но Никиту соблюдение финансовой дисциплины в клинике не волновало. А потом учёба, обед, короткий сон в общежитии. Сосед по комнате посмеялся:
– Как ни приду, ты спишь. Что по ночам делаешь? Успел зазнобу завести?
– Если бы так. На подработке.
– Тогда похвально.
Никита решил прогуляться по городу. Всё же в столице много интересных мест. Отправился на Красную площадь, потом в Исторический музей. Очень интересно и познавательно. История России богата и разнообразна событиями. Планы по посещению разных интересных мест у него были грандиозные – Большой театр, Оружейная палата, Архангельское, Третьяковка. Только как время выкроить. После занятий пока доберёшься до интересующей точки, уже поздно, Москва велика, временные потери на дорогу велики. Возвращаясь, зашёл в ирландский паб. Попробовал пиво под жареные свиные рёбрышки. Пиво хорошее, светлое, пощипывало язык, а мясо нежное, сочное. Давно так душу не отводил. Плохо, что в одиночку, не привык, приятелей не хватало. Утешал себя, что временно, учёба быстро пролетит. Думал – отдохнёт на учёбе от привычной круговерти. А ничего не изменилось. Днём – теоретические занятия, ассистирование на операциях. Через ночь дежурство в клинике, вынужденное, жить на что-то надо. А выдалось немного времени – хочется посмотреть достопримечательности. Жаль, что в сутках двадцать четыре часа, а не больше. Время прямо вскачь неслось. Бывал Никита в Питере, там ритм жизни другой, более размеренный, что ли? Народ покультурнее, хотя приезжих тоже много, гастарбайтеров-азиатов хватает. Что в Питере понравилось – весь исторический центр сохранился почти в первозданном виде, а Москва перестроилась, при Лужкове бездумно сносили исторические здания, вместо них – безликие современные коробки. По мнению Никиты, исторический центр любого города, это своего рода лицо города, что делает его уникальным, привлекает туристов. Даже взять метро. Современные станции удобны, однако не идут ни в какое сравнение с «Комсомольской» или «Автозаводской». Ими можно часами любоваться – красивы, своеобразны. А вот питерское метро московскому уступает. Чего стоят одни чёрные железные двери на некоторых станциях, открывающиеся при подходе метропоезда. Понятно, мера вынужденная, как защита от наводнений, но выглядит уныло, мрачно. Ощущение – как в бомбоубежище.
Но в любом временном пребывании в чужом городе свои минусы, в первую очередь бытовые. От них никуда не деться. Но то, что в своей квартире не обременительно, в общежитии сложно. Взять ту же стирку. Если учёба неделю-две, можно не беспокоиться, взяв запасное бельишко, носки, рубашки. А два месяца? В обед можно в кафе сходить, а завтракать – так рано ещё, закрыты. Приходилось покупать кефир и булочки, что не нравилось, к кофе привык. Даже утюг один на несколько комнат в бытовой комнате. Никита не унывал, но бытовые мелочи раздражали, отнимая время, а это ресурс невосполнимый.
Что удивило, так выставки современного искусства. Побывал на одной и сильно разочаровался. Конечно, каждый творческий человек мир видит по-своему, но глядя на некоторые инсталляции, хотелось плеваться или побыстрее уйти. Вот что хотел сказать художник, выставив разбитый унитаз и водрузив на него кучу железного хлама? Искусство должно радовать глаз, будоражить душу, учить прекрасному.
