Юрий Горюнов
Между светом и тьмой
– Да ничего не делает. Копит, наверное, а потом укрепляет веру в себя. Он может дать тот, что не может дать Всевышний и притом сразу, – ответил Роман.
– Это, верно, снова подключился Антон, – всё сразу и сейчас за душу.
– Не всякую душу, он возьмет, а уж тем более купит. Зачем ему пустая душонка – мелкая и никчемная. Интерес представляют души сильных людей, с внутренним стержнем, которые могут своими действиями, словами оказать влияние на других. А остальные это так, для количества. Из многих, почти пустых, соберется одна приличная.
– За тридцать сребренников?
– Не стоит уходить так далеко. В истории все так запутано, что правду знают лишь те, кто присутствовал при событии. А их уже нет.
– А Иисус?
– А он что, лично проклял Иуду? Что-то я такого не помню. Он умел прощать, – резюмировал Роман. – И не известно, как бы развивалась история, если бы не произошло то, что произошло. Значит, это было нужно.
– Кому?
– Ну не дьяволу же! Ему в этом как раз интереса не было. Вера укреплялась.
– Да брось те, вы, – с горечью сказал Антон, – вера, искушение! Я иногда думаю, что в большинстве из нас больше от Иуды, чем от Христа.
– Это почему? – поинтересовался я.
– Меркантильные мы. Все ищем материальные блага, все хотим лучше, больше. Не поверите, но вот здесь, на природе, я могу быть собой. Не прятать свои гаденькие мысли от себя. Отдыхаю, как говорится душой. А в городе? Все суетимся, спешим, что-то делаем. А когда посмотрим, а оно это было надо? Суеты много, а результатов – пшик. Процесс ради процесса.
– Что вернуться к сохе?
– Не перегибай. Лишнего много. А что касается небес, может быть они есть, где решают, как и что, только не понятны их действия. Не вижу логики. Вот потому в сказки не верю.
– А хотелось бы? – улыбнулся я.
– Хотелось бы.
– И в какую?
– В добрую, где каждый знает, что ему нужно делать и не лезет в чужие дела, где люди, как в песне « встречаются, влюбляются, женятся».
– А если бы в сказке был Всевышний, чтобы ты спросил у него?
Антон задумался, вновь отглотнул вина, отвел куда-то взгляд, словно там был написан вопрос и произнес: – Что такое грех? Много ли он простил грешников? И кого считать грешником? Зачем он позволяет ими быть, чтобы потом расплачиваться за грехи, которые он позволил по – умолчанию.
Никто ничего ему не ответил, даже Роман.
– Да ладно, хватит о том, о чем мы представления не имеем, – заявила Вика, – давайте просто есть, пить, отдыхать. Мы зачем встретились?
– Верно, Вика. Вот, женщина, уже устала от нашего бормотания и рассуждения. Знаете что, пошли в поле, там такая красота! И вот что, – Антон понизил голос до заговорщического, – у меня есть воздушный змей. Сам сделал. Пойдемте радоваться.
– Ура, – захлопала в ладоши Вика, – еще никогда не запускала змея.
– Чаще приезжайте, я вас научу помнить и окунаться в детство. Одевайтесь. Там мошки много.
– Да нет ее. Погода не даст им житья, – уверил Роман.
– Или кто-то, – подал реплику я.
– Или кто-то – согласился Роман.
Вика и Антон не обратили на нашу словесную дуэль внимания, и пошли в дом.
В дальнейшем день прошел как в сказке или его словно достали из далекого детства. Мы запускали змея, собирали для Вики полевые цветы, из которых она плела нам венки. Вечером Антон принес самовар, и мы пили чай, наливая кипяток из него.
Возвращались мы поздно, когда уже стемнело. Машину вела Вика. Свет фар выхватывал пустующую дорогу, на которой лишь изредка попадались встречные машины.
– Как тебе, Роман, день? – после того, как выехали на трассу, спросила Вика.
– Замечательно. Узнал для себя много интересного.
– Это в чем проявляется?
– Что есть отношения, которые основаны на теплоте, понимании, бескорыстии.
– А что у тебя иначе?
– Да все больше иное. Все какие-то сделки, интриги, недосказанность.
– Неужели? А так хочется прямоты и честности?– съехидничал я.
– Дима, не наделяйте меня исключительным правом на ложь, – и он шутливо погрозил мне пальцем, – я не святой ясное дело, но все же.
– Да уж, где набраться святости.
Когда мы подъехали к тому месту, где утром забирали Романа, он обратился к Вике: – Очень приятно было познакомиться. Антон прав, вы настоящая спутница жизни, я это чувствую.
– Ладно, хоть не попутчица, – отшутилась жена.
– И вам, Дмитрий, спасибо за приглашение. Я это учту и запомню.
– Постарайтесь. Кто знает, что нас ждет.
– Кому надо, тот и знает. Увидимся в понедельник. Спокойной ночи, – и он вышел из машины.
Дома сын ждал нас и не спал. Едва мы вошли в квартиру, он вышел навстречу.
– Ну вот, все в сборе.
– А ты соскучился?
– Есть такое дело. Одному скучно. Хотел уже звонить, куда вы пропали. Ладно, я пошел спать.
Я посмотрел на часы, было уже половина первого. Приняв душ, мы тоже легли спать.
– Странный он какой-то, – сказала Вика.
– Почему? – поняв о ком она говорит.
– Не знаю. Но вот говорит вроде бы обычные слова, но смысл в них чувствуется иной. Не глуп, хорошо одевается, без шика, но со вкусом и дорого. Привлекателен, я бы сказала, чертовски привлекателен и один? Не укладывается все это в голове. И еще, – она повернулась ко мне, он за весь день ни разу не снял очки, даже когда стало темно.
Я улыбнулся ей, поцеловал: – Не забивай себе голову, у каждого свои прихоти.
– Думаешь?
– Уверен, – и погасил свет.
Глава 9. Заседание № 3. Грешники.
Наступила новая неделя. Воскресенье мы провели с Викой дома. Желания куда-либо идти не было, да и приехали поздно. Хотелось просто полентяйничать и день прошел тихо, по-домашнему.
В понедельник, который, в общем не отличался от предыдущих, но в нем появилась интрига. Днем ко мне зашел Константин
– Как провел выходные?
– На дачу, к Антону ездили.
– Это к художнику? – Я в свое время познакомил их. – И как он?
– Я ему завидую. Живет на природе, созерцает мир, как ты и мечтал. Правда, без немой собеседницы.
– С Викой ездил? Я хотел было пригласить твоего друга Романа, но он пропал, а телефона я его не знаю. Ты знаешь, где он?
– Он ездил с нами.
– Ну вот. Могли бы и меня пригласить, – сделал он обиженное лицо, – ты, когда его увидишь? Очень занятный человек. Практичный, с чувством юмора, не то, что ты. Я думаю, у меня с ним могут найтись общие интересы. Как думаешь?
– Даже не сомневаюсь. Обязательно найдутся. У него всегда в голове много занятных идей. Увижу сегодня. Что-то передать?
– Передай привет и попроси его зайти ко мне, когда сможет, – и Константин вышел.
Уже после работы, по традиции, Роман ждал меня у выхода из клиники.
– Добрый вечер. Как ваше настроение сегодня? Вы готовы?
– Всегда готов. Хотя к таким встречам нельзя быть готовым, слишком уже неординарны они. Вам привет от Константина и просил зайти к нему, как найдется время. Он прямо рвется к вам.
Роман вздохнул и промолвил: – как все прогнозируемо. Хотя, что касается встреч, то они и не могут быть простыми, обычными, не каждому выпадает такой шанс. Поехали?
Как только машина отъехала от клиники, я спросил: – А он многих прощает? Я тут в выходной подумал над словами Антона о грешниках. Действительно, а много их?
– Много, – Роман задумался и грустно улыбнувшись, продолжил, – много. Он, я думаю, прощает всех, но у каждого свой срок прощения. Грехи не прощают, как думают люди совершившие их и, покаявшись. Запомни. Грехи не прощаются, по мере покаяния, грехи копятся. Это уже потом прощаются все единовременно, но не земле. А в процессе жизни, покаяние – для снятия тяжести с души. Он добрый. Он любит людей.
– А вы?
– Я? – Роман задумался. – Нет. Я людей не люблю. Я их жалею.
– Вы!
– Не удивляйтесь. При всей своей темной сущности я тоже бываю сентиментален. Любить – нет. Это не мое, тогда я потеряю свою силу. А жалеть иногда жалею.
– И когда?
– Когда у человека есть любовь. Не вера. Когда вера – это борьба с его верой. Это азарт, страсть победы, жажда наслаждения от игры. А вот любовь сильнее. Человек может согрешить, и чаще всего его грех настолько мал по сравнению с силой любви, что я не беру его душу, хотя порой он готов ее отдать за любовь. Но и у меня есть свои правила. В аду ему делать пока нечего, а в рай грехи не пускают.
– А где находится рай и ад?
– Спроси у него.
Остаток пути мы проехали молча. Когда, уже в квартире, все расселись на свои привычные места, я спросил у Создателя? –
– Что такое грех? Это ваше понятие?
– Да, это я придумал. Грех – предательство самого себя.
– Как это понимать?
– Когда личное «я» превыше всего, когда равнодушие убило в нем доброту. А он таким не родился. Он предал себя.
– То есть, человек рождается безгрешным?
– Да.
– Но, как, же утверждение, что человек рождается во грехе? Разве не вы это придумали?
– Не надо мне приписывать то, что люди сами придумали, оправдывая свои низменные страсти. Если бы я решил, что зачатие человека и его рождение считать грехом, то, наверное, мне достало бы ума, придумать иной способ размножения. Не знаю, как мне пришла идея совместить наслаждение с зачатием. Да, наверное, иначе и быть не могло. В противном случае, человечество давно бы уже вымерло.
– Но вы сделали так, что женщина рожает в муках? Зачем?
– То, что дается легко, то не ценится. Роды в муках – надежда на то, что женщина более трепетно будет относиться к ребенку, а иначе зачем бы страдала. Конечно, есть исключения, но это уже моральная сторона женщины, а не природная.
– А при сотворении человека, вы думали сделать людей безгрешными? Есть такие?
– Я таких не знаю. Другое дело, что в процессе жизни человек меняет свои взгляды на жизнь, на отношение к окружающим. Начинает понимать, что есть добро, что есть зло. Таких не много, но есть.
– И что только они попадают в рай?
– Грех греху рознь. Нельзя всех равнять под одну гребенку. Это люди.
– Так зачем вы сотворили человека, который практически всегда живет в грехе?
– Вы сами такими стали. Здесь моей вины нет.
– Расскажите, как человек становится грешником?
– Как я и сказал, человек рождается безгрешным, но в разных условиях. Но не условия определяют его будущее. В одной семье – разные дети, хотя условия одни. Или. Родившийся в бедности, в жестокости, не всегда становиться таким же. Родившийся в благополучии – становится тираном, деспотом. Почему так происходит? Человек предает свое духовное состояние и во главу своих помыслов ставит удовольствие, не важно какое, физическое или моральное. Он может упиваться от боли, а может наслаждаться унижением других. Даже убийство, убийству рознь. Убивать невинного – грех, защищать свою землю, близких – нет.
– Но вы, же могли сделать так, чтобы не было войн? Почему не сделали?
– Я не ставил целью воспитывать человечество все время. Вы познаете жизнь не только через радость и успех, но также через боль и поражения. Разве история человечества не показал, а что все военные победы временны? Любой захватчик, теряет свою власть. Но для этого необходимо время, чтобы люди душевно окрепли, изгнали страх рабства, преклонение из себя. Да, бывает, что униженные, став влиятельными, становятся еще более жестокими, чем были по отношению к ним. Значит, еще время не пришло. Если бы я убрал его, то на его место пришел бы другой, не лучше. Человечество не созрело для другого правителя, а тому хочется упиваться своей властью. Пока терпите, царство разумности не наступит. Как вы говорили ранее, царство неразумности еще пока сильно в вас. Только когда человек сможет нести ответственность за других, не прося ничего взамен, тогда он перестанет предавать себя. Мне жаль, но я не считаю себя виновным в ваших грехах? У вас есть все, питание, ресурсы. Что еще надо? В вас живет жадность, зависть. Неравномерность природных ресурсов обеспечивает расселение человечества по всей земле, иначе вы уже давно бы стояли на плечах друг друга. И что мне тогда вмешиваться, регулировать рождаемость? Тогда зачем я вам дал свободу выбора? Даже свободу веры в меня. В противном случае, вы просто материал для эксперимента.
– Разве это не так?
– Я не принимаю такого обвинения. Я дал вам жизнь и свободу, но я не собираюсь вас пасти, как скот, у меня много других дел. Я мог бы исправить мир. Исчезнет голод, не будет войн. Но все это у вас есть. Вы выбираете не делать этого. Так почему в жестокости вы обвиняете меня, а не себя? Я контролирую ситуацию, чтобы она не привела к катастрофе, но и водить вас за ручку, как малого ребенка не буду, оберегая от падения, не буду. Пока вы еще если падаете, то поднимаетесь.
– Но разве нельзя человеку, обойтись без совершения греха?
– Пока нельзя. Страх за боль, страх за необходимость отвечать за содеянное, еще держит вас в рамках и выход за них есть ваш грех. Поэтому сильно согрешивших приходиться пропускать через чистку.
– А где критерий между большим и малым грехом? Кто его определяет?
– Я и он, – Создатель кивнул на сатану, – когда вы совершаете проступки, не повлекшие серьезные последствия – это мелкий грех, а когда от поступков страдают люди, то надо чистить. Хотя, если быть точным, чистятся все души. Все до одной. Путь разный.
– Но страдания могут быть и моральные? Человек может страдать от без ответной любви, и ради нее совершать грехи.
– Это не грех. Безответная любовь в основном укрепляет душу. Истинно любящий, даже страдая, не причинит вреда объекту любви. Если иное, то это не любовь, а себялюбие, когда его «я» выше другого человека. А это и есть предательство себя, ради душевной корысти.
– Вы многих прощали?
– Всех
– И что надо, чтобы заслужить прощение?
– Покаяние, но не мне. Покаяние нужно вам, вашей душе. Наивно полагать, что совершил грех, покаялся и все можно начинать с чистого листа. Нет. После вашего покаяния, как говориться «осадок остался». Вы видели, чтобы человек покаявшись, изменился? Вот так-то. Поэтому я его покаяние принимаю, но отпускаете грех вы сами себе, в тот момент.
– И что? Человек живет со своими грехами до конца жизни? Справедливо ли это? Зачем ему тогда покаяние, если все равно потом на суд «божий»?
– О какой справедливости может идти речь? Никто не заставляет совершать грехи? Я не принимаю упрек в свой адрес. Я уже сказал, что это надо самому человеку. Если он истинно покаялся, тогда значит, хотя бы задумался о содеянном, и может быть. в будущем не повторит своего греха. Что касается «суда божьего». Нет, как такового суда, где все взвешивается «за» или « против». Дается возможность взглянуть на все, что было сделано при жизни. Я не судья вам, в том виде, как вы себе это представляете.
– И что нет Рая или Ада?
– Так, как себе представляют люди – нет. Ад это время на осмысление прожитой жизни. Будет возможность просмотреть ее без боли и страха, чтобы понять, как ее надо было прожить. Кто-то возвращается обратно в мир реальности, чтобы получив шанс исправить свои ошибки, но в новом виде. Рай и Ад находятся на небесах, над землей. В Аду нет кипящих котлов. Это вымысел. Но все хуже, чем вы думаете. Души испытывают муки за содеянное. Мне не нужны ваши покаяния в грехах ради слов. Слова часто для вас пусты, просто звук. Мне же грешить не в чем.
– Так все-таки есть Рай или Ад?
– Ад не существует, как место, где горят души. Смысл? Зачем мне это делать? Я изначально нацелен был на создание добра. Да, я могу быть жестким, но не жестоким. Изначально я создавал мир для радости. Если вы что-то сделали против меня, то я должен мстить? Мне легче все уничтожить. Глупо представлять, что я наслаждаюсь вашими мучениями.
– И как чувствую себя грешники после жизни?
– Я не могу это объяснить, но могу показать.
Свет стал гаснуть. Все погрузилось в первоначальную тьму, но затем вдалеке стало чуть светлеть. Мои глаза начали выделять из темноты образы. Это напоминало просмотр фильма, только все, как бы в реальности и я смотрел не на экран, а сверху вниз.
Глава 10. Продолжение заседания № 3. Дорога в ад.
То, что я увидел, было мрачно. Это не было темнотой, это не было сумерками, точнее сказать это было время вечного позднего вечера, когда темнота еще не поглотила, но счет уже практически исчез.
Я словно стоял на горе и видел, что слева из-за горы идет дорога, выложенная булыжником, и уходит вдаль к горизонту. По дороге шли люди, их босые ноги скользили по булыжникам, но движение, не прекращаясь было медленным и устремленным. Люди, были, как бы вне себя, как зомби. Одеты все были во что-то серое типа хламиды. Над горизонтом поднимался большой столб света, который выходил из земли и устремлялся в небо. Все шли к нему и, достигая его, вступая исчезали.
– Кто эти люди? – спросил я.
– Грешники, – ответил сатана.
Тишину шествия иногда разрывал звук, похожий на лязганье цепей.
– Что это за звук? Похож на цепной, но я не вижу цепей на них?
– Это цепи на душе, которые сковали их грехами еще при жизни, – снова пояснил он же.
Толпа шла в жутком молчании, но присмотревшись, я увидел, что некоторые стоят на обочине, некоторые на дороге без движения, и идущие без ропота обходят их, как вода обтекает камень. Тихо обходили и шли дальше.
– Почему они стоят?
– Не у всех есть силы пройти путь к очищению за один переход. Их души еще держаться за реальный мир, вот эта память и не пускает. Они еще не до конца порвали с реальностью, их души, как на резинке, которая уже натянулась до предела, но еще не порвалась.
– Почему они идут так тяжело?
– Грехи тяжелы, потому, как они или их следствие – материальны. Это благость духовна и легка.
Вдруг из толпы вырвался стон. В нем чувствовалась усталость и безнадежность. Молчание остальных выражало страх и покорное смирение с неизбежностью.
– Во что они верят?
– Что им простится.
– И проститься?
– Конечно, а иначе, зачем бы все это?
–Здесь люди со всей земли?
– Нет. Только те, кто, идя по дороге жизни забыли или потеряли веру в себя, в Бога. Забыли, что Бог един для всех и не надо его делить. Здесь все едины.
– Почему они идут строго по дороге? Почему не пытаются сойти с нее?
– А куда еще идти? Да и дорога имеет границы.
– Разве у грехов есть границы?
– Есть. Они идут туда, где очищаются души, затем вспоминая прошлое, просматривая его, забывают. Если бы все, кто возвращается на землю, помнили свое прошлое, тогда ад был бы на земле. Нельзя получить очищение, не освободившись от греха.
– Разве кто-то может изменить свое прошлое?
– Прошлое меняется будущим.
Изображение увеличилось, и я увидел пустоту в глазах шедших.
– Почему они босые и дорога скользкая?
– Скользкая – потому, что это стекают грехи с их душ, а босые, чтобы пройти по ним, ощущая освобождение от грехов. Дойдя до света, они должны полностью освободиться от грязи своих грехов. Там они теряют свой внешний физический облик, который мы видим. Нельзя подняться, пока грехи еще держат, потому то и идут медленно и долго.
Все эти пояснения давал мне сатана. Создатель, молча наблюдал за происходящим внизу, не вмешиваясь в наш разговор. Но стоя рядом с ним, я чувствовал добро, которое он распространял на идущих, словно пытался облегчить их участь, но понимая, что другим путь быть не может. Вдруг из толпы до меня донесся голос:
– Куда идем? Не видно же не зги?
– Твои глаза перестали видеть свет, который впереди, кто-то ответил ему, – поэтому ты не идешь, а топчешься на месте. Когда осознаешь, пойдешь дальше.
– И когда это будет?
– Когда услышишь не свой голос, а глас. Кто хочет его услышать – услышит и поймет куда идти. Ты не готов к очищению от грехов.
– Разве они могут говорить? И кто отвечает?
– Вы слышите мысленно, а отвечают те, кому положено следить за порядком. Иногда это те, кто прошел очищение, но не смог пройти дальше.
– Это и есть ад?
– Это дорога в ад.
– А каков тогда ад?
– Уже говорили. Это состояние в пространстве безвременья. Каждый там находится до тех пор, пока не просмотрит свое прошлое и не осознает его. Вот этот столб света их туда и переносит, но дальше все индивидуально. Там рядом нет никого, только пустота.
– Можно посмотреть?
– Нет. Это очень личное, и даже мы стараемся не мешать им.
– Кто определяет, что осознание произошло?
– Они сами.
– Тогда, если кому-то суждено вернуться на землю, почему они снова грешат?
– Душа, иногда проходит несколько стадий очищения и каждая стадия это необходимость пройти снова через реальную жизнь. Есть еще вопросы или заканчиваем?
– Достаточно.
Картина исчезла, и мы снова оказались в комнате, каждый на своем месте.
– И все-таки, может быть можно сделать их путь менее мучительным? Их совесть тоже, наверное, гложет.
– Понятие совести, у кого она есть, присуща реальному, живому человеку. И поверьте, они не мучаются в вашем понимании этого слова. Они страдают от содеянного, но иначе нельзя. Не страдая нельзя осознать свое прошлое.
– Хорошо, но если это дорога в ад, значит, есть дорога в рай? И какова она? Если дорога в ад так мрачна, то другая светлая и с песнями и плясками?
Тут Создатель улыбнулся и впервые заговорил: – Ценю ваше чувство юмора. Оно у меня тоже есть, но не до такой степени. Но без юмора сложно. Глядя на то, что вы делаете со своей жизнью – остается только смеяться. Что касается вопроса, то, что вы видели – в его ведении, – и он посмотрел на сатану, – другая ему не подвластна. Предупреждая ваш вопрос, отвечу, ту показывать нельзя. Ему это ни к чему, а вам вообще без надобности. Но там, конечно, все без мрака. Вот когда вы, что-то сделали хорошее и испытываете блаженство от сделанного или полученного, вот примерно такое же состояние и там.
– Думаю вам достаточно пока информации для осмысления увиденного, – вступил сатана, – предлагаю вам, Дмитрий, отдохнуть. Закончим?
– Я согласен.
Только я произнес ответ, как оказался за рулем своей машины, которая стояла во дворе.
«Вот ведь, все– таки не устоял, Роман, без эффектного окончания. Тогда уж сразу бы домой возвращал. Хотя может быть для разнообразия и так надо, но мог бы намекнуть» – подумал я, придя в себя, и включив зажигание, поехал домой.
Глава 11. В гостях.
На другой день я, я проснулся, как обычно, С удивлением обнаружил, что ночь мне не принесла никаких сновидений, с учетом вчерашнего просмотра. «Значит с психикой все в порядке – поймал я себя на мысли, – это радует». Хотелось считать сном увиденное и забыть, но вы, я понимал, что на текущий период моей жизни, мое состояние вечно находится между реальностью и нереальностью, как бы между светом и тьмой. Тьму я уже видел, а вот свет мне не показали. Пора бы уже заканчивать с этими заседаниями. Они затягиваются. Эти броски в иной мир начинают привлекать своей неординарностью. Я пока не замечал за собой, но уходя, надо возвращаться. Ладно, утро наступило, и пора начинать свою жизнь, а не предаваться мыслям. Потянувшись, и повернув голову, обнаружил, что Вики нет. Набросив халат я, по пути в ванную, заглянул на кухню, увидел ее там.
– Доброе утро!
– Доброе! На тебя кофе сварить?
– Буду признателен.
Пока я занимался водными процедурами, кофе был готов. Вдыхая его аромат, сидя за столом напротив Вики, испытывал блаженство. Утро наступило.
– Ты сегодня, когда заканчиваешь? – Вика смотрела на меня, поднеся чашку ко рту.
– Не знаю. Я сегодня до обеда, а там хотел сходить в гости.
– Один? И к кому?
– Не ревнуй. К Ирине Сергеевне с Романом.
– А что вам там делать? Живет старушка тихо, спокойно. На черта вы там нужны?
– По поводу черта не знаю, отвечаю только за себя
– Ну да, а Роман в роли черта?
– Почему бы и нет. Сама говорила он странный, так пусть странность соприкоснется с духовностью.
– Не пойму я тебя. Что ты носишься с этим Романом? Передай его Косте, пусть к другим врачам отправит.
– Отправит, не волнуйся. Он скоро уедет.
– Ладно. Я к чему спросила. У нас сегодня показ, я закончу поздно, и если у тебя будет возможность, заезжай за мной. Позвони предварительно.
– Договорились.
Допив кофе и одевшись, я отправился на работу на машине. Вика не хотела иметь свою машину, ей удобнее было иногда пользоваться общей, не хотела она стоять в пробках. Придя на работу, я позвонил Ирине Сергеевне. Приятно слышать голос человека, который никуда не спешит и может себе позволить говорить спокойно, тихо и размеренно.
– Ирина Сергеевна, вас беспокоит Дмитрий. Добрый день.
– Здравствуй, Дима. Телефонный звонок не причиняет мне беспокойства, наоборот, это говорит о том, что меня еще помнят. Но раз вы позвонили, значит что-то нужно?
– Я хотел напроситься к вам в гости и не один. У меня знакомый приехал, интересный человек. Если не возражаете, мы приедем часа в два?
– Не возражаю.
– К чаю, мы все принесем.
– Дима, если ты думаешь, что я буду возражать против добавок к чаю, то нет. Я хоть и пожилая, но женщина и любое внимание мне приятно. Приходите.
Мы попрощались. Теперь оставалось найти Романа. Учитывая, что мне не был известен его номер телефона, да и был ли он у него, оставалось надеяться, что он помнит о первоначальной договоренности и появится сам. Я даже не сомневался, предчувствуя его появление, он не мог оставить меня без своего внимания, пока участвовал во всем этом действии с заседаниями. Предчувствия меня не обманули.
Около десяти часов, в перерыве между пациентами, в дверь тихонько постучали, и на пороге появился Роман. На это раз он был не в своем обычном наряде ковбоя, а в белых парусиновых брюках, хлопчатобумажной рубашке бежевого цвета и такого же цвета туфлях. Только очки были теми же.
– Приветствую вас, мой милый друг!
– Привет. Мы уже друзья? – спросил я с ухмылкой.
– Не ерничайте. Друзей у меня просто быть не может. Это нонсенс, но что-то такое приятельское я к вам испытываю. Почему? Я не забиваю себе этим голову, пусть иногда чувства поиграют.
– Спасибо. Рассчитывать на попадание в рай с первого захода мне вряд ли светит, так может быть, когда пойду другой дорогой, мне сделают одолжение по-приятельски, чтобы путь не был таким тяжелым и скользким.
– Может быть, может быть. Но я принял к сведению ваше пожелание и чем смогу помогу.
– Да это все в вашей власти!
– Власть штука токая. Ей пользоваться тоже надо уметь. Вы нормально перенесли вчерашнюю картину? Ничего не снилось? Кошмары не мучали?
– Как ни странно, спал спокойно. Пища для размышления есть
– Да вид не самый страшный, там больше не физических, а душевных страданий.
– Я это понял. А что вы вчера так закончили заседание. Я вдруг оказался в машине. Здесь вы меня шокировали.
– Это была шутка, захотелось что-то такое выкинуть
– Удалось. Я вас ждал сегодня. Звонил старушке, она нас ждет к двум часам. К чаю, мы принесем все сами. У вас есть время для встречи?
– Время? Дима, оно всегда со мной. Я, конечно, не могу, как Создатель управлять им, но кое-что подвластно и мне. К тому же, вы в моем графике всегда под номером один.
– В каком графике? – удивился я.
– В графике встреч. Не удивляетесь, если я здесь должен, же я встречаться с людьми. Но об этом потом. Я пошел, приобрету что-то для чая. Когда встречаемся?
– В час у меня в кабинете. Вам дать денег для покупок?
– Денег? Мне? – Роман заразительно, от души, если она у него была, засмеялся, – Что я буду с ними делать? Их количество для меня не ограничено, и не забывайте я и так могу получить все, что необходимо.
– Тогда на ваш вкус.
– Не прощаюсь, – и Роман вышел из кабинета, пропуская входящую пациентку.
В час дня, когда закончился прием, Роман появился в кабинете: – Я готов.
– Я тоже, что вы там принесли, – кивнул я на пакеты, которые он держал в руке.
– Так всякую мелочь. Чай, всякие восточные сладости.
– А что нибудь посущественнее, что можно оставить после себя?
– Обижаете, – и он приподнял один из пакетов, – я понимаю, что пожилой человек не всегда может позволить себе купить качественные продукты.
Мы вышли, минуя коридоры на улицу к машине.
– Хорошо, что Костя нас не видел, а то зацепился бы языком. Куда? Зачем?
– Ну не сложно от него отвязаться, пообещав что-либо. Или вы сомневаетесь во мне?
– В вас? Нет. Знаю, что возможно если не все, то многое.
Мы без пробок доехали до дома Ирины Сергеевны. Припарковав машину, поднялись. Когда она открыла дверь и пропустила нас в квартиру, то вопросительно взглянула на меня.
– Ирина Сергеевна, познакомьтесь – Роман, мой коллега.
– Очень приятно, проходите.
– Мы сначала на кухню, разгрузить пакеты.
– На кухне Роман поставил пакеты на стол: – Ирина Сергеевна в этом пакете то, что только для вас. Вы потом посмотрите и разберетесь, а пока я поставлю его в холодильник,– и, открыв его, он поставил пакет на полку, – а в этом пакете, – он открыл его и стал доставать, – для нашего чаепития.
Первым показался какой-то брикет.
– Это чай, я его сам заварю, – пояснил Роман. Затем на свет появились разные коробочки и баночки с печеньем, лукумом, конфетами. Наша хозяйка, молча смотрела на все это изобилие. Когда пакет опустел, она сказала: – А не слишком много?
– Вы думаете, что мы не уйдем, пока все не съедим? – пошутил Роман.
– Нет, не думаю, но думаю, что этого много.
– Возраст надо уважать и баловать, как малых детей.
– Спасибо.
– За что? – удивился он
– За то, что сказали возраст, а не старость.
– Я пытаюсь быть внимательным, когда получается. Но давайте заваривать чай.
Пока он заваривал чай, хозяйка раскладывала все по вазочкам, а я относил в комнату. Минут через двадцать мы сидели за столом, и Роман разливал чай.
– Я никогда такого не пила и даже не видела.
– Увы, его не купишь здесь. Это китайский чай, очень редкий.
– И где же вы его взяли? С собой привезли? – съехидничал я.
– Да так, заскочил к одному знакомому китайцу. Он мне немного обязан и подарил этот брикет. Вы Ирина Сергеевна видели, как я отламывал от брикета, вот и вы так заваривайте.
– Видно, не так уж и не много, если такой чай подарил, – не отставал я.
– Все относительно. Я ему оказал услугу, благодаря которой он процветает. За это надо платить?
– Чаем?
– И чаем тоже. Ирина Сергеевна, я смотрю у вас так много фотографий. Это ваши близкие, – продолжил мой «коллега».
– Близкие и дальние. Это моя жизнь, моя родословная.
– Мельком на них посмотрев, я могу судить, что вы не из крестьянского происхождения.
– Угадали, у меня дворянская кровь.
– Теперь понятно, откуда манера держаться, – подключился я к беседе.
–Наверное, хотя я жила обычной жизнью. Приходилось иногда скрывать свое происхождение, но это время ушло. Во всяком случае, мне уже не помешает.
– А на сколько обычной? – Роман поставил чашку на стол и посмотрел на нее.
– Наверное, как у большинства людей. Сначала жила верой и надеждой, а затем перешла в область реального, потихоньку освобождаясь от иллюзий в мечты.
– Очень жалеете, что некоторые иллюзии исчезли?
– Очень. А иначе, зачем было мечтать? Только глупые люди скажут, что им равно. Не все равно. Всегда жаль, что не все мечты сбылись. Всегда. Надо уметь переживать это, безболезненно.
