Юрий Горюнов
Город наших надежд
Ну, вот я и в теле и надо отметить не в плохом теле в прямом смысле этого слова. Как много хочется успеть сделать. Сделать что-то приятное, доброе для себя. Хочется глубоко вдохнуть свежего воздуха, посидеть на берегу реки, побывать в горах и увидеть красоту снежных вершин, на которых солнце играет бликами и словно миллионы серебряных монеток отражают солнечные лучи. А река? Когда сидишь и слушаешь тихий шелест волн, которые накатывают на берег, а ты сидишь и смотришь на эту красоту.
А океан? Океан под знойным солнцем. Лечь на песок так, чтобы волна нежно прикасалась к ногам, доходила до пояса и отступала. А ты лежишь, накрывшись широкополой шляпой, закрыв глаза, и только слушаешь шум волн и вдыхаешь морской соленый воздух. Ах, как много хотелось бы испытать. Всегда есть что-то, что хотелось бы, но не получилось и не важно, по каким причинам не удалось, но очень хочется.
Но что это я все о личном. Я обещал вернуть чистую душу. Не надо путать пустую и чистую. Надо снять с нее груз того, что он хотел, но не сделал, пусть порой и не приглядно с моральной точки зрения. Надо успеть сделать и для него и для себя. А мне лично много и не надо. А потому вперед. Нечего рассуждать. Время уже пошло.
«Ничто человеческое мне не чуждо», – вспомнил я фразу и направился в душ. Струи воды били по телу и стекали, образуя ручейки. Я подставлял им лицо, и чуть приоткрыв рот, губами хватал воду. Это было истинное наслаждение. Глуп тот, кто считает, что это обычная процедура для гигиены тела. Душ – это наслаждение, позволяющее побыть самим собой, в попытке убедить себя, что вместе с водой смывается усталость и забота. Чаще всего это удается, что дает возможность отключиться от повседневных мыслей и наслаждаться шумом струй. В душе я пробыл не менее получаса и вышел оттуда обмотавшись полотенцем в поисках более приличной одежды, во всяком случае, не мятой.
Все, что мне было надо, я нашел в шкафу: чистые джинсы, рубашку, носки. Одежда пахла еле уловимым запахом стирального порошка. Молодец. Все – таки следил за собой. Все. Закончил. Он – это я, пусть и временно.
Я посмотрел, что держит в холодильнике и грустно присвистнул. Там была зима, пустынная зима. На тарелке лежал огурец. Я нашел на антресолях мешок, который не известно, как туда попал, и сложил в него все бутылки. Затем в кабинете взял небольшую сумку, в которой носят документы, и посмотрел содержимое: права на вождение автомобиля, ключи от машины, паспорт, кошелек с деньгами и кредитной карточкой, код которой я знал. Взял, не глядя телефон со стола, и положил в сумку. Повесив сумку на плечо и подхватив мешок с бутылками, я вышел из квартиры. Пока спускался по лестнице, бутылки в мешке предательски звенели, извещая окружающих о своем количестве.
Во дворе я отнес мешок к мусорным бакам, где несколько человек, являясь санитарами помоек, рылись в баках.
– Ну, что? Не велик улов? – поинтересовался я, когда подошел к ним, – вот может быть здесь что-то для вас подойдет, – и поставил мешок, который известил о содержимом. Бомжи устремились к нему.
– Только без драки. Сдайте, что примут и разделите все по-честному, – напутствовал я их, отправляясь к машине.
Когда завел двигатель, то несколько минут сидел в раздумье, куда поехать. Плана, как такового у меня не было, но в памяти была информация, куда можно направляться. Желудок сам дал мне направление, и я направился ужинать, да и времени было уже около семи вечера. Выехал со двора и отправился в привычный ресторан, где меня знали.
Едва вошел в зал ресторана, то остановился, чтобы осмотреться. Несколько посетителей подняли головы, и посмотрели на меня. Я долго изучал владельца тела и потому знал всех, кого знал он. Кивнув в знак приветствия, я направился к угловому столику, который был свободен. Подошедший официант спросил:
– Вам как всегда, Сергей Федорович?
– Нет. Принеси мне салатик из овощей, борщ и отбивную.
– Первое уже не подаем. Вечер.
– Тогда без борща и еще холодную закуску.
– А что пить?
– Ничего, – и он хоть и не показал своим видом, что удивлен, но некая волна эмоций промелькнула по его лицу, – ничего из алкоголя, – пояснил ему, – принеси воды без газа.
Он не переспрашивая, ушел и вскоре принес салат и закуску и я приступил к еде. Пора менять мнение о себе, пусть привыкают, что я без водки обедаю. Мой ужин проходил в тихой обстановке и только когда я приступил к кофе, к моему столику подошел Вадим.
– Привет, Сергей.
– Привет.
– Давно тебя не видел. Слышал ты работаешь над новым произведением.
– Было дело, – что частично соответствовало действительности, вспомнил я про листы на столе.
– Уже закончил?
– Нет, черновик набросал, но сейчас возьму тайм-аут. Устал.
– Планируешь что?
– Поехать отдохнуть завершить дела, которые откладывал.
– Долги моральные отдавать.
– И аморальные тоже.
Он хохотнул: – А ты, оказывается, сегодня на сухую ужинаешь.
– Не хочу.
Внимательно взглянул на меня: – Интересно. Это что-то новенькое, но из разряда приятных неожиданностей.
– А тебе какая корысть?
– Ни какой. Но мы давно знакомы. Я не лезу в твои дела, но когда человек ограничивает себя в алкоголе, за этим есть причина, которая вызывает уважение.
Вадим сказал правду. Он не был мне ничем обязан, как и я ему, потому откровенность между нами порой присутствовала.
– Значит хорошо, раз новенькое. Надо же иногда удивлять. Если не в книгах, то в жизни.
– Какие планы на вечер?
– Пока никаких. Есть предложение?
– Поехали со мной. Сегодня вечером в одном из клубов презентация музыкального диска или чей-то день рождения.
– Меня не приглашали.
– Ты со мной, да и лица там почти все знакомые. Тебя же найти нельзя было. Абонент не доступен. Кстати ты свой телефон смотрел?
Я достал из портфеля телефон и увидел более тридцати входящих звонков, на которые я не ответил.
– Да я его отключил, чтобы не мешал.
– Вот именно. Так что?
– Поедем, посмотрим.
– Со мной одна дама. Я ее оставил за столиком. Пойдем за наш.
– Твоя дама?
– Нет. Знакомая, я на нее не претендую, так что свободна она или нет, захочешь узнавай сам.
Рассчитавшись с официантом, я пошел следом за Вадимом. За столиком сидела женщина, не более тридцати лет. Ее жгуче черные волосы были собраны сзади в пучок и затем свободно спадали на плечи. Узкое лицо с большими черными глазами, привлекало. Чувствительные губы манили.
Вадим представил нас: – Ирина, познакомьтесь, это мой хороший знакомый – Сергей, писатель. А это моя знакомая – Ирина, – обратился он ко мне.
Я кивнул головой и сел напротив нее.
– Значит вы литератор, – утвердительно произнесла она.
Голос у нее был приятный, чуть низкий.
– Это плохо? Негативно отражается на человеке?
– Негативно отражается на состоянии человека
– Это чем же?
– Чаще всего неустойчивостью психики.
– А вам откуда это известно?
– Я психолог.
– Часто общались с писателями?
– Редко. Но много читаю. Не берусь утверждать, что права, но для того, чтобы написать, надо иметь своеобразный склад ума. Слова все обычные, вроде бы ничего нового, но у одних получается их складывать в предложения, которые интересно читать, а другие эти слова не то, что записать, произнести не могут. Почему так?
– Хороший вопрос, – посмотрел я ей в глаза, но она взгляд не отвела, – если бы я знал ответ, то, наверное, уже писать бы не смог.
– Почему?
– Я не сижу и не выдавливаю из себя фразы. Я просто пишу. Мне приходит в голову идея, и я ее выкладываю на бумагу. Потом, конечно правлю текст, но потом.
– Это он так пишет, по – старинке. Ручкой по бумаге, – подал голос Вадим, – не любит диктофоны.
– Почему, это удобно.
– Произнесенное вслух быстро улетучивается, а написанное остается.
– А вы Вадим?
– Я в первую очередь журналист, а уж потом иногда пишу.
– Ясно. Так что, мужчины писатели?
– Я предложил Сергею поехать в клуб. Он не возражает. Поехали?
Она взяла с соседнего стула сумочку, и встала из-за стола. Я смог оценить ее фигуру, которая была приятна на вид.
Вадим достал кошелек, пожил деньги на стол, и мы направились к выходу.
3
Вадим расположился рядом со мной и сообщил, куда мы едем, а затем повернулся к Ирине:
– Там будет интересно для психолога.
– Почему?
– Ну что ты. Такой зверинец можно увидеть только на подобных встречах.
– Богат разнообразием?
– Не то слово. Особенно много павлинов и обезьян.
– На чем основаны такие заключения, – подключился я к разговору.
Вадим отвернулся от Ирины ко мне и после непродолжительной паузы изрек: – Тебе ли этого не знать? Большинство ходят такими важными, другие кому-то подражают, а в душе завидуют тем, у кого действительно успех. Самобытность уходит, уступая место стандарту.
– А может быть все не так сложно и они в действительности просты и доступны, – заступилась Ирина.
– Конечно, и к концу вечера очень даже доступны в прямом смысле этого слова.
– Да ладно тебе, не сгущай краски. Обычные люди, только все время на виду, вот и приходится им быть такими, чтобы их запомнили, даже свои, а потом, за спиной шептались, кто и что сказал, кто с кем пришел, кто с кем ушел. Это их жизнь. Они уже не могут жить, чтобы не привлекать к себе внимания, иначе забудут.
– Приедем, посмотрим, – резюмировал Вадим.
Вскоре мы подъехали к клубу. Вадим помог выйти из машины Ирине, а я поставив авто на стоянку догнал их у входа, где они меня ждали. Вадим показал приглашение на два лица: себя и Ирины, а для меня достал другое. Когда мы прошли контроль, я спросил:
– Ты что, запасся приглашениями?
– Так на всякий случай. Хотелось прийти в компании.
Я, молча, кивнул на Ирину, и Вадим понял меня и ответил:
– С Ириной мы давно знакомы, поэтому я имел в виду мужскую компанию.
В зале вечер был уже в разгаре. Кто-то танцевал, кто-то сидел за столиками. Мы направились к барной стойке и сделали заказ: я сок, Вадим – водку, а Ирина мартини.
– Какие у нас разные вкусы по части жидкостей, – заметил Вадим, – каждый выбирает сам по себе. А ты что завязал? – обратился он ко мне?
– Нет, но пить не хочется, тем более я за рулем.
– Ну да тебя это раньше часто останавливало, – усмехнулся Вадим.
Мы сели на диванчик за столик поблизости с барной стойкой и стали наблюдать за залом.
В это время музыка затихла, и на сцену поднялись несколько человек.
Лидер группы был мне знаком, мы иногда пересекались на вечеринках. Он исполнял рок, не тяжелый, а обычный классический рок, иногда получались у него не плохие блюзы. Он взял микрофон:
– Друзья. Всех кого знаю и кого не знаю, мы приветствуем на сегодняшнем вечере и благодарим за поддержку. Я не буду досаждать вам своими песнями, исполняя их подряд, чтобы не превращать вечер в концерт. Наши песни будут вперемешку с танцевальной. Все мы, я имею в виду музыкантов, знаем, как мы любим чужую музыку, в которой всегда чего-то не хватает. Потому и будет разнообразие, чтобы вы могли посидеть, поговорить между собой или послушать меня. Сейчас я представлю песню «Город», но перед этим эпиграф.
В этом городе красивом, безрассудном.
Что греха таить, все крутимся, хитрим.
Только в липком одиночестве не скучном.
Свое я мы в глубине души храним.
Заиграл блюз. Мелодия блюза в целом не так уж и сложна порой, все дело в подаче. Мелодия была приятна, не резала слух.
– Привет, Сергей, – вывел меня из моих мыслей голос, – давно не виделись. Я повернулся и увидел своего коллегу по перу, который иногда писал, но в основном ушел в журналистику.
– Ты пропал. Злые языки говорят, что ты ушел в запой, а выглядишь хорошо, никаких последствий.
– На то они и злые, чтобы говорить о том чего не видели. Да без них быстро забудут. Сам знаешь, доброе слово быстро забывается, злое живет долго.
– Это верно. Так, где пропадал?
– Работал. Ушел от текущих забот и стал отшельником.
– Значит, тебя мир отшил?
– Пусть так.
– Когда будешь сдавать работу?
– Как напишу.
– Долго еще?
– Я же не детали на станке делаю. Всему свое время. Сам же знаешь.
Мы еще поболтали о разных разностях, вспоминая общих знакомых, и он ушел.
– Не плохой публицист, но ушел в журнал. Там хлеб тоже тяжелый, но зато постоянный, – пояснил я Ирине.
К нашему столику подошел Данила, тоже музыкант.
– Наслаждаетесь?
– Слушаем, – ответил я за всех.
– А что тут слушать? Музыка в общем средняя.
Я взглянул на него: – Мои познания в музыке заключаются в том, что я знаю, что существует всего семь нот. Всего семь. Но вот одним удается с ними сотворить такое, что слушаешь, а от другой хочется бежать. Музыка у него может и средняя, но вместе со словами не так уж и плохо. Для нас обывателей музыка делиться на хорошую и плохую. Плохая это та, которая отдается в душе как металлом по стеклу, а хорошая это когда она затрагивает изнутри, звучит и греет, ласкает, захватывает.
– Да у тебя глубокие познания в музыке, – усмехнулся он, – критик.
– Зато мои, и знаешь, шел бы ты и не доводил меня до греха. Я крупнее и сильнее, могу и врезать. Настроение у меня такое.
Вадим и Ирина слушали наш разговор, не прерывая и встревая.
– Прямо здесь?
– Хочешь узнать? Иди отсюда.
Глаза Данилы в упор посмотрели в мои и, не ответив, он поднялся и ушел.
– Первый пошел, – подал голос Вадим.
– А что будет и второй? – удивилась Ирина.
– Судя по началу, будет. Ты что такой агрессивный? Он же тебя ничем не обидел.
– Он меня обидел уже тем, что подошел.
Вадим не стал спорить и счел за благо промолчать. Вечер шел своим чередом. Я встал и направился к бару, чтобы взять сок.
Тут до моего плеча дотронулись и, обернувшись, я увидел, еще одного знакомого. Вадим был прав, знакомых лиц здесь не мало. Все плавно перетекают с одного вечера на другой. Скучно. Это был Андрей, работник одного из издательств, где иногда печатался. Ранее он пытался писать, но понял, что ему это не дано. Иногда публиковался в газетах с критикой по отдельным произведениям молодых авторов. Маститых он не трогал, боялся получить сдачи, а мелочь распекал, утверждая свою значимость. Но главное было не в этом. Он воровал идеи молодых, и иногда не беря в работу, переделав, выдавал за свое.
– Привет, Сергей, – он попытался меня обнять, но я отстранился.
– Привет, не надо панибратства.
– Да ты, что? Я так, по-дружески.
– Я не знал, что мы друзья.
– Да брось ерепениться. Ты же трезвый.
– А ты привык видеть меня пьяным?
– Ну,… иногда, – хотел смягчить он свой вывод.
– Ты вообще, зачем ко мне подошел?
– Поздороваться.
– Поздоровался? Вот и иди.
– А что ты меня гонишь? Может быть, я хочу, что в баре взять, – возмутился он.
– Потом возьмешь, когда я уйду, – мне он всегда был неприятен.
– Что ты себе позволяешь?
– В отношении тебя, то, что считаю нужным.
– Я могу и обидеться.
– Ты? – удивился я, – у бесхребетных не может быть обид. Тебя природа уже обидела.
– Видимо твои запои, отрицательно сказываются на манере разговора.
– Запои? – я сделал задумчивое лицо, – возможно, но ты там не присутствовал и мне не наливал, а посему считаю твои слова оскорблением. Ты бесхребетник прогибаешься под чужое мнение, своего за свою жизнь так и не приобрел.
– А сам ты кто? Посредственность. Так удалось пару раз написать что-то, что купили, и почиваешь на лаврах прошлого, опираясь на свою фамилию, – начал он визгливо покрикивать.
Бармен, слыша наш разговор, не вмешивался. Он много чего видел и правильно считал, что не его дела влезать в чужие дела.
– Это ты верно сказал, я опираюсь на фамилию, а ее надо иметь, а тебе и опереться не на что. Пусть я посредственность, но пишу, что думаю и пока еще публикуюсь.
– Ну, да, – язвительно заметил Андрей, – скоро публиковать будет нечего. Книги пишут головой, в которой есть мозги, а если там алкоголь…
Он не успел закончить фразу, я взял своей правой ладонью его лицо и оттолкнул от себя.
Вадим, видя общий накал разговора, уже стоял за спиной Андрея и подхватил его, не дав упасть. Прочитав в моих глазах гнев, Андрей ушел.
– Второй пошел, – подвел итог разговору Вадим, – ты что разбушевался? Решил со всеми счеты свести? Ты всегда был бузотером, но надо держать себя в рамках.
– Надоело. А счеты свести это было бы здорово. Сказать поддонку, что он поддонок, лизоблюду, что он лизоблюд и так далее. А можно и в глаз.
– Что так? А Андрей значит попал под горячую руку, и отдувается за всех, потому, как у его сиятельства приступ правды.
– Наверное, так.
Мы повернулись к стойке:
– Это верно, – поддержал Вадим, что иногда хочется все высказать, но не получается. Но что делать в этой ситуации.
– То, что давно хотелось.
– Тогда надо бить сильнее.
– Пожалел. Вот мразь, – и я достал из кармана платок, и вытер ладонь.
– Ты, что это воюешь, дорогой, мою честь защищаешь? – услышал я за спиной нежный голос.
– Ну, вот, еще одна встреча старых друзей, – ответил я на обращение, поворачиваясь. Передо мной стоял Соня, Софья, как любила она себя называть. Выглядела она, как всегда отменно. Фигура была подчеркнута платьем в обтяжку, длиной значительно выше колен, чтобы окружающие могли лицезреть стройность ее ног. Каштановые волосы, спадали на плечи. Глаза из – под длинных ресниц, лукаво смотрели на меня, – а честь ее надо иметь, а где она? Ты свою давно видела? А когда потеряла?
– Давно милый, разве не помнишь? Ах, я потеряла ее не сожалея.
– Ну, когда я проверял твою честь на прочность, ее уже не было.
– Грубо. Очень грубо. А почему старых друзей? Я что так постарела с тез пор, как мы не виделись?
Вадим, взглянув на меня, отошел к столику, где в одиночестве сидела Ирина.
– Ну что ты! Ты выглядишь как всегда прекрасно. Но почему то вопрос старости тебя волнует больше чем вопрос чести?
– Ты прав. Честь потерянную не вернуть, а внешность еще можно поддерживать.
– Но, увы, косметики требуется все больше. Но ноги твои стройности не потеряли.
– Хам, – улыбнулась она мне, – но милый хам, – и она дотронулась своим пальчиком до моего лица, – и мне приятно, что ты оценил мои ноги.
– Сонечка, мне ли не помнить твое тело в неге плотских утех.
– Хочешь повторить?
– Повторить это когда был единственный случай, а мы с тобой не считали.
– Да это так. Так что?
– Прямо здесь? – спросил я с сарказмом.
– Ну, … здесь найдутся отдельные кабинеты, – поддалась она на провокацию.
– Боюсь, что тебе не понравиться так, как я захочу, – решил я нарочно ее потравить.
– У тебя что, появились садистские наклонности? И что ты хочешь?
– Я хочу спать, что тебя вряд ли устроит. Былое нам не повторить. Порыв не приходит по простому желанию. Это только инфаркты приходят повторно, не спрашивая.
– Боишься своей новой пассии, – и она демонстративно посмотрела на Ирину.
– Это не моя пассия и чья вообще не знаю и не интересуюсь. А здесь найдется немало желающих утолить твой плотский голод.
– Аппетит приходит во время еды, но я не голодна, а ты видимо стареешь, – ответила она жестко, – дурак, старый, – и, повернувшись, пошла в глубь зала.
Я посмотрел ей вслед, отметил ее фигуру, бедра, которыми она нарочно покачивала, чтобы я понял от чего отказался, но меня это не трогало. Бывает и такое в жизни. Все вроде бы в женщине есть внешне, а не хочется. Я понимаю, что такой мужчина гад, но иногда хочется побыть и гадом. Я присоединился к Вадиму и Ирине.
– Третья пошла, – подытожил Вадим, – счет продолжать или на сегодня план выполнен?
– Это как получится.
– Мы следующие?
– Вы сверх плана пойдете
– И на том спасибо.
– Красивая женщина, чем вы так ее обидели, – произнесла, молчавшая до сих пор Ирина.
– Отказом. Чем еще можно обидеть такую женщину. Извините за грубость, но я не ложусь в постель по первому желанию женщины.
– Ого, – гоготнул Вадим.
– Вы для нее враг, отказав.
– Нет, она быстро отойдет.
– А что сами предлагаете женщинам?
– Нет, просто беру. Я хищник, а хищники не спрашивают разрешении у жертвы, они просто берут. Меня удивляют вопросы типа «разрешите поцеловать». Поцелуи не спрашивают, их берут. Так и все остальное.
– Все это уже насилие, а так в целом согласна. Но все остальное дело личное по ситуации.
– Ирина, а как вы находите общество? – решил я сменить тему.
– Никак. Я отдыхаю.
– К сожалению, мы рядом с вами, поэтому к вам никто и не подходит. Хотите с кем познакомиться?
– Вы сводник?
– Не в этом плане?
– Нет. Не хочу. А вас, что все бояться? Хотя судя по поведению, есть чего.
– Так это хорошо. Не полезут лишний раз. А так, мы с Вадимом, можем не мешать, – и посмотрел на него, он в ответ кивнул головой.
– Спасибо, но вы не мешаете, да и пора уже.
– Я вас подвезу. Вадим, ты едешь?
– Нет, езжайте, я еще посижу.
– Тогда пойдемте, я только пройдусь по кругу, поздороваться и попрощаться со знакомыми.
Я пошел по залу, чуть задерживаясь около знакомых, чтобы обменяться несколькими фразами и продолжить путь дальше.
Вся процедура заняла не менее получаса.
Когда я подошел к нашему столику, Ирина встала и, попрощавшись с Вадимом, мы вышли из клуба. Садясь в машину, я взглянул на часы. Они показывали половину первого.
4
– И как вам вечер?
– Обычный, ничего не обычного.
Мы ехали по ночному городу, каждый погруженный в свои мысли. Я думал о сидящей рядом женщине. Что ей нужно было среди нас? Это не ее круг, не ее уровень интересов. Хотя, кто знает ее жизнь, кроме нее самой. Может быть, ей как раз и не хватает этой веселости среди будней. О чем она думает? Молчать становилось не удобно, потому я и спросил ее о вечере.
– А о чем думаете?
– Ни о чем. Смотрю на ночной город. Мне нравится ехать ночью по улицам. Иногда о сегодняшнем вечере.
– Поделитесь?
– Нечем делиться.
– Вы впервые на таком представлении?
– На таком да.
– Тогда какие-то мысли должны быть.
– Мне их жалко.
– Почему?
– Не всех, но жалко. Они живут каждый своей одинокой жизнью. У них мало друзей, но много знакомых. Когда герой сегодняшнего вечера прочитал стихи, где каждый хранит свое «я» в душе, он в чем-то лукавил или был рад обмануться. Возможно, лично у него и так, но большинство даже наедине с собой бояться признаться себе в реальности. Жизнь на Олимпе для смертных не долговечна и они это понимают, поэтому стараются прожить этот период времени ярко, и только потом будут жить воспоминаниями, обижаясь на всех, что их забывают. Они, как мотыльки, летят на свет, обжигая вместо крыльев собственные души, а порой и сжигая ее.
