Юрий Глебович Панов
Брод через Великую реку. Книга 1
Однако что-то не даёт. – А как ловко она его! А теперь? Ой, не стоит…
И всё-таки он кинулся. Хруст, грохот, и нападавший вылетел за пределы костра, сверкнув пятками, как и в прошлый раз.
Не помню, как выскочил из палатки. – Чего тут… У вас?!
– Да ну его… Козёл драный, любви захотел! – Наташка тряпкой вытирала потное лицо, показывая на встающего напарника.
– Ты чё? Башню снесло? – смотрю на Володю Два. Почему-то так захотелось дать ему по жирной морде. Едва сдержался: губы у него тряслись, в глазах стоял страх. О какой-то любви и речи не могло быть.
– Идиот! – не знаю, что дальше говорить ему. – Смотри! Чтоб больше – никогда!
Тот машет головой, соглашаясь с каждым словом. Даже жалко становится.
– Извини, я неправ… – бормочет он, подходя к Наташке.
– Это меняет дело. Но чтоб… – Наташка уселась на бревно у костра. – Ты думай своей башкой. У меня же чёрный пояс по айкидо…
– Предупреждать надо… – пробормотал он.
А мне вдруг так смешно стало оттого, как вспомнил его полёты. – Ну, Наташка, молодец! Лихо его!
Так и не заметил, как подкатил сон…
А утром не узнал полянки. Накрытая тонким одеялом из тумана, она казалась точь-в-точь такой, какой однажды я видел берег реки на полотне какого-то китайского мастера. Как это ни странно, но всегда на полотнах этих мастеров меня поражало одно обстоятельство: горы у них рисовались таким образом, что верх горы обрисовывался очень четко, а низ как бы растворялся в белизне холста. Горы просто висели в воздухе!
Вот и в этот раз. Только глянул на утёс, верх которого оброс соснами, и обомлел: утёс парил в воздухе! Точь-в-точь как на той картине. Обрисованная солнцем верхушка, две сосны вверху и одна – ниже, серовато-черный утёс, низ которого застилал туман, опускающийся на глянцевую поверхность реки…
Смотрю на утёс, а, кажется, будто огромный великан склонился над кем-то рядом с рекой Маной, над которой белой пеленой стелется туман, а на берегу расположился наш палаточный городок… Этого просто невозможно забыть! Молочная полоса тумана отрезала реку от утеса, создавая иллюзию парения в воздухе…
– Господи, красота-то какая! – произнес чей-то женский голос, точно угадывая мои мысли. И я даже почти знаю, кому принадлежит этот голос.
– Да. Очень красиво… – с трудом выдавливаю, понимая, что не смогу описать нахлынувшие вдруг чувства. Почему-то становится грустно. – Ну вот, очарование одиночества закончилось. Надо же, оказывается, есть ещё кто-то… Он даже видит и ощущает эту красоту… Так же…
Так и стоим, ощущая некоторую безмятежность в душе. И смотрим, как солнышко съедает нашу красоту… Скоро от тумана над рекой остаётся только легкая дымка.
– Ну что, пойдём умываться? – спрашиваю соседку, а почему-то самому хочется увидеть её большие и притягательные голубоватые глаза. Но неожиданно у костра встречается Наташа.
– Глеб, можно мне замениться? Я уже договорилась с Ниной…
– Да меняйся на здоровье! – тут же вспоминаю вечерние полёты её напарника. И начинаю улыбаться.
Мы умывались холодной водой Маны, с удовольствием ощущая обжигающее её прикосновение. Необыкновенное ощущение чего-то невероятно хорошего уже давно так меня не посещало. И вот… Может быть? Об этом я даже и думать, не смел.
Приятное ощущение разгаданной мною тайны китайского полотна, которая много лет не давала покоя, так и покидало меня всё это утро.
Глава 9. Нападение
Уже четыре часа мы плыли без происшествий. На этот раз ощущать себя заправским лоцманом не позволял недавний случай, но плот уверенно шел по фарватеру. Неожиданно река начала заметно сужаться, а скорость движения – возрастать.
– Глеб, Володя! Будьте осторожны, скоро поворот! – голос Григорича тревожен: Видать и вправду место не очень хорошее!
Река, как норовистый конь, тут же ответила ему: нас с невероятной силой потащило прямо на скалу утёса, серо-желтой вертикальной стеной спускавшегося прямо в воду.
Мы с Володей-Один как ненормальные непрестанно гребли рулевыми вёслами, лишь бы избежать удара, но река с нами делала всё, что хотела. Неожиданно у самого утеса, когда казалось нам, что удар будет неизбежен, она вильнула. А вслед за ней и мы. В какой-то момент плот наклонился так сильно, что все, кто был, чуть ли не попадали на пол, лишь бы удержаться.
– А-а-ах! – вздохнули все, когда плот вернулся в прежнее положение. И даже начали занимать свои прежние места.
Но тут, откуда ни возьмись, появилась большая белая береза, наклонившаяся горизонтально со сломанными, как обрубки, ветвями.
– Ложись! Гребёнка… – крикнул Григорич. – В сторону! В сторону гребите!
Плот, как магнитом притягивался к этой гребенке, возникшей из-за поворота просто ниоткуда. И мы, как ни гребли, ничего не могли сделать!
Все упали на дно. Лишь мне некуда было деться: вот и гребу в сторону изо всех сил!
– А-а! – два острых и толстых сучка гребенки всё же зацепились за кого-то, скидывая их с плота. Даже плот на мгновение наклонился и тут же встал в своё прежнее положение. Затем опять наклонился, но уже в другую сторону, ещё раз качнулся, и ещё наклонился. И мы все в воде! Нет, кто-то висит на сучках гребенки…
Почему-то в этот раз вода мне показалась не такой уж холодной, как в прошлый раз. Странно. Вынырнув, хватаюсь за ребро плота. Остальные делают то же самое.
– А нас? Нас-то забыли! – это, активно борясь с ветками гребенки, пытаются освободиться Аня и Наташа. Наконец, им это удаётся и они, присоединяются ко всем, подталкивающим плот к другому берегу.
Те, кто уже почувствовал дно под ногами, просто начали брести к берегу, а мы с Володей-1 до конца заталкивали плот до берега. А там вытащили на берег и привязали к одинокому дереву веревкой.
– Кажись, придётси привал изделать! – подвёл итог Григорич, под общий вздох упавших на берег туристов.
Наташа выходила на берег как-то скособочено, что ли. Удивительно, но никому это, как ни странно, не показалось важным, кроме Ани и Павлы. Они без слов раздели и обнажили её спину. Порванная рубашка полосами тут же напомнила мне о гребенке. И действительно, три глубокие ссадины, кровоточа, шли сверху вниз. Накинув на Наташу свою куртку, Аня пошла за аптечкой, а Павла направилась за лопухом вдоль берега. Вернулись они почти одновременно.
Скоро наша пострадавшая уже вовсю крутилась возле костра, пробуя на вкус наш ужин.
Ставлю палатку и слышу тихие звуки, слегка напоминавшие шипение. – Ахх! Шши! Ашш! Интересно, что это?
Тем более, что идут они из палатки Ани. Даже интересно становится. Подхожу ближе, заглядываю и вижу: Аня прижигает свои такие же полосы, как и у Наташи. – Вот те раз! Ну и скромница!
Сначала хотел ей разгон устроить. – Почему не сказала сразу? И почему скрывала?
А потом сам себе ответил. – А зачем?
– Дай-ка я тебе помогу? – отгибаю полог палатки и первое, что увидел – её обнаженную грудь. Даже поразился: Такая круглая, полная… И неудобно стало.
– Ой! Да ты чего? Чего надо? Уйди… – зашипела, испугавшись, она, едва увидела меня. И засмущалась, прикрыв грудь тут же руками. А потом отвернулась.
– Да ладно, тебе! Ты глянь, как спина-то располосована. А Пашка где? – демонстративно сержусь, а в глазах её грудь так и стоит. – Давай помогу!
– Не надо. Она щаз придет. За лопухом пошла. Иди. Я сама! – она уже не ругалась, а просила. Даже как-то неуклюже улыбаясь.
Беру пузырёк с йодом и ваточку из рук Ани и начинаю осторожно рисовать ею по ране. Мой подопытный кролик лишь шипит и ахает время от времени. Нечто похожее на необыкновенное сочувствие покатилось по мне, вызывая ласку, смешанную с нервозностью. Когда же всё было закончено, мне почему-то не захотелось этого. Смотрю на её спину, талию, плавно переходящую в бедра, и что-то зажигается там, где-то внутри. Даже и сам не понял, как пальцем потрогал этот притягательный изгиб. И отдернул руку.
Аня вздрогнула и резко с шумом вдохнула воздух. И тут же накинула на себя одежду. Не поворачиваясь ко мне, тихо строго сказала. – Спасибо, Глеб. Дальше я сама…
Некоторая таинственность окутала нас. Я чувствовал, что ни мне, ни ей не хотелось расставаться. И сидели-то мы вот так, не шевелясь, всего мгновение. Но мне оно показалось таким длинным-длинным… Шорох и тяжелые шаги Пашки нарушили наше невольное единение. И не заметил, как из груди моей вырвался вздох.
Встаю. А у входа – Пашка. Так ехидно посматривает на меня. – Мол, что это ты тут делаешь?
– Вот… Раны смазывал… Йодом…– оправдываюсь почему-то и смущаюсь, как молодой.
– Ага, йодом… – кивнула головой Пашка и вползла в палатку. Слышу, уже командным голосом по отношению к Ане. – Аньк, дай-ка, гляну. Как там он… Йодом… Да лопухи привяжу.
Стою почему-то и жду, как она оценит мой труд.
– А ни чё, Аньк. Нормально намазал. – мне даже показалась небольшая ирония в её голосе. – Давай-ка лопухи привяжем!
Почему-то снова вспомнилась её красивая полная грудь. Вздохнув, иду к себе, раз за разом представляя эту картинку, плавный изгиб талии и бедер…
Не заметил, как снова в мыслях вернулся к Веронике. – А как было у неё?
Почему-то память высветила её лицо, но тело, грудь, бедра так и не вспомнил. Вместо неё опять появилась грудь, талия и бедра Ани. – Что же это?
Так бы и лежал в палатке, не понимая, что со мной творится, но тут меня привлёк странный гогот, шум и аплодисменты у костра.
– Великий маг и волшебник из далёкого Китая Поро-Шин приветствует вас! – слышу Пашкин голос, сопровождаемый громкими аплодисментами. Вытерпеть такое не смог и уже через пару минут был у костра. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: предстоит нечто интересное! Пятясь к свободному месту, сажусь на бревно. И вздрагиваю – рядом сидит и смотрит на меня Аня.
Честно говоря, мне почему-то стало безразлично, что там такого вытворяла Пашка, от чего вся наша группа всякий раз ревела от восторга. На меня смотрела девушка. Глаза её говорили мне больше чем, всё вокруг. Вихрь чего-то непонятного поднял меня куда-то вверх, хотя в действительности я не сдвинулся с места, не пошевелился. Но в это время был уже не здесь, а там наверху. И не один. С ней… В этих светло-синих глазах была сила воздуха и воды, сила полёта и покоя, которые разрывали душу, делали её невесомой и непомерно тяжелой одновременно.
Страх змеёй вполз в душу. – Опять?
И всё прекратилось. Рёв толпы вернул меня к действительности, оставляя в душе непомерную тяжесть и грусть. И ещё что-то невесомое и светлое. Это был голос. Он звучал внутри, призывая к чему-то новому, и одновременно вызывая страх снова оказаться у разбитого корыта.
Я снова и снова смотрел на лицо Ани, которое невольно от костра стало похожим на лицо какой-то китайской принцессы. – Почему китайской? И, почему – принцессы? Ведь я их никогда не видел!
И сам не знаю. Голос же всё призывнее звучал, вливая в меня нечто новое. Не понимаю, но её лицо сейчас виделось в каком-то волшебном сияющем свете. Но песня души вдруг стала тише, тише, пока совсем не закончилась, оставляя внутри ощущение пустоты и невесомой наполненности. – Что это было? Я видел снова её глаза и не понимал, где я? Здесь у костра или ещё где-то?
И было-то всего одно мгновение, но что-то во мне безвозвратно изменилось.
До сих пор не понимаю, почему наши руки нашли друг друга. Теперь её рука была в моей, и мне не требовалось смотреть в эти глаза. Поток чего-то хорошего шел прямо через руки. Он нёс меня по реке на плоту, с ней, лицо и тело которой становилось близко и приятно. В какой-то момент мелькнула Вероника, улыбнулась, и прощально помахала мне рукой. И снова вода, поток, буруны.
Я сидел возле Ани, держа её за руку, и молчал. Она сидела и смотрела куда-то вдаль, безразличная, как мне показалось, к тому, что вытворяла Пашка. Мне показалось, что даже вздохнули мы одновременно, провожая куда-то всё старое, бывшее у нас. В какой-то момент глаза снова нашли друг друга. Даже и не заметил, что улыбаюсь просто оттого, что вижу улыбку Ани…
Расставаться почему-то не хочется. Может, это то, нечто большее, что объединяло нас сейчас. Казалось, скажи я сейчас нечто банальное, и всё! Конец всему. Сижу, потихоньку вздыхаю, даже хлопаю в ладоши Пашке, которая, судя по всему, заканчивает своё выступление. Потом подпеваю Надежде. Но всё же думаю сейчас не о песне, а о том, что неожиданно объединило нас с Аней. И это объединяющее нас начало назову просто – Тайна. Может это бред сивой кобылы. А, может, и нет. Мысли спутались в моей голове.
Смотрю на Женю и Тамарку. – Интересно, почему эта пара с самого начала вызывала во мне какие-то смешанные чувства? С чего бы это? Все как-то уже открылись, а эти предельно осторожны… Ничего лишнего не скажут, не обмолвятся, не засмеются… Может, права Павла? Но, если они плохие, то что они задумали?
На ум пришло почему-то выражение деда Афанасия, старого друга моего отчима: «Посмотри как человек поёт в компании. Если не поёт с тобой песни, что нравятся тебе, то это не друг, а пристебай случайный!»
Вот и сейчас смотрю на Тамарку и Женю и думая. – Зачем же вы сюда пожаловали?
Я так увлекся своими рассуждениями, что перестал петь, за что тут же получил увесистый тумак от Пашки.
Все расходятся по палаткам. Аня, оглянувшись на меня, уходит с Пашкой в свою палатку. Кивнув Тамарке и Жене, направляюсь к своей палатке, ещё раз бросив взгляд на заползающую в палатку Аню. Откуда-то со стороны утеса с саперной лопаткой идет Володя Два. – В туалет, видно, ходил… И всё же почему-то мне тревожно… Почему? Ответа нет…
Решение понаблюдать за этой парочкой не покидало меня и тогда, когда все разошлись, а у костра остались дежурные на сегодня – Тамарка и Женя.
Сначала Тамарка сидела молча на своём месте у костра довольно долго, и я уже начал кимарить носом. Но вот она поднялась и пошла к реке, нырнув в темноту. А через минуту появилась снова, неся воду в ладонях. Виртуозно обойдя все препятствия, почти не производя при этом шума, она вдруг оказалась за спиной Жени. Ещё секунда, и она резким движением рук вылила воду ему за шиворот!
Женя взвизгнул, подпрыгнул и резко прогнулся в спине. Тамарка же, смеясь и показывая на него пальцем, отпрыгнула в сторону.
– Ну, погоди! – взревел Женя, вскочив и выставив руки вперёд, и бросился за ней. Но Тамарка была готова к такому развитию событий и тут же бросилась наутёк.
Шум борьбы где-то в десятке метров от моей палатки закончился звуками страсти…
Однако усталость берет своё, и глаза закрываются сами, лишь стоило улечься в палатке.
Знакомый шум и треск неожиданно вошли в моё пробуждающееся сознание. – Мотоцикл? И не один! Откуда здесь? Не понимаю…
Но треск мотоцикла так ясен, что понимаю – это не сон.
– Мужики, да тут баб море! Выбирай ково хошь! – слышу совсем рядом мужской голос.
Несколько теней в темноте двинулись к палаткам. Неожиданно передо мной из ночной темноты возникли два здоровенных мужика.
– Ни хрена себе! – бормочу, на мгновение опускаю кулаки и всматриваюсь в темноту ночи.
Удар в лицо обжог. Даже круги пошли в глазах. Откуда-то изнутри чёрной тенью вырвалась злость. – Ах, ты, сволочь! Значит, ты так? Ну, нет, шалишь, плесень! Сам видишь, я не хотел этой войны!
И горько усмехаясь, поднимаюсь с земли. – Пожалел волк кобылу! Да, видно, напрасно!
Летящую прямо в лицо ногу легко заблокировал и перехватил, как когда-то учили. Даже и не понял, как ударил ногой в живот противнику и локтём по шее. Очухался я только тогда, когда увидел лежащего на земле противника. Даже жалко стало: лежит на земле, сучит ногами и стонет. – Ну что, здоровяк, как тебе?
Но в голове уже другое. – Где ещё один? Их было трое. Нет – четверо. Где другие?
– Ий-и-ххо! – знакомый вопль заставил вздрогнуть и повернуться. Что-то быстрое и черное взметнулось у головы второго нападавшего. Тот даже не пикнул, рухнув на землю. Только тут я увидел Наташку со сжатыми кулаками – это её нога свалила второго здоровяка.
Секунда, и в руках у меня появляется тонкий шарф. Минута и руки у нападавшего туго связаны по локти. – Полежи, малёхо, дружок!
Поднявшись, увидел как Наташка вяжет руки другому нападавшему на меня мужику.
За несколько минут всё в лагере изменилось. – Где дежурные? Где Тамарка и Женька? Где эти чёртовы дежурные?
Ответа не было.
– Лучче отпусти, паразит, а то хуже будет! – это Светка.
Бросаюсь в ту сторону и чуть не сбиваю девушку, которая как небесная фурия возникает прямо передо мной. – Это Наташка? Точно, она!
И. словно в подтверждение моих слов, она подпрыгивает и бьёт ногой парню, нападавшему на Светку, прямо в бок. Тот от боли и неожиданности бросает Светку и поворачивается к Наташке. – Ой, парень, это ты напрасно…
И словно в подтверждение моих слов, Наташка бьёт его сначала в промежность ногой, а потом ещё раз в грудь. Тот с воем отлетает в сторону. Вижу, как Светка с Наташкой вяжут своего врага. – Так, и этот есть. Где другие?
Поворачиваюсь в другую сторону и вижу, как кто-то тащит по земле отбивающуюся девушку.
– Глеб, я с этим. Сама! Аньку спасай! – крик Наташки заставил меня повернуться туда, куда указывал палец Наташки. Какой-то мужик вытаскивал из палатки сопротивляющуюся Аню.
Наташка напала на своего врага сзади. От удара по почкам, он согнулся и повернулся к ней, отпустив свою жертву. Так и не успев понять, что с ним происходит, от ударов Наташки, упал и больше не шевелился.
В свой удар ногой в промежность того гада, который за руку тащил Аню из палатки, я вложил всю злость, которая накопилась за это время. Он замер, отпустил руку Ани и, охватив промежность, охая, упал на землю. Бросившись к Ане, его удар наотмашь в глаз я пропустил… В какой-то момент даже в голове помутилось. Но злость, неведомо откуда взявшаяся во мне, уже овладела всем моим существом. Как и куда бил кулаками обидчика, просто не помню. Помню только одно, как меня оттащили Володя Один и Аня от лежащего на земле парня. – Что это было? Никогда ещё не испытывал такое: бешенство, в котором не ощущается боль разбитого лица, кулаков, а кровь противника ещё больше заводит?
Чья-то ласковая рука гладит мою щёку, вытирает кровь. Уже не вырываюсь, не стремлюсь добить противника… Красно-кровавая пелена временами, охватывающая моё воспаленное сознание всё меньше и меньше возникает. Руки дрожат. Небывалая усталость навалилась тяжеленной ношей, которую вынести больше не в состоянии. Глаза закрываются сами собой.
Только ощущение чего-то ласкового, светлого, успокаивающего, умиротворяющего… Ничего, кроме этого и не надо. Где-то в глубине сознания возникает светлый образ той, которую любил. Разбитые губы шепчут. – Вероника…
Рука вздрагивает. Видение тут же рассыпается. Открываю глаза – на меня смотрит Аня, в глазах которой слёзы. Она убирает руку и всё прекрасное исчезает. Аня встает, ни слова не говоря, и идёт в свою палатку, вытирая набежавшие слёзы. А остановить, позвать, пожалеть, приголубить не позволяет мужская гордость… И только тут понимаю. – Какой же я дурак!
Прихрамывая, иду к костру. Там уже все собрались, чтобы решить судьбу нападавших, которые сидели в стороне и больше не выглядели такими храбрецами, как в самом начале. Здесь и Тамарка: она сидит, охватив свою голову руками от стыда. Женьки нет: он пьяный, валяется рядом за бревном.
Мне же вовсе не хочется участвовать в разборках.
– Решайте сами! – прохрипел им на вопрос, заданный мне и иду в палатку. На разбросанные вокруг вещи из рюкзака не обратил бы внимания, если бы на глаза не попались разбросанные дневники, взятые из дома. Сложив все обратно, иду к костру.
У костра собрались все. Стоянка гудит, как улей. Кто-то восторженно вспоминает, как Наташка уложила одного за другим напавших местных рокеров на землю. Кто-то винит во всём Женьку и Тамарку. Аня, обнявшись с Павлой, молча сидят на бревне, укрывшись одной курткой. Что-то говорит Володя Один и пальцем показывает на парней. Затем – Григорич. Мне почему-то всё равно. Голова болит. Всё в ней путается. Потихоньку встаю и бреду к своей палатке. Стоило только голове коснуться подушки, как всё снова закружилось в бешеном вихре. И только одно лицо всплывает перед глазами. И это – не Вероника!
Глава 10. Именинница
Когда проснулся, было уже светло. От костра идёт вкусный запах картошки и ещё чего-то. Подняв голову, тут же чувствую сильную боль в голове: события ночи вихрем прокатились в сознании. Трогаю лицо, глаза и тут же ощущаю боль. – Ах! Глянуть бы на себя. Небось, всю рожу мне расквасили! Как покажусь?
Вздыхаю. Даже становится как-то легче от этого. – А, ну и пусть!
Поднимаюсь, беру полотенце и выползаю из палатки.
Лагерь пуст. У костра хлопочут Наташа и Света. Даже как-то радостно машут мне рукой. – Ну-ну…
Холодная вода, которой обрызгал своё лицо, совсем не чувствуется. – Так-так, знать шибко расквасили. Ну, ладно, Глеб, терпи, дружище! Раньше и не так бывало!
Наклоняюсь к воде и смотрю на отражение: щека вспухла, под левым глазом малиновая опухлость. – Так-так, значит, ждём фингала?!
И всё же от холодной воды мне становится значительно легче. Теперь уже даже смешно становится над тем, как смущаются девушки – хлопотушки у костра, видя мои ночные награды.
– А те, где? – пытаюсь наладить разговор, садясь на бревно.
– Григорич дозвонился. Под утро приехала милиция. Их забрали. Вместе с мотоциклами. – как бы, между прочим, говорит Наташа, стараясь не смотреть на мою разбитую физиономию. И, словно понимая мой следующий вопрос, добавляет. – Григорич разрешил всем спать до одиннадцати. Пообедаем здесь и поплывем дальше.
– Ну, хорошо… – встаю, собираясь уходить. – До одиннадцати. Значит, до одиннадцати…
– Ты куда? А позавтракать? – усмехнулась Наташа. – Нет, уж! Раз встал, давай завтракай!
Отказывать им в таком деле мне не захотелось и скоро, довольный, с набитым брюхом, снова улегся в своей палатке. Почему-то вспомнились разбросанные вещи, когда я вчера входил в палатку. И папка с дневниками… Что-то тревожное снова вошло в душу. – Почему вещи были разбросаны? Что, искали дневники? Кто?! Кому они понадобились? И что в них такое?! Странно как-то это всё… Что ни день, то приключения…
И не заметил, как уснул.
Когда проснулся, был день. От костра, как прежде, шёл вкусный запах.
Выползаю из палатки и тут же ощущаю на своей спине тёплые лучи солнышка. Почему-то становится приятно. Но тут же вспомнилось ночное сражение, дневники и настроение снова упало. – Надо бы почитать записи… Почему они кому-то понадобились? И кому… Вот выйду, и все увидят здоровенный фингал под моим глазом!
Скрывая заплывший глаз полотенцем, бреду к берегу реки и облегчённо вздыхаю, проскочив мимо лишних глаз. Набираю в ладони воды и с наслаждением поливаю опухшее лицо: приятная прохлада заливает душу блаженством. – Как хорошо! Ещё! Ещё раз! И ещё…
Обмывшись холодной водой Маны, вдруг забываю о фингале: за кустарником в десятке шагов слева от меня чуть слышно девичье воркование. – Похоже, я даже знаю, кому оно принадлежит!
Но тут же останавливает боль в глазу. – Ах ты, ёлки-моталки, у меня же рожа расквашена…
Настроение мигом испортилось. Тихо обернув полотенце вокруг головы наподобие тюрбана, и прикрыв им свой подбитый глаз, иду к палатке. Ни о чём не хочется думать. Глаз болит и постоянно напоминает о себе. Да и смотреть одним глазом не очень-то привычно.
Палатка моя собрана и уже закреплена на плоту. Обедать, как это сделали многие из проснувшихся поздно туристов, не иду. Нет настроения. Сижу с Григоричем на плоту, да жду, когда все соберутся. Он помалкивает, слегка лукаво поглядывая на мой малиновый фингал. Да и мне что-то не разговаривается.
К счастью, народ не выспался, поэтому не очень-то был разговорчив. А на плоту и вовсе впал в сонное состояние. Так и плыли. Кроме меня, Володи Один и Григорича ни одного бодрствующего человека не плоту не оказалось. Собственно и плыли-то мы не долго – часа три, но так никто и звука не подал.
В какой-то момент, увидев большую поляну с родником и утесом, Григорич, показав пальцем на ровный берег, приказал: – Причаливай! Здесь ночевать будем!
Удивляюсь, до чего же хитрый народ пошёл! Они словно ждали этих слов: сразу же резко зашевелились, заулыбались. И сна как не бывало! Ну, и, естественно, как горох посыпались на поляну. А мне, как обычно, пришлось привязывать плот.
– Слышь, капитан, а у нас ведь есть именинница!
От неожиданности вздрагиваю. – Кто его знает, что ещё придумала Пашка?
Но быстро прихожу в себя. – Да. И кто это?
– Ну, и где твоё чутьё? – в голосе Пашки уже звучит ничем не прикрытое возмущение. – Нет, ну вы поглядите-ка… Все вы, мужики, видать, одинаковы! Да открой зенки: она ж рядом с тобой совсем недавно была!
– Чё, Анька? – с трудом доходит до меня. – Ну, значит, есть повод…
Пашка повертела пальцем вокруг своего виска, показывая мне, что мы, мужики, дураки, и ничего, кроме выпивки не признаём. Нам, мол, повод только бы имелся. Покачав укоризненно головой в мой адрес, неожиданно заулыбалась. – Да откуда оно у вас?!
– Ну, вы там что–нибудь сообразите…
Чешу затылок. – Так, есть именинница. С едой они сообразят. А выпивка? Нужны цветы…
Смотрю по сторонам: А место-то вроде и вправду ничего! Ровная поляна метров сто на сто пятьдесят. По краям есть и цветы…
Палаточный городок быстро появился на берегу. А у меня из головы никак не выходит вопрос выпивки. – Где же её достать?
С цветами обошлось всё хорошо – мы с Володей Один собрали большой букет из дельфиниума с его ярко синими цветами, каких-то крупных красных цветов. Вообще-то, я не очень и думал о том, как они называются. Просто рвал те, к которым тянулась рука сама – они мне почему-то нравились.
– Капитан, а чо с выпивкой? – вопрос Володи Один полосонул по больному.
– Да, как же быть с этим? Кроме того, лоцман строго-настрого запретил выпивку, введя ещё с самого начала сухой закон. – ворчу тихо-тихо.
– Может сбегать до ближайшей деревни? – Володя Один как будто не слышал моего ворчания. В его голосе было искреннее желание решить трудную проблему.
– Если бы Григорич разрешил… – не скрою: и мне самому было как-то не очень хорошо отмечать день рождения без выпивки. – Я-то не против. Но ближайшая деревня отсюда в десяти километрах. По карте. И времени надо два часа туда и два обратно. Не успеть! Стемнеет.
– Ладно, давай на сухую…
Знакомый звук чашки, ударенной об ложку, окончательно испортил настроение. – День рождения справлять… И на сухую! С разбитой рожей. Где же справедливость?
Когда мы с тремя букетами цветов появились у заранее установленного стола с крышей, там уже собрались почти все наши. Только именинницы не оказалось. – Ну и хорошо!
Один букет я оставил себе, а другой передал Пашке. Володя свой букет отдал Григоричу, что-то шепнув ему на ухо. После чего они хитро заулыбались, как старые заговорщики.
Аня подошла к столу, когда там уже все собрались, и время от времени поглядывали в её сторону.
Пашка встала, и как дирижер взмахнула руками. Мы же, вдохнув побольше воздуха, выпалили хором. – С днем рождения, Аня!
Аня от неожиданности раскрыла рот, заулыбалась, счастливо всплеснув руками: к ней шла Пашка с букетом цветов!
Меня словно невидимой пружиной сдернуло с места: и сам не понял, как оказался возле неё и, вручив букет, чмокнул в нежную приятно пахнущую щёку со словами «Поздравляю!». И отошёл
Сзади напирал Григорич. – Мы все поздравлям тебя, Анька! Ты, дефькя баская. Вот. Мужика ба тобе хорошева!
Аня красная от смущения, слов и поцелуев, перебирала пальцами цветы. В глазах навернулись слезки, вызванные благодарностью, перемешанной с обидой на Судьбу, которая всё никак не даёт суженого.
– Да за таку дефьку ба и не грех выпить… – вырвалось у Григорича. Он оглянулся, надеясь, что его никто не услышал, но было уже поздно.
– А у меня есть! – обрадовался Женька.
– Ну, как же – появился повод поддать на законных основаниях! И Тамарке уже ничего не сделать…
И через минуту на столе появилась бутылка водки. Разливая водку в большую кружку, вижу: как сами собой заблестели глазки, и не только у мужиков.
– Прежде чем кружка эта пойдёт по кругу, пусть Григорич скажет своё слово имениннице! – объявляю на правах капитана и передаю ему кружку с водкой. Тот даже покраснел от неожиданного признания его заслуг и уважения.
– А я чё? Я уже ей сказал: Дай бог тобе шшастья! – и сделал большой глоток. Затем хитро подмигнул Пашке и передал ей кружку.
– Я желаю тебе, подружка, найти, наконец, того, кто смог бы идти с тобой рядом по жизни! – Пашка глотнула из кружки, сморщилась, проглотила обжигающую жидкость и передала её Наде. Потом обняла и поцеловала Аню в щёку.
– А я желаю тебе любви, которая несла бы тебя по жизни как на крыльях! – Надя выпила глоток и передала кружку дальше.
– Счастья! Здоровья! Детей! – неслось по кругу вместе с кружкой, которая, обойдя весь стол, вернулась ко мне.
– За эти четверо суток река преподнесла нам немало сюрпризов. И мне, как капитану, приходилось не раз опираться на таких надёжных людей, как наша именинница. Давайте пожелаем ей и дальше оставаться такой же открытой, доброй и сердечной! – говорю и сам удивляюсь тому, как складно льются из меня нужные слова. Может это оттого, что сказал искренне?
Водка почему-то показалась мне даже ничуть не горькой. – Может, это оттого, что были остатки? Или соскучился по своим попойкам? Нет. Здесь было что-то другое.
В кружке ещё оставалась водка. – Воздух? Люди? Обстановка?
Аня взяла кружку. Почему-то именно в этот момент она показалась мне особенно привлекательной. – Захмелел? От глотка водки?
– Вы так много сказали обо мне хорошего, что, пожалуй, скоро загоржусь и зазнаюсь! – она густо покраснела.
– Только попробуй! – угрожающе произнесла Пашка, улыбаясь во весь свой рот. А все рассмеялись.
– Спасибо вам за этот день рождения… Я ведь и сама про него забыла! А как вы узнали? – вдруг она поняла, кто это выдал её, и лукаво погрозила пальчиком Пашке. Неожиданно прослезилась, и почти всхлипывая и вытирая набежавшие слезки со щёк, добавила. – За вас!
Аня под аплодисменты допила остатки водки и села на своё место, уже больше не смущаясь всего того, что с ней неожиданно приключилось. И открыто изумилась тому, что в конце трапезы на стол был водружён именной торт с надписью «С днем рождения Аня». Улыбаясь, разрезала торт, и больше не скрывала своего счастья от общения с друзьями…
– Молодцы, девчонки, вкусный получился! – подвела итог Пашка, запихивая последний кусок торта в свой рот и поглядывая, не остался ли лишний кусочек. – Как вы умудрились его сделать за час?
– А мы столкали туда всё печенье, что было у нас под рукой! – Светка, Наташка и Нина явно лукавили: им пришлось потрудиться немало, чтобы торт получился вкусным.
Аня подошла к ним и поцеловала каждую из них прямо в щёку, ибо поняла, что сумели сделать они за столь короткий промежуток времени. – Спасибо, девчонки! Торт – просто загляденье!
