Юрий Александрович Штаб
Закат Пятого Солнца
Гонсалес, окруженный своими «телохранителями», не видел удара, которым Себастьян выиграл сражение, поразив вождя. Когда враги дрогнули и побежали, то многие индейцы кинулись за ними в погоню, однако те, что защищали Фернана, даже не двинулись с места. Видимо, им еще до начала сражения дали команду уберечь столь ценных чужеземцев.
Риос не участвовал в погоне за убегающими. Растолкав «телохранителей», он склонился над Гонсалесом, который, весь залитый своей и чужой кровью, как раз хотел встать. Себастьян уверенно положил широкую ладонь ему на грудь.
– Лежи. Куда попали?
Риос, как и любой опытный солдат, не раз оказывал себе и другим медицинскую помощь прямо на поле боя и хорошо в этом разбирался. Обследовав глубокую рану на правом плече, он бесцеремонно сорвал плащ с одного из убитых индейцев и сделал тугую повязку.
– Это временно, чтобы кровь остановить и мышцы не повредить. Потом, когда разобьем лагерь, займусь твоей рукой всерьез.
– Я ее не чувствую, – преодолевая тошноту, пробормотал Фернан.
Удар чужого копья ошеломил его. Только что он бился как вихрь, сражая одного противника за другим, и вот через мгновение боль разорвала плечо, ноги подкосились от слабости и пальцы отказались слушаться. А где-то из глубины сознания поднимался ужас – он совсем не чувствовал руку. Ту самую руку, которой привык держать оружие, которая делала его великолепным бойцом и повиновалась охотно и беспрекословно. Фернан смотрел на нее, не в силах поверить, что рука его предала и повисла плетью, а он не может даже сжать пальцы в кулак.
– Это пройдет, – успокоил его Себастьян. – Так бывает после ранения. Мышцы целы. Там ничего страшного. Через пару дней будешь совсем здоров.
Фернан с подозрением смотрел на друга. Риос явно пытается его успокоить, не желая говорить страшную правду! Не может быть, чтобы рука исцелилась и снова служила хозяину так же исправно, как и до ранения! Она как будто тряпичная, висит, ни на что не реагируя и только посылает по всему телу импульсы боли.
Себастьян увидел отчаяние в глазах товарища и заговорил:
– Фернан, вспомни мои шрамы! Я после ранений чувствовал себя так, что вообще не верил, что смогу выжить. Но все обошлось. Я тебе точно говорю, что твоей руке ничего не грозит. Болит? Ну, значит, заживает. Вот если бы не болела, тогда стоило бы переживать.
После этого конкистадоры осмотрелись по сторонам. Их помощь больше не требовалась. Вражеская армия рассеялась и ее солдаты думали лишь о спасении. За ними гонялись дружественные испанцам индейцы и десятками брали в плен. А вот телохранители чужого вождя не пожелали спасаться бегством и почти все погибли. Самым же удивительным стало то, что сам вождь выжил. Массивный деревянный шлем смягчил удар Себастьяна и правитель, хотя и раненый в голову, все-таки не умер. Сейчас он, связанный, шел в окружении нескольких воинов. Эта группа направлялась к вождю победивших. Тот бесстрастно сидел в своем паланкине, в окружении ликующих вельмож и жрецов. К нему же направились и испанцы.
Вождь спустился с носилок и приветствовал двух чужеземцев, которые помогли его армии одержать победу. Приветствия и благодарности Фернан пропустил мимо ушей. Перед глазами все плыло, голова кружилась от слабости, боль и тревога из-за ранения не давали ему насладиться триумфом от победы. Гонсалесу казалось, что время растянулось бесконечно, а вождь все говорит и говорит, упиваясь своим красноречием. Молодой испанец чувствовал, что еще немного и он упадет в обморок. И только гордость сейчас поддерживала его. Не хватало еще показать свою слабость перед дикарями!
На самом деле вождь ограничился буквально двумя-тремя фразами, после чего позвал лучшего из своих лекарей. Себастьян решительно воспротивился вмешательству этого немолодого, но подвижного и живого в движениях индейца. Он сам хлопотал над раной друга.
Фернан лежал на сложенных стопкой хлопковых плащах и жутко сердился. Его окутывал сон. Боль отступила, а навалившаяся слабость властно советовала закрыть глаза и уснуть. Но не тут-то было. Над плечом склонился Себастьян, и от каждого движения друга руку Гонсалеса как будто обжигало каленым железом. Фернан пытался собраться с силами и потребовать от Риоса, чтобы тот перестал его мучить, но из груди доносилось лишь тихое бессвязное бормотание. Чьи-то заботливые руки вытерли разгоряченное лицо влажной тканью и поднесли к губам флягу с водой. Через несколько секунд раненый испанец провалился во тьму.
Пришел в себя он уже на обратном пути. Открыв глаза, Фернан обнаружил, что парит в воздухе, а перед глазами раскинулось бескрайнее небо. Повернув голову направо, он понял, что его несут на носилках. Рядом шагал Себастьян, который сразу же обратил внимание на друга.
– Очнулся? Слава богу. Мы возвращаемся домой.
– В Севилью?
Риос с подозрением посмотрел на друга, не понимая, то ли Фернан его подначивает, за определение индейского города как «дом», то ли раненый пока не совсем соображает.
– Нет, к сожалению, пока не в Севилью. Твоя рана заживает, руке ничего не грозит, так что не беспокойся. Но ты потерял много крови, поэтому лежи смирно.
Поход продолжался еще два дня. Слуга Луис снова сопровождал испанцев. После битвы он поучаствовал в ловле разбегавшихся вражеских солдат и даже сумел одного из них пленить. Теперь парня просто распирало от гордости. Он рассказал конкистадорам, что изначально вождь планировал пойти дальше и завоевать чужой город. Но они взяли слишком много рабов и охранять такую толпу во время сражения было бы сложно. Поэтому войско возвращалось домой.
Невольники, со скрученными за спиной руками, связанные по десять-двенадцать человек, шли отдельно под присмотром солдат. Фернан, глядя на них, в очередной раз вспомнил, как они с Себастьяном когда-то так же попали в плен. Он не радовался этой победе. Гонсалес предпочел бы вообще не вмешиваться в войны между индейцами. Он хотел только добраться до Кубы.
В городе победителей встречали с неописуемым восторгом. Жители тысячами высыпали навстречу, одетые в лучшие наряды и украшенные драгоценностями. Вернувшихся с триумфом воинов обвешивали цветочными гирляндами и забрасывали венками. Испанцы в очередной раз заметили, что индейцы очень любят цветы. Торжественному рычанию труб из больших морских раковин гулко вторили барабаны, а густой дым из курильниц накрыл всю центральную площадь. Сквозь эту туманную пелену проступали вершины пирамид, где горели костры.
И лишь пленники не разделяли общего настроения. Многие из них испуганно и беспомощно озирались по сторонам и помимо воли втягивали головы в плечи. Некоторые, правда, пытались показать, что их не испугать. Такие держались подчеркнуто равнодушно, стояли прямо и бесстрастно взирали на картину чужого торжества.
В тот же день вождь пригласил конкистадоров в свой дворец. Фернан к этому времени немного окреп. Слабость отступила и он уже не шатался на каждом шагу. К тому же к руке постепенно возвращалась чувствительность, так что Гонсалес преисполнился оптимизма. Теперь подарки посыпались на конкистадоров бесконечной вереницей. Луис и остальные слуги сгибались под грузом расшитых перьями плащей, мешков с какао-бобами, ожерелий из бирюзы, яшмы и нефрита. В итоге испанцы отослали носильщиков в свою резиденцию, а сами остались на пир.
Решив, что чужаки уже лучше говорят на его языке, вождь принялся их расспрашивать.
– Где ваша земля?
Испанцы переглянулись. Отвечать следовало осторожно. В городе знали, что они пришли с юга, но рассказывать правдивую историю с неудачной экспедицией, блужданием по джунглям, пленением и бегством было бы опрометчиво. Фернан задумался. Что вообще ответить? Попытаться ли припугнуть правителя рассказами о могуществе Испании, зримым проявлением которого являются они с Себастьяном? Возможно, вождь решит, что с таким великим народом нужно дружить. А если он наоборот подумает, что два чужеземца являются шпионами, которые разведывают на кого бы здесь напасть и посчитает, что безопаснее всего их убить?
Собравшись с мыслями, Фернан ответил:
– Она далеко. За лесами есть вода, много-много воды, а за ней наша земля.
– Там храбрые воины? – поинтересовался вождь.
Фернан подтвердил, а индеец продолжил расспросы.
– Там делают это? – он указал пальцем на кирасы, потом на шлемы и оружие.
– Да, – вступил в разговор Себастьян. – Мы хотим найти здесь друзей. Вы наши друзья.
– Как дойти до вашей земли?
– Нельзя дойти, – покачал русой головой Риос. – Много воды, далеко.
В ответ вождь произнес несколько слов, значение которых испанцы не поняли.
– Наверное, он говорит о плавании, – догадался Фернан. – Мы до этого жили среди индейцев, у которых рядом не было большой реки или озера, только колодцы с водой, поэтому мы просто не знаем таких слов как «плыть» или «корабль».
Вождь, сообразив, что его не понимают, постарался высказаться как можно проще:
– Мы пройдем через лес, пройдем и через воду. Храбрые воины, такие как вы. Они готовы сражаться? Что они любят? Перья, украшения, какао? Я щедрый господин.
В это время в зал вошел один из военачальников и вождь оставил гостей для решения каких-то вопросов. Себастьян же, проводив индейцев изумленным взглядом, рассмеялся.
– Ты понял, чего добивается наш дикарский князь? Он, похоже, раздумывает над тем, как бы привлечь испанских солдат в качестве наемников! Раз уж два белолицых чужеземца помогли одержать победу в такой сложной ситуации, то на какие чудеса способен хотя бы тысячный отряд?! В мыслях он уже, наверное, завоевал весь Новый Свет.
Фернан не удержался и тоже расхохотался, но сразу же поморщился из-за резкой боли в раненом плече. Действительно, смешно было представить, как на Кубу приплывают большие индейские лодки и туземцы начинают вербовать конкистадоров, обещая им мешки какао за военную помощь. А уж как удивились бы этому предложению сами испанцы!
Вождь вскоре вернулся и сказал, что к этому разговору они еще вернутся, но пока что все его время будет посвящено подготовке к предстоящим церемониям в честь великой победы. Испанцы вернулись в свои покои.
– Впереди большой праздник, – заметил Фернан. – Насколько я понимаю, такое мероприятие невозможно без жертвоприношений. Дикари опять будут тешить идолов, вырезая пленникам сердца. И мы приложили немало сил для того, чтобы демоны досыта напились крови.
– Друг мой, мы ничего не можем сделать. В этой войне в любом случае один город бы победил, а другой проиграл. И победители, разумеется, теперь станут резать побежденных. Мы даже не могли отказаться от участия в сражении. Пускай дикари живут так, как сами знают. Пока что у нас не хватит сил, чтобы ниспровергнуть их кровожадных идолов. Тут нужно целое войско.
– Ладно, давай пока о другом. У нас появился реальный шанс добраться до морского побережья, – отринув мрачные мысли, сказал Фернан. – Если вождь нам поможет договориться с местными моряками, то можно отправляться прямо на Кубу. Думаю, у прибрежных жителей лодки все равно куда лучше той, которую мы смогли бы сами смастерить.
– После праздников мы обязательно договоримся с вождем о подготовке к плаванию, – решительно кивнул Себастьян. – Если удастся уговорить его снарядить большую лодку, то мы и в самом деле до Кубы доберемся.
– Вождь будет ждать, что мы поможем ему набрать солдат для его армии, – напомнил Фернан. – Ты же понимаешь, что это невозможно.
– Разумеется, наши земляки не станут сражаться за интересы этого несчастного язычника. Впрочем, обижать его не стоит. Если вождь заключит союз с испанцами, то это в любом случае принесет ему немало выгоды. Да и нам тоже. В этих диких землях у нас появятся друзья, которые снабдят нас припасами, проводниками и переводчиками. Опираясь на союзных индейцев, конкистадоры смогут начать всерьез колонизировать эту территорию.
– Так, что-то мы с тобой разогнались, – рассмеялся Фернан. – Вождь в мечтах уже захватил весь Новый Свет благодаря нашим наемникам, а мы мысленно уже и сами покорили весь Новый Свет, опираясь на союз с ним. Давай посмотрим, что же у нас получится в реальности.
На следующий день должен был стартовать великий праздник. Для испанцев ожидание было наполнено тревогой. Они подозревали, что дело не обойдется без какой-нибудь неприятности. И, как оказалось, не зря.
15. Праздник
На следующий день праздник начался с самого утра. Испанцы бродили по городу, с интересом глазея по сторонам. За ними, как и обычно, ходили слуги, а Луис старался объяснить все, что было непонятно чужакам. Конкистадоры уже довольно сносно понимали местную речь, да и сам слуга усиленно старался выучить испанский, так что разговор звучал как жуткая мешанина слов, взятых из двух языков и сдобренная жестикуляцией.
Центральную площадь заполонили тысячи людей. Тут и там группы музыкантов дули в трубы и били в барабаны, приплясывая в такт мелодии. На небольшом участке индейцы развели костер и, как только дрова прогорели, двое мужчин прыгнули на пепелище и начали танцевать, топчась ногами прямо по раскаленным углям. Зрители подбадривали их криками, а испанцы в очередной раз удивились тому, как местные жители любят себя мучить. Чуть дальше десяток индейцев разыгрывал какое-то театральное представление. По словам Луиса, это был ритуальный танец, в котором показано, как ягуар преследует свою жертву. Один из актеров и в самом деле носил куртку и штаны, разрисованные оранжево-черным узором. Голову же его закрывал шлем, изображавший голову ягуара.
Но все это была лишь прелюдия. Задолго до полудня жители собрались у подножия высокой пирамиды. С самыми мрачными предчувствиями испанцы тоже подошли поближе. На верхней площадке уже стояло несколько жрецов. За их спинами виднелся каменный храм.
В курильницах тлела трава и благовония. Фернан закашлялся и спросил:
– Луис, зачем вы постоянно жжете эту гадость?
Индеец попытался изгнать из взгляда снисходительность. Как тут не сочувствовать этим чужеземцам, которые, словно малые дети, не понимают иногда самых простых вещей?
– Это драгоценная смола копал, угодная богам. Как же можно взывать к их милосердию, если они тебя не услышат? Нужно обратить на себя внимание. Боги чувствуют запах, он им приятен, поэтому они с интересом и благосклонностью взирают на людей и внемлют их молитвам.
– По-моему, они еще и какой-то дурман подмешивают в курильницы, – заметил Себастьян. – У жрецов, когда они надышатся этого дыма, глаза получаются мутные, как у людей, что употребляют опиум.
– Сейчас начнется самое главное, – скороговоркой произнес Луис. – Смотрите.
К подножию пирамиды воины подводили связанных пленников. Практически раздетые, в одних набедренных повязках, они были с ног до головы разрисованы синей краской. Их насчитывалось около трех десятков. Большая часть из них выглядела откровенно испуганной. Они не могли унять дрожи и с отчаянием оглядывались по сторонам. Несколько человек, как будто загипнотизированные, не отрываясь смотрели на верхнюю площадку пирамиды.
– Смотрите, смотрите! – возбужденно зашептал Лиус, указывая на одного из обреченных. – Вот он. Это тот воин, которого я сам поймал. Я догнал его, схватил за волосы и поверг на землю в день битвы. Теперь его подарят богам.
– А с остальными что сделают? Мы тогда взяли в плен не меньше двух сотен человек.
– Они будут рабами. И лишь некоторых отдадут богам. Мне повезло. Моего пленника выбрали среди прочих. Значит, это я подношу жертву. Боги будут ко мне милостивы. Это большая честь. Для меня и для него.
Индеец, взятый в плен Луисом, как будто почувствовал, что говорят о нем. Он повернулся к толпе, высматривая хоть какой-то шанс для спасения. Губы у него заметно дрожали.
– Он, кажется, не слишком рад оказанной чести, – хмуро заметил Фернан.
– Да, предстать перед богами – это большое испытание, – охотно подтвердил Луис. – Боги грозны и суровы. Это проверка мужества. Тут нужна немалая отвага. Но настоящий воин мечтает об испытаниях и подвигах. Любой из них жаждет умереть под ножом жреца. С раннего детства они готовятся к битвам. И каждый желает захватить пленника, привести его в свой город и отдать жрецам. И каждый знает, что наступит время, когда его самого поймают и подарят его жизнь богам.
С этими словами Луис улыбнулся и приветливо помахал рукой индейцу, которого пленил. Тот обратил внимание на жест, но испанцы так и не поняли, узнал ли предназначенный в жертву своего победителя или нет. Индеец стоял, скованный ужасом и только мелко дрожал. Через несколько секунд воин приказал ему подниматься по каменной лестнице на вершину пирамиды. Пленник отчаянно замотал головой и уперся. Тогда двое солдат схватили его под руки и потащили наверх. Судя по этому эпизоду, все же не каждый воин мечтал поскорее отправиться к богам.
Один за другим остальные раскрашенные синей краской индейцы поднимались на верхнюю площадку. Некоторые шли неохотно, понукаемые толчками в спину. Несколько человек наотрез отказались идти, так что их тоже пришлось тащить волоком. Но четверо взбирались по крутым ступеням спокойно и уверенно.
– Вот настоящие воины, – с уважением заметил Луис. – Храбрецы, которые знают, что их долг в том, чтобы боги всегда были сыты. Они достойно предстанут перед создателями мира.
В этот момент к основанию пирамиды, окруженный жрецами и сановниками, подошел и правитель. Рядом с ним, ведя дружескую беседу, шагал вождь вражеского войска. Тот самый, которого чуть не убил Себастьян. Раненая голова знатного индейца оказалась перевязана. Но поверх повязки он надел пышный головной убор, похожий на тюрбан из многих слоев красной ткани, расшитой перламутровыми ракушками и нефритовыми бусинами. Дорогой плащ укрывал его плечи. Пленник держался весело и непринужденно.
– Здесь многое похоже на наш мир, – заметил Себастьян. – Вот и пленный вождь так же бодр и полон радости, как любой крупный феодал в Европе, который даже в плену живет припеваючи. А что ему грустить? Ну зарежут несколько его солдат. Сам-то он, судя по всему, откупится и вернется домой, как ни в чем не бывало.
Фернан горько усмехнулся. В словах Риоса звучала досада человека, который сам побывал в плену и знает, каково приходится простому солдату, которого некому выкупить. Гонсалес помнил, что Себастьян когда-то успел вкусить невольничьей доли после неудачной битвы с мусульманами в северной Африке.
А вождь, вместе со всем окружением, подошел к испанцам. Он приветствовал своих лучших бойцов, поинтересовался, как заживает раненая рука Фернана, после чего приступил к самому главному.
– Великий вождь, которого вам удалось победить в сражении, отправляется к богам.
Фернан и Себастьян удивленно вскинули брови. Если они не ослышались, то главного пленника сейчас зарежут на алтаре. Неужели вот так расточительно здесь обращаются с вождями? Не попытаются отдать за выкуп, не станут использовать в своих политических целях? Сам приговоренный выглядел веселым и вполне довольным. Похоже, некоторые индейцы искренне считали, что они идут прямо в объятия небожителей.
– Он желает, чтобы тот, кто сразил его своей рукой, сам же и помог ему уйти к богам.
Ошеломленные этой просьбой, конкистадоры переглянулись.
– Луис, я, может, что-то неправильно понял? – с надеждой пробормотал Себастьян. – От меня хотят, чтобы я лично вырезал вождю сердце?
Слуга тут же оживленно закивал, причитая и воздевая руки вверх:
– Да, да! Такая честь! Лично провести ритуал! Боги будут к тебе милостивы. Твое страшное оружие поможет это сделать. Ты великий воин, господин, и достоин такой славы.
Фернан впервые обрадовался своему ранению. Рука заживала, но силы в ней еще не ощущалось. А ведь будь он здоров, то и его могли попытаться привлечь к жертвоприношению. Но в любом случае, что же теперь делать?! В глазах друга Гонсалес видел почти такой же ужас, какой отражался и на лицах пленников, которых потащили на вершину пирамиды. К тому же Себастьян был явно растерян. По правде, тело Фернана сейчас начал сковывать точно такой же страх. Он мгновенно осознал всю безвыходность ситуации.
– Друг мой, мы пропали, – прошептал Риос. – Я не погублю свою душу участием в этом дьявольском ритуале. А отказ наверняка сочтут оскорблением идолов и нас с тобой сейчас и самих зарежут. Луис, скажи правителю, что я не могу.
– Как так, господин?! – прошипел на ухо Себастьяну слуга. – Это большая честь. Нельзя отказываться! Это обидит не только богов, но и вождей.
Риос как будто тисками сжал локоть молодого индейца и прошептал в ответ:
– Выдумай что-нибудь! Что хочешь!
– Да нет причины для отказа… – растерянно пробормотал слуга, морщась от боли.
Вождь переводил удивленный взгляд с одного испанца на другого. В глазах, подобно сокрушительному цунами, начал подниматься гнев. Его приказ не спешат исполнять, причем это неповиновение происходит на глазах у всей знати, да еще и при чужом вожде! Да и в чем тут может возникнуть заминка?! Любой воин мечтал бы о такой чести, а чужеземцы почему-то явно не рады.
Себастьян понял, что от Луиса помощи ждать не приходится. Слуга действительно не мог дать совет, как бы отказаться от участия в ритуале. Риос коротко рассмеялся, закинув голову вверх. Солнце, беспощадный бог майя, гневно резануло его по глазам за такое неуместное веселье. Себастьян вынужден был зажмуриться. Оно давно его заждалось. Солнце собиралось насытиться его сердцем еще в первом городе, но тогда испанцы сумели сбежать. Потом этот бог так старался, пытаясь лишить конкистадоров сил, чтобы они не смогли уйти от погони. Затем намеревался убить путников жарой и жаждой. Он долго ждал своего шанса. И вот дождался.
Себастьян опустил слезящиеся от яркого света глаза на Фернана и произнес:
– Прощай, друг мой. Дальше тебе придется идти одному. Прости меня за Чику.
Потом он повернулся к вождю и сказал:
– Я не могу выполнить эту просьбу. Я верю в бога, который не разрешает убивать людей на алтарях. Мой друг мог бы вам помочь, но у него ранена рука, и он еще не скоро сможет держать в ней оружие. Поэтому придется искать кого-то другого, кто исполнит ритуал.
Индейцы поняли, может быть, и не всю тираду, но главное уловили. Вождь казался настолько шокированным такими словами, что некоторое время просто не знал, что и сказать в ответ. Потом он веско сказал:
– Ты в моем городе. Здесь правят мои боги. Ты должен совершить ритуал.
– Я не могу, – твердо ответил Себастьян.
Рядом на ухо что-то начал тараторить Луис, но испанец его не слушал. Какие тут могут быть аргументы или объяснения? Выбор сделан. Риос собрал все мужество и постарался вести себя так же непринужденно, как и пленный вождь. В конце концов, неужели он уступит в самообладании дикарю? Тот перед ликом смерти невозмутим. Испанскому кабальеро не пристало впадать в отчаяние и показывать страх перед врагом. Фернан рядом застыл, лихорадочно пытаясь найти какой-то выход. Что сейчас можно сказать или сделать, чтобы оправдать Себастьяна?! Он шумно вдохнул, подбирая хоть какие-нибудь слова…
Риос обернулся к Гонсалесу. Взгляд его серых глаз был резок и беспощаден. Так смотрит стрелок, целясь во врага. Слова прозвучали отрывисто и грозно:
– Молчи и ничего не делай! Вообще не вмешивайся. Ты ничем не можешь помочь. Доберись до Кубы.
Фернан осекся. Он впервые видел своего товарища таким суровым. Себастьян же опять повернулся к вождю, нацелив на него свой пристальный взгляд. Лицо правителя пылало от гнева.
– Схватить его!
Воины, сопровождавшие вождя, сначала неуверенно переглянулись. Этот чужеземец стал для них эталоном воина, чем-то вроде бога войны, воплотившегося на земле. Он сражался так, как ни один из них не умел. Он пробился к чужому правителю и ранил его, тем самым переломив весь ход битвы. Он спас армию от разгрома. Он владел грозным оружием, какого здесь никто раньше не видел. При этом чужеземец был приветливым человеком, который приходил к ним в лагерь и гостил там. Обучал приемам боя, участвовал в пирах…
Вождь оглянулся на воинов. Его лицо озаряла такая ярость, что даже атакующий ягуар не показался бы более грозным. Привычка повиноваться повелителю сделала свое дело. Четыре солдата подошли и схватили Себастьяна за руки, заломив их за спину. Луис тут же юркнул за Фернана, который застыл, как изваяние, слишком шокированный и растерянный, чтобы что-то предпринять. Риос не сопротивлялся. Он мог бы выхватить меч и сложить голову в бою, перед тем перебив десяток не ожидавших нападения индейцев. Но он опасался слишком разозлить местных жителей. Тогда и Фернану уж точно придется несладко. А так, Гонсалес, глядишь, еще и выпутается. Незачем тащить товарища за собой на тот свет. Если повезет, то он и впрямь доберется до Кубы.
А обескураженный Фернан стоял столбом и не знал, что же делать. Первым инстинктивным движением правая рука дернулась к ножнам, но ее тут же пронзила такая боль, что на глазах выступили слезы. За спиной всхлипывал и причитал Луис, сетуя на непонятное упрямство белолицего воина. Гонсалес растерянным взглядом смотрел, как Себастьяна уводят в сторону. Если бы друга потащили по лестнице наверх, то он, не раздумывая, кинулся бы следом и хоть голыми руками, вернее, одной рукой попытался отстоять жизнь товарища. Но Риоса увели куда-то влево, где он потерялся среди толпы. Может быть, еще не все потеряно? Фернан неуверенно поплелся вслед за ним, но несколько воинов преградили ему путь. Сзади за одежду уцепился Луис и другие слуги.
– Нельзя, господин. Тебе нельзя идти. Стой здесь.
Себастьян и сам удивился, когда его подтолкнули куда-то в сторону от пирамиды. Он ожидал, что его прямо сейчас поведут к жертвенному камню. Запястья ему стянули веревкой сзади. Риос твердо шагал, угрюмо глядя на пятно синей краски на кирасе. Видимо, кто-то из воинов запачкался об одного из приговоренных пленников, а потом случайно вымазал и испанца, когда помогал вязать ему руки. Очень символично! Краска как будто предрекала конкистадору его будущее. Себастьяну представлялось, как это пятно ширится по его телу, подобно смертельной эпидемии чумы, что расползается по городу. Синий цвет постепенно поглощает его, уничтожая одежду и доспехи, и глянцевито блестит на голой коже, отражая яркие лучи солнца в тот момент, когда Риоса доставят на вершину пирамиды.
Да уж, не о такой судьбе он мечтал! Себастьян шел, ощущая какой-то металлический привкус во рту. Самому себе он мог признать, что ему страшно. Он много раз рисковал жизнью, но всегда казалось, что шанс на спасение есть. Теперь же он никакой надежды не видел. Умереть вот так! На алтаре во славу чудовищным истуканам! А тело его затем даже не предадут земле. Без славы и гордости, в нищете и безвестности погибнуть под ножом жреца!
Себастьян оглянулся на пирамиду. На ее вершине уже начался виденный им прежде ритуал. Одного из раскрашенных синей краской пленников распластали на каменной плите, растянув в разные стороны руки и ноги. Богато одетый индеец застыл над ним, громогласно произнося речь. Отсюда обсидиановый нож было не рассмотреть, но испанец догадывался, что оружие уже готово. Рядом стоял еще один жрец, сжимая в руках топор с кремневым лезвием, готовый отрубить голову жертве после того, как ей вырежут сердце.
«Нужно будет, когда меня поведут вверх по лестнице, вырваться из рук палачей и прыгнуть вниз! – решил про себя Себастьян. – Все же лучше самому себе выбрать момент для гибели, чем покорно, как баран, идти на убой! Впрочем, дикарей и такой исход вполне обрадует. Вон как они ликовали, когда в прошлом городе какой-то индеец прыгнул со ступеней и разбился. Им бы только побольше крови!»
Потом в голову пришла мысль о том, что христианину не пристало совершать самоубийство. Но как понять, что является большим грехом? Оборвать нить своей жизни или допустить участие в богопротивном обряде, да еще и в роли жертвы!
«Господи, хоть бы этот мой поступок спас Фернана! Если бы нам разрешили еще поговорить напоследок. Он ведь еще совсем мальчишка! Сумеет ли вырваться из этого города, пройти сквозь леса и преодолеть море? Пускай хотя бы он доберется до Кубы!»
Мысли прыгали с каждым шагом, не складываясь ни в нормальную молитву, ни в попытку составить план собственного спасения. Себастьян окончательно сник, полагая, что дикари специально решили отложить его смерть, чтобы помучить напоследок неизвестностью.
Правитель тем временем оставил Фернана в покое, поскольку видел, что испанец из-за ранения и вправду не может участвовать в ритуале. Он посмотрел на пленного вождя и увидел, что лицо у того омрачилось. Прославленный воин и полководец, что с раннего детства усердно служил богам, молясь, принося им жертвы, участвуя в религиозных церемониях. Он правил своим народом, командовал армией, захватывал вражеских солдат на поле битвы. Иными словами, он прожил жизнь, достойную настоящего повелителя. И вот теперь, когда, наконец, пришел и его срок предстать перед властелинами мира, непочтительный чужеземец пренебрег своим правом лично рассечь пленнику грудную клетку. Захваченный в бою вождь не заслужил такого глупого оскорбления.
– Не стоит огорчаться в этот великий день, когда тебе предстоит встреча с богами, – обратился правитель города к захваченному вождю. – Я сам проведу ритуал, друг мой. Пойдем.
С этими словам он радушно указал рукой на каменную лестницу, что взмывала к верхней площадке пирамиды. Пленник, услыхав это предложение, мгновенно просветлел и, благодарно поклонившись, решительно стал взбираться по ступеням. Через пару минут он застыл перед алтарем, скрывая досаду и нетерпение. Придется подождать, пока жрецы произнесут молитву.
Он стоял, пронзительным взглядом осматривая раскинувшийся внизу город. На центральной площади собрался народ, что в немом благоговении ждал начала жертвоприношения. Лишь слаженный перестук барабанов через равные промежутки времени нарушал тишину. Вокруг вился пьянящий аромат благовоний. От каменной плиты, на которую ему совсем скоро предстояло лечь, исходило тепло. Солнце, довольное предстоящим подношением, гостеприимно прогрело его последнее земное ложе. Через минуту жрецы почтительно подхватили его под руки и помогли лечь на горячий камень. Пленный вождь очистил голову он мелких суетливых мыслей и начал шептать особую молитву, прекрасно понимая, что ее окончание он произнесет уже стоя прямо перед богами. Над ним навис правитель города, сжимая в руках ритуальный обсидиановый нож, украшенный на рукояти перламутром и бирюзой…
Оцепеневший Гонсалес смотрел на пленников, которых одного за другим режут на алтаре. Вниз скатывались головы, пятная красным специальный широкий желоб, тянущийся посреди каменной лестницы. Вслед за головами тем же путем отправлялись и тела убитых. На земле их подхватывали жрецы в черных одеждах, все в запекшейся крови, и волокли прочь.
