Юлия Зубарева
Во сне и наяву
Как ни жалко было спящую подругу, но менять удобную кровать ради нее на туристический спальник Лиза тоже была не готова. Кое как растолкав сонную тетерю, отправила в комнату к деду, где уже было все разложено, а сама повесила еще один талисман на шею и стала переодеваться ко сну. Майские обошлись без пионеров, но всего остального оказалось в избытке.
Глава двадцать шестая. Сон. Про то, как полезно посещать чужие видения
Сначала позвонил Вениамин. Сказал, что доехал и готов к ночным похождениям. Лиза вышла на крыльцо, чтобы не будить затихший дом. Над лесом неспешно поднималась обглоданная луна и где-то разливался соловьем соловей.
– Сегодня я пойду одна. Нет, это не глупое геройство. Меня вынесут из любой глубины, а вот с тобой я могу застрять. Так нельзя, да, я понимаю, что промедление смерти подобно, но мы ничем отсюда не поможем. Все будет хорошо. Я наберу, как только проснусь. Мне бы поговорить с Розой Абрамовной. Ты ей рассказал? Сейчас у нее? Дай трубку.
Старый психиатр была собрана и лаконична, как взведенный пистолет. У нее, блестящего специалиста и талантливого педагога, нашлись и ученики, и пациенты благодарные, с помощью которых в скором времени в этот частный гадюшник, где, скорей всего, содержится Ольга, будет отправлена комплексная проверка.
– Завтра мы подаем запрос и максимум через сутки будем там, со всем бумажным воинством, – горько посетовала она на бюрократов. Даже с ее личной просьбой быстрее этот выезд было не оформить.
– Вот и договорились. Сегодня я только посмотрю, никуда влезать не буду. Как мне передать Ольге, что это вы ее ищете? Мы же не знакомы, вы сами меня приняли за сектантку сначала.
– Детка, скажи, что мама Роза волнуется, скажи, что Бабусечка не будет больше воровать ее шарфики из сумочки, – всхлипнула бабушка. – Найди ее, пожалуйста. Она, она, правда, самое дорогое, что у меня есть. Они же там из нее овощ сделают.
Вениамин отнял трубку, еще раз предложил свою помощь, но Лиза была непреклонна. Потом, все потом. Сначала ей самой надо разобраться. Постояла еще немного на улице, погладила подошедшего Барбоса и пошла собираться.
– Скоро мне на подушке надо будет карманы пришивать, – ворчала она, пока раскладывала все, что могло пригодиться: шерсть козы, Ольгины бумажки, ручку Розы Абрамовны на всякий случай. Воронье перо в пучок на голове и талисманы на шее. – Мне бы еще пулемет, обстановку разрядить. – Пошутила себе под нос, укладываясь спать.
Сотый раз думала, что она зря в эту ситуацию ввязалась. С Лушенькой все было понятно, там Лизавета сама в нее влезла, и сама ответственность несла, а тут. Надо не забыть бабе Миле новые упражнения показать. Мелкая уже вставать начала и потихоньку приходила в себя. Сниться ей Лиза боялась. После того, как девочка ее матерью признала, не хотела Елизавета врать дальше. Вот и держала связь через Маланью. Главное, что с кузнецом у них вроде все потихоньку завязывается.
– Скрытная бабка моя, прям как я. Другая бы все рассказала, а тут одни догадки. – Так и заснула с мирными домашними мыслями, выбросив из головы все неприятное. Снова летний полдень в деревенском доме. Стрекочут кузнечики где-то за околицей. Нарвала пушистый веник из березовых веток – отдала рогатой привереде. Из дома сонная коза выходить не хотела. Норовила опять улечься на кровать и на Лизины уговоры только смотрела задумчиво и ухом трясла.
– Как бы ты не заболела, мать. Не нравится мне это.
Постояла на крыльце, собираясь с мыслями. Действовать придется наугад, на чистой интуиции. Закрыла глаза и пальцами начала перебирать, ощущая, как наяву, странички Ольгиных черновиков. Так, зажмурившись, пошла к калитке. Наощупь открыла. Первый лист лег под ноги как напольная плитка. Главное – не открывать глаз, нужно дальше, ниже, все ниже и ниже. Нащупывая ногами ступеньки из страниц, Лиза стала спускаться по крутой лестнице без конца и начала. Здесь не было за что держаться. Здесь не существовало времени. Только тонкая бумага под ступнями – единственная опора над чужой бездной.
– Я проснусь в любой момент. – Уговаривала себя ходящая по снам. – Мне только посмотреть.
Стопка в руках становилась все тоньше, и последние бумажки легли под ноги в этом бесконечном
спуске. Лиза открыла глаза. Она в огромной, теряющейся в густом сумраке пещере. Это не ее сон. Это место вообще на сон не похоже. Где-то недалеко журчит вода. Очертания скрадываются
мраком, и только огромная масса горы над головой ощущается физически, как выдавливающее Лизу пространство.
– Ольга! – Зовет потерянную девушку Лиза.
– Га! Га! Га! – Отзывается гусиным гоготом эхо.
– Ну, хорошо. Мне здесь не рады. Я чужой человек, и не уверена, что еще раз смогу пройти этот спуск сама или провести к тебе твоих близких. Оль, тебя ищут. Мама Роза волнуется. Она обещала, что Бабусечка не будет больше воровать твои шарфики. Веня всю Москву излазил, и муж твой Боря штурмует следователей и полицию. Тебя, правда, ищут. Мы думаем, что ты в пансионате на лекарствах сейчас каких-то, вот поэтому так тяжело тебе. – Ответом послужил только невидимый глазу журчащий родник в темноте. – Подожди немножко, скоро и ты вернешься домой. Тебя обязательно спасут.
Лиза присела на выступающий камень. Ноги после долгого спуска не держали. Накатывали усталость и апатия.
– Знаешь, мне приснилось, что ты маленькая фея с крыльями, такая, как в сказках. Ты ее сама наверно создала. Свой образ во сне. Я так не умею. Я вообще мало чего умею, а лезу, как медом намазано. Ты лежала в хрустальном гробу в страшном зале с чучелами ворон. Его
больше нет. Мы разрушили его до основания. Они больше не смогут там никого запирать. Оль, возвращайся, давай может сможем подружиться, если захочешь. Я тебя по чужим снам погуляю, а ты меня поучишь образы создавать – продолжала уговаривать Лиза гору, как маленького ребенка.
Пахнуло ветром от знакомых черных крыльев. Иннокентий приземлился на Лизино плечо, а вдали
послышался вороний гай.
– Ты нашел свою стаю? Мы их освободили?
– Кар! – Довольно ответил вещий птиц.
– Я не могу до нее достучаться. Она где-то здесь. Скрытая от всех. Где-то внутри своего самого глубокого сна.
Черный ее приятель клюнул Лизу в протянутую ладонь и нетерпеливо переступил лапами.
– Нам пора?
– Кар! – Теперь еще более настойчивый удар клювом.
Здесь действительно нечего больше делать. Послание она передала, а услышали ее или нет, никто не знает кроме самой Ольги. Лиза проскользнула в сознание своего пернатого брата, взмахнула крыльями, поднимаясь над полом, и внезапно увидела окружающее место его глазами.
Вся гора сияла мягким живым светом, она была пронизана драгоценными жилами, как корнями, как венами с пульсирующим подвижными всполохами. Внутри каменной утробы, как внутри матери, свернувшись, спала девушка. В коконе из сияния, падающего сверху, без труда проходящего сквозь камень.
Ворон облетал это чудо по спирали вверх и вверх. Зрелище завораживало. Это было невыразимо прекрасно и одновременно поражало своей скрытой мощью. Внутреннее сосредоточение, появилась чужая мысль. Это даже не память, это духовное начало, исток. Столб света пронзал туманную высь, как прямая связь с вселенной, а птица летела все выше, пока не пропало в тумане это видение сияющего любовью убежища души.
– Полетели домой. – Попросила ошеломленная Лиза. Сюда она никого приводить не будет, это не место для экскурсий. Это слишком личное. С Ольгой все будет хорошо, но захочет ли она просыпаться, будет зависеть только от нее самой.
Как передать столкновение с настоящим чудом, божественным проявлением, взглядом вечности? Одно воспоминание о сияющей вселенной истока чужой души вселяло в ходящую по снам такую спокойную веру в собственные силы, что никому ничего передавать она больше не собиралась. Не надо ничего доказывать, она такая как есть. В груди ярко горел образ чужого сосредоточия, рядом с ним сомнения в собственном даре и выборе пути были бессмысленны. Ты там, где ты есть. В тебе таится самая большая драгоценность мира, не растеряй себя. Сохраняй внутренний свет. Живи.
Открывая глаза в своем маленьком бревенчатом углу с печкой, Лиза больше не видела старой рамы с мухами между стекол, трещин в печном боку, скрипучего пола. Все было так, как надо и никак иначе.
– Эдак и до буддизма недалеко. – Стряхнула с себя это блаженное состояние духовного озарения. -Стану йогом, буду праной питаться и в Бодхисаттвы запишусь в порядке живой очереди.
Из кухни раздавался божественный запах горячих блинчиков, политых сливочным маслом, и это было лучше всех перерождений душ и поисков высшего смысла.
– Гатэ, гатэ, парагатэ… – напевала Елизавета, совершая свои омовения над алюминиевым тазиком. Обновленная и умытая, как ясноокая Аврора выплыла на кухню. Там колдовала над бабкиными сковородками Елена Щедрая, и запах блинов был настолько разлит в весеннем воздухе, что даже приоткрытое окно не давало ни малейшего шанса на сопротивление. Надо было схватить самый верхний горячий, сочащийся маслом блин и только потом, обжигаясь, стараясь проглотить его целиком как чайка, прокаркать: «Доброе утро!»
– Лизка, садись давай. Мужики твои все уже позавтракали. Тебя будить не хотели. Я Виталю в магазин отправила, будем сегодня борщ варить на всю деревню. Давай, я тут уберу со стола. Вот тебе кружка и сметаны еще возьми. – Ленка по-хозяйски, как, впрочем, она делала на любой кухне, куда бы ни попадала, навалила блинов в Лизину тарелку и включила кофеварку.
Сновидица смотрела на свою подругу и не узнавала ее. Недавняя ссора сняла лоск с ее укладки, уголки рта опустились, после вчерашних рыданий у Ленки появились мешки под глазами. Надо было бы поговорить по душам, но тащить на себе груз чужих переживаний Лизавета больше не собиралась. – Сама разберется. Я ее простила, а она уже дальше сама. Нам обеим нужна была эта встряска, может умнее станем.
Улыбнулась таким чужим мыслям и попросила еще добавки.
– Теперь понятно, почему с тобой Мишка долго ругаться не умеет, – произнесла Лизка, запихивая в себя четвертый блин.
– Да, ну тебя, – отмахнулась та, но видно было, как хорошее настроение возвращается к прощенной Ленке, как распрямляется спина и даже обвисшие кудри, казалось, наливались знакомой упругостью и блеском.
Потом позвонил Вениамин. Лиза доложилась по форме, что была, послание передала, но больше туда ни ногой. Ни одна, ни с другими. Понимайте, как хотите.
– Может, с нами съездишь? Я водителем поеду, а тебя возьмем секретарем делегации.
– Нет, – легко отказалась Лиза. – Не поеду. Но в гости буду ждать обязательно. Все будет хорошо. -Пообещала она обеспокоенному таким категоричным отказом юристу.
В это утро вообще все было по-другому. Лизавета, может, впервые в жизни осознала себя полновластной хозяйкой своих поступков и своей судьбы. Мелкие домашние хлопоты не вызывали раздражения, планы и задуманное могли исполниться, а могли нет. Целостности картины это уже не меняло. – Как иногда полезно по чужим снам походить. Взрослеешь вместе с ними что ль?
На улице начинался май. Небо было в бездонной лазури, трава зеленой, а впереди ожидала целая жизнь, полная приключений.
Глава двадцать седьмая. Явь. Про богоугодные дела.
В детстве Лизонька верила в разное. В домового, кому оставляли блюдце с молоком за порогом, в лешего, которого в лесу просили о грибах и ягодах и обязательно делились горбушкой черного хлеба. Верила, что тесто можно обидеть громкими криками, и поэтому, когда баба Мила пекла пироги, ходила на цыпочках и говорила шёпотом. Почему-то от детства остались только воспоминания о деревенском лете, одном единственном. Как перелетная птица, рожденная в гнезде, возвращается несмотря на то, что в мире есть миллионы мест лучше, так и Лиза тянулась к старому дому. Умные люди назвали бы это инстинктом. Пусть умничают, а человеку хорошо, и ладно. Обратно в душный город Лиза больше не хотела.
Сегодня Лизавета Петровна готовилась устроить грандиозный скандал своему дорогому помощнику и любимому приемному деду. Ну, как скандал. Хотя бы ногами потопать и пытаться не заржать, как полковая лошадь. Сегодня утром Лиза после двух недель жизни в пустой деревне выяснила, что деревня совсем даже не заброшена, как говорил Акимыч. Заброшен был тот небольшой аппендикс, что уходил от основной деревни налево от дороги, где и окопались наши отшельники. А остальная деревня жила и процветала за поворотом, даже не догадываясь, что Лиза их всех на кладбище отправила. Может, для деда Василия старая деревня и была единственным местом, что и имела право зваться Маурино, но Лиза-то куда смотрела. Новая деревня была небольшой, домов на 30, но тут были и магазин, и фельдшер. Зоотехник тоже кстати там жил. В общем, всемирный заговор против совершенно не интересующейся окружающим миром Лизаветы.
От дома до города ездила на такси. Выбиралась со своего участка только разок на кладбище, а остальная деревня даже не подозревала о новой собственнице, пока к ней не перебрались строители кладбищенские. Неугомонная Ленка все и выяснила. Сначала она захотела приготовить борщ, отправила оператора за провизией, но у Витали, как назло, машина приказала долго жить в десяти метрах от забора. Потом ответственная за кухню домогалась до Матвея Иваныча, чтоб тот ее быстренько довез до Фоминска в магазин и обратно. Умудренный семейной жизнью дядька это дело пресек на корню и предложил на выбор: прогуляться пешком до магазина либо вызвать такси.
– А здесь еще и магазин есть? – Удивилась Елена Кошеваристая, прикидывая в уме, что таскать от магазина до такси продукты на пятерых мужиков слабой женщине ну совсем не комильфо.
– А как же. Какая ж деревня без магазина. Это вы тут в медвежьем углу, а так, минут 20 ходу и на месте. В итоге, выдвинулись втроем: Лиза, Ленка и ослик для провианта по имени Виталя. Акимыч куда-то ушел по своим делам, оставив телефон дома на зарядке. Ветеринар был вне зоны доступа, и Лиза подумывала, не зайти ли ей к нему самой. Хотя он наверно на ферме – при такой работе выходных не бывает.
Первая экскурсия вышла познавательной. Домики в новой деревне выстроились по единственной улице. Аккуратные заборчики, палисадники и яблони, что начинали уже покрываться розовой пеной цветов. Магазин был в одном здании с почтой, пусть небольшой, но с разнообразным ассортиментом и приветливой продавщицей. Набирая полные сумки под печальные вздохи ослика, Лиза спросила, не знает ли дама за прилавком, где живет зоотехник Иван Федорович. Думала, может зайти записку оставить, чтоб Милку посмотрел, если связи нет.
– А вы для кого интересуетесь, для себя или для подруги? Он у нас товарищ неженатый, за ним уже девки наши охотиться устали. Смотрите, дамочки, как бы вам кудри не повыдергивали. Поаккуратнее. У нас народ пришлых не очень любит.
– Мы, у обычных врачей наблюдаемся, это для козы для нашей, и никакие мы не пришлые. Мы тутошние. – Ответила Ленка за всех, подмигнув Лизавете. – Вот знакомьтесь: Лизавета, Кузнецовой Маланьи внучка.
– Так это та самая чудная писательница, которая мужиков с кладбища у батюшки увела и дом бабки Милы поднимает? – Продавщица наклонилась через прилавок, рассматривая Лизу как диковину. – Эх, нехороший это дом, девочки. Не было в нем счастья, порченный он. Как беда там стряслась, так бабка твоя одна свой век доживала.
– А что с домом не так? – Уцепилась за информатора Елена Дознаватель.
Покупателей других в лавке не было, а языками почесать с новенькими продавщице, похоже, очень хотелось. После недолгих уговоров они узнали от местной сплетницы, что до войны хозяйство было крепкое, но немец всю деревню пожег. От большой семьи осталась мать лежачая да две дочки – Милка да Анька. Погодки или близняшки, никто и не вспомнит. А когда тут совхоз заново поднимать стали, то они сначала вроде доярками пошли, а потом Анька в конторе зацепилась, а там уже на бухгалтера учиться ездила. А Маланья так тут при ферме и была, вроде фельдшеру помогала. Лекарств особо не было, он больше травы собирал, скотину и людей ими пользовал, а она за ним. Так бы и сладилось. Мужик видный был, хоть и хромой после войны, но Анька тоже Ивана приметила. Мужиков после войны маловато осталось, каждый наперечет. Вот и пробежала меж сестрами кошка черная. Чего только не было. С дома Анька съехала, сначала в общежитие, а потом, как Маланья пропала, так и совсем в город. Ивана с собой уманила, спивался он тут, но долго не протянул в городе. Видать, крепко Милку любил. Так бы и забылось все, но аккурат лет через 20 появляется в селе женщина. И в дом заселяется, говорит, что Маланья, что не утопла она под мостом, а памяти лишилась, и течение ее далеко унесло. Вот и жила у чужих людей, а как вспомнила все, так и вернулась. Документы ее нашлись, с председателем сама договаривалась. Вот и жила одна. Сестра сюда больше не ногой, и дочка ее разок только приехала, да Милка ее спровадила. Так что не было у бабы Милы детей, врать-то оно не хорошо. Деревня все помнит. Откуда это внучка появилась самоназванная -непонятно.
Тут уже Лиза в разговор вступила:
– Я та самая внучка бабы Ани, что в деревню на лето приезжала разок. Мамку не приняла, а меня приняла. Вот такая история.
Вышли озадаченные, а Ленка возьми и скажи:
– Я ж балда, письма твои расшифровала. Они у меня в сумке вместе с оригиналами. Это тебе твоя баба Мила писала. Сначала почаще, а потом может пару писем в год. Тебе наверно их и не показывали.
– О как, – вырвалось у Лизы. – Прям семейные скелеты в шкафах. Нет, конечно, я и не знала про них. Как один раз отвезли сюда, так больше и не отправляли.
– Сейчас вернемся, я тебе их отдам, они в рюкзаке лежат. Чего-то вчера забыла я совсем.
– Да уж, вчера тот еще денек был. – Поддакнул Виталя, таща несколько сумок в руках и рюкзак за спиной. Елена Мстительная, похоже, решила отыграться слегка за его вчерашние съемки. Лиза в их корпоративные дрязги благоразумно решила не влезать. Хотят, пусть играются.
Лизавета шла, поглощенная семейной историей, в своих мыслях. Многое из поведения бабы Милы и матери становилось понятнее. Стоит ли вскрывать старые нарывы, она пока была не уверена, но с бабушкой точно поговорит, а с матерью, как сложится. Письма еще прятали, что за мылодрама?
Отставшие Ленка с оператором что-то обсуждали про постановку кадра и свет. Лиза еще мельком подумала, что горбатого могила исправит. Так неспешно и подошли к своему развалившемуся забору.
– Опять у нас какое-то «кино и немцы». – Лиза ускорила шаг. У дома слышался разговор на повышенных тонах.
– Святым воинством клянусь тебе. Соберем мы денег на эту часовенку. Но ты ж тоже понять должен. Народ уже раз собирал, второй раз куда как сложнее будет. – Заходился молодой батюшка в рясе, стоя перед насупившимися рабочими. Рядом терся дед Василий, не примыкая ни к одной из противоборствующих сторон.
Главный из работяг только бороду выставил вперед. – Мы свое слово держим, сказали, до Покрова поставим, значит, поставим, но «за спасибо», прости, святой отец, мы тебе уже фундамент поставили. Материалов нет, зарплаты нет. Ты нам предлагаешь святым духом питаться что ль, или по деревням побираться пойти? Нас дома в Мышковичах тоже жены да дети ждут, ты им чего предлагаешь привезти – спасибо на словах?
– Батюшка, а давайте чайку поставим? – Акимыч, видя, что переговоры в очередной раз зашли в тупик, пытался разрядить обстановку. Увидев девчонок и Виталю, обрадовался, взмахом руки подзывая последнего.
– Пионэрия, ну-ка, подь сюды! Вот когда нужен, его днем с огнем не сыщешь. Иди, иди, разговор есть.
– Здравствуйте. – Поздоровались хором Ленка с Лизой, растерянно стоя около брошенных сумок.
– Отец Сергий. Доброго дня. – Представился батюшка, не раздумывая, забрал сумки у поднявшей их было с земли Лизы. – Давайте помогу.
Потом подошли хмурые мужики и отняли пакеты. Под предводительством Елены-Кошеварки утащили все на кухню. Лиза осталась у березовой скамейки с местным попом один на один. История религий была у нее не самым любимым предметом в институте, в жизни условно крещеная, из праздников знала Пасху, Масленицу и Рождество. Остальная культовая жизнь была ей неинтересна и проходила обычно мимо.
– Вы меня простите, я совершенно не знаю, как к вам обращаться. Меня Лиза зовут. Это я ваших работников наняла, Василь Акимыч посоветовал. У вас какая-то накладка с финансами была, вот и получилось, что мы у вас их сманили с объекта. – Лизавета искренне подумала, что заказчик пришел ее стращать за украденных строителей.
– Да так и зовите отцом Сергием. Вы, похоже, уже наших кумушек наслушались. Борюсь с их злословием, да видно, неискоренимо оно. Нет у меня к вам никаких претензий. Спасибо, что ребятам работу дали и в дом поселили. Мы-то растерялись немного. Я уже было в соседней деревне договорился им про стол, и кров, но упертые, прости господи. Подачки им не нужны. А ведь с самой Беларуси к нам ехали. Настоятель там при монастыре – хороший мой знакомый. Посоветовал, благословил на богоугодное дело. А тут вот такая беда случилась. Отец Алексий преставился прямо перед моим приездом. На полу в церкви нашли утром. Он в возрасте был, да и по врачам не любил ходить. Говорят, сердечный приступ. Сначала думали, может, кто залез, испугал, но иконы старые целы, а вот деньги пропали, или он перепрятал где перед смертью. Сейчас народ больше на карточку скидывается, а он у нас человек был старой формации. Все пожертвования собирал до последней копейки ради часовни. Можно сказать, дело жизни его было. Сколько подметок истоптал, пока разрешение на постройку получил. Архитектора сам искал, и тут вот такая ситуация. – Расстроился в конец молодой батюшка.
– Вот, а я чего тебе говорю! Это ж материал! Мы на таком материале им не то, что часовню оплатим, но и храм забабахаем с колокольней! – Подкравшийся Акимыч стоял с задумчивым оператором, похоже, с самого начала разговора за спиной у Лизы.
– Ну, это с начальством советоваться надо. Вообще, тема зачетная, можно и донатов на этом поднять, и волонтеров каких-нибудь подтянуть, – начал размышлять Виталя. – Еще бы деньги потерянные в стриме поискать, вообще топчик будет.
– Так, заговорщики. Чего вы опять придумали? – Лиза нутром чуяла, что начинания этих аферистов: молодого и старого, добром не закончатся. Надо было это купировать на корню.
– Дык, я для этого за батюшкой и бегал, – начал издалека дед Василь. – У нас, значит, купец, у него мертвец. Тьфу, прости господи, и ты, батюшка, прости. Набрался шуток от этого неуча. Темы для эфиров у нас все одинаковые, коза да я. Ну, дегтя варить вечером будем, козляток выпустим на улицу, а тут прям детектива. И для святого дела деньжат собрать, да со всем уважением. Это ж всем сплошная выгода. – В ход пошел как последний аргумент кривой указательный палец деда, воздетый над головой.
– Я, простите, несколько далек от темы разговора, – вмешался отец Сергий. – Но, если есть хотя бы небольшая возможность, как-то заработать деньги и закрыть долг перед строителями, думаю, Епархия поддержит. Для нас всех это урон репутации, а денег по нашему приходу кот наплакал.
– Подождите, подождите. Мы сначала с юристом посоветуемся, потом уже будем в Епархию докладывать и начальству своему, – выделила голосом Елизавета, недобро глянув на Виталю. – А то знаю я вас.
– Ну, зови своего Вениамина, – вздохнул дед, понимая, что с наскока не получилось.
– Сегодня у них специальная операция, я сама звонить не буду. Там дела посерьезнее, чем наши идеи. Вечером будет понятно, что там с девочкой, в каком она состоянии после этой секты, вот тогда и поговорим. – Развернулась, завершив разговор, и направилась к своей питомице. Не нравилось ей, что Милка днем какая-то сонная стала и во сне тоже спит постоянно. Ест, пьет как обычно, температуры вроде нет у козы, но беспокойство от этого меньше не становилось. Нужен был личный козий доктор, чтобы посмотреть на рогатую.
– Где ж тебя, Иван Федорович, носит-то? – В очередной раз натыкаясь на автоматический ответ оператора, бурчала про себя козоводка.
– Извините мою назойливость, но по ряду причин я не могу пройти мимо. Вы сказали что-то про секту и девочку, которую вытаскивают. – Святой отец не побоялся изгваздать рясу и пробрался за Лизой в сарай. – Господь, силою своей, дал мне вразумление возвращать души заблудшие из скверны. Может и пригодится опыт наш в этом случае. – Батюшка, явно хотел быть полезным.
Посвящать его без согласия всех участников поисков Лиза бы не решилась, но отказываться от помощи тоже не стала. Предложила всем вместе собраться и обсудить вопрос по стриму на богоугодное дело и отдельно помощь против сектантов, хотя в силу молитв надо верить, а тут сплошь одни агностики.
Обменялись номерами телефонов и пошли за стол. Елена Хозяйственная собирала обед и голодным со двора не выпускала никого. Идея, предложенная дедом, обсуждалась всеми и во время еды. Ленка и строители также поддержали новую придумку обеими руками. Первая грозилась инфоповодом, вторым было интересно поучаствовать в проекте, одна Лиза сумрачно наблюдала за нездоровым энтузиазмом собравшихся и все поглядывала на телефон. Ни Вениамин, ни Роза Абрамовна ничего не писали.
К вечеру появился измотанный Иван – козий лекарь. Рассказал, что пропадал на выездной вакцинации коров от туберкулеза. Вторые сутки за рулем. Заехал домой, а там шаром покати, решил хоть колбасы с хлебом купить. Вот его продавщица и просветила, что пациентка его при смерти, хозяйка по всей деревне бегала, его искала, криком кричала. Глядя на смеющиеся лица, понял всю глубину деревенских метафор и пошел на поводу Елены Добросердечной – уселся есть борщ. Коза подождет, у нее все хорошо. А вот у уставшего до нельзя доктора уже руки дрожат и ноги заплетаются.
Акимыч притащил из дома огромный самовар на шишках, пить чай на улице. Во дворе копали яму, чтоб разводить костер для выгонки дегтя, гудели ранние комары, где-то стучал топор, но вся эта домашняя суета проходила сквозь и мимо Лизы. Она сидела на крыльце в обнимку с Барбосом и письмами бабы Милы. Лениво начесывала кобелю уши и, привалившись к теплому шерстяному боку, размышляла о давних секретах семьи Кузнецовых. Сначала письма были добрыми, домашними. Первое время бабушка ждала ответа, спрашивала Лизу, почему не пишут. Потом даты стали реже, а письма короче. Ответов ждать перестала. Разбираться в этой дурно пахнущей истории желания особого не было. Надо наведаться к Маланье, повиниться перед ней. А мать все равно ничего не скажет, только еще раз поругаются. Немного тревожила ситуация с Ольгой, но, отказавшись участвовать напрямую, она никак не могла повлиять на события. Оставалось только ждать звонка юриста.
Поздним вечером вся безумная команда смотрела, как священнодействует дед Василий. Метод, простой и старый, походил на шаманский обряд с тазиками. В выкопанной ямке сделали еще одну поглубже. Туда дедушка поставил небольшой эмалированный тазик. Поверх него положили крышку от железной бочки. В крышке под шуточки старперов Виталя молотком с гвоздем сделал несколько отверстий. Громыхало все, как будто барабанная установка летела с горы кубарем. Додуматься и снять крышку, а потом пробивать дырки Виталик, конечно, не смог, а остальные, глядя на этот импровизированный бубен с молотком, облегчать его жизнь и не собирались. Больше погнув чем продырявив, оставили крышку в покое. Следом пошла уложенная плотными листами береста. На горку этих первобытных писчих листов водрузили еще один железный тазик из сарая. Сколько их было у Акимыча и зачем такое количество тазов одинокому деду, было непонятно. Потом уже, сидя у костра, сам рассказал, что в деревне раньше была баня общественная. А когда совхоз развалился, то баню прикрыли. Имущество вот и пошло по рукам.
– Тебе, дед, одни тазы и достались. – Подытожил рассказ Матвей Иванович. Тот сидел на лавке из березового бревна, явно зная весь процесс и не подсказывая. Переносные софиты, направленные на яму с тазами, напоминали съемки какого-то артхаусного кино. Актеры своих ролей не знали, то вставали спиной к камере, то начинали за кадром разговаривать о чем-то своем. Потом притащился Барбос понюхать, что творят эти странные люди, – Не шашлыки ли? – но отошел разочарованный и теперь валялся у Лизы в ногах.
Дед Акимыч завершал процесс священнодействия. Примял бересту перевернутым совхозным имуществом и стал наваливать сухие ветки шалашиком поверх всей этой вавилонской башни. Попутно объяснял оператору, что костер надо поддерживать, пока вся береста не истлеет, а деготь не стечет в нижний приемник.
– Это получается, мы сок из бересты как будто гоним! – Удивился Виталя.
– Ага, концентрированный.
Потом все долго сидели у пионерского костра, подкладывая ветки от поверженной березы, и пили чай. Было тихо и как-то спокойно на душе. Ленка, позевывая, ушла первой. Ей добрый зоотехник притащил раскладушку из дома, и на полу можно было уже не спать. Следом ушел откровенно клюющий носом Иван. Завтра ему опять мотаться с пробирками по всему району. Козу он вечером все-таки посмотрел, но ничего критичного не нашел. Для успокоения хозяйки обещал приехать на днях, чтоб взять кровь на анализы. Лиза тоже стала собираться, а двое естествоиспытателей продолжали при свете фонарика проверять, как себя чувствует печеная береста и стоит ли оставить до утра угли, присыпав их землей, или еще посидеть. Черного дегтя темной ночью так никто и не дождался.
Плимкнул телефон: «Ольгу нашли. Здесь все не так просто. Будь осторожна, одна никуда не ходи. Утром позвоню». Лиза схватилась за Венин талисман и решила, что наведается незваным гостем в сон к силовику. Ну, нельзя девушке с фантазией такие послания в ночи слать. До утра она точно не дотерпит.