Вместо снега с неба вновь сыпалась мелкая жесткая крупа. Сугробы напоминали барханы в пустыне, а коробки домов многоглазо таращились на худосочного седенького дворника Метелкина. Обычно Василий Петрович торопливо подметал дорожки возле подъездов, усердно чистил детскую площадку от снега, чинил вечно поломанные качели или собирал мусор возле помойных контейнеров. Но сегодня картина не вписывалась в замыленный ежедневный сюжет: дворник лежал на лавочке без сознания, а врач скорой помощи тщетно пытался привести в чувство безжизненное старческое тело.
– Инфаркт. Причем, судя по всему, не первый, – бесцветным голосом констатировал доктор в синем спецватнике.
– В больницу? – спросила соседка из первого подъезда Ирина, которой всегда до всего есть дело и которая, собственно, вызвала скорую.
– Обычное дело. Валюш, приготовь там все, – игнорируя Ирину, обратился доктор к томной медсестре, изображая мимикой лица нечто сугубо профессиональное, понятное только ей, – А как, вы говорите, его фамилия? – вдруг снова вспомнив про Ирину, поинтересовался доктор.
Каждый его жест выдавал ужасающую истину: человек на лавочке умер.
– Метелкин, – не веря своим глазам, ушам и не понимая происходящего, деревянным голосом ответила Ирина, – Метелкин Василий Петрович.
– Сколько лет?
– Да за семьдесят примерно. Точно не могу сказать… Он один жил, родственников нет.
– Понятно. Спасибо, – доктор спрятал блокнот и ручку в объемный карман ватника и забыл об Ирине в ту же секунду.
Автолюбитель Фаровский очень расстроился, когда узнал, что хорошо оплаченный им дворник больше не будет присматривать за любимцем – серебристым лендровером с тонированными стеклами.
– Это пока они нового дворника оформят! – жаловался он жене, тщательно пережевывая капустный салат и успевая улавливать спортивные новости в телевизоре.
– Савелий, когда ты меня будешь слушать, а? Талдычу целый год, а ты упираешься! Нужен нормальный гараж! Хватит всяких бомжей нанимать, – кричала из ванной возмущенная супруга, размазывая зеленую водорослевую маску по лицу.
Фаровский придвинул поближе розетку с яблочным вареньем, дунул задумчиво на кружку с горячим чаем и невольно погрузился в воспоминания. Метелкин любил иногда душевно рассказать о тонкостях управления подводной лодкой, о торпедах, о разведчиках! Почему-то именно ему одному – Фаровскому – тщедушный дворник доверил свое военное прошлое, свои сомнения и надежды. А Фаровский полюбил слушать великолепного повествователя, коим неожиданно оказался блеклый старичок.
– Чего ж ты, Петрович, так далеко от моря-то подался? В Москве им даже не пахнет!
– От тоски, Савушка, от тоски… Нет у меня никого на белом свете. А здесь я ближе к мечте.
– Какой мечте? О чем же еще мечтать после героической бурной молодости? Тебе только позавидовать можно!
– Нет, не завидуй, Савушка, я несчастный.
«Все же странный он был какой-то, блаженный», – подумал Фаровский перед сном, лежа под теплым синтепоновым одеялом.
Утром все жители двора обнаружили перед подъездами непролазные сугробы и помянули недобрым словом ЖЭК за медленные поиски нового Метелкина. Автолюбителю Фаровскому пришлось самостоятельно чистить от снега промерзший обледеневший джип и заливать порцию незамерзайки в его железные недра.
А через неделю неожиданно позвонил нотариус и сообщил странную новость. По завещанию гражданина Метелкина Савелию Фаровскому полагается наследство: недвижимость в виде гаража и письмо в виде пухлого запечатанного конверта.
Удивленный и распаленный любопытством, Фаровский не поленился посетить нотариальную контору и получить запечатанный конверт в руки. Добравшись по пробкам до дома, он уселся за любимый письменный стол и вскрыл загадку канцелярскими ножницами. Первой попалась в руки старинная выцветшая фотография. На ней – крепкий молодой офицер в парадной форме светится знакомой милой улыбочкой!
Еще более удивленный автолюбитель включил любимую настольную лампу и принялся потрошить конверт, выбеленный ярким светом.
Тетрадные листки бумаги, испещренные мелким нервным почерком, разлетелись по полировке стола как лебединые перья. Пришлось долго привыкать к закорючкам, прежде чем удалось сложить их в слова.
«Дорогой мой Савушка! Прости, что так и не решился, не отважился тебе признаться. Я несчастный, хотя как-то не замечал этого в молодости. Только старость расставила все в жизни по своим местам. Казалось, что есть важное и неважное, что неважное подождет… »
Письма Метелкина ему – Савелию – датированные разными годами?! Какое-то сумасшествие!
Савелий торопливо вчитывался, пытаясь уловить смысл. Нашел по датам последнее письмо.
«Сынок, прости… Чувствую, что скоро, уже скоро потеряю возможность видеться с тобой. Решился вот продать дом в Воркуте. Мыслю так, что старый он, да и далеко. Вряд ли будет тебе нужен. А вот гараж понадобится. Жаль, что так мало и так поздно… Будь счастлив, мой дорогой.»
Савелий застыл в немом исступлении. А дворник Метелкин нежно смотрел на него с выцветшей фотографии…
Олег сидел в светлом коридоре на пластиковом стуле для пациентов и рассматривал красочные плакаты, в изобилии развешенные по гладким бледным стенам. Один из плакатов привлек внимание, поразив оригинальностью идеи! Медицинский центр «Планирование семьи» предлагал новую услугу – спермограмму с видео-приложением. К официальному медицинскому заключению прилагалась видео-запись исследования. Микроскопические хвостатые головастики останутся на память клиенту как еще один атрибут мужской гордости. Это было нечто новенькое!
У кабинета врача Лагутина в медицинском центре «Планирование семьи» Олег ждал жену Наташу регулярно. В течение двух с половиной лет. На фоне пяти лет совместной жизни это превратилось в тихую семейную традицию, которая должна выполняться безапелляционно и безоговорочно.
«Сейчас она выйдет из заклятого кабинета номер четыре, чтобы торжественно объявить, созрел доминантный фолликул в ее яичнике или не созрел! А потом она, как всегда, будет смотреть глазами больной немощной лошади, умоляя реагировать на сие событие по инструкции от доктора: если созрел фолликул, то срочно бежим домой оплодотворяться; если не созрел, то завтра я должен буду снова все бросить и везти ее сюда, потратив весь рабочий день».
Олег терпеть не мог ждать Наташу где бы то ни было: у магазина, у дверей общественного туалета, у салона красоты, у ларька с мороженным. Каждый раз, когда она заставляла себя ждать, Олег наливался ядом ненависти. Через некоторое время яд выплескивался наружу, разъедая и без того хрупкий фундамент отношений. После Наташиных визитов к доктору в кабинет номер четыре Олег не нервничал. Он напивался. Тихо, незаметно, в полном одиночестве, с нарастающим желанием послать все к чертям. Сбежать на Луну, в Ленинград, куда угодно. В крайнем случае развестись.
В коридоре появился плотный мужчина лет сорока пяти. В дорогом пальто и с увесистой сумкой на плече. Он начал прогуливаться от одного конца до другого, нервно шмыгая носом и покручивая пышные усы. Взгляд его блуждал по стенам, останавливаясь на тех же рекламных плакатах.
Изрядно утомившись, незнакомец присел напротив Олега.
Некоторое время Олег рассматривал холеные фирменные ботинки конкурента по чтению плакатов, продолжая безмолвно горевать о загубленной жизни. Мужчина ерзал и неуклюже прятался за маской безразличия.
В этот раз жены не было дольше обычного. Олег привычным движением протянул руку к кофейному автомату, который располагался в углу, как раз между сидением и кабинетом номер четыре. Железный тугодум проглотил монетку, налил в одноразовый стаканчик положенную дозу горячей жижи, недовольно фыркнул и снова затих.
– Позвольте вас спросить, – неожиданно вежливо произнес усатый.
– Да?
– У вас есть дети?
– Хм. Нет, а что? – лицо Олега исказила болезненная улыбка. О чем мог еще спросить человек человека в медицинском центре «Планирование семьи»!
– У нас тоже не получается. Что мы только не пробовали.
Олег наблюдал, как усатый неумело пытался справиться с автоматом для кофе. Возникла мысль воспользоваться хорошей возможностью высказаться.
– А зачем? – с нахальством в голосе спросил Олег.
– Что зачем? Не понял.
– Зачем дети, можете объяснить?
– Ну как же… А будущее? А смысл жизни? Все же в них заключается – в наших детях! Разве не так?
– Не так. Я вот думаю, уважаемый, что это просто отмазка неудачников, коими мы в большинстве своем являемся. Сколько детей мучается от непосильного груза амбиций своих любящих родителей, вы не задумывались?
– Да о чем вы говорите? – усатый искренне поразился ходом мыслей начинающего алкоголика в джинсах.
– Ну как же? Вот родится у Вас, даст Бог, сын. Вы начнете мечтать, как хорошо было бы ему быть адвокатом, потому что вам это не удалось. И начнете ему с пеленок долбить мозг как дятел – поступай в юридический, будь человеком, стань адвокатом. А он, может, клоуном хочет стать! Так вы ж любящий папаша, поэтому начнете вразумлять глупое дитя. Так и отравите жизнь человеку!
– Дело в том, молодой человек, что у меня уже есть сын. Ему 20 лет. И учится он на юридическом, вы как раз угадали, – усатый растерянно смотрел в стаканчик с кофе, – Он родился случайно. Я не любил его мать и не собирался связывать с ней жизнь. Но она родила. А я женился на другой, считая, что любовь оправдывает предательство.
– Ну какое же это предательство? Она тебя поймать хотела, а ты не дался. Молодец! Скажешь тоже, предательство. Да так бы любой сделал!
– Да. Наверное, – голос усатого задрожал, – но поверь, невозможно найти смысл ни в чем, когда ты понимаешь, что родное существо, беззащитный человечек остался без тебя в джунглях жизни. Ты чувствуешь себя предателем перед ним. И если ты это не понимаешь в нужный момент, то ты обречен на мучительное осознание потом – когда уже поздно.
– Ладно. Не грусти. Все же уже в прошлом. Я только не понял, а еще дети зачем тебе тогда?!
– Чтобы дать им все то, что я не дал ему.
Олег пытался переварить своеобразную логику этого несчастного, запутавшего себя в собственных умозаключениях.
«Почему люди стремятся продолжиться в детях? Что за извращенное стремление к бессмертию? Природа так задумала, что мы все хотим детей. Каждый в свое время. Но ответить на вопрос «Зачем мне ребенок?» мало кто способен. Просто потому, что открыть самому себе правду невозможно. Она груба и неприятна. Она так же режет мозг, как и мысль, что смерть обязательно придет", – думал Олег все эти годы.
– Наверное, я еще не созрел до понимания таких сложностей. А ты в самом соку, молодец! Удачи.
Распахнулась дверь кабинета номер пять. Жена усатого выпорхнула из него как птичка из клетки и интимно зещебетала на ушко мужу о радостных новостях. Они удалялись, оставляя шлейф надежды будущим пациентам этого заведения.
Олег постарался побыстрее забыть о минутном разговоре с классическим неудачником в дорогом пальто.
Из кабинета номер четыре вынырнула медсестра в розовой медицинской форме на манер западных сериалов про скорую помощь.
– Вы муж? Пройдите.
Такого еще не было ни разу. Олег ожидал чего-то страшного и непоправимого. Зайдя в кабинет, он впервые увидел загадочного доктора Лагутина и невольно улыбнулся. Тот оказался смешным толстым человечком в очках, до боли в зубах похожий на Пилюлькина из сказки про Незнайку.
– Пора нам познакомиться, Олег Анатольевич. Теперь будем Вашу супругу наблюдать чаще.
«Как! Еще чаще?!» – подумал Олег, приветливо пожимая пухлую руку доктору.
– Да? А мы думали наоборот. Перерыв сделать, в отпуск махнуть, расслабиться.
– Не рекомендую. Пойдемте.
Лагутин прошмыгнул за ширму, которая все это время отделяла большую часть кабинета от входной двери. Олег просунулся за ним и увидел Наташу. Она лежала на кушетке накрытая ниже груди хрустящей стерильной простыней.
– Посмотрите на это, – доктор сел за большой компьютер и невозмутимо запустил руку под простыню. На мониторе появились темные разводы, все зашевелилось, – Вот ваш эмбриончик!
Олег скептически уставился в экран. Единственное, что ему удалось разглядеть, было темное пятнышко, внутри которого сгибалась и разгибалась светлая креветка.
– Это что?!
– Это ваш ребенок.
Наташа лежала и вся светилась, как солнце, лучами счастья. Слезы катились по щекам. Она повернулась к мужу и прошептала: «На тебя похож».
Олег сглотнул и закашлялся. Еще раз глянул на монитор, высмотрел креветку.
И вдруг в этот странный момент в этом заклятом кабинете номер четыре у Олега почему-то невыносимо заныло сердце. И безумно захотелось ради этого крючочка вывернуть себе душу наизнанку, отдать ему все на свете! Отдать всю свою жизнь.
В одном маленьком уютном городе живет старый учитель математики. Зовут его Иван Данилович. И насколько он стар, не знает никто.
Каждый день в любую погоду Иван Данилович ходит на работу по одной и той же дороге в маленькую уютную школу. И все прохожие желают ему доброго утра, потому что почти каждый житель города знает осанистого седовласого человека в старомодном пальто с потертым портфелем в руках!
Доброе утро, коллеги! – начинает Иван Данилович свой урок, – Какой сегодня прекрасный день! Не правда ли? А может быть кто-то знает, при каких условиях день можно считать прекрасным?
Сонные ученики начинают просыпаться. Вяло поднимаются несколько рук.
– Если светит солнце, то можно считать день прекрасным, – с ухмылочкой констатирует тощий долговязый «коллега» в теплом свитере.
– Хорошо, пожалуй, я с вами соглашусь. А это необходимое условие или достаточное? – старый учитель ухватился за попытку человека думать, клещами вцепился в идею, которая вроде бы ничего не значит, и выжимает из нее по капле озарение!
На уроках Иван Данилович полновластный маг и чародей. Он умеет проникнуть в самую суть понятия, вывернуть наизнанку, разрезать на кусочки и выстроить из них пирамиду на глазах у изумленной публики. Он умеет дарить ученику озарение!
Иван Данилович подходит к доске, берет мел, как скрипач смычок, уверенно и трепетно. Неожиданным росчерком рисует непонятную кривульку и молчит. Всматривается в лица. Выжидает. Изумленная публика изо всех сил всматривается в «шедевр».
– Может ли это быть графиком некоторой функции? – произносит учитель таинственным тоном медиума на спиритическом сеансе.
Пауза.
Великие паузы, во время которых есть возможность думать! Не просто запоминать готовую информацию, позевывая и поглядывая тоскливо в окно, а забыв обо всем на свете, отключаться от реальности, витать в потусторонних пространствах, плоскостях, множествах, видеть блеск геометрических лучей, ощущать выпуклости многогранников…
В глазах учеников уже сверкают бриллианты собственных мыслей, попыток догадаться, нащупать ответ. Иван Данилович с истинным удовольствием собирает драгоценную добычу, раскладывает бережно на столе и радуется, как профессиональный ювелир! Каждую гипотезу он взвешивает, проверяет на каратность и «чистоту воды». Выбирает придирчиво из коллекции идеальный экземпляр.
– Коллеги, я вас поздравляю! Вы нашли ответ. Действительно, если внимательно примерить определение функции к нарисованному убожеству, становится очевидно, что не может. А «очевидно», как вы знаете, это не то, что «очам видно», а то, что легко можно доказать! – довольный и оживленный Иван данилович мечется между дверью и портретом Софьи Ковалевской, слегка подпрыгивая на поворотах, – Доказывать будем методом «от противного». То есть, от меня!
Любите ли вы математику, как люблю ее я? А я ее люблю во многом благодаря ему – старому учителю из одного маленького уютного города, из одной маленькой уютной школы. Мой университет начался с него – с Ивана Даниловича. Мне уже тридцать три, а я мечтаю хоть минутку посидеть за партой на уроке у гения.
Вот и сегодня он идет в школу по той же дороге. И все прохожие желают ему доброго утра, потому что почти каждый житель города знает осанистого седовласого человека в старомодном пальто с потертым портфелем в руках!
Она идет по проспекту. Одна. Летящей походкой. Туфли на шпильках мелькают над асфальтом. Тонкая водолазка приятно обтягивает лебединую шею. Распахнутое белое пальто режет скромную обыденность острым лезвием модного покроя. Походка, сумочка, бриллианты. Она ослепляет.
Она восхищает. Она!
Серое небо стыдливо прячет огненный желтый глаз в тяжелые занавески туч. Оно не вписывается в образ и чувствует это. Но Ей безразлично. Она решилась! Она движется к трудной цели. Сегодня. Сейчас!
Ровно пол года назад пришло первое письмо. Он был вежлив. Обращался не к ней. Но казалось, что он попал прямо в душу.
«Привет, прекрасная незнакомка!
Я не знаю тебя. Но чувствую, что подружимся. Мне сейчас очень больно. Хочу рассказать свою боль хоть кому-то живому».
Электронное признание казалось до безумия откровенным. Зачем ему надо так открываться мне – первой встречной?! Она думала о странном письме целый день, ночью не могла заснуть. На утро она заболела ответом Ему! Добралась до работы, бросилась к клавишам.
Дни пролетали на одном дыхании. Незнакомец становился все ближе. Дружба превращалась в роман. Как трогательно и нежно, оказывается, можно дружить! Не видя друг друга. Не слыша. Не прикасаясь!
«Привет, мистер Икс!
Как же ты решился написать свою боль посторонней персоне? Я бы никогда так не смогла. Твои чувства меня зацепили. Захотелось с тобой поговорить. Мало кто из обычных людей страдает, что живет бессмысленно. Ты необычный. Ты странный. И загадочный. Женщины падки на загадочных мужчин. Я не исключение, как видишь. Мы все живем в рамках. Законы, социум, товарно-денежная форма жизни определяет судьбы. Моя жизнь меня тоже во многом не устраивает, ну и что?! Я замужем уже десять лет. И конечно многое в наших отношениях побледнело. Мы живем как родственники. Ничего нет ужасного в твоей ситуации. Ты не любишь жену. Но кто знает, что такое любовь?! Ученые доказали, что в мозге выделяется коктейль гормонов, человек впадает в эйфорию, близкую к наркоманскому кайфу, и это называет любовью. Химия! И только».
Она нырнула с головой в океан Его жизни, сомнений, раздумий. В реальности редко удается приблизиться к кому-то настолько. С Антоном некогда даже поговорить. Он все время на работе. Постоянно занят делами. Добывает ей счастье. Мужу не до нее.
Сегодня Она увидит Его! Своего наперстника и друга! Сердце холодеет, проваливается в желудок от мысли, что несколько плоских фотографий превратятся сейчас в объемного живого человека. Близкого. Важного. Знакомого до боли незнакомца! Сейчас. Через сорок минут вечности ее ждет восхитительное мгновение безумия.
Она оставила машину, идет по узкому тротуару, нырнула в переход. Так быстрее.
«Привет, милая Зайчонка!
Спасибо тебе. Не могу точно выразить, за что. Я глубоко тебе благодарен. Еще неделю назад мне хотелось умереть. А сегодня я отчаянно цепляюсь за жизнь. Наркоманский кайф. Наверное. Когда-то это со мной было. Но вот иссякли гормоны, я трезв как стеклышко. И жизнь потеряла смысл. Я робот в системе. И все мы роботы. Тебе от этого не мерзко? Жена думает, что я много работаю. Но я прячусь. От нее, от себя, от всех. Я не могу собрать себя в единое целое существо. Меня раздирают страхи. Я боюсь смерти, и жизни. Я хотел добыть счастье для нас с женой. А на самом деле стал тупым мусорщиком, постоянно разгребаю помойку проблем.»
Строчки из его писем пронизывают сознание. Вихри реплик. Признаний. Прикосновений. Словами можно было гладить, щекотать, пощипывать, а потом хохотать, прижавшись друг к другу.
Мысленно. Виртуально. Но так ощутимо!
Она писала длинные письма. Про себя. Как влюблялась, разочаровывалась, мечтала. Про Антона. Как он когда-то поразил талантом, умом, уверенностью, страстью к жизни. А как красиво сделал предложение! Но с годами образовалась глухая стена. Не пробиться. Да и не хочется уже.
«Зайчонок, привет!
Ты не поверишь, но я плакал, когда читал твое последнее письмо. Девочка моя нежная. Как я счастлив, что ты есть! Нам нельзя пока встречаться. Давай немного еще побудем здесь Иначе рискуем повредить тонкую грань доверия. Хотя так безумно хочется».
Она протискивается по левой стороне вялой гусеницы-эскалатора! Сквозь толпу, шум, сквозь прошлое! Улыбнулась. Вспомнила, как рассказала Ему про первый поцелуй с одноклассником. Он тогда искренне смеялся. Она не слышала. Она чувствовала его смешинки на губах. И до боли стискивало желание броситься к нему сейчас – прямо среди ночи взять такси и ехать, очертя голову, в другую жизнь, другую судьбу! К Нему! Навсегда!
Она примчалась. Свежая, взволнованная, распаленная ожиданием, с прохладными губами, светящимся лицом. В озерах-глазах надежда на счастье.
Последнее препятствие – стекло дверей! Ее ждут. Да, мужчина за столиком. Да, у аквариума. Да, вон там.
Он здесь. Он ее ждет!
Выпорхнула из пальто, сбросив его с себя как последний груз сомнений. Аромат любимых духов, как последний вдох кислорода, стук молотков в груди, как последний трепет жизни, сумочка в руках, как спасательный круг, который все равно не спасет.
Прыжок в пропасть.
Он сидит спиной. Невыносимо близкий и странно чужой. Профиль усталого лица. Анфас. Корпус.
Что-то знакомое в повороте…
«Антон?! Ты как здесь? А я…»
Вспышка отрезвляющей реальности! Обман зрения?
Вираж судьбы.