bannerbannerbanner
полная версияЛидуся

Юлия Знаменская
Лидуся

Полная версия

– Ну вот, я тоже, тут временно, пока там дети разберутся с делами, решили пока немного побуду, чтобы не мешать. Петя умер, так что я одна, – бормотала Лидуся, постоянно убирая за ухо выпадающую тусклую серую прядку волос.

– Петр умер? Давно? – явно удивившись, поинтересовался дедок.

– Давно. Еще в девяностом. Тридцать лет уж я вдова…

– Вот так да, вот так жизнь… И я тоже давно. Один. Моя Маруся в две тысячи девятом умерла. Рак. Очень трудный был год… – тоскливо вспоминая что-то тяжёлое, нахмурив кустистые брови, поддерживал разговор Валерий.

– Да, соболезную, – проявила вежливость Лида.

– А детей у тебя сколько? Неужели никто не смог к себе забрать?

– Детей-то много, два сына, две дочки. Но у них столько сложностей, не могу я вешать на них еще и себя. Пусть пока привыкнут, договорятся. Мне здесь уже даже нравится, – успокаивала сама себя Лидуся.

Раиса во время беседы во все глаза рассматривала загадочного Валеру, ловила каждое слово и строила грандиозные предположения, кто же он такой и почему они никак не могут оторвать взгляды друг от друга. Дело тут нечисто! Попахивает альковными связями… Ай да молитвенница Лидуся! Ай да одуванчик Божий.

Дежурная сиделка Жанна прервала беседу Лиды с Валерой громкими хлопками и объявлением, что приём пищи закончен. Всем нужно разойтись по своим комнатам и одеваться на прогулку. Лидуся улыбнулась Валере, вытерла слезы и махнула рукой в знак прощания. Валера отвесил ей старомодный поклон и удалился, постукивая тросточкой. Он сильно хромал, но по-прежнему был стройным и статным. Военная выправка!

***

Сосновый бор, прятавший в своих глубинах облупленные кирпичные корпуса, укутывался в зимние одеяла. Снег покрывал длинные иголки на ветвях все плотнее, все надежнее. Старая тротуарная плитка, обозначавшая кривые дорожки между деревьев, тоже наряжалась легким белым покровом, стараясь скрыть уродливые трещины и обломки.

Старички и старушки разбредались парами, ковыляя медленно, опасаясь не заметить выступ или острый угол, боясь споткнуться. Жанна вывела стариков на получасовой моцион, поручив двум расторопным и более ласковым помощницам зорко следить, чтобы не было травматизма. Кто замёрз – сразу в корпус. Бронхиты с пневмониями тут не нужны!

Прогулки Лидуся воспринимала как единственную возможность побыть в одиночестве. Она всегда находила способ затеряться и заблудиться, чтобы Раиса не мучила разговорами о доблестной стране и ее героях.

Сегодня же прилипчивая Раиса азартно преследовала соседку. Ни на шаг не позволяла отойти! Все ждала разъяснений по поводу встречи с тайным возлюбленным! Не дождавшись захватывающих рассказов, она начала допрос.

– Ну? Чего молчишь-то, праведниша ты наша! – ехидно начала она.

– А что говорить? – выныривая из своих мыслей, удивленно спросила Лидуся, придерживая локоть навязчивой спутницы.

– Рашкажывай, чего дурочку ломаешь! Что жа Валера такой?

– А, ты про это? – Лидуся уставшим голосом прояснила интерес Раисы.

– А про кого ж? Вон он как шверлил-то тебя глажами! Я шражу поняла! Любовник?

– Нет, – мягко и снисходительно ответила Лидуся, улыбаясь своим воспоминаниям о Валере.

– Ну вще! Ешли не рашкажешь, увидишь, что будет! Быстро рашкаживай!

– Хорошо, – сдалась Лидуся без боя, – Расскажу. Но сразу предупреждаю, ты будешь разочарована. Никаких пошлостей и интриг в этой истории нет.

– Это мы еще пошмотрим, тихушниша, есть они или нет! – пригрозила Раиса, сгорая от нетерпения.

Они присели на лавочку возле полуразрушенного временем фонтана, замусоренного и стыдливо надеющегося вскорости оказаться под снегом, чтобы убраться наконец с чужих глаз.

– Голодные годы были. Мама нас с братьями одна тянула. У нее образования никакого. То прачкой работала, то на фабрике. Мы даже суп из очисток картофельных хлебали иногда, другого ничего не было в доме. Я старшая была, братьям старалась отдать лишний кусок, себе стыдно было забирать. Прозрачная, губы синие, мёрзла все время. И вот мне восемнадцать исполнилось. И как раз Петр начал к нам захаживать, глазами, как ты говоришь, сверлить. А он был на тот момент уже молодой и перспективный офицер, работать его вот-вот должны были отправить в Германию. Мать мне и начала зудеть, мол чего думать, выходи, все ж нам легче будет, может станешь в сытости жить да нам помогать. Мама настаивала, а я металась. Ведь он был такой взрослый, чужой. Я не любила его, а скорее была благодарна, что он на меня обратил внимание. Я понимала, что смогу семье помочь выгодным замужеством. В общем, так и вышла я за Петра в пятьдесят пятом. До сих пор ему благодарна. Он души во мне не чаял, пылинки сдувал всю жизнь.

Лидуся закрыла замёрзшей ладонью глаза и продолжала. На нее нахлынули воспоминания.

– Мы переехали в Германию в военный гарнизон. Место закрытое, людей мало. Офицерским жёнам делать нечего, только с детьми сидеть, да сплетничать. Я от тоски записалась в хор. Помнишь, песня такая была – «Ленин всегда живой…» Вот я солисткой была. Весь офицерский состав собирался нас слушать. И тут Валера приехал. Молоденький лейтенантик, глаза светятся. Как увидел меня на сцене, так и начал за мной по пятам ходить. Ходил и смотрел. Ничего не говорил. А моему Петру тут же, конечно, доложили. Мол так и так, как бы чего не вышло, за женой смотреть надо. Петр уже замполитом был всей части. Его уважали, но и завистников было много, так и ждали, чтобы он проштрафился. В общем, Петр начал вести со мной разъяснительную работу. А я глазами хлопаю, ничего не понимаю, в чем провинилась. Он говорил, мол не важно, виноват или нет, важно, как это выглядит. Если есть разговоры, то не важно, что было на самом деле, а чего не было. Он впервые на меня тогда кричал, обвинял – глазки строю, звездой себя почувствовала на сцене. Запретил в хор ходить. Практически запер меня в квартире. Я месяц там проплакала. Мне было обидно, ничего же не было, в чем я виновата?

Рейтинг@Mail.ru