Юлия Эфф
Обыкновенный дракон
Глава 1. Сокровище мистера Эттуэла
Наш мир, восьмидесятые годы, одна из пещер Амурской области, Россия. За двадцать лет до центральных событий.
– Иди сюда! – Первый, ошарашенный находкой, приглушённо позвал Второго. Его ладонь лежала на шершавом выпуклом бугорке с необычным чешуйчатым рисунком. Это было похоже на часть рисунка или скульптуры, чья остальная масса была скрыта каменной стеной.
– Что это? – Второй подсветил своим фонариком, потёр кажущуюся твёрдой поверхность. – Подержи!
Вручил фонарь товарищу, достал нож и сковырнул небольшой слой рядом с находкой – получившаяся трещина зацепила пласт, и он осыпался под ноги искателям приключений.
– Осторожно! – испугался Первый, переминаясь с ноги на ногу, но Второй уже протирал рукой увеличившуюся явно выпуклую большую поверхность. Вероятно, некую статую или щит, много веков назад спрятанную или ненарочно погребённую здесь.
Осторожничали напрасно – чешуйчатое нечто оказалось прочнее камня. По нему скользила каменная крошка, рядом обрушались пласты, а на находке не возникло ни трещины.
– Погоди, кажется, кость, – Второй разглядел белое продолговатое пятно рядом.
Очищать находку стали медленнее, аккуратнее. Через час работы перед изумлёнными взглядами начала оформляться уникальная картина: скелет птеродактиля ростом со взрослого человека обнимал огромное окаменелое яйцо высотой в полметра. Вместе с поверхностным слоем смешались мелкие кости крыльев, но положение изогнутого скелета не оставляло место сомнениям – много веков назад огромная птичка умерла, защищая своего невылупившегося птенца.
– Это ж каким местом надо было его высиживать? – Первый отирал шею, на которой выступили капли пота от напряжения.
– А может, птичка не высиживала, а пыталась расколоть скорлупу, чтобы устроить себе сытый завтрак? – пошутил Второй, и археологи посмеялись.
Работали сосредоточенно ещё полчаса, потом Второй сообразил:
– Ты знаешь, чьё это яйцо?
– Чьё?
– В Кундуре недавно откопали скелет. Может быть, что его?
– Вполне, – Первый остановил работу. Вытер руки носовым платком и полез в рюкзак. – Посвети на яйцо.
«Полароид» щёлкнул, пожужжал, выдавая снимок, на котором из-за плохого освещения мутно проглядывалось яйцо и стоящий рядом мужчина.
– Продолжай работать, я схожу, позвоню шефу. Заодно принесу аккумуляторы, – Второй оставил коллегу освобождать яйцо динозавра из каменного плена, а сам исчез в тёмных коридорах пещеры.
Яйцо полностью достали спустя несколько часов: приходилось останавливаться, тушить свет и затаиваться, пока чужие голоса спелеологов или просто любопытных не отдалялись. В конце концов, сокровище было уложено на шерстяное покрывало, укутано самым бережным образом, и чёрные археологи покинули пещеру.
На этот раз цена находки не просто превзошла все ожидания. Шеф смотрел ошалелыми глазами на чешуйчатую поверхность и не мог поверить, что это не театральная бутафория. Разумеется, он не торопился платить за добычу:
– Пока не получу результатов спектрального анализа, будете ждать, – сухо сказал бородач и вышел из комнаты позвонить знакомому в лабораторию.
Спустя месяц яйцо в плотном кубе с круглым внутренним ложементом стояло в ногах человека, одетого в добротный твидовый костюм и пахнущего дорогим одеколоном. Помимо него, в салоне персонального самолёта находилось ещё двое мужчин – крепко сбитых охранников. Что являлось содержимым дорогого контейнера, летящего на другой континент, их не волновало: “Какой-то чокнутый австралийский коллекционер купил археологическую безделицу. Кажется, череп мамонта”, – так сказал ответственный за груз.
Наука, тысячекратно претерпевшая от деятельности чёрных археологов, заметно не пострадала. Одной тайной больше, одной тайной меньше… Всё, что требовалось знать человечеству, для него уже было зафиксировано на страницах учебников.
Итак, воздушное судно преодолело Индийский океан, и внизу запестрели зелёные полосы растительности, затем жёлтые безжизненные пятна австралийских пустынь – долго и нудно. Мужчина в твидовом костюме нетерпеливо поглядывал на наручные часы: при всех расчётах «посылка» опаздывала, а значит, клиент начнёт нервничать, торговаться.
Но вот последние четыре тысячи километров суши были преодолены, и самолёт начал снижаться – на полосу частной территории. У «финиша» ждали. Главным, очевидно, являлся седовласый мужчина лет шестидесяти, но с моложавым гладким лицом и спортивной фигурой.
Заказчик поднялся по трапу в самолёт, ещё дышащий полётом раскалённого на солнце железа, поздоровался с мужчиной в твидовом костюме и бросил беглый взгляд на охранников – те покинули салон.
– Мистер Эттуэл, прошу! – сопровождающий осторожно распаковал куб, не решаясь поставить его на столик, внешне хрупкий по сравнению с массой яйца.
Мужчина приблизился к реликвии, фотографии которой рассматривал десятки раз, прежде чем подтвердить покупку. На поверхности яйца, почти идеально очищенного от камня, не наблюдалось ни единой трещины.
И стоя, и ползая на коленях, он осматривал свидетельство далёкого прошлого, и торжество медленно начинало клокотать в груди: яйцо древнего существа выглядело совершенным.
– Превосходно! – сказал мистер Эттуэл, поднимаясь с колен и глядя блестящими глазами на русского, говорящего по-английски с характерным восточным акцентом. – Я слышал, у вас сейчас проблемы с валютой, удобно ли вам будет принять доллары?
– Не беспокойтесь, мистер, всё предусмотрено.
Эттуэл кивнул одобрительно в сторону – в дверях уже стоял помощник с дипломатом. Кейс был открыт, представитель русского партнёра окинул взглядом купюры:
– Мой шеф вам доверяет, мистер Эттуэл. Пересчитывать здесь не будем.
Обмен состоялся, коробку с яйцом вынесли, и обе бизнес-стороны распрощались.
****
Сокровищницей мистера Эттуэла являлась относительно небольшая комната, всего каких-то тридцать квадратных метров – относительно всего особняка, разумеется. Без окон и с единственной дверью, бронированной и по сложности замков напоминающей дверь в потайной бункер фантастического фильма, но имеющая небольшую приёмную перед собой. Удовольствие в корысти прятать дорогие вещи, чтобы потом любоваться ими в одиночестве или в компании таких же чокнутых коллекционеров – в этом мистер Эттуэл понимал толк третий десяток своей жизни.
Защитный контейнер с дорогим содержимым доставили в приёмную с помощью небольшой, специальной для таких случаев, тележки, дальше мистер Эттуэл действовал с помощью верного секретаря-управляющего.
Вдвоём они занесли куб, раскрыли и водрузили ложемент с яйцом на стоящий в центре продолговатый постамент, где находилось похожее яйцо, разве что оно было в два раза меньше сегодняшнего приобретения.
Затем хозяин сокровищницы велел удалиться и секретарю. Жену не особо интересовали странные вещи, от которых супруг-миллиардер приходил в восторг, поэтому её здесь не было. Впрочем, даже если бы она была в курсе покупки, мистер Эттуэл всё равно бы пожелал в одиночестве поздороваться с новым чудом и насладиться ощущением его обладания.
Оставшись, наконец, один, он откупорил бутылку коллекционного вина, наполнил бокал на одну треть и с ним прошёлся по комнате походкой императора, прислушиваясь к гласу «оформительской» интуиции, игру которой обожал. Так, например, приобретя картину Климта, мистер Эттуэл созерцал прекрасные мазки под органную музыку Бетховена в течение часа – словно торжественность пил, разбавляя вином.
Статуэтка Ах-Пуча, найденная на раскопках цивилизации майя, потребовала там-тамов. А ваза, созданная мастером в эпоху династии Ся, молила о перезвоне нежнейших цимбал. Любопытно, что семь лет назад маленькое изящное динозавровое яйцо высотой в тридцать сантиметров запросило рок-оперу. Должно быть, характер у неродившегося малыша планировался боевым.
Сегодня интуиция пожелала кое-что оригинальное.
– М-м, должно быть, ты у нас девочка, – довольно пробормотал мистер Эттуэл, где-то в глубине души, безусловно, являвшийся экзорцистом или несостоявшимся инквизитором.
Он завел нежный граммофон, разворачивая в сторону яиц рупор, выбрал пластинку со знаменитым «Non, je ne regrette rien»2 Эдит Пиаф и, стоило зазвучать голосу двадцатилетней давности, уселся в кресло, погружаясь в атмосферу загадки.
Песня была посвящена Иностранному легиону, расформированному за неудавшийся путч генералов в Алжире, в шестьдесят первом. Первый иностранный парашютно-десантный полк прибрал композицию к рукам и, маршируя по домам, дружно пел о том, как он разжёг костёр из воспоминаний и не жалел ни о добре, ни зле, которые ему были причинены обстоятельствами…
Согласно документам экспертизы, обоим яйцам было всего по полторы тысячи лет, а не двести миллионов, срок жизни динозавров, в котором убеждены историки. Разница в расхождении данных была немыслимо колоссальной, поэтому мистер Эттуэл ещё с покупкой первого яйца начал подумывать о версии, связанной с инопланетянами. Почва для идеи была благодатной: летающие тарелочки были одной из популярных тем в последние годы.
Но сомнений в биосодержимом яиц не было. Спектрограмма показывала внутри силуэт замершего динозаврика. Если, конечно, инопланетяне не выглядели точно так же… Дальше можно было не развивать мысль – это за мистера Эттуэла давно сделала первая жена, когда было найдено первое яйцо:
– Что, если все динозавры – инопланетяне? – сказал хорошенький ротик глупенькой Мишель. – Они высадились на нашу землю, но, как писал Уэллс, все погибли от наших бактерий…
Нет, развёлся с нею мистер Эттуэл не за глупости, которые она производила ежеминутно – элементарно нашёл женщину поинтереснее, вторую супругу. К тому моменту эксперимент глупой Мишель был завершён: она была единственной из трёх жён, кто проявлял живой интерес к раритетам. Именно Мишель пыталась «вылупить» динозаврика из яйца, мечтая о необычном домашнем питомце. Яйцо по её настоянию поместили в импровизированный инкубатор и держали там месяц. Результата, разумеется, не было, и Мишель донельзя расстроилась…
Кстати о Мишель. Возможно, песня французской дивы была выбрана для второго яйца именно потому, что мистер Эттуэл просто вспомнил первую жену, француженку. Мужчина поморщился: стоило избавиться от предмета, напоминающего о глупой бабе, которая вышла после развода удачно замуж за соотечественника. Мало того – сделала своего мужа подобием мистера Эттуэла, заставляя его скупать раритеты. Мистер Эттуэл не исключал: то могло быть изощрённой местью ему или вершиной всё той же глупости Мишель.
Допив вино, он убрал пластинку на место, решив в следующий раз «поговорить с русским яйцом» без мешающих факторов, закрыл комнату-сейф на все полагающиеся замки и отправился к себе в кабинет.
Там через диспетчера запросил международный звонок и, как только муж Мишель поднял трубку, заставил себя улыбнуться:
– Бонжур, мсье Паскаль, как поживаете?.. Благодарю… Да, вы прекрасно осведомлены, – с трудом удержался, чтобы не скрипнуть зубами: Дюпри уже донесли о покупке! – … Именно поэтому я бы хотел предложить вам взаимовыгодную сделку… Да, мечта вашей супруги осуществима. А вы можете осуществить мою… Ха-ха, вы тонко чувствующий собеседник!..
У Дюпри хранилось кое-что ценное, на что Эттуэл успел в своё время положить глаз, но, к сожалению, не успел – соперник по коллекционированию (и за ним маячила тень Мишель) два месяца назад на закрытом аукционе дал большую цену и отхватил оригинал первой картины Адольфа Гитлера, а поверенный Эттуэла замешкался. Сегодня вполне мог состояться выгодный для обеих сторон обмен…
Дюпри перезвонил через час и заявил о согласии.
Через неделю Малое Яйцо отправилось на другой континент, а стену сокровищницы мистера Эттуэла украсило творчество неудавшегося мастера живописи и тирана всей Европы.
Три года спустя
– Я же говорил, что открою, – Роджер, тринадцатилетний сын мистера Эттуэла распахнул дверь в сокровищницу перед своими друзьями – пятнадцатилетней Мод и её одногруппниками Россом и Хадсоном.
– Ну, давай, показывай, что твой папочка прячет от всего мира, – жуя жвачку, небрежно сказал Хадсон, шагая первым в комнату и осматриваясь.
– Для чего эта фигня? – Росс выцепил взглядом первую попавшуюся вещь со стенда с яркими, кажется, музыкальными инструментами. – Курить траву?
Не стесняясь, взял в руки продолговатый предмет, то ли погремушку, то ли, действительно, курительную трубку.
Роджер подошёл к нему:
– Это вувузела, только африканская. На ней играл шаман одного племени. Он считал, что в вувузеле находятся духи местных божеств.
– Н-да? – Росс приложил к губам узкое отверстие и дунул. Громкий и протяжный звук заставил всех, включая Роджера, подпрыгнуть.
– Дурак! – буркнула Мод, в это время рассматривавшая яйцо.
– Пожалуйста, не надо играть на инструментах! Нас услышат! – взмолился красный от смущения и страха Роджер.
– Ладно, – согласился Росс, сделал вид, что ставит инструмент назад, а когда Роджер отвлёкся на Хадсона, пытающегося открыть загадочный сундук, сунул вувузелу в карман.
Мод гладила прохладную чешуистую, будто вылитую из тёмного металла, поверхность яйца. Её интересовало, чьё это яйцо и почему оно такое большое. Надо же, динозавра? Откуда у Роджера такая уверенность? И сколько лет этому яйцу? Всего полторы тысячи? Ха-ха! Всем известно, что динозавры жили много позже. Значит, это какая-то фуфловая подделка.
Мод отвлекала хозяйского сына, а её друзья тем временем прикидывали, какую дорогую мелочь можно стащить. Наивный Роджер, которому давно льстило внимание самой крутой компании Уоллонгонга, вежливо отвечал на вопросы, хотя смутное подозрение уже заставляло его лоб и спину покрываться испариной: как бы эта шустрая компания чего-нибудь не учудила. И выпроводить их сейчас – вызвать насмешки, и оставлять здесь опасно. Отец вернётся завтра, но если что-то здесь сдвинется с места всего на сантиметр, он обязательно заметит.
– Опа, музычка! – Росс заметил сразу три граммофона разных конструкций, от самой странной до привычной. Рядом с каждым инструментом находился шкафчик с пластинками. – Мод, потанцуем?
Девушка подошла к Россу, выбрала пластинку наугад и обернулась к криво улыбающемуся Роджеру:
– Род, пригласишь на танец, малыш?
Роджер на всякий случай прикрыл дверь, чтобы шум не просочился наружу, и подошёл к тем, кого считал новыми крутыми друзьями:
– Запросто!
Росс поставил пластинку, заиграла народная музыка африканского племени, однако Мод скривилась:
– Буэ! Только не это!
Покопавшись в скудном старом ассортименте, наконец выбрали рок-н-ролл, и Мод, потрясая юбкой, собранной в складки по бокам, соблазнительно покачивая плечами, пошла на Роджера эдакой испанской танцовщицей.
– Давай, Род! – поощрительно сказали хором Росс и Хадсон, а затем переглянулись.
Мод отвлекала глупенького Роджера, выплясывая с ним, и Росс подобрался к другому граммофону, выглядевшему старше прочих, прочитал на двух-трёх пластинках названия, подмигнул однокласснику и, не дожидаясь окончания танца Мод, включил звуки, похожие на барабанный бой.
Роджер дёрнулся было в ту сторону, чтобы выключить, но его развернула, смеясь, Мод к себе:
– Танцуй со мной, Роджер! Не будь нюней!
В спину красному Роджеру понёсся дополнительный вой вувузелы. Росс дул изо всех сил, старался. Хадсон же, найдя какую-то скрипку, водил смычком как попало, унижая инструмент жутким визгом, от которого, кажется, даже яйцо покачнулось.
– Прекратите! – не выдержал Роджер и закричал, но его вопль лишь распалил шутников, разыгравших сына высокомерного богача. Сына, не получавшего, между прочим, достойных своего статуса карманных денег.
Безумная какофония громких звуков просочилась за бронированную дверь, та распахнулась, и на пороге возник молодой человек лет тридцати восточной внешности, в светлом тонком, летнем костюме качественного покроя.
– Что здесь?.. Мистер Роджер! – воскликнул секретарь мистера Эттуэла, и компания обернулась на него. – Быстро все вон, если не хотите попасть в полицейский участок! Сработала сигнализация, и мне уже позвонил мистер Гарленд!
На первом граммофоне рок-н-ролл отыграл, и теперь аппарат шипел, ожидая следующих манипуляций с пластинкой. Зато второй продолжал глухо отбивать ритм.
– Всего хорошего вам, мистер Чанг, – поклонился Хадсон, пряча насмешку за демонстративным медленным поклоном, и вышел из сокровищницы.
За ним, сделав реверанс, также неторопливо выплыла Мод, и Росс подошёл к секретарю, протянул руку:
– Благодарю вас, мистер Чанг, за познавательную экскурсию.
– Пшёл вон! – сквозь зубы, игнорируя мальчишечью руку, сначала сузил в тонкие ниточки глаза секретарь, а затем вдруг распахнул их: яйцо на постаменте качалось, как будто его толкнули. И мистер Чанг бросился к нему.
– Э…э-то не мы, оно само! – Роджер покрылся пятнами, теперь местами бледнея.
Секретарь остановил маятниковые движения яйца, убедился, что оно сидит плотно в ложементе, выдохнул с облегчением, но вдруг он заметил трещинку на прежде идеальной поверхности, и сердце мистера Чанга ухнуло в желудок.
– Немедленно в кабинет, мистер Роджер! – рявкнул он подростку. Дождался, когда тот выйдет, и, закрывая дверь, задержался, чтобы поменять код на новый.
*****
Песнь матери внезапно оборвалась. Откуда-то издалека, впервые, донёсся шум, от которого по телу пошла вибрация. И он впервые почувствовал, как ему неудобно в этом положении: голова затылком упиралась во что-то твёрдое, подбородок – в грудь…
– Моа! – позвал он мать, пытаясь выбраться из тесной колыбели.
– Здравствуй, мой малыш! Я здесь! – ответил материнский голос странным образом, будто находился внутри головы. – Мой Арженти 3 , мой мальчик! Ты проснулся!
– Моа? – закряхтел он, ибо его попытки выбраться не увенчались успехом.
– Подожди ещё немного, ты должен успокоиться, мой мальчик. Слушай мой голос! Мир за пределами твоей колыбели опасен. Но я знаю, как тебе не терпится выйти из неё! Слушай же, мой мальчик!
Он недовольно закряхтел, а потом кто-то словно остановил его колыбель, слишком резко, запрещая раскачиваться, и это напугало Его: мать говорила об опасностях, предупреждала, и они уже ждали снаружи! Арженти затих.
– Мальчик мой! Когда ты выберешься, у тебя будет совсем немного времени. Я скрою тебя от чужих глаз, но это будет недолго. Поэтому ты сразу, как только окажешься вне колыбели, должен найти безопасное место, чтобы спрятаться и привыкнуть к новому миру. Милый, меня и отца рядом не будет, но я всё равно буду тебе помогать. Слушай мой голос, малыш! Мы с отцом тебя очень сильно любим… А сейчас, давай, толкни ножками!
Он начал задыхаться: теперь здесь было совсем мало воздуха. И поэтому стало ещё страшнее, но материнский ласковый голос успокоил, слёзы высохли, и Арженти изо всех сил упёрся головой в одну стенку колыбели, а ногами – в другую.
– Agor-y-fford4, – подсказала мать, и он повторил, как сумел. Колыбель нагрелась мгновенно и распалась на части. Не удержавшись на узком выступе, Арженти полетел вниз, вслед за обломками колыбели.
– Моа? – рыкнул он недовольно: падение оказалось болезненным. Хлюпнул носом, испытывая желание заплакать.
– Помнишь, о чём я говорила? Ты должен спрятаться, чтобы понять, как действовать дальше, мой мальчик!
Арженти заметался. Но если бы кто-то наблюдал со стороны, то увидел бы лишь еле заметное колебание воздуха после того, как на постаменте взорвалось яйцо и большей частью осыпалось на пол мелкой тёмной крошкой.
Сначала он затаился за креслом, но мать сказала, что недостаточно спрятать одну голову, и посоветовала посмотреть убежище за красной тканью, свисающей с потолка до самого пола в одном углу. Арженти последовал совету, припадая на одну лапку и волоча хвост.
– Умница, мой мальчик! А сейчас успокойся, отдохни и осмотрись. Ты должен понять этот мир, в котором находишься, и приспособиться к нему. Очень скоро, как только мы с тобой найдём первую пищу, ты примешь другой облик и станешь похож на местных. Ты не должен этого пугаться: и я, и твой отец когда-то были такими же.
Из-за портьеры, драпировкой украшающей одну из картин, наружу высунулась белая драконья мордочка. Ноздри втянули в себя воздух, но ничего вкусного не учуяли. И опасности тоже – комната была пуста от монстров, которыми пугала мать.
Но от попавшей в нос пыли захотелось, до болезненной щекотки под рёбрами, чихнуть – и Арженти сделал это. Вместе с дымком наружу вырвалась тонкая струйка пламени, лизнула портьеру и, незаметно для малыша, рассматривающего предметы, поползла вверх и вниз по бархатной сухой ткани
Мать, убедившись в отсутствии людей, разрешила покинуть убежище, чтобы найти пищу. Белый дракон, ростом с трёхлетнего ребёнка, шлёпая задними лапами по прохладному мраморному полу, обследовал комнату, стену за стеной. Но ничего съестного не нашлось. Правда, в одном месте были продолговатые предметы с чем-то красным внутри, и мать сказала, что это пока ещё ему рано, нужно искать другое.
Шли минуты, и рассматривать картинки на стенах, странные штуки, которыми была заполнена комната, становилось труднее – от угла, где Арженти прятался до этого, повалил дым, едкий и невкусный. От него зачесались глаза и захотелось непрерывно чихать.
Вдруг то, что больше всего походило на заваленный выход из пещеры, дрогнуло, заскрипело. Мать скомандовала:
– Прячься, Арженти! Не дай себя увидеть!
Он нырнул за кресло – больше было некуда. Впрочем, дым стелился такой по комнате, что Арженти не видел собственного хвоста!
Повеяло свежим воздухом, и, вместе с этим вспыхнули две картинки на стене. Какой-то человек, забежавший в пещеру, закричал, побежал куда-то, потом послышалось шипение, и на огонь повалил белый пар. Мать снова посоветовала найти выход, и Арженти ползком добрался до выхода из пещеры. За ней была другая, намного меньше и с большим ящиком в углу. Сюда приближались крики, пугая Арженти, поэтому он нырнул в новое, более удобное убежище – за ящик – и затаился там.
Долго, очень долго множество людей ходило туда-сюда, мимо него, так что он чуть было не сдался. И голос матери успокаивал, начал петь песню, баюкавшей его бесконечность, так что немного задремал. Но вот движение стихло, вокруг стало очень темно. Теперь можно было отправляться на поиски съестного. Правду говоря, кушать хотелось ужасно – даже животик сводило.
Осторожно, помня о вездесущей опасности, Арженти, выглядывая из-за каждого угла и принюхиваясь, переходил из комнаты в комнату, пока не повеяло вкусным. Тогда он отправился на запах, который привёл его в кухню мистера Эттуэла. В это ночное время здесь никого не было.
Ароматы поманили его сверху, и он вскарабкался на железный стол, и там его ждал обман. Однако следы людей, переносящих запах, всё же привели его к другому железному ящику, мерно гудящему. Попробовав и так, и эдак, он сдвинул боковую крышку, и та открыла взгляду множество освещённых полок, уставленных… Арженти ещё не знал, как это всё называется.
Взял зубами первое попавшееся – тёмные куски, от аромата которых пасть наполнилась слюной. Начал жевать и понял – как восхитительная пища, про которую говорила мать!
Он ел и поначалу не замечал метаморфозы, происходящие с телом. Всё было вкусно и интересно. Кое-что обожгло язык, Арженти пришлось попрыгать с ним, высунутым, но когда взял другое – кусок чего-то белого, – и язык перестало щипать. Потом крылья превратились в удобные конечности, которыми хватать разные предметы оказалось сподручнее. И дело пошло веселее. Скоро пол рядом с гудящим светящимся ящиком усеялся баночками, обёртками и тарелками.
В какой-то момент Арженти почувствовал: пожалуй, достаточно, больше в него не влезет. Он икнул сонно и сыто. Мать посоветовала теперь найти тёплую ткань, шкуру, стог сена, – что угодно, лишь бы не замёрзнуть, потому что человеческое тело было более чувствительным к холоду. Нужно было отдохнуть перед длительным путешествием в другое место, где Арженти будет расти под материнским присмотром.
Он нашёл на полу нечто толстое, большое и тёплое. Лёг, завернул на себя один край и беззаботно уснул.
Утром его разбудил испуганный женский голос:
– Санта Мария! Кто это сделал?..
