Юлия Вдовина
Про Генриха фон Штольца
Клаус родился в Кёльне в самый разгар франко-германской войны. С семи лет он твёрдо решил связать себя с политикой по рукам и ногам, как и его отец. В отличие от многих немецких юношей, Клаус не имел стремления отправиться в Берлин, а изъявил желание служить на благо родного города, где он вырос, женился и завёл двоих детей, которые, к сожалению Клауса, не смогут продолжить его только начатую династию политиков в силу половой принадлежности.
Ульрика и раньше обращала внимание на видных гостей-мужчин, вот и высокий голубоглазый брюнет Клаус не оставил её равнодушной. Более того, Ульрике показалось, что она по-настоящему влюблена. Впрочем, она так думала про каждого отвечавшего взаимностью человека и не принимала их предложения о замужестве лишь потому, что многомужество не было законной практикой в Германии.
Клаус тоже не брезговал новыми знакомствами. Знакомство с Ульрикой, которую до приглашения на ужин в компании Греты он встречал пару раз на прогулке с супругом, стало роковым для его жены. С каждой новой женщиной Клауса Грета твердила себе, что следующая станет последней каплей, но до этого не доходило. Однако отношения Клауса и Ульрики переросли в нечто большее, чем просто разовые встречи, поэтому опечаленная Грета забрала дочерей и уехала к брату в Мюнхен начинать новую жизнь.
Что же до Генриха, то про любовника супруги он курьёзным образом узнал от детей: поздним вечером они обсуждали новую машину некого господина фон Юнге, довёзшего их маму до дома прошлой ночью, когда их папа работал сверхурочно. На самом деле, первые годы Ульрика хорошо справлялась со своими родительскими обязанностями, но как только Шарлотте Анне исполнилось семь лет, стала надолго уходить «на прогулку» (разумеется, в компании близкого знакомого). Генрих по-настоящему любил свою жену и, будучи тоже небезгрешным (из-за работы у него завелись проблемы с алкоголем), прощал её. Он убеждал Ульрику разорвать отношения с Клаусом и ездил к нему лично с той же просьбой. Оба обещали больше не встречаться, но встречи не прекратились. Просто стали менее частыми и более тайными.
Стук во входную дверь прервал поток неприятных мыслей в голове Генриха. В гостиную, пританцовывая, вошла Ульрика. На ней был тёмно-розовый костюм с юбкой ниже колен, который со дня приобретения не понравился Генриху, но который очень полюбился Клаусу.
– Дети, идите к себе. Пора спать, – грустно улыбающийся мужчина поцеловал каждого ребёнка в макушку: в русую (как у Рихарда фон Рихтера, юриста предприятия, на котором работал Генрих) у Франца-Иосифа и в тёмно-чёрную у девочек. Все разошлись по комнатам – каждый в отдельную, и Генрих отправился на кухню.
Ульрика, весело напевая немецкую танцевальную песню, появилась посреди обеденной, где её ждал Генрих.
– Здравствуй, дорогой, – она, едва не подпрыгивая, подошла к мужу и поцеловала его в щёку, присев рядом.
– Ты мне обещала, – он тряс правой ногой под столом, смотря прямо в чёрные глаза, – Не один раз.
– Прости, милый, этого больше не повторится, – женщина ласково улыбнулась и положила свою ладонь на лежащую на столе руку Генриха. Раньше этот метод действовал безотказно. До начала самой кровавой войны человечества на момент первой четверти двадцатого века. Всё слишком изменилось с конца июля прошлого года.
– Ульрика, почему мы до сих пор вместе? – всё также не отрывая уставшего взгляда, тихо, чтобы не услышали дети, говорил Генрих. Ульрика, задумавшись, перестала улыбаться.
– Я бы предпочла не продолжать разговор, – женщина встала и, поправив юбку, удалилась в одну из многочисленных комнат.
– Как мне надоел этот Клаус, – Генрих, закатив широкие глаза, зажёг толстую крепкую папиросу и сделал глубокую затяжку.
