Юлия Вдовина
Из страниц чужой реальности
II
Со спины ко внимательно изучающему пожелтевшие страницы Льву подкралась пьющая в домашней пижаме с зайцами кофе Инна.
– Читаешь про свою воображаемую жену? Ты сегодня снова кричал, – она поставила чашку с утками на тумбочку у двери. – Я не виноват, Юля! Я не виноват! Прости! – девушка звонко захохотала, закончив передразнивать брата.
– Помолчи, – мрачно произнёс недовольный иронией сестры Лев, не поднимая голову от сваленных в кучу раскрытых тетрадей.
– Голос прорезался? Не поздно? – Инна скрестила пухлые руки. – Ты мне всю неделю грубишь. С самого дня приезда.
– Скажи спасибо своему дружку, – нахмурившись, мужчина перелистнул страницу. Обескураженная Инна ухмыльнулась, приподняв уголок маленьких губ.
– Дай-ка почитать, – она протянула руку, чтобы взять со стола один из документов.
– Отстань, – но Лев тут же вырвал его из рук Инны, и всё же она выхватила одну из тетрадей, лежащей рядом с протирающим покрасневшие глаза братом.
– Уж больно интересно. «Двадцать шестое февраля, тысяча восемьсот тринадцатый год. Мне сегодня тридцать шесть. Ах, как бы я желала провести этот день с маменькой! Она не навещала нас с Лёвой с прошлого месяца. Мамá до сих пор не может прийти в себя после гибели папеньки. Роковой август навсегда отпечатался в нашей памяти! Даже дядя, не общавшийся с отцом девятнадцать лет, приехал почтить память. Как он плакал!
Лёвушка наконец представил мне Марию. Кажется, он сделал ей предложение. Для каких целей мне препятствовать? Человек имеет право жить с любимым. Как жаль, что покойный папенька не наделил этим правом меня! Боже, словами я убила собственного мужа! Как мне совестно осознавать это спустя столько лет! Да не будет мне никогда покоя». Это её дневник? – Инна отдала в протянутую ладонь брата тетрадь и взяла другую. – «Пятнадцатое декабря, тысяча восемьсот двадцать пятый год. Господь, нет мне прощения! Именно я навязывала Лёвушке идеалы свободы, революции, постоянной борьбы! Не будет счастья матери, фактически умертвившей сына! Как же буду теперь смотреть в глаза Марии и моим шестерым внучатам! Ах, Николай, я знала, что твой чудесный подарок приведёт мою семью к погибели! По простоте характера читала твои записки Льву, ангел мой!». Забери, – Инна бросила книгу в стопку к другим. – Ой, а вот это я бы почитала, – девушка схватила лежащую под лампой стопку бумаг, содержание которых было в одном из дневников. Для удобства Лев решил переписать их на компьютер и распечатать. – «Девятое февраля, тысяча семьсот девяносто четвёртый год. Три дня назад я родила прекрасного сыночка. Ах, Николай, ангел мой, как мне скорбно, что этот замечательный малыш не твой! Как бы я желала, чтобы ты был жив и рядом со мной. Папенька настоял назвать ребёнка Львом в честь этого ужасного, отвратительного человека, оставившего нас на произвол судьбы! Я положительно не понимаю, как родители сумели простить оное и продолжить следовать традиции».
Инна с насмешкой посмотрела на бьющегося об стол брата.
– И всю неделю ты убиваешься из-за этого? – она отложила три страницы. – «Пятое октября, тысяча восемьсот тридцать седьмой год. Вот и настал мой час. Лекарь сообщил, что мне осталось не более месяца. Господи, пощади и позволь искупить грехи! Не желала я смерти Лёвушки и его отца! Господи, позволь воссоединиться с ангелами моими: Николаем и сыном!». Лёва, ты клинический идиот. С чего ты вздумал отождествлять себя с её мужем-самоубийцей?
– Я там был. Я был в его теле. Я всё видел своими глазами, – мужчина перевёл грустный взгляд на сестру.
– Нет, ты был дома. Ты просто слетел с катушек за время моего отсутствия. Что мотаешь головой? Не согласен? Ты от большого ума позавчера избил соседа Мишу? – от этого имени глаза Льва гневно засверкали. – Радуйся, что его папаша на тебя заявление не накатал. Кстати, какого чёрта ты вчера валялся в ногах своего ученика? Коля, так его? Извинялся, плакал. Что, домашнее на лето потерял? – девушка усмехнулась. – Нет, дорогой. Ты больной, помешанный на идее якобы перемещения в тело предка.
– Замолчи! – мужчина выпрыгнул из-за стола и навалился корпусом на удивлённую Инну. – Ты ничего не знаешь! Ты всегда была всеобщей любимицей! Меня же за человека не считала даже собственная жена! Ты не можешь судить меня, пока не пройдёшь всё то, что прошёл я!
– Ты точно сдвинулся. Какая к чёрту жена?! Были бы живы родители, выбили бы из тебя всю дурь! Из-за какой-то двухсот пятидесятилетней тётки ты так на сестру! Не понимаю, как тебя, такого агрессивного, ещё из школы не выгнали!
Сильный хлопок оставил ярко-красный след на впалой щеке циркачки.
– Инна, Инночка! – Лев упал к сестре, потирающей ладонью ударенное место, в ноги, вымаливая прощение.
– Ты меня достал! Тебе нужно в психушку! – рывком девушка подняла брата с пола. – Перестань уже извиняться! Заладил.
– Отвези, я больше этого не вынесу! Инна, дальше будет хуже! Я действительно схожу с ума. Ты права, мне там самое место! Ничего, Александру воздастся по заслугам за мои страдания. Всё зло возвращается, – Лев помотал головой и вновь сел изучать бумаги.
Инна одарила брата злобным взглядом и удалилась из комнаты, забрав с тумбочки чашку с кофе.
III
– Если бы испытуемый нарушил ход событий, то, вероятно, никогда бы не родился. Я, безусловно, рисковал и своей жизнью, но предположил, что на меня его действия не распространятся. В том городе я оказался случайно, купив билет за первой встречной пассажиркой, сестрой испытуемого. Предварительно я сделал записи. С текстом вы можете ознакомиться в моём докладе. Как видите, если бы билет покупал другой человек, записи бы остались неизменны. Если бы даже эта девушка не родилась (при условии, что её брат изменил прошлое), я бы всё равно смог доказать, что эксперимент удался. Однако не прошло и секунды, как испытуемый вернулся на место, откуда я отправил его в восемнадцатый век (по его словам, там он пробыл три месяца). Таким образом, можно с уверенностью утверждать, что человек не контролирует собственные действия. Будучи учёным, мне сложно признавать, что на нас влияет что-то извне, – Александр перевёл взгляд с лежащей на конторке стопки бумаг на заполненный зал и поправил съехавшие на кончик носа очки.
– Очень хорошо, Александр Сергеевич, – женщина в белом халате пригладила подраспустившийся пучок. – А где же, собственно, сам испытуемый?
– Он лежит в психбольнице, – в зале послышались перешёптывания. Студенты один за другим высказывали свои предположения.
– Не допускаете ли Вы, что на состояние этого человека повлиял проведённый эксперимент? Возможно, чрезмерное излучение? – выкрикнула коротковолосая блондинистая девушка с третьего ряда.
– Как я уже сказал, от нас мало что зависит. Вероятно, такова его судьба, – Александр уверенно выпрямился.
– И всё же, Александр Сергеевич, мы не можем рисковать. Также можно предположить, что ваша гипотеза (уж извините, но теорией мы её пока назвать не можем) распространяется исключительно на прошлое. Вы, кажется, говорили, что путешествия в будущее у Вас не вышло? Кнопка не сработала? Александр Сергеевич, Вы так и не предоставили доказательств вашей гипотезы о спиралевидности времени. Вполне вероятно, что дальше нас ещё ничего не было. То есть человек не властен над прошлым, но влияет в настоящем на будущее (то есть, мы, к счастью, самостоятельно распоряжаемся своей судьбой). Ваше изобретение было бы очень полезно для изучения истории, но где гарантии безопасности историков? Не сойдут ли они по возвращению с ума? Не войдут ли в роль, пока находятся в определённом периоде? Машину необходимо доработать, Александр Сергеевич. А пока мы не готовы выделить деньги. Продолжайте за свой счёт и дальше, – женщина самодовольно улыбнулась.
– Полина Дмитриевна, но как же! – не смущаясь публики, Александр возбуждённо подбежал к заставленному лампами столу жюри. – Я провёл титаническую работу, я взял несколько многомиллионных кредитов! Вы же знали моего отца, Сергея Анатольевича. Неужели в память о нём вы не можете поддержать этот проект?!
– Александр Сергеевич, не позорьтесь перед учащимися, – женщина, расслабив корпус, торжествующе посмотрела на Александра, который наскоро складывал бумаги в чёрную папку.
***
– В деревню, к тётке, в глушь… А-ай! Ещё классики мне сейчас не хватало! Грымза. Правильно отец от неё к маме ушёл.
Мужчина спешно засовывал небрежно скомканную груду вещей в большой чемодан. За трениками и кофтами с длинными рукавами последовал белый медицинский халат.
– И зачем теперь он мне? – Александр выкинул накидку в мусорное ведро.
– Новиков Александр Сергеевич? – в проходе показались двое мужчин в спортивных штанах и футболках, обтягивающих сильно накаченные руки.
– Я занят. Что вам нужно? – хозяин комнаты не смотрел в сторону двери, сосредоточившись на составленном списке вещей.
– Вы просрочили кредит, – на этих словах, произнесённых грозным басом, Александр поднял побледневшее лицо. Маленькими шагами худощавое тело подступало к противоположной вышибалам стене.
– Я не могу отдать. У меня столько нет, – мужчина нащупал на правой руке часы, время на которых две недели назад просил посмотреть Льва.
– Найдёшь, – коллекторы приближались к дико смотрящему на них Александру.
– Ан-нет, кошечки. Я вам не дамся, – Александр нащупал левую кнопку.
Гром. Поле с лежащими повсюду трупами в касках на голове и с автоматами в руках. Очередной взрыв. Александр почувствовал нестерпимую боль. У него оторвало ногу.
– Толян! – к кричащему Александру подполз человек в форме советского солдата времён Великой Отечественной. – Толян, держись! Прорвёмся!
– Убей… – и Александр вовсе не собирался этого говорить, – Убей!
Выстрел. Второй. Пуля пронзила сердце.
– Куда собрался, кошечка? – здоровенные амбалы, передразнивая мужчину, торжествующе засмеялись.
«Чёрт! Чёрт! Мне некуда бежать. Я каждый раз буду возвращаться в это время в это место. Ведь я сам же это и доказал» Ваша взяла, – поникший мужчина медленно подошёл к коллекторам; один из них крепко сжал учёного за локоть. – Не распускай руки, столб. Не убегу.
Выйдя на улицу, вышибалы положили Александра в просторный багажник огромного «Джипа».
Эпилог
.
Отношения Инны с братом окончательно ухудшились после очередного вечера, проведённого Львом за дневниками Юлии. Мужчина вновь поднял руку на выкрикивающую оскорбления сестру. Не дождавшись утра, девушка отвела «близкого родственника», как она сама стала говорить, на лечение в психбольницу. Именно это место служит Льву домом уже по меньшей мере полгода.
В сентябре, через неделю после переезда брата в лечебное заведение, Инна вернулась в Индию, где решила освоить новое ремесло – переводческое. Собственно, она и рассказала мне то, в чём целый месяц её пытался убедить старший брат, стучась головой о стену – то, что стало (разумеется, не без авторских домыслов) сюжетом этой книги.
Может, писатель из меня выйдет более толковый, чем директор цирка?
Автор книги: Раджа Амрит.
Перевод на русский: Кульнева Инна Львовна.
Послесловие.
Авторская же моя натура, проявившаяся после разорения цирка, не позволяет мне оставить в произведении белые пятна, поэтому я убедительно прошу читателя понять меня и заранее простить. Прощения же прошу за выдумку эпизодов, которых, по моему скромному мнению, в рассказе брата Инночки не достаёт. Беру на себя всю ответственность за культурную и историческую неточность данных фрагментов и возможного искажения некоторых фактов в биографии вышеописанных персонажей семьи Кульневых. Итак, к чему разглагольствовать? Пожалуй, самое время начать то, к чему я очень старательно подводил.
Кашкаров Михаил, его жена и дочь.
I
В огромном зале с потолком под несколько метров и с закрытыми шторами, концы которых были вышиты золотыми нитями, по начищенному до блеска узорному полу кружились нарядные люди. Маленькие каблучки женщин в пышных платьях, ударяясь об пол, издавали синхронный стук, переходящий в глухое эхо по всему полупустому помещению.
Как только доиграла последняя нота модной мелодии, кавалеры разбрелись по всему залу, отводя под ручки своих дам до нужного им места.
– Марина, я ни за что бы не пошёл, не будь это свадьба родного брата, – ворчал себе под нос коротко стриженный двадцатишестилетний мужчина. Неосознанно он крепко сжал тонкие пальцы рядом идущей шестнадцатилетней рыжеволосой жены.
– Володенька, что же тебе не нравится? Какой прелестный вечер! Владимир Владимирович устроил великолепную свадьбу Михаилу, – женщина, придерживая длинный подол бесконечноюбочного платья, заняла свободный стул.
– Позволите ли Вы, Владимир Владимирович, обратиться к милейшей Вашей супруге?
К Марине и Владимиру подошло две пары. Первая пара состояла из мужчины с острыми чертами лица, ястребиными глазами и ровным прямым носом и из высокой худой женщины с густыми волосами, забранными в очень высокую причёску. Оба были брюнетами. Во второй же паре женщина была маленького роста, однако чуть выше Марины, с блондинистыми волосами, а её спутник – высокий русый мужчина в теле. Все четверо были не старше тридцати лет.
– Для чего же, Павел Матвеевич? – Владимир нахмурился. В стальном его взгляде зажглись огоньки ревности.
– Увольте, – Павел добродушно улыбнулся. – Увольте беспокоиться. Я всего лишь хотел выразить своё восхищение Марине как искусному танцору, – рыжеволосая женщина хихикнула. – К тому же, я хотел бы представить вам, господа, моих старых знакомых, – Павел кивнул угловатой головой в сторону блондинки и её спутника.
– Пётр Кириллович, приятно познакомиться, – Пётр подошёл к вставшей Марине и едва поцеловал её пухлые пальцы. Он поклонился недовольно глядящему Владимиру. – А это Ольга Александровна, моя жена, – блондинка сделала книксен.
– А где же Ваш брат, Павел Матвеевич? – Марина, вытянув красивую шею, стала высматривать Алексея Матвеевича – мужа её старшей сестры. – Вместе с Софьей.
– Признаться, я потерял их из виду ещё после мазурки, – Павел пожал острыми плечами.
– Как себя чувствует Николай? Он у вас, Павел Матвеевич и Катерина Максимовна, весьма способный ребёнок, – Владимир, всё так же неприветливо оглядывая Петра Кирилловича, задал вопрос его представившим.
– Всё в порядке, спасибо. Представляете, пару недель назад они со Львом, сыном Петра Кирилловича и Ольги Александровны, что-то не поделили и сильно рассорились. Лев так расстроился, что упал в обморок, – Павел Матвеевич тяжело вздохнул. – Пётр Кириллович, как он поживает?
Пётр и Ольга, взволнованно переглянувшись и который раз прокручивая в головах, что их единственный ребёнок сейчас лежит в бреду в своей комнате под присмотром дворовой Ефросиньи, неохотно ответили в один голос:
– Всё хорошо.
Далее Пётр продолжил один, не обращая внимания на недовольного Владимира:
– Как и все шестилетние мальчики, целые дни проводит возле животных. Особенно ему нравится лошадь, которую я недавно приобрёл у князя Игнатьева для Ольги Александровны. И как удачно! – мужчина говорил с нескрываемым энтузиазмом. – В полцены. В начале турецкой, когда мы шли в бой, Глеб Борисович пообещал, что если мы выживем, то он почти даром отдаст своего лучшего скакуна.
– Вы воевали? – лицо Владимира молниеносно смягчилось.
– Я военный, – и здесь Владимир смерил Петра Кирилловича восхищённым взглядом. Пётр Кириллович, заметив это, вышел из состояния напряжения и дружелюбно улыбнулся. Марина с Ольгой облегчённо вздохнули, а Павел с Катериной, будучи старше их всех, по-родительски ласково следили за тем, что будет дальше.
Радостное удивление Владимира объяснимо. Он и сам был человеком не гражданским: прошёл русско-турецкую от первого и до последнего дня. Однако в мирное время форму предпочитал не носить, что не очень одобрялось в его кругах. Собственно, такая же ситуация имела место и в жизни Петра.
– Господа! Наконец я вырвался из объятий прекрасных дам, приглашённых моим отцом, и смог прийти к вам.
Лёгкой походкой к собравшимся в большую, вопреки бальному этикету, кучу приближался подвыпивший толстый жених – Кашкаров Михаил Владимирович.
Михаил был абсолютно равнодушен к своей супруге. Он страстно любил женщин всякого состояния и не желал связывать себя какими-либо узами, создающими какие-либо препятствия для его распутной жизни. Однако Владимир Владимирович, его отец, смог убедить в необходимости брака, приведя в пример своего старшего сына Владимира, месяц назад женившегося на давно приглянувшейся ему дочери успешного купца, с которой он впервые увиделся в церкви ещё до войны. Невеста нашлась сразу: ею стала младшая сестра старого товарища Владимира Владимировича Старшего – Мишель (она была француженкой по матери). Девушке шёл двадцать первый год, а она до сих пор не вышла замуж, что очень беспокоило её родителей и многочисленных братьев.
На правах старших, Катерина Максимовна предложила Ольге и Марине отойти, на что женщины сразу же согласились.
– Недостойно заводить оные темы при дамах, – Павел Матвеевич, издавна недолюбливавший Михаила, но уважающий его брата, поморщился.
– Оставьте, Павел Матвеевич! – Михаил улыбнулся с присущей ему лукавостью, – Сегодня я даже не буду пороть крестьян! Знаете, а ведь я снял ошейник с конюха Тимофея. Пожалуй, за свои благородные дела я заслужил пару часов отдыха в приятной компании благородных девиц.
– Сегодня Ваша свадьба, Михаил Владимирович, – Пётр Кириллович недоумённо вскинул бровь. – Касательно крестьян… я, к примеру, никогда не наказываю их физически. Деньгами – да, но не бью.
«Святой, – подытожил в голове Владимир Владимирович, – но не бить их нельзя. Я своих не бил, так они забывали об обязанностях. Святой, но глупый, – мужчина не мог скрыть улыбку, смотря на Петра».
– У Вас, Пётр Кириллович, во владении находится весьма пригожая крепостная. Фрося. Так её? – в глазах Михаила промелькнуло нечто недоброе.
– Хотите купить? – Пётр Кириллович усмехнулся, – Я людьми не торгую.
– Какие низкие темы мы затрагиваем на свадебном торжестве, – Павел Матвеевич вновь скривил губы. – Где же Ваша новоиспечённая супруга?
– А почём мне знать? – на вопросительные взгляды мужчин Михаил ответил писклявым хохотом.
II
Тысяча семьсот восемьдесят пятый год не выдался особенно удачным для Российской Империи. Страна активно готовилась к надвигающейся угрозе в лице Османского государства. Для «низших слоёв» общества шёл второй год абсолютной бесправности и пребывания в статусе вещи, однако для дворянства наступил небывалый расцвет. И хоть в документах и официальных обращениях больше не употреблялось слово «раб», немногочисленные помещики могли с уверенностью назвать себя рабовладельцами.
В этот вечер, когда жена и дочь готовились спать, Михаил тщательно проверял каждую деталь: достаточно ли в его запасе запечатанных колод, нет ли поблизости мебели, способной отразить наличие тех или иных карт и прочее. Через несколько часов дворянин ожидал представителя зарубежного государства и, по совместительству, заядлого картёжника. Михаил не сомневался в своей победе, так как проезжающая в соседний уезд цыганка предрекла ему скорый взлёт.
Точно в это время на втором этаже под одеялом, вытканном в прилежащей к усадьбе деревне, сидела десятилетняя Аделаида. Девочка родилась с кудрявыми белыми волосами и вобрала в себя многие черты отца. Михаил хоть и замечал невероятную схожесть с ребёнком, но так и не привязался к ней настолько, насколько привязался к своей дочери Юлии, ровеснице Аделаиды, его брат Владимир. Девочке действительно недоставало внимания родителя, поэтому она, чтобы быть замеченной, била маленькой ручкой работающих крестьян, за что получала одобрительные кивки и усмешки Михаила. Безмерно счастливая, Аделаида бежала к маме и хвасталась достижениями.
– Мама, спой ещё что-нибудь, пожалуйста! – девочка подпрыгнула на колени и вплотную прижалась к пышной груди матери.
– Адель, я уже слишком долго сижу с тобой, – ласково ответила Мишель и погладила дочь по голове.
Мишель, в отличие от мужа, с первых секунд существования Аделаиды поняла, что больше не представляет себе жизнь без этого ребёнка. Она стала для Аделаиды и хорошей мамой, и лучшей подругой, и замечательным собеседником. С тяжёлым сердцем Мишель отпускала девочку на прогулки до сада, находившегося в паре десятков метров от усадьбы.
– Пожалуйста-пожалуйста! – Аделаида сделала молящее выражение лица и встала в соответствующую позу, оставаясь в кровати.
– Хорошо, – Мишель поцеловала дочь в кудрявый затылок.
***
– Что за звуки? – задал вопрос, оторвавшись от карт, отталкивающего вида мужчина. Он озадаченно посмотрел на уставившегося беспомощным взглядом в стол Михаила. Хозяин дома, опомнившись, ответил, что это его жена укладывает дочь. – Сколько, говорите, дочери лет?
– Десять.
– Красивая? – помимо картёжной деятельности, представитель занимался работорговлей. Как раз сейчас он подыскивал подходящий вариант для гарема одного из султанов, куда набирались маленькие девочки и до пятнадцати лет, то есть до встречи с падишахом, обучались языку, традициям и жизни в новых условиях.
– Красивей Вас точно, – Михаил, не выпуская карточный веер из правой руки, левой обессиленно провёл по лицу.
– В таком случае, Михаил Владимирович, – мужчина лукаво ухмыльнулся, – расплачиваться придётся именно ей, – он вскрыл свои карты и расплылся в довольной улыбке, когда хозяин усадьбы со злостью кинул на стол двойки и тройки. – Другое не приму.
Михаил полностью закрыл лицо огромными ладонями и произнёс:
– Дождитесь утра. Я всё подготовлю.
