Юлия Вадимовна Клименко
Невоспетые жрицы Вселенной
Печаль
Пусть летит печаль над вершинами,
Развевается пеплом над морем.
Обрастёт холодными льдинами,
Пусть с закатом уйдёт краснопёрым.
Пронесётся печаль над домами,
Обернётся морскою пеною,
Засыплет из туч снегами
И растает под солнечной негою.
Превратится в ничто, в пустоту,
Никого не затронув, исчезнет.
И тогда свет займёт черноту
На Земле, где под стать ему место.
Пять масок женщины
В руках моих держу пять масок.
Чтобы тебе казаться разной.
Чтоб никогда не заскучал
От нежности в моих очах.
Сегодня ночью вожделенной
Я томно над тобой довлею.
Господствую в постели жадно,
Свожу с ума я многократно.
Наутро, ласковая кошка,
Играю в ласку понарошку.
Надену взгляд оленьих глаз,
Поклона и без лишних фраз.
Я днём улыбчивая пташка,
Полна улуна[12] твоя чашка.
Танцуя, напеваю песню
О том, как рада быть невестой.
На вечер маска недоступной,
Пусть будет крепость неприступна.
Игра в охотника и жертву
Немало действует на нервы.
А в полночь облачусь в луну,
Сквозь тучи быстро промелькну,
И волновать начнёт вдруг море,
Что ограничилось прибоем.
Я не одна, нас пять таких,
Чтоб муж мой вдруг не заскучал
И каждый день благодарил,
Что видит нежности в очах.
Исповедь
И в бытие сансарном без начала,
И в этой жизни, и в иных
Я ярость злости испытала
И вынуждала злыми быть других.
Я радовалась горю, что разрушит
Мгновенья небольшого счастья.
Брела я в темноте наощупь,
Не различая дней ненастных.
Ослеплена была я упоеньем
От своего богоподобья.
И ожидая кармы исполненья,
Теперь молюсь, сложив ладони.
Я всеми атомами презираю грех свой,
Готова выйти за пределы горя.
Прошу признать мои ошибки
И стать вовеки дочерью духовной.
Отныне долг мой – создавать.
Воспламенится светоч Дхармы[13].
Пускай и раньше и сейчас
Сердца существ живут во Храме.
Святилище
Одной благословенной ночью
Зажглась на небе красная звезда.
Ответным светом засиял мой камень,
Что кроется в глубинах, где душа.
Я облачила свою наготу в одежды,
Вплела я в косы перья и цветы.
Броню надела на грудную клетку,
Вдохнула запах моря и лозы.
Ступала оголёнными ступнями
По мокрому холодному песку.
Окутало магическим сияньем,
Зрачки извергли в небо синеву.
Шурша полупрозрачными полами
И нарушая шума тишину,
Брела я в пустоту, вокруг мелькали
Мне горные пейзажи во снегу.
Коснулись уха звуки водопада,
Я знала – расправляю крылья,
Я для кого-то стану ангелом,
Зовут меня волшебницей иные.
Зажгли в ладонях искры света.
Они предвестники обители любви.
Подняв глаза, увидела раздетых
Я женских душ, что скрытые в тени.
Качнулась лодка, что ждала покорно
Меня и дев моих, страдающих во мгле.
Я подзываю каждую так нежно,
Сомкнув её в объятиях своих.
Меж нами засияет солнце,
Я подарю ей выход на спасенье,
И проведу её на лодку-чудотворца,
Что увезет её в страну весенью.
О, мои маленькие нежные созданья,
Так настрадались в этой жизни вы зазря.
Зато своими добрыми сердцами
С Землёй венчались вы у алтаря.
Пусть понесут вас волны к свету,
Что с берегов прискальных так далёк.
Пусть сберегу я вас стихами, песнями,
В душе распустится увядший стебелёк.
Закат Девы
О Дева, скоро твой закат!
Кровавым солнцем заплываешь в море.
Лишь отблеск слабый звёзд на небосклоне
Предскажет вёсен невозврат.
О, не проси, не злись и вытри слёзы,
Прошла красы твоей пора.
Теперь же у кого искра
На путь встают и расплетают косы.
Потух твой блеск в глазах,
А в аромате тела нет дыханья розы.
Отныне где любовь, там всё морозы,
Не стоит уж мечтать о чудесах.
Последние лучи гранатным цветом
Касаются морского полотна.
Я знаю, завистью насколько ты полна.
Прости, но молодость в веках будет воспета.
Тебе же на покой сойти пора.
Январский сон
Мне снится чёрное пространство.
Нагая, озираюсь второпях.
Не помню имени и кто такая,
Храбрясь, спешу я, ускоряя шаг.
Встаю столбом. Поднялись мои веки.
Распято на кресте немое существо.
Чернеет тело, грудь гранатом светит.
Не может умереть то, что мертво.
Влекома силой высшего созданья,
Крадусь я к телу без души.
Вдруг вырываю сердце я гранатное.
Его пульсация слышна в тиши.
Стекает по моим рукам и на пол.
Я чётко слышу капель звук.
Но чувствую такую легкость я, однако,
И слышу своего я сердца стук.
В душе вдруг стало так просторно.
Легко в ногах и разум стих.
И ощутила в тот момент я чётко:
Должна я написать об этом стих.
Этим несчастным обожжённым телом
Была ранимая моя душа.
Оно моим мне было отраженьем.
Я вырвала с него всю боль тогда.
Держала в кулаке зажатом плод,
Болезнью в глубине мне отдававший.
Лишь три удара до заветнейших свобод,
Потух гранат. И растворились все печали.
Часть вторая: новеллы
Сирипхон
День первый
В одной тайской деревушке Мо Панг, что раскинула свои тропинки недалеко от угодий короля Сиама достопочтенного Рамы, жил один известный за пределами королевства кукольник. Был он молод, но разлилась слава о нём за его многочисленные заслуги перед искусством «театра теней». В служении театру для него сложилось всё, что он любил: создавать истории с помощью фантазии и мастерства своих рук. В жилище, что давно превратилось в мастерскую, царствовал хаос, и лишь с трепетом сложенные, листик к листику, в углу лежали его создания: пьесы, написанные им в запале, в исступлении, написанные, словно нечто божественное руководило его рукой, бережно выводя буквы.
Одним облачным нежарким утром, тем утром, что вдыхает в человека саму жизнь и предвещает предвкушение трепета перед значимым днём, запыхавшись и пытаясь отдышаться, стоял перед кукольником мальчуган Бо. Тот мальчик за гроши работал гонцом этой деревни, помогая своей одинокой матери. С трёх его лет вкус детства растворился в воздухе, когда отца его не стало, отчего мать находилась в постоянном отчаянном забвении. Единственным мужчиной в доме стал малыш Бо, а атрибутом заработка – его длинные, как у лани, быстрые ноги. Работать приходилось не каждый день, только если случалось что-то поистине важное, требовавшее немедленного донесения до народа деревушки Мо Панг.
«Мастер Чаннаронг, меня послали непосредственно к вам с важнейшим донесением… – Сердце мальчика непрестанно заходилось, и он никак не мог отдышаться. – Дочь достопочтенного короля больна: потеряла она сон и аппетит, ничего не приносит ей радости после того, как её возлюбленного – простого воина – отправили от неё подальше защищать Сиам на границе. Король готов сделать для неё всё, лишь бы улыбка коснулась её круглого бледного лица. Сумеешь излечить её чудодейственной пьесой – будешь озолочён, как и пять твоих поколений до конца дней, если же нет, бросят тебя на съедение крокодилам, что обитают в дворцовом пруду».
На несколько секунд кукольник Чаннаронг прикрыл свои карие глаза. Вздохнул, поправив длинные шёлковые светлые волосы, доставшиеся ему от матери нездешних земель, и ответил: «Я ждал этого дня. Готов приступить сейчас же».
Не медля более ни секунды, мастер принялся руководить работой. Так, ему прислали молодого телёнка из королевских угодий с лучшей кожей из всех телят и быков, что у них были, а также лучшие китайские шелка, направленные швеями при дворе. Сам же Чаннаронг направился в тот самый драгоценный уголок его комнаты, где хранились написанные им пьесы. Нежно, с чрезмерной аккуратностью, медленно достал он из-под низа стопки несколько обветшалых письмен. Эта пьеса была венцом творения его фантазии. Он писал её одной звёздной ночью, освещаемый лишь лунным светом, сочившимся из образовавшейся расщелины на стене, созданной стихиями. Пьеса его была, конечно, про любовь. Про ту любовь, которую никогда он не испытывал, за которую отдал бы всё: она была чиста, как берег островной воды, самозабвенна, как люди, преданные солнцу, и жертвенна, как мать, что сквозь муки рождения плачет слезами радости при виде малыша.
Настало время отделки кожи молодого телёнка, совсем недавно зарезанного во имя улыбки принцессы. Ловко и тщательно, методично и мастерски обрабатывает Чаннаронг кожу. Всё утро, весь день и весь вечер вырезает он детали главной героини его пьесы – куклы, что сыграет роль той самой возлюбленной. Шлифует поверхность, подрезает детали, вымачивая тем временем материал для создания героя-любовника. Так ответственно и самозабвенно работал мастер, что боги ночного неба решили подарить ему отдых. Чаннаронг заснул, держа в руках лицо куклы с женскими очертаниями.
День второй
«Твоё имя Чаннаронг, что имеет значение доблестный, опытный воин, – мягкий, обволакивающий женственный голос раздаётся в пустом белом бытии. – Готов ли ты вступить в бой со своим одиночеством, Чаннаронг?»
«Кто ты?» – не видя ничего, кроме белого пространства, спросил кукольник, не зная, к кому обращается. Он потирает рабочими руками с красивыми пальцами тяжёлые веки. «Где я?» – задаёт он закономерный вопрос, ощущая себя живым и в то же время не чувствуя самоконтроля в полной мере.
«Я Сирипхон, что значит «благословенная красота». Ещё меня зовут посвящённой Богу. Я пришла в этот мир для тебя. Я буду твоим щитом, твоим убежищем, твоим храмом и твоим светом. Готов ли ты стать для меня тем же, задай сам себе этот вопрос, Чаннаронг, задай».
«Готов ли я?» – задумался кукольник. И вдруг его осветила яркая вспышка, которая, казалось бы, невозможна существовать среди и без того слепящего света. А когда он открыл свои глаза, то увидел перед ними чужие. В них словно переливались два камня – яшма и янтарь. В них была вся святая земля королевства Сиам. Чёрное тонкое кольцо, а внутри переливающаяся медь, а вокруг чёрного, как сам космос, зрачка – разлился, словно море у берега, плавный узор цвета медово-шоколадного оникса. Глаза эти были с поволокой, обрамлённые ожерельем из густых чёрных ресниц, чуть опущенных к внешним уголкам, в то время как внешний был острый, будто стрела, навсегда пронзающая сердце Чаннаронга, сердце «воина», как величала его благословенная Буддой Сирипхон.
«Да, я готов стать для тебя всем», – заворожённо проговорил мастер. Он вдруг почувствовал внутри себя столь пробирающую до костей силу, невероятное желание жить для её блага и любить так сильно, как он и не мечтал. Он точно знал, что с ней он взмахнёт своими крыльями, словно птица, озарит всех своим рыком, словно вожак прайда, и будет чувствовать себя в этом мире, как рыба, плавая в воде.
Чаннаронга разбудил клич рассветной пташки. Осознав, что сон закончился, он не медля направился к местной старой ведунье Чансуде, что зовётся «дочерью Луны».
Закончив рассказ сна, пытаясь разглядеть лик женщины в кромешной тьме занавешенных плотной тканью стен, Чаннаронг попросил: «Великосильная, сделай Сирипхон моей женой». Отвечала ему Чансуда: «Для настоящей любви всегда необходимо три элемента: сердце, разум и душа». Мастер слушал внимательно, а голос старухи продолжать разрезать тишину скрежетом: «Своё сердце ты ей уже подарил. Душу будешь должен. А как с разумом быть, тебе огонь подскажет».
Утро, день, вечер шьёт Чаннаронг платье для своей Сирипхон для предстоящего выступления перед королём. Расшивает нитями золотыми нежнейший шёлк, нашивает морские жемчужины и тончайшее кружево. Так ответственно и самозабвенно работал мастер, что боги ночного неба решили подарить ему отдых. Чаннаронг заснул, держа в руках подол цвета золотой дымки.
День третий
«Чаннаронг. Завтра ты должен сделать две вещи: добыть ведро глины и облачиться в золотое одеяние. Это очень важно. Не уменьшай смысл ни одного из двух элементов». Только кукольник услышал эту короткую фразу уже знакомого ему голоса Сирипхон, как тут же проснулся, ласкаемый рассветными лучами. Снова, не теряя времени, он тут же принялся за работу.
Настал ночной час для представления театра теней. Надев последний элемент своего костюма – пояс из бронзы, что предоставил ему королевский двор, дабы выглядеть подобающе перед королем, кукольник направился за кулисы. Выглянув в сад, он увидел, что уже собралась вся королевская чета. На троне сидел король Рама, а рядом, но ниже – его дочь. Посмотрев в противоположную сторону, он убедился, что всё было готово: актёры-кукольники, декорации, натянутое на раму белое полотно, позади был разведён костёр для создания игры теней. Куклу-Сирипхон мастер доверил только своим рукам и опыту. Зазвучала музыка инструментов, прогремел голос рассказчика, началась история.
Мало да помалу по чёрному облачному небу разразились раскаты грома. Засверкала молния. Было невыносимо душно, но небеса не проронили ни одной капли. «К лучшему», – успокаивал себя Чаннаронг, ведь меньше всего ему хотелось, чтобы представление не состоялось: тогда его участь была бы предрешена.
Раз сверкает молния, а кукольники продолжают кукловодить, изредка поглядывая на чёрную даль.
Два сверкает молния, а оркестр переходит к кульминации, разряжая воздух громогласными нотами. Отыграв акт, Чаннаронг положил свою куклу за кулисы, ожидая финальной сцены.
Три сверкает молния, озаряя белым светом всё пространство, а гром могущественно надрывается среди грозовых туч. Миг зарева, и уже в следующую секунду пронзает пальму королевского сада электрический луч, порождая огонь и первородный страх повсеместно. Паника охватила придворных мгновенно, а огонь тем временем уже перекидывается на соседние деревья. Чаннаронг, вспомнив слова любимой Сирипхон, побежал к ведёрку с глиной. Не страшась испачкаться, мастер обильно обмазывал глиной платье куклы: «Главное – успел», – всё ещё дрожа всем телом, подумал он. Вдруг прямо перед ним с грохотом упало несколько веток пальмы, заражая языками пламени «куклу-возлюбленного» Сирипхон. Несколько секунд кукольник смотрел, как горит его творение, обугливается вся сцена, а люди разбегаются кто куда. И лишь один человек смотрел прямо на него, не сходя со своего места – принцесса Сиама.
