Елена Фили
НезаРазные истории
Наталия Фирсова
vk.com/firsmyaf
facebook.com/firsmyaf
Звук
Яшка проснулся от странного звука. «Похоже на…» – он не смог придумать, на что же это похоже, подтянул одеяло и перевернулся на бок. Вылезать сразу не хотелось – зябко. Родители ушли ещё затемно и, как водится, выключили печку. Огонь без присмотра оставлять нельзя, это даже Яшке понятно. Но вот что непонятно совсем – это откуда звук? Тук-тук. Тук-тук-тук. Нехотя мальчик вылез из постели и быстро оделся. Потёртые флисовые штаны, майка, свитер… Потянулся за шапкой и передумал. «Нормально. Обойдусь» – протянул он с отцовской интонацией. Тук-тики-тики-тук.
С первой вспышки эпидемии прошло 10 лет. Яшки тогда ещё не было. Вернее, никто о нём не знал. Родители были слишком заняты выживанием: колесили по городу в поисках продуктов и лекарств, перестраивались на удалёнку, работали, теряли работу, искали новую, волновались, смотрели новости… Поэтому о Яшке мать узнала лишь на третьем месяце, когда отчётливо начали проявляться признаки беременности. И, конечно же, тогда она ещё не могла представить, во что всё это выльется.
Первый год самоизоляции молодым родителям казался даже интересным: все эти онлайн-сервисы и дистанционное обучение, созвоны с друзьями, маски и защитные костюмы… Но постепенно радость сменила паника, потом отрицание, ну а когда вымерла половина земного шара, все поняли, что мир больше не будет прежним. Опасно было не только на улице, но и дома: грабители, убийцы, насильники и прочая шваль не гнушалась ничем. С тех пор семья начала укреплять дом. Отец наглухо заколотил окна, оклеил стены шумоизоляцией, обшил железом входную дверь. А когда и электричество отрубили, своими руками собрал печь. Яшка рос по картинкам и маминым рассказам. Отец был немногословен и большую часть времени проводил на улице, добывая продукты, дрова и всё, что попадётся. Но сегодня родители ушли вместе. Зачем??? Яшка не мог взять в толк. Снаружи ведь так опасно! Тррр… Тук!
Мальчик замер, ему стало не по себе. Он постарался успокоиться, повторяя, как мантру, про себя папины слова: “мой дом – моя крепость, мой дом – моя крепость, мой дом…” Тук-тук-тук. Яшка зажал уши. И зачем-то зажмурил глаза. Ему хотелось, чтобы родители пришли поскорее, а лучше – вот прямо сейчас! И чтобы это прекратилось… Тррррррр-тук! Звук прорывался даже сквозь пальцы. Мальчик всхлипнул и отнял руки от лица. Трррр.
Кажется, неизвестный стук заполнил собой всё пространство: кровать, линолеум, шкаф… Отовсюду доносилось: тук-тук-тук… И лишь вид заколоченного окна вселил в парня немного уверенности. И он решил осмотреться… Тук.
Осторожно вышел в коридор. Темнота окутала его, слегка надавив на плечи, перебирая холодными длинными пальцами рёбра: тук-тики-тики-тук. Он шёл, и живого в его теле оставалось всё меньше. Разве что сердце, которое изо всех сил пыталось гонять кровь по окоченевшим конечностям, согреть холодную спину и влить хоть каплю тепла в живот. Тук-тук.
Парень замер. Что-то было не так, не в порядке, неправильно… Тики-тук. Но что? Он не сразу понял. Тёмная, такая родная прихожая… Что-то в ней изменилось. Яшка всмотрелся пристальнее и с запозданием осознал, что она… бесконечна! Нет, не метафорически, а в прямом смысле слова: коридор уходил в темноту, а должен кончаться дверью. Большой толстой дверью с пятью, нет, с шестью замками! Но её там не было.
– Мама?
Справа он заметил шевеление.
– М-м-мам?
Из-за угла показалась тень. Яшка попытался крикнуть, но не смог! Что-то сдавило горло, стало тяжело дышать, он попятился: шаг, ещё один… Мальчик споткнулся и упал! Он схватил ртом воздух: ещё и ещё… И, наконец, сделал вдох и закричал:
– А-а-а-а-а-а-а-а!
– Не ори…
Из тени на него уставились две чёрные щёлки, будто сама темнота хотела поглотить Яшку. Ни отвести взгляд, ни шевельнуться. И откуда-то издалека в сознание пробился папин голос: «Падальщики!» Яшка сглотнул. «Нельзя поворачиваться к ним спиной, НИКОГДА!» Щёлки как будто тоже прислушались к голосу у мальчика в голове. «НИКОГДА НЕ ПОВОРАЧИВАЙСЯ СПИНОЙ».
Тук. Щёлки мигнули и повернулись в сторону звука. Всего на секунду… Но Яшке этого хватило. С диким воплем он бросился на тень и врезался во что-то большое, плотное, вонючее. Оно не удержало равновесие, пошатнулось и повалилось на пол.
– Твою ж…
Яшка не дослушал. Он цапнул первое, что попалось под руку, и начал колошматить этим лежащего на полу. Вдруг что-то схватило парня за шиворот, потянуло назад, и Яшка увидел перед собой лицо: грязная в рытвинах кожа, торчащие во все стороны волосы, искажённый гримасой рот и глаза – те самые чёрные щёлки.
– Сучоныш… – процедило лицо, и щёлки стали ещё уже. – Сдохни, мразь!
Воздух снова куда-то весь делся, перед глазами поползли тёмные круги, пальцы начали разжиматься… И тут Яшка почувствовал в них что-то холодное, тяжёлое. Из последних сил он обхватил это, замахнулся и ударил!
Щёлки на миг округлились, и Яшка увидел в них зрачки: обычные, человеческие, как у мамы и папы… А потом они начали уплывать вверх, под веки. Рука, державшая мальчика, ослабла, тело с грохотом откинулось назад.
Тяжело дыша, он несколько секунд смотрел на лежавшего перед ним человека, а потом перевёл взгляд на проём двери. Там зияла спасительная чернота подъезда. Яшка знал, что как минимум там есть ещё одна дверь, отделяющая его от внешнего мира. Этот последний щит спрячет от вируса, защитит от улицы… Он ещё раз посмотрел туда, а затем развернулся и уверенно зашагал к заколоченному окну.
Тук-тук-тук. Доски плотно прилегали одна к другой. Деловито перешагнув через поверженного врага, распластанного на пороге, Яшка наклонился над папиным сундуком с инструментами. Молоток, ножовка, мешок с гвоздями… Ага, вот она! Он вытащил монтировку, вернулся к окну и поддел ею край доски. Та не поддалась. Сзади послышался стон. Яшка обернулся – человек всё ещё был в отключке, но из приоткрытого рта доносился хрип. Сделав глубокий вдох, герой продолжил, но на этот раз стал действовать решительней. Он снова приложил один конец монтировки к доске, а другой резко дёрнул! Хрусть. Рука с инструментом взметнулась, парень пошатнулся и упал. И тут же зажмурился. Что-то ослепило его – тонкий золотистый лучик. Яшка отполз в сторону и, продолжая щуриться, поднял голову. В окне зияла дыра – маленький треугольник, сквозь который в комнату проникал свет. А там снаружи виднелось что-то жёлтое с чёрной точкой посередине… Оно мигнуло и исчезло. Послышался знакомый «тук-тук-тук» и какой-то новый непонятный шелестящий звук, постепенно уносящийся вдаль. Яшка осторожно заглянул в дыру: слепящая синева, свет, стена… А чуть выше – козырёк, на котором расселись какие-то птицы, тёмно-серые с синеватым отливом. Они махали крыльями, задирали друг друга, грелись на солнышке и стучали клювиками: тук-тик-тук. Тики-тики-тук.
Анна Палома
@paloma_blanka
a.paloma@ya.ru
Балкон
Ласковое утреннее солнце заливает лучами маленькую кухню типовой многоэтажки. Три на четыре, развернуться особо негде, но все вычищено до блеска. Солнце так весело играет в стакане с молоком, так радостно подсвечивает микроскопическую пыль в воздухе и горячий пар над плитой, где стоит кастрюля с кашей.
– Рома, завтрак! – зовёт сына мать, и в глубине квартиры тут же слышится топот маленьких ножек.
Тридцатилетняя Лида, поставив на стол тарелку с овсянкой, подошла к раскрытому окну и, осмотрев с шестого этажа двор, глубоко вдохнула майский воздух.
«Какой прекрасный день, – подумала она, – в такой хорошо бы повеситься».
На улице что-то сильно хлопнуло в воздухе, и Лиде показалось, что кто-то выстрелил. «Вот бы в меня…», – прозвучал голос внутри, и от этой мысли тело слегка задрожало в каком-то мучительном ожидании.
Этот голос появился давно. С тех пор, как она родила Рому, 5 лет назад. Когда вместо окситоциновой эйфории пришла тошнота от бессонницы, боль от растрескавшихся, кровоточащих сосков, мучительные сцеживания, когда в раковину вместе с желтоватым жирным молоком капали Лидины слезы. Когда из подруг остались только такие же замученные «счастливые мамочки в декрете». Когда пошли ссоры с мужем: он пытался вернуть ее убитое либидо не хорошим сном и личным временем, а игрушками из сексшопа. Каждую ночь Лида ложилась в кровать и с каким-то пугающим удовольствием думала: «Вот бы не проснуться».
Потом Рома подрос, все как-то вошло в рутинную колею, но легче не стало.
– У вас послеродовая депрессия, – сказала как-то педиатр, осматривая приболевшего Ромку, и посмотрела на отца семейства, – вам надо заняться женой, мужчина.
– Ты ленивая бестолочь, которая сидит на моей шее, – сказал муж, когда врач ушла, – многие с тремя работают, а ты с одним не справляешься. Вон, Ника: близнецы, свой бизнес, и мужик у неё довольный ходит, как кот.
– Ника, – грустно ухмыльнулась Лида. – Ты сам на неё смотришь, как кот.
Ещё через два года муж ушёл. («Ты безнадёжна, я не могу жить с живым трупом»). Рома тихо рос. Голос рос вместе с ним.
А потом началась эпидемия. Почти весь мир, от Азии до Европы, от Китая до России посадили на карантин, пытаясь бороться с бациллой неизвестного происхождения. Люди самоизолировались в своих квартирах, совершенно не понимая, чего ожидать.
Лида сохраняла спокойствие. Ее одинокая жизнь не сильно изменилась. Только Ромка перестал ходить в садик. Телефон не звонил. Магазин раз в три дня, сына —соседке. Вечером – нехитрый ужин и такая же нехитрая работа за компьютером. Бывший не появлялся пятый месяц. Голоса нарастали.
Именно этим утром Лида ощутила, что больше не сможет. Сосущая дыра в солнечном сплетении превратилась в чёрную воронку, пожирающую ее изнутри. В неё летело все: сын, бывший муж, вся ее прошлая жизнь.
– Ты поел? – не поворачиваясь, спросила Лида.
Сын в упор смотрел ей в спину, она знала этот его тревожный взгляд.
– Сынок, сходи, пожалуйста, к тёте Рите в соседнюю квартиру, скажи, мама просила посидеть с тобой полчасика.
– Но я не хочу, мам.
– А я прошу тебя. Скажи, маме очень надо.
Рома был чувствительным, слишком послушным ребёнком. Как бы страшно ему ни было, он не мог сделать что-то наперекор маме. Лида довела его до двери, открыла замок и вдруг крепко обняла.
– Иди. Тетя Рита позаботится о тебе, – и, спохватившись, протянула тканевую полоску. – На, маску надень.
Ребёнок топтался на месте.
– Это ненадолго, малыш.
Рома поплёлся в дальний конец общего коридора, в квартиру тети Риты, с которой мама изредка пила чай на кухне и могла оставить Рому, чтобы съездить по делам.
Лида прикрыла дверь. Закрыла глаза. Увидела маму. Безнадежно, непоправимо неживое тело, качающееся под потолком в общей ванной коммуналки на ул. Радищевской. Услышала скрип аварийной трубы и старой веревки. «Да, мама, я тебя понимаю. Я думала, что никогда не пойму». Лида закрыла балконную дверь снаружи, задрала подол домашнего платья, обнажив красивые ноги бывшей ученицы балетного училища, и начала карабкаться на карниз.
– Каждый имеет право на свой выбор. Это твоя жизнь, и ты имеешь право уйти, если тебе тяжело, – вязко, но убедительно звучал Голос.
– Рома! Ты изуродуешь его жизнь, – голос сознания слабо тянул ее назад.
Лицо матери смотрело в упор неживыми глазами.
Лида села на корточки на край балкона, держась рукой за стену. Молодая зелень внизу была такая… вечная, безмятежная. Рождалась, зрела, умирала, сгнивала под слоем снега и снова рождалась.
– Смерти нет. Есть переход. А потом снова рождение. Я просто отдохну. Столько, сколько мне нужно. Потом снова рожусь… А Роме будет лучше с отцом, теперь ему придётся вспомнить про сына. Это ведь лучше, чем расти с живым трупом, – бормотала Лида.
– Лида… —услышала она тихий Реальный голос ее соседки. Рита стояла в комнате, высунувшись на балкон в открытую форточку. – Лидочка, шшшшшшш… Не шевелись, умоляю тебя.
Лида вздрогнула, обернулась, увидела перепуганное лицо подруги, затем снова посмотрела вниз. Там уже замерли на газоне редкие прохожие, но держались поодаль, соблюдая социальную дистанцию. Толстая женщина закричала ей снизу: «Доченька, не надо!», и Лида поняла, что пора. Ещё минуту, и она не сможет.
– Лида, девочка… – аккуратно, словно боясь каждым словом опрокинуть женщину, говорила Рита. – Лидочка, Рома не переживёт. Ты для него все. Отцу он не нужен. Ты мать, он тебя любит больше всех на свете. Все будет хорошо.
– Пусть заткнется, она тебя не понимает, – завизжал Голос. – Муж ее на руках носит, родители под боком, смотрит на тебя, как на нищенку. Все знают, что ты плохая мать, просто никто не хочет проблем.
Мать открыла глаза:
– Да, теперь ты знаешь, каково это. Ты долго меня осуждала. А теперь ты знаешь.
– Пора, – сказала Лида и распрямилась на дрожащих ногах.
– Стой, баба! – кричали снизу.
Молодой парень достал мобильный и начал снимать.
– В полицию звоните!
Сзади кто-то невидимой рукой держит между лопаток. От руки в спину идет холод. Лида чувствует: мать. Ещё мгновение, и Лидино тело перевесит невидимую границу и, повинуясь законам гравитации, полетит вниз. Только Страх, животное наше начало, первичное и всеобщее, этот подлый страх, ещё держит ее.
– Ты искалечила меня, мама, – прошептала дочь. – У меня не было детства, одна боль. А теперь я больше не могу.
– Лида, милая, не слушай эту тварь в голове, – заплакала Рита, словно услышав ее мысли. – Ромка в детдом попадёт, всю жизнь ему сломаешь! Ты не твоя мать!
– Ты, как я, дочь. Ты тоже сдалась. Пойдём, – ласково позвала ее мама.
– Стой, не надо!!! – истерично завизжали внизу. – Слезай!
Мужской голос дико заорал:
– Ребёнок, там же ребёнок! Дуууууррраааа!
Ее качнуло, мягко, как тихой волной у берега, и потянуло вперёд и вниз…
– Нееет! – вдруг захрипела Лида, словно вынырнув из-под воды и начав задыхаться. – Я не ты! Я не предам его, как ты меня. Я не умру! Только не я!
В ту секунду, когда Лида свалилась назад, на гору картонных коробок, внизу раздался истошный бабий визг. Несколько мужчин рванулись к стене дома, толстая женщина скорчилась, как от удара в живот, и закрыла руками лицо, молодая девушка сухими губами забормотала молитву, а парень, снимавший на телефон, вышел в live.
Маленькое, вывернутое, как робот на шарнирах из Роминой коллекции, детское тело лежало в яркой, радостной новорожденной зеленой траве – вечной, беззаботной. Солнце сияло и ласково улыбалось всему миру.
Алена Перепада
@alenaperepada
facebook.com/kukolochka
Согласны ли вы…
«Согласны ли вы быть вместе и в горе, и в радости, и… на карантине?» – фраза репортера в сюжете о разводах прозвучала с экрана телефона, наводя Ольгу на определенные мысли. Молодая женщина никак не могла отойти от последней ссоры с мужем и в уме проигрывала разные сценарии их дальнейшей жизни.
Пандемия-2020 стала большим испытанием на прочность для многих семей. Эксперты делали прогнозы, что количество разводов увеличится минимум в 1,5 раза.
В голове не смолкали отголоски недавней ссоры. Опять вылезла на поверхность былая рана.
– Я никогда не забуду, как за моей спиной вы решили купить квартиру твоим поближе к нам, а про моих родителей никто не подумал. Это все ведь было сделано за наши деньги. Как ты мог?
– Да ты не знаешь всего. Эти деньги к тебе не имеют никакого отношения, – пробурчал Иван.
– Тогда чьи же они? Мои родители подарили нам квартиру, мы ее продали, немного добавили и только благодаря этому смогли переехать в центр. Иначе на 2 квартиры точно бы не набралось!
– Хватит! – перешел на крик муж.
– Нет, не хватит! Я этого не забуду и не прощу, пока моих поближе не перевезем. Они не становятся моложе. И вот сейчас карантин, а я даже не могу их навестить, помочь чем-то. Дети скучают по бабушке. Я тебе этого не прощу! Слышишь, никогда! – хлопнув дверью, она упала на подушку и разрыдалась.
Из головы не уходила последняя встреча с родителями.
Оставался последний день, когда можно было пользоваться своим авто: карантин решили ужесточить, полностью перекрыв транспортную артерию. Оля судорожно побежала по магазинам, чтобы отвезти продукты родителям. Не было понятно, когда все это закончится, а отец с матерью живут в 15 километрах от них. Прикупив букетик сирени, Ольга отправилась к ним, намереваясь оставить пакеты под дверью и сразу уехать. Ведь, как только в стране был объявлен карантин, ее дети сразу слегли с температурой 40. К врачам обращаться не стали, чтоб не загребли в больницу. Переболели, как обычно, и быстро пошли на поправку. Оля боялась быть потенциально заразной. А вдруг COVID-19? Душа сжималась от мысли, что даже не получится увидеться родными. Раздался звонок:
– Доча, ну что, ты приедешь? – спросил любимый голос на том конце.
– Да, еду уже, пап. Я оставлю пакет у двери, заходить не буду.
– Что же ты? Давай мы спустимся, хоть пообщаемся. Целоваться не будем, наденем маски.
Так и сделали. От сердца отлегло. Сидели на скамеечке возле дома, мило общались. Где-то вдалеке, средь бела дня, завязалась драка между несколькими мужчинами. Там был и милиционер, который то ли разнимал, то ли участвовал в потасовке.
– Наверное, нарушили предписания карантина, – предположила мать.
– Будет им. С ментами лучше не связываться. На руку дать немного и разойтись, – добавил отец.
К Олиной семье подошла соседка, пенсионерка, с просьбой помочь разобраться в телефоне с денежными приложениями. Родители очень подозрительно на нее смотрели пару минут, потом выдали:
– Что это вы так близко к нашей дочери встали? Нужно соблюдать социальную дистанцию! А вы прям навалились!
– Ой, да это все ерунда, – с этими словами соседка, поблагодарив за помощь, ушла восвояси. А они пошли к машине за пакетами с продуктами и прощаться. Им так было не по себе от того, что не обнять друг друга. Но более всего Ольгу тронул момент, когда она дала задний ход. Пока машина не скрылась за поворотом, мать с отцом стояли в своих масках, с полными пакетами в руках, и такие уже старенькие, родные, – и все смотрели вслед отдаляющейся дочери. Эта картинка, наверное, навсегда останется в ее памяти.
Оля все лежала и думала:
– Как же так. Я должна что-то предпринять. Вот закончится карантин, займусь поиском квартиры поблизости.
В сердце все ныла обида. Тут, будто для нее, заиграл новый романс популярной певицы: «Ты больше мне не говори обид, которых нет. От них бросает в дрожь… Моих ночных обид щемящее мерцанье, ты не терзай, не береди души». Песня была о расставании.
«Наверное, это знак», – подумала Ольга. Через пару месяцев она узнает, что песня молодой певицы вышла в момент разрыва звездной пары.
«Раз он не верит в законы жизни, которые гласят, что мужчина становится финансово успешным благодаря женщине, придется ему показать это на законодательном уровне страны», – все думала она.
Дети не давали затянуться конфликту.
– Мам, а если ты больше не будешь женой папы, вы можете пожениться на других?
– Теоретически да. Но вряд ли я захочу.
– Значит, у меня может появиться новый папа? – с горечью в голосе спросила дочь.
– Нет, папа навсегда останется твоим единственным папой. Он у вас замечательный отец. Вы будете видеться с ним, как только захотите. И мы всегда будем вас любить.
Карантинные дни, похожие друг на друга, тянулись долго. Однажды муж приболел, поднялась температура 38.5. Оле пришлось за ним ухаживать. Потихоньку стали разговаривать друг с другом:
– Надеюсь это не COVID. Как ты умудрился заболеть, если был постоянно дома? Или ты специально, чтоб привлечь мое внимание?
– Не знаю.
– Задай себе вопрос: зачем мне эта болезнь, и сразу станет все понятно, – вспомнила законы психосоматики Ольга. На следующий день Ване стало намного лучше, и он пошел на поправку.
Дети постоянно конфликтовали, видимо, брали пример с родителей. Пришлось частенько отправлять их в мультики. Но кода заканчивались мультфильмы, начиналась драка. Обстановка накалялась. Некуда было друг от друга деться, некуда было бежать. Уставшая от забот и хлопот Оля закрылась в своей комнате, попросив не беспокоить. Через некоторое время в дверь стали настойчиво и вымогающе стучать.
– Что нужно? – в ответ никто не отзывался. Разъярённая Оля схватила плащ и была готова обрушить весь гнев на стучавшего, а потом убежать на улицу, скрыться ото всех хотя бы в машине. За дверью стоял муж, держа в руках тарелку с горячим сэндвичем. И в этом было столько любви, от которой отчаявшаяся женщина разомлела, злость куда-то моментально испарилась.
Потом они вместе заказали ужин для родителей и решили собрать им продукты через доставку, но те отказались, заверив, что все есть, и поблагодарили за ужин.
– Дорогой, а мы можем купить квартиру поближе, а потом родители продадут свою и вернут нам деньги? – аккуратно подошла к вопросу Ольга.
– Что-что? – переспросил муж. Оля повторила. На что он ответил:
– Надо подумать. Очень хорошие дома на той стороне улице.
